A Bluebird

      Римус возвращался домой уже поздно вечером. Луна высоко поднялась, охватывая своим светом верхушки редких деревьев и отражаясь от первого тонкого слоя снега. Мужчина снял очки, что помогали ему компенсировать нарушения рефракции глаз во время работы, и спрятал их во внутренний карман пальто. За последнее время произошло слишком много изменений. Люди, события, мысли — всё это врывалось в размеренный ритм жизни, разворачивая ту в весьма непривлекательное направление. И это так отчаянно напоминало о прошлом, в котором он был другим. Словно оказавшись в машине времени, Римус Люпин с жалящей остротой ощущал уже давно знакомые чувства. Клубок тайн и загадок повис в воздухе вокруг него липкой субстанцией, стоило Сириусу снова появиться на пороге. И несмотря на то, что они были отличными друзьями раньше, сейчас Римусу не очень хотелось принимать эту дружбу обратно. Он не мог просто так забыть историю, через которую им пришлось пройти шестнадцать лет назад.       Потратив сегодня весь день на проверку, Люпин только и думал о том, что ему стоило бы забыть обо всём, продолжать вести образ жизни обычного профессора, настойчиво игнорируя события, что разворачивались вокруг. Бывших агентов не бывает, но он так хотел, чтобы это не было историей о нём. Закрыть бы глаза на всё, как было возможно в далёком детстве, но внутренний агент не позволял игнорировать очевидное. Выполнять свою работу на отлично — хорошая привычка, которой он следовал всю сознательную жизнь. Это не раз спасало его или близких друзей, в том числе и агента Блэка с его тягой к авантюрам. Но эта же привычка лишила его права на личную жизнь. Люпин всегда был трудоголиком, ещё со школы демонстрируя нехилую силу воли в достижении своей цели. А цели у профессора криминалистики всегда были благочестивыми. Наверное, из-за своего стремления к идеалам он и избрал для себя работу в бюро Европола, прошёл все необходимые испытания и продемонстрировал едва ли не самые лучшие результаты за всю историю существования бюро. Участвовать в поимке особо опасных преступников, расследовать самые запутанные дела — не это ли занятие, достойное его? Сейчас же более скромный после ряда ошибок, простить которые не удалось даже самому себе, Люпин стал сдержанным и скрытным. Учить и направлять таких же максималистов, каким ранее был он сам — такой труд его радовал куда больше. Во многих он мог разглядеть потенциал или отражение своих собственных пороков. Гордыня — страшная вещь, делающая нас слепыми перед лицом опасности.       Вставив ключ в замочную скважину, он замер – вход оказался расшатанным, а ведь ещё с утра был совершенно новым. Замену замков он проводил по старой привычке каждые полгода, предпочитая быть уверенным в надёжности запорного механизма. Старые привычки дали о себе знать почти мгновенно, заставляя пульс подскочить, а руку — рефлекторно потянуться за спину. Как жаль, что оружия он уже не носил почти пятнадцать лет. Увольнение из Европола лишало такой привилегии на самооборону, как огнестрел. Тихий щелчок замка, и старая дверь со скрипом открылась, открывая за собой обзор на знакомый и пустой коридор. В квартире стояла тишина, но даже это не подкупало его бдительность. Мужчина медленно ступил вперёд, откладывая дипломат на полку у выхода, тихо снял с себя верхнюю одежду, которая могла бы сковать движения, и быстрым движением взял из угла биту. Ещё одна привычка, перенятая у одного американского друга, в доме которого ему довелось прожить пару лет после увольнения.       Тогда Римус тяжело перенёс известие об убийстве Альбуса Дамблдора. Мужчина, которого Люпин должен был называть отцом, покинул семью, когда Римусу было от силы лет пять. Выросший в любви и заботе матери, которая обеспечила его всем, что только можно было себе представить, он тянулся за такой сильной мужской личностью, как Дамблдор. Альбус стал его названным отцом, он был способен направить, подсказать, спланировать. Люпин восхищался им и всегда следовал его руководству. Даже уйдя в отставку, Альбус не оставлял любимого дела, которое считал правым. Римус верил в свою несокрушимость, свой ум и истинное достоинство, пока не столкнулся с тем убийством. Осознание собственной никчёмности без мудрого наставника рядом обладало более разрушительной сильной, чем пуля или яд. Римус бился над делом Дамблдора больше года, но так и не нашёл ни одного доказательства или зацепки, которые могли бы указать на убийцу. Его криминалистический гений оказался бесполезным в деле, что было единственно важным для него самого! И он сдался… но привычки, вбитые в тело, рефлексы, засевшие в подсознании — это невозможно было выкорчевать из него. Словно клеймо на коже, как и тот жуткий шрам, что много лет назад изуродовал его лицо, эти профессиональные деформации частенько брали верх над сознанием, заставляя обороняться. Бывших агентов не бывает, так же, как и военных.       Римус делает несколько глубоких вдохов, чтобы привести чувства в порядок и заглушить звук собственного пульса в ушах, после делает шаг в гостиную и замахивается. Звон битого стекла, треск упавших полок и грохот посыпавшихся книг оглушают. Люпин не встречает никакого сопротивления, а поэтому быстро включает свет и замирает с поднятой битой. Удивлённое лицо друга, который прикусил сигарету зубами, продолжая сидеть на диване в центре, вводит его в шок. — Ты совсем долбанулся со своей наукой? — Сириус осматривает всклоченные волосы хозяина квартиры и замечает бешеный блеск в глазах. Видеть Римуса таким слишком странно и непривычно, ведь Люпин никогда не был агрессивным и не нападал первым. Он скорее выжидал и изучал, прежде чем наносить свой единственный удар, способный стать смертельным. — Какого, блять, чёрта, Сириус?! Нахера ты замок вскрыл, а потом ещё и закрыл его обратно?! Ты позвонить не мог, как это делают нормальные люди!? — Римус закричал, пожалуй, впервые в жизни с тех пор, как уволился из бюро.       Это было громкое дело и громкое время, когда его максимализм ещё не выветрился до конца. Зато желание исчезнуть превышало все показатели.       Блэк только чиркнул спичкой, поджигая сигарету, и тут же поднял руки, сдаваясь на милость. — Не знал, что у тебя и такие слова есть в лексиконе. Но я же не нормальный человек? А ждать тебя на улице слишком холодно, вот и решил воспользоваться твоим гостеприимством, — невинность и честность в его голосе и взгляде просто поражали.       Люпин бросил биту на пол и рухнул в ближайшее кресло, устало прикрывая лицо рукой. Приступ головной боли сдавил виски словно тугим жгутом, и мужчине пришлось крепче зажмуриться, надавив пальцами на веки. — Клянусь богом, ты меня сведешь с ума своими выходками, — пробормотал он.       Блэк на диване хохотнул, делая несколько глубоких затяжек. Запах сигарет сразу заполнил комнату, отравляя воздух никотином. Люпин едва выглянул из-за пальцев, чтобы убедиться, что на лице Блэка нарисовалась его фирменная улыбка. — Ты слишком довольный. Что тебя привело? — Тот мальчишка, — Сириус придвинул к себе стакан, в котором обычно стояли карандаши, и, выкинув те на стол, стряхнул пепел внутрь. — Малфой. Он пришёл ко мне, как ты и сказал. Согласился быть свидетелем и рассказал много чего интересного, что нам было неизвестно. В общем, мне удалось его завербовать, но хотелось бы быть уверенным, что всё получилось и идёт так, как надо.       Римус удивленно приподнял брови. Он уже и забыл, какие правила в бюро и что было для агентов обычной работой. Блэк тем временем продолжал. — Он выходец из мафии, а перебежчикам доверять нельзя никогда. Поэтому я хотел бы, чтобы ты тоже за ним присмотрел.       Люпин нахмурился. Внутреннее эго, которое он заковал в цепи много лет назад, сейчас встрепенулось внутри. Останки тех качеств, которые казались мёртвыми, неожиданно дали знать о себе скачком пульса. Но Римусу совершенно не хотелось подчиняться этому отголоску его прошлой жизни, воспоминания о которой он так старательно душил в себе. Мужчина только прикрыл глаза и постарался вздохнуть спокойнее. — Сириус, я давно уже не агент, — его голос звучал ровно, но лихорадочный блеск в глазах напротив заставил сомнение закрасться в голову. — Об этом я тоже договорился, — порывшись в карманах куртки, тот с грохотом опустил на столик значок с удостоверением на имя Римуса. — Вернуть оружие они не могут, ты не подтвердил свою аттестацию, но вот полномочия — запросто. Поработаешь со мной в паре над этим делом? Твоих мозгов очень не хватает, а положение в университете позволит следить за Малфоем и его окружением изнутри.       Растерянность и древнее, давно забытое чувство страха снова стали ощущаться на языке. Римус уже и забыл сколько власти и силы было в руках бюро. Стоя во главе безопасности, оно было выше руководителей государств. Подразделение было словно ещё одно государство, что вершило правосудие над всеми. Только богу было известно, как страшен был бы мир, если бы в бюро попал кто-то нечистый на руку. Мужчина осторожно взял пропуск со своим свежим фото: откуда только взяли? И лениво прокрутил его между пальцами. Быть снова агентом? Такая перспектива не входила в его планы, а должность профессора вполне устраивала. Этот соблазн — новое испытание для его похороненной гордыни. Люпин бросил карточку обратно на стол и покачал головой. — Я больше не агент, Сириус. И дело не в удостоверении или значке. Я больше не хочу этим заниматься, из меня получился плохой служащий.       Блэк фыркнул, слыша очередное упрямство в устах друга. — Да. И именно поэтому хранишь биту у входа, а ещё меняешь замки, — слегка наклонившись вперёд, мужчина выбросил недокуренную сигарету в стакан и сложил руки перед собой в замок, смотря собеседнику прямо в глаза. Это всегда позволяло хоть немного, но забраться в мысли Люпина чуть глубже, чем он позволял это видеть. И сейчас Сириус видел ни что иное, как разочарование и отголоски старого страха перед неудачей. — В том, что убийца не найден, не было твоей вины. Все это знают. Ты был и остаёшься отличным агентом. У тебя это в крови. — Намекаешь на отца, что бросил мою мать? — мужчина болезненно скривился. — Хуже сравнения не придумать. — Брось, ты знаешь, почему он это сделал, — Блек взмахнул руками. — Ему было опасно быть рядом! — И это ещё одна причина, из-за которой я не хочу возвращаться, даже для одного дела. Не хочу бросать людей, что мне дороги, ради работы.       Сириус саркастично улыбнулся и развёл руками, наигранно оглядываясь по сторонам: — Что-то я не вижу огромной семьи в твоём доме. Ты давно закупорился, Римус, не можешь простить себя и считаешь, что твоя судьба — сдохнуть в одиночестве. Но я твой друг и не позволю этого сделать.       Спорить с Блэком — легче повеситься. Этот упрямец никогда не рассматривал ситуацию с чужой стороны, не был склонен к сопереживанию или состраданию, а его способы мотивации и вовсе оставляли желать лучшего. Римус никогда не понимал друга в полной степени, но всегда был уверен в его верности. А уж как он умел говорить прямолинейно всё, что думает — и вовсе являлось настоящим талантом. Люпин выдавил ехидную улыбку, с тяжелым вздохом снова беря значок агента в руки и рассматривая блестящий металл. — Ты же от меня не отстанешь, верно? — посмотрев на кучерявого товарища исподлобья, Римус только увидел его довольную улыбку. — Чёрт с тобой, но лишь на время, пока ты не убедишься, что Драко — надёжный информатор. Со своей стороны, могу сказать, что он никогда не производил впечатления человека, который не держит слова.       Сириус радостно хлопнул в ладоши и проликовал чуть громче, чем это стоило бы делать воскресным вечером. В стену тут же грозно постучали, привлекая к себе внимание гневным бормотанием. — Ну у тебя и соседи. Невыносимые зануды, — скривился он, быстро поднимаясь на ноги. — В любом случае, не спускай с него глаз. Если что-то заметишь, сразу можешь его задержать. Я верю в твоё чутьё, Лунатик. — переступая через разгром у входа, Блэк сверкнул довольной улыбкой, замечая мгновенный ответ на старую кличку. — Не называй меня так! Я больше не луначу! — возмутился профессор, припоминая времена академии и период насмешек.       Блэк засмеялся ещё громче. — Просто ты живёшь один.

***

      Вечером воскресенья Гермиона с трудом уговорила Филча пропустить Малфоя в общежитие, чтобы он помог донести вещи. Комендант упрямился до последнего, хмурясь и корча лицо в отвращении, угрожая и припоминая автомобиль, который был припаркован рядом со входом неделю назад. Девушке только приходилось соглашаться и раскаиваться во всём своём театральном великолепии, мысленно проклиная мужчину всем сердцем. Даже к концу недели её отец не вернулся, и когда это стало известно Малфою, он вызвался помочь сам. — Тебе точно не тяжело? Может, я возьму сумку? — в который раз оглядываясь, стоя на ступеньках, девушка ощущала кожей жгучее смущение.       За последние несколько дней следы с лица Малфоя почти исчезли и стали не так заметны, бинты пропали с рук, только вот тёмная корочка на костяшках всё ещё выглядела пугающе. А сейчас он нёс её сумку с вещами и коробку с тем пресловутым платьем для свадьбы — слишком много для одного. — Топай давай и не оборачивайся. Себя хотя бы донеси без происшествий, — проворчал Драко, выглядывая из-под растрёпанной челки, которую придавил капюшон худи.       Они значительно припозднились сегодня, потому что Джин Грейнджер отказалась отпускать их без ужина. Надо ли говорить, что пока мать отлучилась, Гермионе пришлось просто выкинуть всё содержимое тарелок в мусор? Готовить что-то сложнее каши и супа Джин не научилась за всю свою жизнь. И Грейнджер в последнюю очередь хотела, чтобы её мать была виновата в отравлении или несварении Малфоя.       Сжав губы от приказа в свою сторону, Гермиона сдержала желание огрызнуться, покрепче хватаясь за перила, чтобы подтянуться. Она не была виновна в своей травме, но Малфой, видимо, считал иначе. Здороваясь со знакомыми на этаже, Гермиона очень старалась сохранить спокойное выражение лица с дружелюбной улыбкой, однако, неоднократно замечала удивлённые и даже шокированные взгляды, когда люди замечали парня за её спиной. Оглядываясь назад, она могла понять причину такой реакции, выглядел Малфой далеко не дружелюбно. Девушка уже взялась за ручку двери, когда вспомнила свою недавнюю неловкую встречу с Гарри в собственной спальне. Вновь лицезреть возбуждённое состояние друга в обнимку с Джинни девушке очень не хотелось, поэтому она жестом остановила Драко и быстро постучала. — Ребята? Я вернулась, если что. Вы там… в порядке? Я могу войти? — быстрый топот и копошение по обратную сторону дали понять, что девушка сделала это не напрасно. — Гермиона! — несколько быстрых шагов, и дверь широко распахнулась, демонстрируя растрёпанную макушку Поттера и два сверкающих из-за толстых стёкол очков глаза. Парень постарался быстро уложить волосы небрежными движениями рук, но с его-то шевелюрой это были явно бесполезные попытки. — Ты наконец-то вернулась! — Не похоже, чтобы вы особенно трепетно её ждали. Что-то торта я не вижу, — хмурое ворчание из-за стены заставило Гарри выглянуть чуть больше вперёд, и лицо парня мгновенно вытянулось. Казалось, что эти двое недолюбливают друг друга чисто на ментальном уровне. Потому что стоило им оказаться в радиусе трёх метров друг от друга, как физиономия каждого из них моментально мрачнела. — Малфой. А тебя какой силой сюда занесло? Ты же не живешь в общежитии. — Помогаю своей девушке. Исчезни с дороги, Поттер, — небрежно толкнув парня плечом, Драко протиснулся в комнату, игнорируя возмущение. — Привет, Уизлетта. Из Поттера ещё не всю душу вытянула? Я думал, что тебе недели более чем достаточно, — небрежно махнув рукой в сторону притихшей в комнате девушки, что попыталась огрызнуться, но была быстро перебита, Драко поставил коробку с платьем на стол, а сумку опустил на кровать. — Что-нибудь ещё нужно?       Гермиона удачно перехватила Гарри за локоть, прежде чем он успел ляпнуть что-то лишнее. Она прекрасно осознавала всю степень неприязни между её друзьями и Драко, а поэтому всячески старалась сгладить возникающие углы. Расстегнув сумку, девушка заглянула внутрь, громыхнув коробкой с шахматами, которую всё же удалось запихнуть. Она надеялась, что, смотря на фигуры, сможет вспомнить что-то ещё, какую-то деталь, которую детский мозг запрятал глубоко в бессознательное либо вообще не воспринял всерьёз. У Альбуса должна была быть причина заставить её забрать эти фигуры, ведь он ничего не делал просто так, девушка была в этом уверена. — Да. Всё на месте. Спасибо. Я тебя провожу?       Драко осмотрел комнату снова, видя два недовольных взгляда, направленных в его сторону. Он понимал, что причина таких поспешных проводов была вовсе не в Гермионе. Да он и сам не хотел слишком долго находиться в этой компании, так уж повелось, что он просто не любил долго находиться в замкнутом пространстве с людьми. Грейнджер была исключением из всех правил. — Не стоит, — ступив к девушке ближе, он протянул руку к её горящему от смущения лицу, приподнимая мягким прикосновением за подбородок.       Глаза Гермионы вновь испуганно распахнулись, когда их взгляды пересеклись. Драко задержал взгляд на её лице ещё на пару мгновений. Такая красивая, черты лица этой девушки были наполнены изяществом и очарованием, которые, словно медленный яд, оказались способны прокрасться ему в душу, в самое сердце, настолько незаметно, что, когда Драко ощутил своё отравление, было уже слишком поздно. Интоксикация её очарованием пьянила сильнее любого алкоголя. Он мог различить каждую перемену, прилив румянца на щеках с едва заметной россыпью веснушек. И уходить ни с чем тоже не хотелось, но и давить на Гермиону было опасно. Драко наклонился медленно, позволяя ей увидеть это приближение и не испугаться, как раньше, и лишь коснулся губами её лба. Гермиона вспыхнула лишь сильнее, ощущая это мягкое касание. — Спокойной ночи. Если что-то понадобится, звони, — тихо произнёс парень и быстро покинул комнату, оставляя Гермиону наедине с двумя шокированными наблюдателями. — Это… был сейчас точно Малфой? — Джинни прижала руки к груди, ощущая собственное загрохотавшее сердце. Настолько трепетным был этот поцелуй, целомудренным и нежным, что ожидать подобного от Малфоя было чем-то из области фантастики.       Гермиона так и стояла, смотря на закрытую дверь, а в ушах эхом раздавался лишь этот шёпот и собственный пульс, отбивающий новый ритм. С ума можно сойти от этих выходок! — Я… мне нужно в душ, — только и смогла пробормотать она, торопливо стараясь дохромать до ванной комнаты. Обсуждать сейчас Малфоя с подругой было выше её сил.

***

      Несколько дней спустя       Заглядывая в себя, что ты можешь увидеть?       Способен ли ты разглядеть свою душу? Будет ли она питающим огнём? Или её давно сковал лёд безразличия? Наполнена ли она яростью? Закалена ли жалом? Заглядывая глубже прямо сейчас, что ты видишь?       Адам Грейнджер боялся заглядывать в глубины своего сознания уже очень давно, потому что ему было страшно узнать себя самого в лицо. Ежедневные шаблонные оправдания в лице повседневных проблем всегда помогали отложить этот процесс в долгий ящик, забыться мелочным вопросом вместо того, чтобы спросить у самого себя: «Что ты можешь увидеть в себе? Сейчас». И по прошествии стольких лет, с каждым оторванным листом календаря, это действие казалось всё более невыполнимым.       Мужчина сжал в руках замолчавший телефон, где ещё минуту назад высвечивалось имя единственной дочери. Гермиона, как и обещала, позвонила, прежде чем уехать на свадьбу. Всегда такой обязательный ребенок, который не нарушает данного слова и обещаний. Она никогда не выражала открытой обиды на своих родителей и ко всему относилась с пониманием. Иногда Адаму казалось, что в их семье только Гермиона была достаточно взрослой, чтобы взвешено и рационально признавать свои ошибки. Тяжёлый взгляд метнулся на пассажирское сидение, где ремнём был закреплён переносной холодильник для биоматериалов, но сегодня состав пробирок совершенно не был легальным. А в голове всё ещё звучал голос дочери, который был подобен удару ножа в сердце:       «Иногда я жалею, что не пошла по вашим стопам. Спасать жизни — это же хорошее дело? Пап, я обещаю, что буду работать только во благо. Прости, что я не стала такой же, как и ты».       А в чём, собственно, заключается это «хорошо»? Адам снова посмотрел на холодильник, осознавая, что он сам давно уже не был хорошим человеком. Он переступил черту шагнул во мрак в тот день, когда выдал правду об Альбусе, оправдывая свою трусость волнением за семью. И с каждым днём надежда на возвращение меркла, закрывая выход из сложившейся ситуации. Он давно не был достойным человеком. И уже очень давно Гермионе не стоило бы стремиться быть «таким, как он».       Мужчина ещё раз взглянул на здание клиники, где только что исчезла фигура его жены. Она считала, что сейчас Адам должен отвезти препараты в другую лабораторию, и поэтому не задавала лишних вопросов. Джин в целом редко задавала их, предпочитая полностью отдаваться работе и с уважением относясь к этому вопросу в отношении своего супруга. И, с одной стороны, это также было благом, но, как показывал жизненный опыт, это только сильнее отдаляло их друг от друга. Адам крепче вцепился в руль и вывернул с парковки клиники, направляя автомобиль в противоположную сторону. Ему надо принять окончательное решение. Сегодня он обязательно заглянет внутрь себя.

***

      Люциус Малфой никогда не думал о мелочах. Деньги и власть решали большинство будничных проблем одним лишь взмахом руки, и почти каждый в окружении пытался угодить его довольно специфичному вкусу. Единственным человеком, которого Люциус уважал и боялся, был Том Реддл. Неповторимый и уникальный в своём роде, вручивший в руки Малфоя всю эту власть, приумножив состояние давно усопших предков. Этот гений всегда был поразителен в своём предугадывании действий полиции и правительства, словно бы сам когда-то был частью системы, что так старательно вставляла им палки в колёса. Всегда на шаг, а то и на два впереди, Реддл никогда не говорил о своём прошлом, а Люциус не желал спрашивать, предпочитая подобно стервятнику пожирать плоды трудов криминального авторитета. Его устраивал такой расклад взаимозависимых отношений. Он давал Реддлу деньги, а тот приумножал их и создавал новый, совершенно безумный мир.       Это было воскресное утро, когда Малфой-старший снова проснулся рано и спустился в свой кабинет, пока Нарцисса продолжала спать, прежде чем отправиться подбирать необходимые украшения для рождественского ужина, что близился со стремительной скоростью. Вся эта светская мишура — не что иное, как отголосок старой традиции его семьи. Невозможность отступиться от этих обязанностей умело сглаживала его супруга, взявшая на себя все вопросы по официальным раутам. Быть женатым на этой женщине также стало указом Реддла. Почему босс картеля выбрал в жены ему, Люциусу Малфою, забитую сиротку и младшую сестру своей сумасшедшей гончей? Люциус не понимал, но отрицать талант этой женщины не мог. Со временем он привык как к мягкому характеру жены, так и к её несвойственным для жителей теневой стороны откровенности и смиренности, она словно была из другого мира, третьего, которого и вовсе не существовало в реальности. Или так проявлялось их семейное сумасшествие? Беллатриса тоже шла в единственном экземпляре, как никак. В целом Малфой даже относился к Нарциссе со снисхождением, временами, как к ребенку, принимая с радостью её покладистость и терпение. Нарцисса никогда не шла наперекор и всегда держала своё мнение при себе, что было отличным бонусом к весьма соблазнительной внешности. В конце концов оспорить решение Тома было куда более страшным и опасным действием, нежели приучить себя играть верного супруга. Единственным, кто шёл наперекор выгодной жизни с Нарциссой, стал их общий сын — Драко. Упрямец и гордец, готовый похерить годы верного служения Тому из-за своего несколько иного мировоззрения. И в этом Люциус с жаром обвинял жену, что вкладывала в сына слишком много лишнего в своё время, когда тот должен был лишь научиться тому, как вести дела правильно. В мафиозной среде не было места морали или этике, здесь всё решали деньги и власть.       Солнце пробилось сквозь высокие окна, что подпирали потолок, опуская яркий луч в самый центр комнаты. Словно меч, разрезающий реальность, этот свет рассёк пространство, отражаясь от стеклянных поверхностей, и ослепил мужчину за столом. Увлечённый разбором документов, Люциус ушёл в свои глубокие мысли на несколько часов, и только этот отсвет заставил его зажмуриться и отвлечься от стопки бумаг. Ослепший на несколько мгновений, он довольно быстро разглядел начищенные носки ботинок у входа в кабинет и золотой наконечник трости. Холодные мурашки мгновенно проскочили вдоль по позвоночнику, заставляя подорваться с места. — Мистер Реддл. Как… как неожиданно, — растерянно пробормотал Малфой, наблюдая, как мужчина тихо входит в кабинет, придерживаемый за локоть взволнованной Беллатрисой. Вот уж действительно было странно созерцать эту хладнокровную женщину с эмоцией, отличной от её маниакального желания убивать.       На мгновение Люциусу стало не по себе от вида собачьей преданности, что плескалась на дне тёмных глаз Лестрейндж, но он быстро отвлекся от этого наблюдения и сосредоточился на боссе, выходя из-за стола, чтобы встретить и помочь присесть на широкий диван. — Вам следовало позвонить и сообщить, что вы желаете встречи. Я бы приехал, — Люциус в замешательстве посмотрел на свою невестку, которая подобно ему лишь растерянно пожала плечами. Посвящать гончую в причины своих решений у Реддла принято не было. — Присядь, Люциус, — тощая кисть Реддла слабо мазнула по воздуху, словно стараясь его поймать, но прошла мимо. — Я решил, что поговорить здесь будет безопаснее для всех нас. — Том перевёл строгий взгляд на Беллу, что сразу испуганно отвела глаза в сторону, изучая поверхность пола у своих ног. — Что тебе известно о деятельности компании Medic Incorporate? И об их поставках… в наши ряды.       Малфой-старший удивлённо приподнял брови, впервые слыша это название, однако изучение лица начальника не оставляло никаких сомнений. Он знал и этот взгляд наполненный пустотой, и этот тон, в котором тонули любые эмоции. Тому стало известно что-то, что не заметил он сам. Тишина комнаты стала душить, отбирая последние глотки кислорода, Люциус сжал своё колено, чувствуя в давным-давно простреленном суставе покалывание. Раны заживают, но призраки воспоминаний всегда остаются с тобой. И именно этот призрак из прошлого сейчас смотрел на него посеревшими глазами Реддла, выламывая повреждённый сустав. — Я… Мистер Реддл, я не знаю, о чём вы… — прохрипел мужчина, поглядывая на свою невестку, что всё ещё прятала взгляд, но под её растрёпанной причёской легко читалась ехидная улыбка. Сумасшедшая ведьма.       Том грузно вздохнул. Его костлявый кулак сжался с тихим хрустом, а Люциусу показалось, что это хрустят его собственные кости под давлением авторитета и силы мужчины. — Именно поэтому я выбрал Драко, а не тебя, — прошелестел он, устало качая головой. — Кто ты без денег своих родителей? Бесполезный мусор! — прикрикнул Реддл и тут же закашлялся, сгибаясь пополам.       Белла, подобно натренированной шавке, сразу кинулась навстречу, готовая поймать, но была остановлена очередным повелительным взмахом руки. Замерев, словно статуя, женщина безумным взглядом изучала ослабшую и сгорбленную фигуру, её руки дрожали в протянутом, молящем жесте к нему. Беллатриса молила Реддла о возможности помочь ему. — Господин… — впервые Люциусу довелось услышать такую нежность в её голосе.       Том прокашлялся, оставляя несколько капель крови на светлом ковре. Тёмные и густые, они капали на ворс с мерзким тяжёлым звуком, отмеряя секунды убегающего времени. Хриплый вдох, словно ржавые детали, что тёрлись друг о друга, давал понять о том коротком отрезке времени, что всё ещё было в руках когда-то сильного и гениального мужчины. Что осталось от него сейчас? Малфой смотрел на истерзанное болезнью тело, как боль ломала остатки человека, вселяющего страх во всех одним упоминанием о себе. А сейчас?       Пачка фотографий, вытащенная из-за пазухи пиджака Тома, упала на кофейный столик и рассыпалась по поверхности неровным веером. Измазанные кровью снимки прокатились по стеклянной поверхности, привлекая внимание всех к себе. Люциус думал, что он не сможет ощутить холода зимы в своём доме никогда, но сейчас ему стало казаться, что он сидит, скованный льдом собственного озера, виднеющегося из окна кабинета. Жалкая стопка фотографий, распечатанных с записи видеокамер, но сколько эмоций она способна вызвать. — Скажи, почему твой сын осведомлён обо всём куда лучше тебя?       Малфой протянулся к изображению. Совершенно нечёткому, но разглядеть на нём своего сына он был способен. — Я нашла эти снимки у одного из преследователей Драко, — Беллатриса наконец-то обрела дар речи, пока её начальник был не способен произнести и слова, вытряхивая какие-то таблетки на дрожащую ладонь. — Что конкретно он искал там вместе с девчонкой, мы не знаем. Но компания как-то связана с поставками с Востока, в наших кругах ходили определённые слухи. Так что на твоём месте я бы поторопилась. Когда Драко займёт своё место, все могут понять, что ты совершенно не нужен.       Это было словно лавина на его голову. Малфой взял изображение в дрожащие пальцы, понимая, что в какой-то мере недооценил своего сына и всей серьёзности ситуации. Две фигуры, убегающие по коридору в белых халатах, вселяли в него ужас. — Кто она? — Я должна всё тебе рассказать? А ты не охренел?! — Беллатриса мгновенно стала заводиться, потянувшись за своим любимым оружием, однако крепкая хватка иссохших пальцев её остановила. Том смерил женщину строгим взглядом, и та мгновенно притихла. — Советую тебе разобраться, что происходит в этой компании на самом деле. Я не собираюсь выполнять всю работу за тебя, Люциус. Не заставляй меня разочаровываться в тебе окончательно, — прохрипел Том, сразу пытаясь встать, давая тем самым понять, что разговор окончен.       Словно на автомате Люциус помог ему подняться, придержав за локоть и желая сопроводить до машины. Подобно зомби, он следовал за боссом и думал лишь о том, что получить информацию от Драко теперь будет ещё более проблематично. Об этих снимках говорить было нельзя, ведь тогда мальчишка точно поймёт, в какой тесной клетке оказался. — Мне… мне поговорить с Драко? Он меня не послушает, он упрям, — Люциус сразу затараторил, как только они почему-то остановились на вершине широкой парадной лестницы. Но когда ответа не последовало, он пришёл в себя, видя, как Том замер, словно врастая в ковер под ногами.       На какую-то долю минуты тьма, что давно поселилась в его глазах, расступилась, но это мгновение было настолько незначительным, что казалось видением. Однако, проследив за его взглядом, Люциусу захотелось задохнуться на месте. Потому что Том Реддл сейчас смотрел на его жену, что развешивала бесполезные игрушки на раскидистые ветви ели и готовилась к предстоящей встрече. Нарцисса не видела их и ещё не могла слышать этого приближения, так как в холле играла тихая рождественская музыка, да и сама женщина словно была окном в иной мир. Она раскачивалась из стороны в сторону, пританцовывая на месте, подбирая игрушку одну за другой. Длинное домашнее платье элегантно подчёркивало женственную фигуру, перебираясь воздушными складками под босыми ногами, а волосы, собранные в небрежный пучок, уютными локонами спадали на покатые фарфоровые плечи. Залитая солнечным светом, миссис Малфой сейчас производила впечатление эльфа или иного магического существа. Даже сам Люциус восхитился этим моментом, очень отчётливо ощущая разницу между ними. Скрытые в тени, они, словно хищники, смотрели на ничего неподозревающую косулю. Том покачнулся, и его пальцы вцепились в предплечье Люциуса сильнее, причиняя боль и отрывая от этого мгновения. И это не могло быть правдой, но в эту секунду Люциусу показалось, что его босс смотрел на Нарциссу не просто так. Неужели? Люциус снова посмотрел на Реддла, который уже вернул своему лицу знакомый вид непробиваемого безразличия. — Пусть поговорит твоя жена. Драко её послушает, — слишком равнодушно и отрешенно для человека, который заинтересован разобраться во всём как можно быстрее. Том медленно двинулся дальше, но не стал спускаться по главной лестнице, уходя в один из скрытых коридоров.       Беллатриса, следовавшая рядом, была настолько взволнованна, что даже не заметила этого секундного замешательства, сопровождая Реддла дальше. — Мы уйдём сами. Разберись с этим.       Провожая фигуры, исчезающие в темноте за узкой дверцей, Люциус снова посмотрел в сторону холла. Могло ли быть такое, чтобы Том Реддл любил её? Или ему показалось?