Телефонные звонки и прочие (не)приятности

Во время обеда Эдди осенило – он же вчера узнал фамилию Ричи, черт возьми! Его друзья ведь неоднократно называли парня «Тозиер». Да, когда были замешаны чувства, соображалось Эдди не слишком-то хорошо. Зато теперь он мог посмотреть в телефонном справочнике адрес Ричи – на всякий случай, конечно же. Он крайне воодушевился этой мыслью, представляя, как совершенно случайно проходит мимо дома Ричи, видит в окне его кудрявую голову, ловит его растерянный взгляд, улыбается в ответ на него, а парень даже и не будет подозревать, кого он только что увидел. Но этому плану не суждено было осуществиться, потому что на следующем после обеда уроке Эдди вдруг стало плохо. И не так плохо, когда спасает ингалятор и парочка дыхательных упражнений, а по-настоящему плохо. Сначала появился озноб, который Эдди списал на нервное напряжение: он вообще переживал из-за всего и все время, не впервой. Но вскоре он почувствовал, как все его тело горит, а к горлу подкатывает кисло-горький комок рвоты. Следующее, что он помнил: свое тело на кушетке в школьном медицинском кабинете. Вид с этой кушетки он лицезрел так часто, что не перепутал бы его никогда и ни с чем. – Не вставайте, Эдвард, дорогой. Полежите еще, – и голос школьной медсестры за годы учебы ему стал уже почти родным. – Потом выпьете адсорбент, и Вам станет значительно лучше. – Что... – начав говорить, Эдди ощутил, как пересохло у него в горле, и как комом на подходе к ротовой полости притаилась кислая рвота. – Что за херня со мной случилась? – Мистер Каспбрак, я бы Вас попросил... – это прогремело басом директора Барнса, и Эдди стало совсем плохо. Его обычные «эпизоды» никогда не интересовали директора. – Пищевое отравление, Эдвард, – вновь вступила в диалог медсестра. Эдди все еще пялился в потолок, но готов был поклясться, что медсестра копошится в ящике с лекарствами за его спиной, а директор Барнс сидит на стуле для приема пациентов, оседлав его по-ковбойски. – Ничего страшного, если будете соблюдать осторожность ближайшие пару дней. Я выдам все рекомендации. – Нам надо поговорить, – это вновь был директор. – Может позже? – медсестра. – Мальчику нужно немного отлежаться. – У меня тут, может, эпидемия вот-вот разразится, – директор пододвинул свой стул ближе. По-ковбойски он на нем не сидел, хотя было бы неплохо, разделяй их хотя бы спинка стула, когда мужчина нагнулся вперед, к лицу Эдди, оказываясь так близко, что парень мог разглядеть каждую пору на его крупном красном носу, исчерченном явно проступившими капиллярами. «Ему бы не мешало меньше пить», – подумал Эдди отстраненно. – Скажи мне, что ты ел сегодня на обед? – потребовал мужчина настойчиво, но Эдди только пожал плечами (вернее, попытался пожать, лежа это было сделать не так-то просто): он совершенно не помнил времени обеда, кроме того, что он, то и дело стрелял глазами, выискивая в толпе Ричи и думая о том, как было бы здорово, наконец, увидеть его. – Но ты же не ел ничего из школьного буфета, да? – это прозвучало с безграничной надеждой. – Ел. – Какого ч... – Директор, казалось, раскраснелся еще больше, но вовремя взял себя в руки. – В смысле: ты же НИКОГДА не покупаешь ничего в школьном буфете! Что сегодня случилось? Эдди вновь неловко пошевелился, что означало в его случае недоуменное пожатие плечами. – Мать работала в ночь и сказала, что не успела ничего приготовить. – Ладно, – мужчина отстранился и прикрыл на секунду глаза. – Ладно, – повторил он. – Перечисли все, что ты ел! Эдди нахмурился: да он и не ел почти ничего. Еда из столовой всегда пугала его негигиеничностью приготовления и, особенно, выдачи, когда в открытые лотки с едой может начихать или даже плюнуть кто угодно. – Сэндвич с яйцом, он был в вакуумной упаковке, – выдохнул Эдди, наконец. – Пудинг, он был в стаканчике с крышечкой. Сок в коробочке. И яблоко. Все. – Все? – недоверчиво переспросил мужчина. – Ох, будет такая паника! Надо срочно проверить все закупленные продукты! Твоя мать нас со свету сживет... – последнее он процедил сквозь зубы. Но потом постарался улыбнуться Эдди вполне приветливо. – Ладно, парень, не переживай. Сейчас тебя увезут в больницу, и я позвоню твоей матери – она тут же приедет. Эдди от этого обещания как ледяной водой окатили. Он понял, что больше не сможет сдерживать рвоту. К счастью, возле кушетки предусмотрительно был поставлен небольшой таз, и Эдди удалось избежать хотя бы того, чтобы вытошнить свои внутренности на ботинки директора. – Может не надо больницы и матери, пожалуйста? – Эдди пробормотал это совсем жалобно и невнятно, пока медсестра как ребенку вытирала ему губы салфеткой. – Это ведь всего лишь пищевое отравление. С кем не бывает? Можно я просто отлежусь тут? Директор тяжело вздохнул. Эдди мог бы сказать, что тот не был последним мудаком, лишенным всяческих зачатков жалости, и даже несколько раз спасал Эдди от матери (один раз – когда парень подрался на школьном дворе и еще раз, когда он занозил палец на уроке труда), но сейчас его положение, кажется, было безвыходным: – Послушай, я не могу не сказать об этом твоей матери, потому что иначе у меня будут неприятности. – Он вновь наклонился чуть вперед и добавил вполголоса. – Но я могу позвонить ей не сразу, потому что у меня много административных дел, скажем, через полчасика после твоего приезда в больницу, договорились? Это было уже хоть что-то: – Спасибо, сэр. – Вот, выпейте, – рядом присела медсестра, протянув ему на ладони черную пористую таблетку, а другой рукой сжимая кружку воды. – Скорее всего, снова стошнит. Не пугайтесь, это нормально. – Только не говорите матери, насколько мне было плохо, ладно? – прошептал Эдди мученически. – Она же меня потом изведет. – Бывают родители и похуже, малец, – директор встал и, потрепав Эдди по голове, чем вызвал у него незамедлительный приступ тошноты, наконец, оставил Эдди мучиться под присмотром одной только, привычной к этому медсестры. Уже лежа в больничной палате, где медсестры тоже были давно знакомыми и привычными ко всем его болезням, Эдди вспомнил слова директора: «бывают родители и похуже» и, в связи с этим, подумал о Ричи, который рассказывал о том, что знает пару людей, кто боится своих родителей. Эта мысль была одним сплошным кошмаром. Но все же далеким от Эдди кошмаром, как истории, рассказанные по телевизору или прочитанные в утренних газетах, в отличие от его матери, очень быстро оказавшейся в больнице и, ожидаемо, устроившей настоящий скандал. Медсестры, правда, на удивление отнеслись к этому с пониманием и даже сочувствовали, что ее сын такой болезненный, и она вынуждена целыми днями проводить с ним в больнице. Про целые дни было вовсе не преувеличением – мать даже отпуск взяла, чтобы проводить все время у его постели, что убивало Эдди не меньше постоянной тошноты и головокружения, которые почему-то никак не хотели проходить. Что было самым обидным в ежедневном бдении матери рядом, даже не постоянные ее унизительные обращения типа: «Эддичка, деточка» и не то, что она не отходила от него ни на шаг, даже когда его осматривал доктор, а то, что в ее присутствии он не мог позвонить Ричи. Тот ведь ждал, наверняка, ждал его звонка: в последний раз он почти пообещал ему договориться о встрече, а теперь уже несколько дней не звонил. Парень наверняка решил, что Эдди струсил и не позвонит больше никогда, а, значит, вполне может начать искать ему замену. Эта мысль не давала Эдди покоя, он даже просыпался по ночам, представляя, как Ричи ждал звонок в первый день, уже с меньшей надеждой – во второй, а потом плюнул на ожидания и решил вычеркнуть его из своей жизни. На четвертый день пребывания Эдди в больнице, когда все врачи недоумевали, почему же простое пищевое отравление не сходит на нет так долго, Каспбрак, наконец, остался в палате один – мать ушла поговорить с главным врачом и, по всей видимости, собиралась говорить с ним долго и серьезно. Перед ее уходом Эдди притворился, что спит (а то она, чего доброго, еще бы передумала уходить), но, стоило ее грузным шагам перестать звучать в коридоре, как он тут же подорвался и, несмотря на головокружение, твердо вознамерился добраться до телефона. Все почти удалось и довольно быстро, Эдди скользил вдоль стен коридора незамеченным, пока возле телефона он нос к носу не столкнулся вдруг со старшей медицинской сестрой. Если честно, из всего персонала, с кем Эдди приходилось общаться, эта женщина была самой суровой: когда другие медсестры радостно щебетали с его матерью, сплетничая обо всем и качая головами на вопросы о здоровье Эдди, эта женщина даже не улыбнулась ни разу и внушала парню легкий ужас. Сейчас он чувствовал, что зря вышел из палаты без ингалятора. – Ваша мать Вас отпустила? – женщина недоуменно подняла широкие черные брови. К тому же, именно из-за нее сейчас мать пошла к главному врачу: вчера вечером медсестра осмотрела Эдди, в тысячный раз задала вопросы о том, что он ел тогда в школе, а потом они с матерью сильно поскандалили. Правда, Эдди тошнило в туалете, и сути разговора он не уловил, но мать потом распинала медсестру последними словами, говорила, что она совсем выжила из ума, и оговаривает ее честное имя. – О-она ушла, – Эдди решил быть честным. Нужно как-то разжалобить эту женщину, чтобы та не сказала матери о том, что он ходил по коридорам в ее отсутствие. – Мне надо другу позвонить. Пожалуйста! Говорить про Ричи «друг», да еще и вслух казалось абсолютной дикостью, которая, правда, отдавалась теплом где-то внутри. – Звони, – медсестра пожала плечами и отступила от телефона, давая Эдди возможность пройти. Парень сам не знал почему, но он чувствовал подвох. – Вы не скажете матери, что видели меня? – умоляюще округлил он глаза. Женщина посмотрела на него так, что у Эдди внутри все похолодело: ну, улыбнулась бы хоть уголком рта. Ее взгляд не смягчался, казалось, никогда, губы были всегда плотно сжаты, а брови хмуро сдвинуты. – У тебя хорошие друзья? – вдруг спросила она. – Смогут позаботиться о тебе, если что? Эдди аж замер от такого вопроса – подобного он точно не ожидал и не понимал к чему женщина клонит. К тому же, никак не мог признаться в том, что друзей как таковых у него не было. – Н-наверное, – пожал он плечами. – Береги себя, – все так же не улыбаясь, она тяжело хлопнула парня по плечу, а потом добавила совсем уж невероятное. – Звони скорее. Я предупрежу, когда твоя мать покажется на этаже. – Спасибо, мэм, – пробормотал Эдди едва слышно. Кажется, на эту женщину можно было положиться ведь, судя по вчерашнему скандалу, у них с Эдди был общий враг. …Трубку у Ричи сняли сразу. Эдди даже оказался не готов и не знал с чего начать свою оправдательную речь: «прости, что пропал на четыре дня». Он протянул только «э-э-э», когда Ричи в ответ зачастил захлебывающееся радостью: – О, Тэдс! Неужели это ты! Это ведь ты? Я так рад тебя слышать! Почему ты столько не звонил мне, а? Я уж думал тебя пора с копами разыскивать, ну или что ты меня кинул, и тогда тебя точно нужно найти, чтобы ты лично ответил за мое разбитое сердце. – Он еще нес какую-то ерунду, а Эдди просто наслаждался его голосом и нотками искреннего облегчения в нем. – Да, прости, Ричи, – дождавшись небольшой паузы, выдохнул Эдди. Ему казалось, что он даже заплакать сейчас готов, так он был рад вновь разговаривать с парнем и не слышать в его голосе злости и обиды. – Я просто в больнице лежу уже четвертый день, поэтому не звонил. Ричи судорожно втянул воздух: – Господи, Тэдс, что случилось? Что-то серьезное? Скажи, что тебе нужно, и я тут же приеду! Эдди непроизвольно улыбнулся, вспоминая вопрос медсестры о том, хорошие ли у него друзья. – Ничего страшного, Ричи. Мне ничего не нужно, спасибо. – Тогда почему бы нам не поговорить о том, чтобы ты дал мне, наконец, свой номер? – протянул Ричи после небольшой паузы. – Чтобы, если ты опять загремишь в больницу я мог бы тебе позвонить, и твоя мамаша сказала бы, что ты всего лишь лежишь умираешь, а не изменяешь мне со всеми направо и налево, а? Ха! Как в том анекдоте. Эдди ненадолго задумался. Было приятно, что Ричи его ревновал и думал, кажется, как и он, что Эдди мог забыть его и начать искать встреч с кем-то другим. Но все же сказал: – Нет, тебе нельзя мне звонить. – Почему же? – Если моя мать ответит на твой звонок, то она потом станет меня пытать, чтобы выяснить, кто ты такой, ясно? – Скажешь, что одноклассник звонит домашку узнать, что такого то? – настаивал Ричи. – Нет. Ты не понимаешь... – Эдди вздохнул. – Я сейчас-то звоню тебе только потому, что она, наконец, отошла. Я не хочу, чтобы она почувствовала даже намек на то, что я общаюсь с кем-то. Это плохо кончится. Повисла пауза. – Она, что же, все время проводит с тобой в больнице? – Ну, да... – Тебе не кажется, что это довольно странно? Я имею в виду... Тебе же не пять лет, Тэдс. Тебя не надо контролировать все чертово время. Эдди тяжело вздохнул. Голова вдруг закружилась с утроенной силой, и он вынужден был схватиться за телефонный аппарат, чтоб не упасть. – Я не знаю, – выдохнул он едва слышно. – Эй, Тэдди, – голос Ричи сейчас звучал так нежно, что Эдди отдал бы многое, чтобы он назвал его сейчас настоящим именем. – Я скучаю. Я так боялся, что ты решил больше не звонить мне. Что, когда у меня была вечеринка, я наговорил лишнего и отпугнул тебя. Я, правда, хочу слышать тебя как можно чаще. И хочу увидеть тебя. Но вынужден каждый раз ждать, когда же ты сам позвонишь, и бояться, что предыдущий звонок мог быть последним. Эдди всхлипнул. Сейчас весь мир, проходящие мимо люди, словно пропали для него. Во всем мире были только он и голос Ричи, который говорил ему все эти теплые, нежные слова, полные грусти и обещания. Он замотал головой, утыкаясь лбом в металлический бок телефонного аппарата, и вновь шепнул: – Я не могу дать тебе свой номер, Ричи. Просто не могу. Но я обещаю, что больше не буду пропадать. Как бы он хотел уже познакомиться с Ричи поближе, и как же сильно он боялся этого. – Не пропадай, Тэдс, пожалуйста, – Ричи тоже перешел на шепот. – Я этого не выдержу. Краем глаза Эдди вдруг заметил, что та самая медсестра машет ему рукой. Кажется, ему пора было закругляться. – Слушай, моя мать вот-вот придет, – зачастил он. – Я позвоню тебе снова, как смогу. Не забывай обо мне, ладно? – Ни за что. Береги себя! Эдди судорожно грохнул телефонную трубку обратно на рычажки и, стараясь побороть головокружение, максимально быстро двинулся в сторону своей палаты. Когда его мать заявилась с громогласным: «Да эта женщина просто сумасшедшая!», Эдди уже лежал под одеялом, стараясь унять сердцебиение и дрожь усталости. Той медсестре он мысленно пообещал купить шоколадку.