Где растет физалис

Сашенька говорит — день рождения в мае, в глазах — бригантины, как листики, тонут, — они меня выследили, выцепили, поймали — волокли по земле, по траве, по бетону — в сторону, где кооператив, ну этот, гаражный — разбили смартфон, порвали рюкзак и куртку. я сжал кулаки и врезал, кажется, дважды, пока не свалился лицом в окурки. всё потому что я не такой — я слабый? потому что не с ними? потому что я робкий? я помню — тополь качал свои длинные лапы, пока меня били, пинали по ребрам. *** Юлия — любит гимнастику, мелких собачек, зимою — мороженое, летом — купаться, — шепчет надрывно — она до сих пор еще плачет, а ей, между прочим, скоро пятнадцать. шепчет охрипло — руки прижаты к коленям, дергают джинсы, цепляясь за стразы: в классе седьмом — порвали тетрадку с оленями, в классе восьмом — держали над унитазом. в нынешний раз — раздели и сняли на камеру после физры — толкаясь, смеясь и гогóча; а Юля рыдала, пытаясь закрыться руками; было ужасно, невыносимо ей — очень. директор цедит теперь: что еще там за якобы травля? будто жертва и есть тот самый воришка простынок; а Юля не слышит — она как рыбешка на трале — а Юля не смотрит — не может — ей стыдно. *** стоит ли думать, как в этом мире нам выжить — при этом, конечно, чтоб человечность не сдохла? Дима считал, что скоро он станет повыше, он вырастет скоро и будет не так уж и плохо. он станет пожестче — он выкинет книжки и бросит считать облака, воробьев и кошек. но он почему-то по-прежнему выглядел лишним, но он почему-то по-прежнему был непохожим. руководитель вздыхала: на кой ей эта проблема — его отправляли к психологу трижды за четверть. Дима помногу читал любимого Шекли и Лема, а в школе его поджидали глумливые черти. лидеры, звезды, ауешники, альфы — каждый по спинам пытается лезть повыше — все как один срисованные по кальке. но Дима не вырос, Дима вообще от природы не вышел. не получился — подумаешь, — эдакая пружинка — мать-одиночка, вкалывает по-черному, — слишком костлявый, слишком ошибка, слишком мечтательный, слишком никчемный. *** сколько, ты видишь — боящихся, изувеченных — сколько их в классах таких, знаешь, "лузеров"? скольких ты встретишь сегодняшним вечером — вяло бредущих вдоль окон и мусорок? кто-то из них безоружен практически полностью — у таких нет фундамента, даже не воткнуты сваи. кто-то за сердцем скрывает растущую полость; кто-то смирился — уже не скрывает. взрослый прогнать их пытается — "брысями", "кышами" — у взрослого мира проблемы, не к слову, похуже. у взрослых без этого сносится хрупкая крыша — какое им дело до девочки с кличкой "лохушка"? деньги, реформы, бизнес, законы, финансы. я рядом стоял: был мелким когда-то, пугливым. оставил под деревом — странную, черную насыпь и долго рыдал еще над хомячковой могилой, пока этот мир давился протяжностью лая, пока этот ветер выскуливал резво. но есть поговорка — раз в год и палка стреляет — так вот — кто-то заходит в столовку с обрезом, кто-то затачивает ножи, возможно в какой-нибудь Оклахоме, кто-то увидел коробку патронов — целую россыпь. а я просто, пугливый, прощался с хомой, прежде чем стать полноценным обычным взрослым. и нас таких тысячи — устанешь в ладони хлопать. спящий вулкан, легион, воздух гудящий меж рубящих лопастей. мир пытается нас подмять, пытается слопать. а мы как-то живем, — мы живем, — и не лопаемся.