Где растет физалис

комета летела в небе, слегка подбирая хвостик. зияли повсюду горы провалами древних оспин — как будто они твердили: мы вечность, мы сон, мы камень. а мы поднимались выше и к вечности привыкали, четыре простых безумца — студентов из гео-ВУЗа. космические потоки вязали созвездья в узел, сползая под ноги змейкой, тропинка вела куда-то — быть может, стремясь к воротам неведомого Кадата, стремясь оплести узором хребты, возвышенья, пики? а мы поднимались выше, не смея от ветра пикнуть. менял разноцветье всполох: сиреневый, желтый, алый. нас четверо было — младший, — его называли Алекс¸ болтливый до раздраженья, — приехал из глухомани, сказал как-то раз, что горы его, как магнитом, манят. что вот оно, счастье, братцы — добравшись, исполнить йодль. калечился он, как мальчик — я ссадины мазал йодом, — ну что за дурак везучий, таких дураков не снилось. отвесьте-ка подзатыльник, отвесьте ему, на милость. второй из нас — это Павел, красивый, ну как апостол. он думал о цели много; не думал, что будет после. насвистывал на привалах — Бетховен, Шопен, Чайковский, — цитировал всем Гомера, игральные мучил кости. по правде сказать, был странным, пил воду, фырчал от чая, как викинг из прошлой эры, был слишком суров, отчаян — себя от огня эмоций он будто бы обесточил. что жаждал найти, кто знает — но жаждал, уж это точно. Элиза — сережка в ухе — цените, любите, грейте, — была не второй, не первой, была абсолютно третьей. порой замирала тихо, гадая, что звезды шепчут. возможно, в ней было что-то от крови лесных волшебниц. возможно, она удача — ее ниспослали боги, — училась в магистратуре, умело играла в покер. смеялась — куда уж звоньше, — над каждой внезапной шуткой, стихала, прижавшись к Павлу, когда становилось жутко. а небо — оно спирально, — подходит резьбой к отвертке. я брел, упоенный снегом — усталый такой, четвертый. а в выси, над горной цепью, мерцали во тьме медузы. мы шли, и бетонный город казался нам чем-то тусклым. оплотом перегородок и сборищем перекладин, ведь город однажды сдался и сказку свою утратил. мы шли, и вздымались спины — дельфинов, китов, косаток. мне трогать хотелось звезды, рукой без конца касаться. трепать их по теплой холке в надежде, что что-то скажут. мы шли, и пространство пело — гудело и билось, — в каждом. * во мгле фонари светили, что призраки от лучины. мы шли через снежный мостик, когда это всё случилось. нас было всего четыре — четыре нелепых тела. мы шли через снежный мостик, когда оно завертелось. вздымалась корона пиков — три острых иглы, по сути. мы жаждали к ним добраться, теряли во мгле рассудок; терялись во мгле, как дети, не ведая сна и горя. нас было всего четыре, когда нас накрыли горы. три острых вершины пали, растаяли как фигурки. нас было всего четыре; я плакал, кусая губы. всё быстро случилось, очень — подобно кульбиту в танце. нас было всего четыре; но только один остался. кто знал, что себе хозяев вершины веками ищут? всё было таким дурацким — дурацким не в меру, хищным. а я, дуралей, не верил, что горы — склады для трупов… меня увезли оттуда, поставили массу трубок. я мучился целый месяц — мне снилось, как ветром дуло. под светом холодной лампы пищала аппаратура. я мучился, но пытался — коряво писал в бумажке: где Алекс, Элиза, Павел? что знают они о каждом? но мне отвечали: — что вы, ведь нет никакого Павла, Элизы и Александра… и мне оставалось падать. * прошло лет двенадцать где-то, я снялся со всех учетов. конечно, не лазил в горы. да ну их подальше. к черту. но, правда, во сне, как прежде, я вижу три горных трона, три лика из льда и снега, что время и тлен — не тронут. стоят они неподвижно, их абрис — не в меру четкий. два парня, почти мальчишки; меж ними стоит девчонка. всё так же почти, как раньше — найти иномирность трудно. но кровь тяжелее стала — породистой стала, рудной. бывает, сойдут с помоста — с их льдистого горе-царства, и скажут, едва прошепчут, как горное эхо… "здравствуй".