Где растет физалис

полночь, как жидкий валиум, полночь, как грустный пони. как его раньше звали — к счастью, уже не помнят. к счастью, потом забудут — как он искал в подвалах заросли незабудок, принцев, крысят, нарвалов. как он ходил на стройку — битум искать и щебень. ставил капкан на сойку, чтобы похитить щебет. часто ходил кладбищем — кости копать и доски, вечно больной и нищий, вечно худой и босый. знал, где бывают драки, знал, где цветут убийства — в серых листах тетрадки вел непрерывный список. зданий оплот дремучий воспринимал как святость. голод его не мучил, не донимала слякоть. холод его не трогал, не докучала жажда. тенью к нему на ноготь в полночь садился бражник, бражник шептал сто таин, трудно в которых верить: где закрывались ставни, где открывались двери, где выбивались окна — в каждом из них несчастье. полночь сверкала оком, будто бы соучастник. он хохотал по-зверски, руки-ножи расправив — тот, кто утратил сердце, тот, кто не знает правил, тот, кто когда-то умер, но возродился в недрах. брал свою сумку-сумрак, ручку-перо, пигменты, карандаши и ластик, чтобы сточить их вскоре — сказочник страшных сказок, страшных легенд. историй. * там, где отцвел репейник, мусора, грязи — роща. он продавал за пенни страшных чудовищ мощи. то, что карман оттянет — кости, хребет, присоски. он торговал смертями и выходило сносно. чудищ глазища, пальцы, ворохи черной шерсти — у ночника-скитальца не иссякали жертвы: "сказку, где блещут серпы, ту, где танцуют польку". жизни давно померкнут, сказочный миф — нисколько. "сказку про дом, про церковь, про туесок, про репку. " когти у сказок — цепки, корни у сказок — крепки. "сказочка на ночь сыну — про каравай и печку". чувства давно остынут, сказочки будут вечно. * мэр наш как будто спятил: вместо репья — газоны. выросли все ребята, город остался сонным. но, как и раньше, в парке слышится — правда, реже, — как этот странный парень тащит свою тележку.