Дорога средь облаков

Тсунаёши чувствует приятно разливающееся тепло по всему телу, когда окончательно расслабляется. Он чувствует это после разговора с Хранителями, и Базилем, который через несколько дней пришёл в особняк в полной растерянности от звонка Шоичи. И на лицо возвращается искренняя улыбка, когда его сжимают в родных объятиях после недолгих упрёков. Тсуне не хочется думать о том, что он потратил это время зря, когда думал, что его Семья будет видеть в нём только проблему. Это приводило к ожидаемым терзаниям, но было меньшим наказанием за то, что он скрывал правду от Хранителей, пусть и неудачно. Кажется, только Ламбо не до конца понимал происходящее, но лишь детали. И это неожиданно придавало сил, потому что друзья знали Тсунаёши наизусть и на самом деле раскрыли обман на первых порах. Мукуро весело рассказывал о том, каким неказистым выглядел Босс, что заставляло слегка краснеть. А Гокудера намекал, что «бейсбольный придурок» несколько раз порывался всё напрямую спросить, но он его удержал. Потому что Хранители знали некоторые границы и готовы были подождать момента, когда Тсуна сам им доверит свою проблему, хотя это не мешало им скрытно помогать решать дела с Альянсом. Это стало той невозвратной точкой, которая окончательно помогла понять Саваде, что рядом с ним действительно семья, что в родных глазах он не встретит осуждения за свои действия, и годы, проведённые рядом с этими людьми, лишь показывали их преданность и честность в своих намерениях. Тсунаёши чувствовал себя дураком. Кажется, только сейчас до сознания парня дошло, что Хранители находятся рядом с ним не из-за законов мафии и возможных последствий, которые их могут ожидать в случае неповиновения, они были рядом далеко не из-за этого и готовы были повторять это искренностью в своих поступках. Он продолжал об этом думать все две недели после, которые он в основном проводил в кабинете Киёсэ, и проходил лечение. Хотя это было лишь отсрочкой его основных проблем, когда на столе появились бумаги по передаче Катании семье Бертеска. Его голова уже меньше болела, когда он представлял будущий разговор с членами Альянса, но всё ещё был не готов обсудить все риски с CEDEF и Варией, которые незамедлительно заявятся в особняк, когда получат копии документов. Тсунаёши шумным выдохом поставил свою подпись и печать, вернувшись к стратегии решать проблемы по мере их поступления. Весь первый месяц, который он восстанавливался после «путешествия» на Катафалко Савада также частично боялся оставаться наедине с Хибари. Под адреналином и действием яда ему удалось вытянуть из Хранителя признание, что тот также задумывался о романтических отношениях, но всё время себя останавливал. И после этого представление о хищнике в голове Тсунаёши постепенно разрушалось и перестраивалось заново. Это не входило в тот образ, который был выстроен ещё несколько лет назад, хотя желание этого и скреблось где-то на подкорке сознания. Хибари предстал совершенно в новом свете и Тсуна не успел ещё понять эти ощущения, когда Кёя уже целовал его в ответ, и совсем не двусмысленно особым способом передавал противоядие. Ему нужно было время на размышления, но с каждым днём Тсунаёши казалось, что лишние часы лишь увеличивают пропасть между ними, когда они уже были на полпути друг к другу на деревянном непрочном мосту. Они так долго прятали чувства по разные стороны, отнекиваясь профессиональными отношениями и дружескими беседами, что перестроиться на новый лад было подобно прыжку в Большой Каньон. Хибари не давил на него. Тсунаёши мог это заметить даже за своими скачущими мыслями. Кёя сохранял спокойствие и Тсуну это только ещё больше выводило из себя. После первого собрания Альянса, где он выступал с Хибари за спиной это продолжало разрывать часть его сознания. И когда они покинули зал совещаний и зашли в кабинет Савады, его быстрым движением припечатали к стене и чуть надавила на горло предплечьем с тонфа. — Какого чёрта сейчас происходило, — чётко и раздражённо спросил Хибари. Тсунаёши гулко сглотнул, но не мог ответить что-либо конкретное. Мог ли он признаться бывшему Главе Дисциплинарного Комитета в том, что пару раз выпадал из реальности из-за мыслей о нём? Это было чревато и без лишних действий можно было бы ощутить приближающийся металлический вкус во рту и боль от гематом по всему телу. Тем не менее, у него не было права соврать. Не после всего. — Я отвлёкся. — Я заметил, — выдохнул Хибари и ослабил давление. — Я спрашиваю о причине. Твоя голова вечно забита ненужным мусором. Тсунаёши усмехнулся и на страх и риск возразил: — Моя голова забита тобой. Хибари чуть прищуривается и убирает руку с тонфа, после чего говорит: — Ты всегда будешь это так неожиданно выпаливать, будто забываешь про контроль? — он расслабляет мышцы лица и продолжает: — Это стоило учитывать, если вспомнить как ты вчера не мог найти документ, который застрял в твоих волосах. — Эй, это только между нами! Не говори об этом другим, — Тсуна чуть краснеет и говорит: — Мне было непросто осознать упущенные возможности. — Ты слишком много думаешь, — снисходительно говорит Хибари и легко касается щеки напротив, после чего закрывает ладонью глаза. — Ты лучше справлялся со своими чувствами, когда не было лишних раздражителей. Видишь ли ты продолжение этих чувств сейчас? — Да, — уверенно отвечает Савада и тут же ощущает лёгкий короткий поцелуй. Руку убирают с его лица и насмешливо произносят: — Что ещё тебе нужно? Тсунаёши не обманывался тем, что им нужны признания в любви и чёткие планы на их отношения. Их жизнь никогда не имела плана и оба на самом деле были влюблены в тот адреналин, что дарила им мафия. Они безумно долго бродили на разных материках, но шаткий мост уже был возведён и никто бы не позволил ему развалиться. Не теперь, когда чувства другого человека понятны и без контекста, не тогда, когда их переполненные чаши ожидания разбились и переросли в настойчивые действия. — Ничего, — Тсунаёши опускает руки на плечи Хранителя и припадает к губам более разгорячённым поцелуем. Хибари быстро перехватывает инициативу и обвивает руками талию Тсуны, чтобы притянуть его ближе.