delta

But I’ll meet you at the delta Where the rivers run into the sea And I'll meet you at the delta What's behind, I can clearly see That beyond, that's beyond me

_ _ в нью-йорке идет дождь, когда его самолет приземляется. намджун поднимает шторку иллюминатора и смотрит в него — позади размытые огни аэропорта. последние четырнадцать часов он провел в этом самолете, поэтому его спина болит, а левая нога онемела, несмотря на простор в первом классе. переговорное устройство кряхтит над его головой, когда огоньки ремня безопасности гаснут, и капитан говорит, сначала на корейском, затем на английском, что они благополучно приземлились в нью-йорке. местное время 18:30, температура снаружи 3 градуса по цельсию. дождь будет идти до следующего дня. пожалуйста, наслаждайтесь вашей поездкой. намджун поднимается, чувствуя, как хрустит его спина, и набрасывает на себя черное пальто. он пытался одеться так непринужденно и невзрачно, как только мог — никаких знаменитых брендов. в это время в аэропорту не было репортеров, и ему наконец-то удалось улизнуть из страны незамеченным. серые волосы, которые он собирался перекрасить обратно в черный, он прикрывает кепкой и вытаскивает с полки свою сумку. в настоящий момент его телефон без связи, но он использует вай-фай самолета, чтобы отправить сообщение в какаоток, игнорируя десятки непрочитанных сообщений : "только что приземлился". ему отвечают эмодзи с большим пальцем и больше ничем. как он и ожидал, но укол нервозности все еще бьет его по спине, заставляя желудок скручиваться. очередь на выход из самолета длинная, а путь до места выдачи багажа еще длиннее. он уже был в этом аэропорту несколько раз, но тогда с ним был стафф. он не помнит, когда в последний раз путешествовал один. даже его компания не знает, где он сейчас, так что его захватывает дух свободы. он бы наслаждался этим больше, если бы не был так измотан — когда он спал в последний раз, он тоже не помнит. неделю назад? две? прошло пятнадцать дней с момента, когда историю опубликовали, или двадцать? время размывалось в мозаику, наполненную гневом, о чем ты, блин, думал? ( о том, что, возможно, я любил его, намджун не говорит этого в ответ, что я хотел этого. нет, он держит рот на замке и ничего не говорит.) он поправляет маску на своих губах и подбородке. надеется, что выглядит, как обыкновенный турист, когда протягивает свой паспорт и билет скучающему работнику службы безопасности аэропорта с потухшими голубыми глазами и почти незаметными рыжими усами. — цель визита? — спрашивает он, растягивая слова. — навещаю друга, — отвечает намджун, хотя это звучит не совсем правильно. мужчина кивает и затем затягивает привычную шарманку: виза действительна лишь девяносто дней — по их истечении присутствие намджуна будет здесь нелегальным, и он должен будет покинуть страну, за исключением, если у него имеются проблемы со здоровьем, и он находится в больнице. — я понимаю, — говорит намджун. дата его возвращения так близко к окончанию этих трех месяцев, как только можно, но скорее всего его компания заставит его вернуться, или же он останется здесь дольше, чем ему будут рады. усы кивают и ставят штамп в его паспорт, показывая рукой, что он свободен. его голова опущена вниз, когда он следует за потоком людей к месту выдачи багажа. в итоге, коридоры приводят его в большую светлую комнату, наполненную балаганом и скоплением людей, которые вытягивают шеи в поиске своих вещей. намджун игнорирует их, выглядывая знакомое лицо. но сначала слева раздается голос. — намджун? намджун крутится, и что-то застревает в его горле. чон хосок, двадцатипятилетний, достаточно похож на чон хосока в его воспоминаниях: то же узкое, красивое лицо, те же выделяющиеся скулы, те же темные волосы, показывающие тот же высокий лоб и брови. но намджун видит изменения: то, как хосок спокойно и уверенно ведет себя; детская припухлость в его лице пропала; яркий цвет его одежды (желтые конверсы, зеленое пальто, узкие джинсы с красным рисунком на левом колене), хотя раньше он предпочитал черный, вежливая, неуверенная улыбка на лице — та, что существует для незнакомцев. он выглядит хорошо, даже лучше, чем в восемнадцать лет, та его версия, что находится в голове намджуна. прошло семь лет. намджун напоминает себе не забывать дышать. — хосок, — говорит он, надеясь, что его голос не дрожит. надеясь, что он не выглядит так изношенно и измотанно, как чувствует себя. — привет, — говорит хосок. он немного откидывает свою голову. — ты стал выше. в его корейском все еще слышится диалект, даже спустя столько лет. семь лет. как будто прошло больше. как будто прошла целая жизнь. — или это просто ты втаптываешься, — наконец выдает он, и ему отвечают знакомым смехом. хосок мотает головой. — давай заберем твои вещи и уберемся отсюда. ненавижу аэропорты. намджун соглашается и следует за хосоком к одной из каруселей в конце комнаты, к счастью, почти у самого выхода. сумки уже начали выезжать, но проходит некоторое время, прежде чем он видит свою — черный, невзрачный чемоданчик со стикерами райана на ручке. он снимает ее и дуется на поднятую бровь хосока. — мне нравится райан. — да, но ты никогда не признавался в этом. намджун пожимает плечами. он бы и не признался в этом дней пятнадцать-двадцать назад, когда он был рэп монстром — успешным хип-хоп артистом, которому нужно было держать строгую планку. рэп монстру не нравилась мягкая одежда или милые вещи, не нравились мрачные философские книги. рэп монстр не мечтал прогуляться вдоль реки хан, крепко держась с кем-нибудь за руку. рэп монстр не целовал мальчиков. но здесь стоит ким намджун, и ким намджун решил налепить стикеры с райаном на его гребаный чемоданчик, потому что они заставляли его улыбаться. хосок смотрит на него, словно раскрывает слой за слоем его души. лучше всего его знал юнги, но он забыл, как наблюдателен может быть хосок. как много он замечал, когда намджун не понимал этого. — только этот чемодан? — спрашивает хосок вместо того, чтобы высказать, что он увидел под кожей намджуна. намджун кивает. он не хотел брать слишком много вещей, не хотел, чтобы кто-то подумал, что он хвастается своим богатством. не перед хосоком, который жил в маленьком доме во флашинге (он нашел это в интернете, будучи пьяным). (у него есть пушистый песик холли. у него есть юнги.) — отлично, — хосок хватает его сумку, игнорируя протесты намджуна, и направляется к двери, — моя машина припаркована снаружи. надеюсь, у тебя есть капюшон на пальто. намджун надевает капюшон, подражая хосоку, и вместе они проходят через автоматические двери прямо в дождь. носки намджуна, кроссовки и штаны полностью промокли, когда они наконец добираются до машины хосока — немного помятая toyota, выкрашенная в выцветший зеленый цвет. хосок открывает багажник, засовывает туда сумку и чемодан намджуна, и затем садится за руль. — уф, — говорит он, когда намджун захлопывает пассажирскую дверь. дождь шумно стучит по крыше и переднему стеклу, чуть ли не выбивая его. вода течет по челке ему в глаза, и он вытирает лицо мокрым рукавом. — прости за это. я потерял свой зонт в метро на прошлой неделе, и все забываю купить новый. — все хорошо, — говорит намджун, вытирая свое лицо. — все в порядке. ему бы хотелось быть не таким неловким — прошедшие годы и все, что случилось, наполняют тишину. ему бы хотелось знать, что сказать, где вообще начать. — спасибо, — решается он, бросая неуверенный взгляд на хосока. — что разрешили мне приехать. услышать что-либо от него намджун ожидал меньше всего — он подумал это сон, когда увидел сообщение. оно было коротким и простым, типичный хосок: "мы видели, что произошло. нам очень жаль. если тебе нужно выбраться куда-нибудь, мы всегда будем тебе рады - чх". ему интересно, удивился ли хосок положительному ответу. пригласил ли его хосок просто потому, что думал, что намджун не приедет. скорее всего, уже поздно для сомнений. он здесь и хосок тоже, на выезде с парковки. странно видеть его за рулем машины. все это кажется ненастоящим. в любую минуту, намджун думает, он проснется в своих пустых апартаментах с разряженным ноутбуком на его груди и поймет, что это был всего лишь пьяный сон. дворники скрипят, работая сверхурочно, пока хосок аккуратно движется через ливень. — так льет уже два дня, — гримасничает он. — наши улицы превращаются в реку. — в корее шел снег, когда я уезжал, — говорит намджун и чуть не смеется над ними обоими, пытающимися вежливо говорить о погоде. — я знаю, — говорит хосок, в его голосе намек на улыбку. — моя мама отправила мне длинную тираду этим утром. как твоя мама? хочет спросить намджун. как ты? как дела у юнги? но он не уверен, имеет ли право, поэтому он позволяет разговору снова превратиться в тишину. но это хосок, а некоторые вещи никогда не меняются, так что он старается усерднее, чтобы наполнить ее своим громким голосом поверх дождя, скрипящих дворников и звука колес по асфальту. — гостевая комната, на самом деле, не очень, но кровать ужасно удобная, обещаю, — одно мгновение кажется, будто ему некомфортно, затем он добавляет, — я знаю, возможно, это не то, к чему ты привык- — все хорошо, — перебивает намджун, сглатывая инстинктивное хоуп-а. — правда. хосок кивает один раз и меняет тему. — сегодня юнги закрывает, так что, скорее всего, он вернется очень поздно, извини. ох! подожди, прости. ресторан. он совладелец ресторана, на рузвельт-авеню. которое близко к нашему району, прости. я не умею объяснять. намджун знает это из-за пьяного сталкинга, но он не собирается признаваться. вместо этого он изображает удивление. — правда? вау. — да, открытие было два года назад. традиционный корейский ресторан-барбекю, но с современным вкусом. — в глазах хосока сияет гордость, освещая все лицо. — он знаменитый. дела идут хорошо. — это прекрасно, — говорит намджун, пытаясь вытолкать слова через ком в горле. он помнит фотографию в инстаграме: юнги и другой страшно высокий мужчина стоят пред ресторанчиком, названным Let’s Meat, обняв друг друга за плечи и широко улыбаясь. он никогда не видел юнги таким счастливым. его улыбка, круглые щеки и блеск в глазах — все это словно нож резало кожу намджуна на протяжении нескольких дней. — я работаю без зарплаты, — продолжает хосок, обращая внимание намджуна на себя снова. — они предоставляют все виды образовательной и ментальной помощи для подростков с проблемами, а я один из наставников. я работаю по большей части со старшеклассниками. пытаюсь вдохновить их насчет будущего, пытаюсь вовлечь их в общество и все такое. это не совсем то, в чем намджун видел восемнадцатилетнего хосока, но этот хосок распространяет гордость и возбуждение — сияние того, кто действительно любит свою работу. — я уверен, ты отлично справляешься, — говорит он и видит, как улыбка хосока превращается в смущение. — дети выполняют почти всю работу. я рядом, чтобы просто помочь, где могу, — он машет рукой. — ох! и я учу танцам. в частности хип-хопу. это маленькая студия, но людей всегда много. намджун думает, это подходит хосоку больше. однажды он наткнулся на видео хореографии на ютубе и увидел его — все еще полного той притягивающей харизмы, силы и близости к сцене. в другой жизни он бы завоевал мир, скорее всего. в той жизни, где намджун не проебался так сильно. — я рад, что ты все еще танцуешь, — говорит он, и хосок пожимает плечами. — мне слишком это нравилось, чтобы бросать этим заниматься. а вот способности в рэпе меня немного подводят. не то чтобы я был хорош и раньше, — он смеется, в его голосе меньше горечи, чем намджун ожидал. — ты был, — настаивает он, потому что у хосока было так много потенциала. просто.. недостаточно. по крайней мере для компании. хосок трясет головой. — прошло семь лет, намджун. тебе не нужно меня утешать. я в порядке. — я... — намджун проглатывает протест, когда хосок смотрит на него с поднятой бровью. — как юнги? он надеется, что хосок поймет о чем он спрашивает: больше чем о простом "в порядке". больно ли ему все еще из-за депрессии? из-за ненависти к себе и тревожности, что сжимает его внутренности? в юнги всегда было так много великолепия, но так много темноты, и намджун никогда не знал, как помочь ему облегчить это. вспоминая об этом, он не думал, что был в силах сделать это — даже если бы он не был глупым и гордым ребенком. — хорошо, — говорит хосок, выражение его лица смягчается с пониманием. — очень хорошо. он получил помощь со многими вещами. сейчас он чувствует себя намного лучше. — пауза. — пригласить тебя было его идеей. это поражает намджуна. он пытался выйти на связь сразу после того, как узнал, что юнги и хосок отслужили. юнги заблокировал его номер. хосок вежливо попросил больше не пытаться. хосок, должно быть, заметил проблеск шока на его лице, поэтому он вздыхает. — он не ненавидит тебя, намджун. уже давно нет. пожалуйста, не относись к нему, как к спящему медведю, которого ты боишься потревожить. — я… — но у него нет хорошего аргумента. он боялся гнева юнги, его ненависти все эти годы. даже если он знал: юнги зол на мир, а не на людей, которые есть в его жизни. даже если, логически подумать, он знал: юнги не агрессивный или ненавидящий все и вся человек. может, чего он боится на самом деле, это прощения. он не думает, что знал бы что делать без этого груза вины на его груди, который бьется об его легкие. он с ним уже долгое время, возможно, он не сможет дышать без него. — ладно, — говорит он и игнорирует взгляд хосока, не имея понятия, что он означает. чон хосок всегда был своего рода загадкой — ещё одна вещь, которая не изменилась. оставшаяся часть поездки проходит в тишине, но напряжение немного спадает. достаточно, чтобы не задыхаться из-за него. пальцами хосок настукивает какой-то ритм по рулю, в котором намджун узнает песню арианы гранде, и он подавляет в себе желание улыбнуться. хорошо знать, что хосок все такой же энергичный, как и раньше, что он все еще не может усидеть на одном месте больше, чем несколько минут. дом юнги и хосока на тихой, древообразной улице, вдали от суматохи больших дорог. намджун мало что видит в темноте, но фары освещают белую деревянную обшивку дома и маленький газон, когда хосок въезжает на подъездную дорожку. шаги ведут к маленькому крыльцу с посаженными растениями около двери. все еще льет как из ведра, и хосок глубоко вдыхает, заглушая машину. — окей, мы забираем твои вещи и бежим, звучит хорошо? — потрясающе, — соглашается намджун, снова поднимая свой все еще влажный капюшон. — блять, — бормочет хосок и открывает дверь, в то же время подскакивая к багажнику. намджун почти падает, в спешке забирая свой чемодан, затем хосок захлопывает багажник и тянет его к крыльцу. — просто оставь свою обувь здесь, — говорит он, вытаскивая ключи из кармана пальто. — у нас есть полочка, но я не хочу, чтобы все намокло. обещаю, никто ничего не украдет. — я и не думал, что ты живешь в плохом районе, — говорит намджун, сбрасывая кроссовки и носки. хосок пожимает плечами, наклоняясь, чтобы снять свои ботинки и носки. — много людей стереотипно думают о нью-йорке, особенно о квинс. я научился предугадывать на всякий случай. пойдем. и приготовься. холли довольно громкий, когда он взволнован, — он поворачивает ключ в замке, и внутри сразу раздается лай. хосок входит первый, беря чемодан намджуна, и намджун неловко бредет сзади, не понимая, что делать с маленьким коричневым комочком, носящимся вокруг ног хосока. — привет, холли, — милашничает хосок, его голос сразу поднимается на одну октаву. — скучал по мне? — он присаживается на корточки и хватает извивающегося песика в руки, одаривая поцелуями его пушистую голову. — это намджун, — говорит он, поворачиваясь к намджуну, который неловко машет. хосок выглядит довольным, а холли продолжает извиваться, пока его, наконец, не выпускают из рук. затем холли бегает вокруг ног намджуна. он всегда был больше по кошкам, даже собака его семьи не очень жаловала его. — ты можешь его погладить, — говорит хосок. — он не кусается. так что намджун опускается на корточки, зная, что с его пальто на темный деревянный пол все еще стекает вода, и неуверенно протягивает руку. холли достаточно долго принюхивается к ней, а затем по-видимому решает, что намджун хороший, потому что следующее, что он делает — это прыгает, чтобы уткнуться своими лапками на грудь намджуна, и лижет его подбородок. — хей, — протестует намджун, чувствуя непредвиденный приступ смеха. боже, прошло так много времени с того момента, как он смеялся. с того момента, как он был наполнен обычной радостью из-за объятий с милым песиком. — ты ему нравишься, — говорит хосок с улыбкой. — я бы сказал: "ты молодец", но ему нравятся все. — слишком дружелюбный для своего же блага, да? — спрашивает намджун, почесывая холли за ушами. он радостно машет хвостом. — эх, по большей части, да. но он защищает юнги. ладно, холли-малыш, достаточно. давай все покажем намджуну, хорошо? прекрати давить на него. он нежно, но настоятельно отталкивает холли и указывает на пальто намджуна. — у нас есть крючки для них, чтобы они не пачкались на полу. как только их пальто развешаны, а ноги высушены, хосок хлопает в ладоши. — ну что же, тур. намджун кивает, наконец осматривая дом. он выглядит старым, с довоенными деталями: плинтусы под потолками, старый вентилятор в виде люстры посередине гостиной, камин в углу, что выглядит так, словно перестал работать десятки лет назад. перед ним кровать для собаки и еще немного растений, выстроенных в линию. стены выкрашены в теплый белый цвет, а яркие принты, фотографии, чаще всего вид на город, постер с кумамоном, — своего рода декорации на них. в прихожей, где они стоят, несколько хаотично разбросаны ботинки, пальто, шляпы и парочка сумок и поводков для собаки. мебель в гостиной, скорее всего, б/у-шная, но расположена она комфортно: большой голубой диван, зеленое кресло и кофейный столик из светлого дерева со стаканом на нем размещены на восточного стиля ковре, который, по представлению намджуна, прежде чем его купили, проживал свой век на блошином рынке. стена с телевизором занимает одну сторону, полки вокруг плоского экрана обставлены безделушками и чем-то, похожим на виниловые пластинки. другую стену занимает книжная полка, которая частично обставлена книгами, названия которых намджун не знает, а другую часть занимают еще большое количество безделушек и фотографий. мужчина с фото около ресторана есть на некоторых из них. здесь уютно, решает намджун. гостеприимно. как настоящий дом, так отличающийся от его современных, но стерильных сеульских апартаментов. — ну вот гостиная, — говорит хосок, махая рукой. — у нас, правда, нет кабельного, но есть нетфликс, так что смотри, что хочешь. кушаем мы здесь, — он указывает вправо, где почти все место занимает стол на четверых, сверху маленькая люстра и ваза с высушенными цветами, что делает пространство более ярким, красочным. — а это проход в кухню, — хосок проходит через арку в кухню в форме квадрата. все шкафчики выглядят так, словно они принадлежат какой-нибудь бабушке, но они разрисованы в милый белый цвет, а стены в успокаивающий зеленый. — газовая плита и все остальное — старье, включая кофемашину, но просто будь терпелив. на самом деле, думаю, не стоит что-то готовить, у плиты частая смена настроения. — я не так уж и плох, как был раньше, — говорит намджун, но он вообще-то не очень уверен в своих словах. последние семь лет он только и делал, что выживал на заказной еде и той, что готовят в отелях. подозрительный взгляд хосока говорит, что он видит его насквозь, и намджун выдыхает. — хорошо, никакой готовки, понял. — у нас полно снэков, — предлагает хосок, показывая рукой на буфет. — и хлопьев, и сэндвичей. поэтому кушай, что хочешь. они оставляют кухню и идут по узкому коридору. — наша спальня в конце коридора, — говорит хосок, указывая на закрытую дверь. — ванная здесь, — он открывает дверь справа. это довольно стандартная американская ванная комната: плитка на полу и синие соединенные ванна и душ, маленькая круглая раковина с зеркалом над ней и несколько полок со средствами для душа и ухода за кожей. — сначала вода будет жутко горячей, — говорит хосок, — но спустя минуту все будет нормально. пользуйся любым шампунем, кондиционером и все такое, желтые полотенца — твои, — намджун видит их, они сложены на коробке рядом с синими и зелеными. — спасибо, — говорит он. хосок кивает, когда они снова выходят в коридор. — без проблем. а вот и твоя комната, — она немного дальше по коридору, рядом с главной спальней. дверь скрипит, когда хосок открывает ее и отходит в сторону, чтобы впустить намджуна. она маленькая, но не слишком. места как раз достаточно для двухместной кровати, комода для белья и маленькой книжной полки рядом со шкафом. на стенах снова вид на город и несколько самодельных рисунков: галактика, кто-то похожий на друга юнги со спины, кто-то танцующий и хохочущие животные из мультиков — все они в одном стиле, словно их нарисовал один человек. один папоротник стоит на подоконнике, другой расположен на комоде. комната сразу же нравится намджуну. — знаю, она довольно простая, — говорит хосок, нервно передвигаясь на месте, — но как я уже сказал, кровать очень удобная... — все хорошо, — намджун нежно его перебивает. — этого более чем достаточно, хосок. спасибо. — ладненько, — говорит хосок, немного краснея. кажется, ему все еще неловко от проявления сентиментальности. — в любом случае, чувствуй себя, как дома. юнги скорее всего не будет до двух, так что я иду спать. обычно я ухожу в 7:30, так что если мы не увидимся, хорошего тебе завтра дня. юнги проснётся ближе к полудню. ох... ох! и детишки забегают время от времени. я предупредил их, что у нас гость, и сначала им нужно будет спросить, но кто знает, будут ли они слушаться. так что... подготовься сразу на всякий случай. намджун моргает, думая, где же он что-то упустил. — детишки? — ох, блин, я не говорил, да? — спрашивает хосок. — прости. ох, короче, мы, вроде как, усыновили трех детишек, обучающихся в колледже. они корейцы, приехали сюда по учебе, как юнги и я — он, кстати, знает одного, потому что они оба из тэгу. эти засранцы приходят, съедают всю нашу еду и пользуются нашим нетфликсом. но они хорошие ребята — иногда они поливают цветы и выгуливают холли. нам они нравятся. но не говори им, что я сказал это. кому-то из нас нужно быть строгим родителем, и это точно не будет юнги. намджун пытается представить это — хосок и юнги присматривают за хаотичным трио, в котором всем не больше двадцати с чем-то, и у него не выходит. — хорошо. я могила. — спасибо. и я еще кое-что забыл, — он исчезает на мгновение и возвращается с телефоном в руке. это обычная черная нокиа, и он протягивает ее намджуну. — мы его купили. я вбил некоторые данные за тебя, в нем есть номер юнги и мой. можешь пользоваться, пока не решишь, что делать с собственным телефоном. в настоящий момент он боится включать свой гаджет, ведь он улетел в другую страну, никому не говоря об этом, но его желудок скручивается при мысли, что хосок потратил на него свои деньги. — не стоило, сколько я должен- — намджун, — хосок перебивает его, — он дешевый. все нормально. — я не хочу, чтобы ты тратился на меня, — бормочет намджун. достаточно того, что они разрешили ему остановиться у них бесплатно, разрешили ему есть их еду — он уже думает, как бы компенсировать им все это — а теперь подарки? какая разница, что он дешевый, все равно это неправильно. — все нормально, — повторяет хосок, настойчиво тряся телефоном. — пожалуйста, возьми долбаный телефон. намджун принимает поражение и берет долбаный телефон, аккуратно кладя его на комод. повисает неловкая пауза, когда хосок прочищает горло и снова кивает — быстрое движение головой. — хорошо, я иду спать. тебе тоже нужно. он не знает, сможет ли заснуть. его вены все еще полны пчел, которые все жужжат жужжат жужжат, но он не хочет заставлять хосока волноваться, так что он вымучивает улыбку и наклоняет голову в согласии. — доброй ночи, хосок. — и тебе, намджун, — говорит хосок и уходит, с щелчком закрывая за собой дверь. намджун слышит его отдаляющиеся шаги, как он зовет холли и затем, как его дверь с шумом открывается и закрывается. один во внезапной тишине дома, намджун прикладывает руку к своему стучащему сердцу и пытается дышать — ровно и медленно. _ _ о сне и думать не стоит, так что он чистит зубы и умывается, морщась из-за темных кругов под красными глазами и болезненной бледности его кожи. он уже несколько недель ждет, когда произойдет ментальный взрыв, но пока что его не было. он не плакал, когда историю опубликовали, или когда джексон ушел (в иной, лучшей ситуации они бы вместе боролись против этого шторма, но в этой они были всего лишь на нескольких маленьких свиданиях — что были способны разрушить их, но не заставить полюбить — и джексон ушел из жизни намджуна, чтобы справиться с хаосом самому), или когда за первой новостью последовали другие: полные ненависти, унижения и злости. он пил — много, слишком много — но не плакал. может, в итоге взрыв и случится. может, он ждет своего звездного часа. но сейчас намджун витает по дому юнги и хосока, как беспокойный призрак, останавливаясь у книжной полки, чтобы рассмотреть фотографии. большинство из них, по-видимому, были сняты в окрестностях города. на одной трое молодых людей прижаты друг к другу с широкими улыбками на их лицах на бруклинском мосту (это, должно быть, дети, о которых говорил хосок), а на другой красавчик-партнер по бизнесу со странными очками. но та, что привлекает внимание намджуна больше всего, это та, на которой юнги и хосок, стоящие перед своим домом. выглядит, как селфи, будто хосок держит камеру, фотография немного размытая, но хосок целует юнги в щеку, пока последний улыбается — с закрытыми глазами, во все тридцать два зуба. они кажутся такими счастливыми. такими, блять, влюбленными. нечто настолько интимное стоит у них на виду на книжной полке, а у намджуна даже в телефоне нет ничего личного. он сглатывает и продолжает бродить. на холодильнике есть еще фотографии: снова детишки, на этот раз они делают смешные лица в кони-айленде, высовывая синие из-за слашей языки; юнги и хосок в выпускных мантиях и шапочках сжимают свои дипломы, оба с ослепительными улыбками; размытое фото холли в очках; также броские магнитики-сувениры из тэгу, пусана, гванджу, нью-джерси и бостона. список покупок на неряшливом корейском рядом с другим листочком, на котором расписание посещения ветеринара с холли. здесь представлена целая жизнь в моментах. жизнь, которую намджун упустил. _ _ в итоге он располагается на диване с книгой в руках. в ней самые изношенные страницы из всех тех книг, что были на полке — словно ее очень сильно любят, словно ее регулярно перечитывают — и это привлекло внимание намджуна, даже если название незнакомое: crush, ричарда сайкена. кажется, словно это коллекция стихотворений. он открывает первую страницу, пропуская предисловие. последняя строфа бросается на него, словно удар:

"Расскажи мне, как все это — и особенно любовь — разрушит нас, вот они, наши тела, охвачены светом — скажи мне, что мы никогда не привыкнем к нему."

он прочитывает ее полностью. затем возвращается к началу и читает снова. представляет, как юнги покупает ее ( потому что это книга юнги, он знает. эти слова словно то, как читал рэп юнги — сыро и кроваво, привнося немного насилия, ничего не сдерживая, с храбрым сердцем), и читает, пока обложка не мнется, а корешок не хрустит. он хочет сделать несколько записей, хочет спросить у юнги, что он нашел в этих страницах, то же самое ли это, что ищет намджун. он перечитывает ее в третий раз, когда входная дверь открывается, и он поднимает взгляд, словно его ударили, видит, что юнги стоит у входа, а его силуэт размыт из-за слез. намджун неистово вытирает лицо, надеясь, что юнги не видел, и пытается улыбнуться. это некомфортно, неловко. юнги не улыбается в ответ. снаружи все еще идет дождь, и с низов пальто юнги стекает вода, образовывая круги на полу. волосы прилипли к его лбу, несмотря на зонт в руке. какое-то время они просто смотрят друг на друга, словно кто-то зажал одну клавишу на фортепиано и не отпускает ее, пока юнги не говорит: "привет". — привет, — отвечает намджун, откладывая книгу на кофейный столик. он чувствует себя слишком уязвимо в своих тренировочных штанах и мешковатой с пятнами толстовке, слишком в стиле ким намджуна. — ты еще не спишь, — продолжает юнги тихим голосом, снимая пальто и вешая его на крючок. скидывая ботинки, не развязывая и ставя их на полку. на нем черный фартук с пятнами от еды, и когда он подходит ближе, намджун замечает полоску соуса на его подбородке. намджун впитывает в себя остальное. замечает все те вещи, что не изменились, как было с хосоком: немного опущенные плечи юнги, то, как он двигается, сутулясь, уставший, беспорядок его черных волос на лбу (он был блондином некоторое время, судя по фотографиям, и намджун думает, когда это изменилось), глаза как у кота, его круглые щеки, неровные ногти, обрезанные в спешке. и все изменения: больше пирсинга — три на каждом ухе — и серьги, что болтаются, когда он двигается, его силуэт выделяется более остро, более точно из-за прошедших лет. так же, как и хосок, он ведет себя с расслабленной уверенностью, будто он нашел свое место в мире, и он уверен в нем. то желание показать себя, стать успешным, что излучал восемнадцатилетний юнги, пропало. теперь в нем видна устойчивость. восемнадцатилетний юнги всегда напоминал намджуну морской шторм — могущественный, разъяренный и дикий. двадцатишестилетний юнги будто река — более медленный, спокойный, движущийся вперед по пути, который он проложил к какой-то далекой дельте. — не мог заснуть, — шепчет намджун, когда понимает, что юнги ждет ответа. — в корее сейчас где-то 16:30. — ага, но когда ты спал в последний раз? намджун пожимает плечами. — три недели назад? брови юнги поднимаются. — скорее всего, даже дольше. юнги фыркает. — я собирался сказать, что ты выглядишь ужасно, но это своего рода даже преуменьшение. — спасибо, — говорит намджун, иронично улыбаясь, радуясь про себя, что прямота юнги не исчезла со временем. — если бы я не знал, что ты приедешь, я бы подумал, что мой дом захватил грустный призрак убитого студента. пойдем. он проходит мимо намджуна в кухню, и намджун следует за ним, морщась на свою толстовку. скорее всего, он правда выглядит как студент, сдавший экзамены — ох, если бы репортеры видели его сейчас. это было бы хуже, чем гомосексуальность. ха. он облокачивается на арку, наблюдая за юнги, который включает электрический чайник. — что ты делаешь? — чай, — говорит юнги. — у меня такая хорошая ночная привычка, — он замолкает, наклоняя голову в раздумье. — это, наверное, эффект плацебо, но это работает. ему нужно встать на носочки, чтобы достать чай с верхней полки, и намджун чувствует знакомое покалывание в груди из-за этого. (некоторые вещи никогда не меняются.) — тебе не нужно делать мне чай, — настаивает он. — ты же устал. — я делаю чай себе, — говорит юнги. он достает кружки с человеком-пауком и бэтмэном из шкафчика. — и тут как раз достаточно на двоих. так что всё в порядке. — дай мне хотя бы помочь- , — начинает намджун, прежде чем юнги вперивает в него взгляд. — ким намджун, я не знаю, что ты думаешь стало с моими манерами, но ты гость в моем доме, и я все еще старше. заткнись и дай мне сделать чай. — ты прямо как хосок, — бормочет намджун, проиграв во второй раз. — это хосок как я, — говорит юнги, затем осматривает себя. его брови хмурятся, и он указывает на свой грязный фартук. — блять, я думал, что снял его. — а еще у тебя соус на подбородке, — намджун не может не указать. юнги снова ругается и вытирает лицо. соус не исчезает. — все нормально, — говорит намджун. — сейчас два часа ночи, хен, никого это не волнует. только после того, как слова были сказаны, он понимает свою ошибку. глаза юнги широко открыты, когда он поднимает взгляд, и намджун вздрагивает, внезапно чувствуя себя маленьким. — черт, мне жаль. я- юнги направляет на него чайную ложку. — если из твоего рта раздастся "юнги-ши", я брошу это в тебя. — все равно, это было слишком. просто… юнги всегда был для него хеном, несмотря на прошедшие годы. похоже, старые привычки умирают очень-очень нескоро. юнги вздыхает и засовывает ложку в кружку с человеком-пауком, она издает тихий зыньк. — все хорошо. мы.. поговорим об этом позже. не в два часа ночи, — чайник начинает кипеть и шипеть. — чай готов. намджун принимает кружку с бэтмэном от юнги с быстрым поклоном, на который юнги фыркает, но из-за этого он чувствует себя лучше, затем он следует за юнги обратно в гостиную. юнги наконец развязывает фартук, открывая белую рубашку под ним, и кидает его на стулья. он расстегивает три верхние пуговицы своей рубашки и облокачивается на подушки с измотанным вздохом. — тебе стоит идти спать, — говорит намджун, подбирая под себя свои ноги, чтобы юнги было достаточно места. — я пойду, когда это сделаешь ты, — отвечает юнги, наклоняя голову, чтобы дерзко посмотреть на намджуна. — туше, — бормочет намджун и поднимает свою кружку в знак тоста. чай вкусный, но все ощущается, как сон: пить чай с юнги тихой темной ночью, после того, как весь мир заснул, но еще много времени до первого луча рассвета. с мин юнги, которого он думал, никогда больше не увидит. с мин юнги, чьи носки с маленькими синими динозаврами, а на левой пятке начинает появляться дырка. с мин юнги, который смотрит на него так, словно тоже не может во все это поверить. раньше они так много разговаривали. сейчас же намджун чувствует себя так, будто копается на дне русла реки в поиске слов. — спасибо, — наконец говорит он, не придумав ничего получше. — хосок сказал, что это ты предложил пригласить меня. юнги почесывает кожу сзади своего уха. — ох, я просто подумал, что тебе нужно будет место вдалеке от всего. чтобы... подышать. — ты был прав. юнги кивает и допивает свой чай в один глоток. он встает на своих ватных ногах с усталостью и возвышается над намджуном. рука повисает в воздухе, словно он хочет потрогать, но не уверен, можно ли. намджун задерживает дыхание, думает: "пожалуйста", думает: "не надо", потому что, как бы он этого ни хотел, если юнги дотронется до него сейчас, то, он почти уверен, его тело разобьется на маленькие кусочки по всему полу. рука юнги опускается, пальцы сжимаются в кулаке. — иди в кровать, намджун, — говорит он так, словно не приветствует никаких споров. и затем его нет, вместе с кружкой с человеком-пауком и фартуком. _ _ намджун ложится, но сон приходит, только когда небо начинает светлеть, а дождь, наконец, прекращается.