Дочь Гингемы

- Что с тобой? - Гона Новин быстро встала, отложив в сторону пук собранных утром трав, которые она перебирала, готовя к сушке. Только сейчас она заметила, что её муж вот уже минуты три как прервал на полуслове свой неспешный рассказ о последнем походе в лес, и сидит, сгорбившись, так и эдак проворачивая что-то в руке. - Милый! Ты... - Да вот... гриб тут попался... необычный. Шляпка крапчатая, но вот ножка... не пойму я. Вроде раз в лесу его взял... да и уж который год... но ошибиться никак нельзя. Репутация - а и если пострадает кто? Маленький совсем, но так бросить - обидно. - Дай я погляжу. - Э, да куда - ты разве разбираешься!? - Ну, кой-чего должна была при тебе будучи столько лет да зим и усвоить! - Твоё дело вон, стебельки-цветочки. Я туда не мешаюсь, но и ты в мою работу не лезь. А вообще... странные сейчас грибы пошли! Ишь какой-растакой, тридцать лет я трудился - тебя разобрать не могу! Странные... странные, - негромко бормоча себе под нос, Дило Новин продолжал мусолить гриб меж пальцев, но, кажется, слишком быстро, чтобы впрямь что-то разобрать, а скорее в задумчивости. - То-то и дело, что тридцать лет, - Гона вздохнула, подошла вплотную к супругу, - Годы идут, Дило, вроде не спеша - а никак не догонишь. Скоро будем мы стариками... - Ой! Вот только не начинай! Эти все твои причитания - бабье оно всё! Слышать не желаю! Мы ещё эх что! - Дило сделал неопределённый, но явно что-то утверждающий и решительный жест левой рукой - правая по-прежнему сжимала грибную ножку. - Да какое там! Это от слов моих у тебя глаза не видят? Гляди, продолжишь по ночам под одной луной шастать по болоту, да выискивать там всякое - точно через год-два ослепнешь! - Не каркай! - Ослепнешь! - Не каркай, ворона! А не то я тебя... - Дурак! ...Люблю его, чурбана старого, лешего бельмоглазого, мышь летучую по темени куролесящую, а он грозится! ...И этому-то я всё настойку делаю лечебную, да голубику с черникой под каждым кусточком ищу! Всё! Силы мои кончились! Всё! Утоплюсь! Вот только на ярмарку ещё съездим, продадим там отвар из полевого сбора, рассчитаюсь со старой Уной за долг - и всё! - с этими словами Гона с шумом уселась на старое место на лавке. наступила тишина. Все вроде бы были заняты делом, но только раз - и так и глянут один на другого. Наконец, Дило поднялся с трёхногой своей табуретки, развёл руками, открыл было рот, но смолчал, а потом в два шага подскочил как какая-то птица - и обнял и поцеловал жену. - Эй, да ты что!? - Эт ты что! Помирать надумала! Топиться! Не сметь мне тут!!! Как муж те говорю! ...А то ж куды я без тебя... - ...Ну хватит, хватит. Ты сядь рядышком лучше. - Не смотри так. - Как? - Да вот эдак вот! Все настои буду пить когда положено. А на болото ходить... знаю, что боишься ты за меня - но там же на заветной моей поляне всегда самые лучшие... - Ох, Дило! Вот за что...? Молчи. Знаю всё. И не обманывай - оно всего хуже. Просто молчи. Не хочу опять: правда что, я - как сорока, а ты - как собака. - Да это гриб этот всё! Ух! Вот я его прямо сейчас разотру как не бывало! - Не гриб. Глаза твои полечу. И на болото ты на своё... ходи. Ой что говорю - самой бы себя не слышать! Но время то правда рекой течёт, Дило. Уна мне в матери годится, но у ней уж скоро не внуки - правнуки пойдут. Лата вон, что на хуторе на пригорке живёт, уж третьего нянчит, Скорла, плотникова жена, у которой девочка две осени тому родилась, сызнова на сносях. У Рада, а он тебя всего на четыре года старше, сын теперь в Когиде, подарки всё с каждым нашим обозом возвращающимся передаёт отцу. А мы? - Ну и мы когда-нибудь... - Когда, милый? С подслеповытами глазами не увидим мы тут бегающее по полу дитятко. С согнутыми спинами колыбельку не покачаем. У стариков живое рождается только на грядках. - Да не такие мы ещё... - Такие! - Ну а тогда чего ты хочешь! Как тут...? Или даёт Торн - или не идёт оно, хоть ты тресни. Если только сиротинушку какую подобрать. Ведь вон даже в соседней деревне, в... - Нет! ...Ты бы не поминал в суе, но раз уж сказал - Торн был великий волшебник, страну целую создал. Но ведь и сейчас не перевелись чудеса! Вот я всё выспрашивала, узнавала - у птиц, у торговок в Когиде, волшебницы - они удивительное могут, они помогают такому горю, что и не поверишь, знаю про то, как Стелла вылечила в Розовой стране мельничиху - и у той появился настоящий крепыш, слышала, что Виллина... - У нас Гингема, Гона. Гингема... - Но ведь и её можно как-то умаслить! Что-то же её тешит, чего-нибудь нужно... - Пиявки, например. - Да пусть бы и пиявки! Соберу! - Ты ж их боишься! Помню ,притащил на себе одну прошлым летом, так визгу было. - Соберу! Боюсь, а соберу! До мечты своей ими дотянусь! Сердце успокою! А то из него кровь вся вытечет - и пиявок не надо. - Гона! - ...Я правду говорю. Хочу смех детский услышать. Песенки вместе петь. Учить всему. - Ну уж, если парень, то не отдам - мне его наставлять. - Девочка будет. Если только вообще... - Откуда знаешь? - Чувствую. Хорошая. Красивая. Волосы чтоб чёрные-чёрные, как у дяди твоего покойного, а глаза зелёные да с искоркой, как на ручье на стремнине в мае. - Много же ты знаешь, - усмехнулся Дило. - Да. Я венки плела, загадывала. И имя придумала. Как-то так сразу вдруг пришло... - Какое? - Не скажу. - Чего-й то? - Спугну. Не сбудется. - Ну! Ерунда! Скажи! - Нет. - Давай! Мужу то можно. Нужно - как мне не знать!? - Боюсь я... - Гона, - супруг мягко взял её за руку, - ты мне верь. Мне. Верь. Всё хорошо будет. Так как? - Корина...