брусничные интермедии

джемин носит один свитер уже двадцать лет. купил его в двухтысячном году, когда только переехал в брашов: красный, крупной вязки, с рукавами, которые приходится закатывать. его можно заправлять в брюки и надевать поверх неглаженых футболок. в нём джемин выбегает в супермаркет за соевым молоком, ходит в филармонию и на уроки румынского языка в районной библиотеке. от него пахнет кардамоном и чем-то джеминовским: то ли гелем для душа, то ли крепким чёрным чаем с двумя ложками сахара. в брашове в январе всегда апрель: снег идёт редко, а, если идёт, то быстро тает, тротуары и выложенные плиткой мостовые сухие, над узкими улочками протянуты гирлянды, небо чистое, карпаты подёрнуты бледной дымкой, и везде пахнет корицей. для джемина это сто восемьдесят шестая зима и двадцатая зима в брашове. джемин зиму любит, потому что у ренджуна от холода краснеет кончик носа, и он смешно трёт его, когда заваливается к джемину после занятий со стопкой книжек про оккультизм, в пальто, в котором мёрзнет. — в квартиру сверху кто-то въезжает. на лестничной клетке коробки стоят. джемин живёт в девятиэтажке с высокими потолками и окнами, выходящими на улицу чербулуи. в квартире две комнаты, кухня, смежная с гостиной, ванная, стены цвета слоновой кости, фортепиано и красивая мебель в цветочной обивке. занавески тяжёлые так, что можно застрять в текстуре, паркет и розмарин в горшке на подоконнике. джемин забирает у ренджуна книги, пока он снимает пальто и путается в длинном шарфе. от него пахнет сигаретами и холодом. — ага. семья с мальчиком-подростком. кажется, корейские беженцы. весь дом в азиатах. — а ты чего хотел? азиатский район, — ренджун вешает пальто на крючок в коридоре, привстав на цыпочки, проходит в гостиную в ботинках с обвязанными вокруг щиколоток шнурками и по-хозяйски открывает окна. небо чистое и лазурное, будто бы на него наложили фильтр. — знакомился с ними уже? — нет. с пустыми руками идти невежливо, а у меня ничего нет. ренджун понимающе кивает. он худой: ему двадцать, но он носит одежду из детских отделов масс маркетов, и она всё равно ему велика. серьёзный и строгий, он выглядит нелепо и очаровывает обманчивой детскостью. джемин живёт сто восемьдесят шесть лет, но всё ещё чувствует себя ребёнком где-то под красным свитером, а ренджун взрослый, умный и внимательный в жилете из кашемира поверх футболки с муми-троллями размера xxs. джемин дружил с его родителями: познакомился с ними в гирине двадцать лет назад, и они предложили ему перебраться в трансильванию с ними, когда бежали из китая. джемин видел, как ренджун растёт: дорос до ста шестидесяти девяти сантиметров и остановился, потому что начал курить. он потомственная бытовая ведьма, как его мама, которая баловалась травами и заклинаниями ещё в гирине: поэтому джемин с ней и познакомился. ренджун учится на медицинском факультете, делает самокрутки из засушенных цветов и чая, читает книги про оккультизм и мёрзнет в лёгком пальто. он к джемину привык, как к другу семьи или даже как к кому-то более важному и родному: когда ему было пятнадцать, джемин не рассказывал его матери о том, что ренджун курит за школой и прогуливает уроки, а когда ему исполнилось девятнадцать, в знак благодарности он начал таскать для джемина донорскую кровь из лаборантской и зависать с ним после лекций по общей психологии. ренджун достаёт из сумки бумажный пакет. — вторая отрицательная. знаю, ты её не очень любишь, но другой не было. — всё окей. спасибо. ренджун привык к красному свитеру джемина, его неумению пользоваться интернетом и длинным клыкам, которые видно, когда он улыбается. а улыбается джемин часто, потому что улыбка у него красивая, и сам он красивый до дрожи в коленках, и он об этом знает. ему сто восемьдесят шесть лет, двадцать из которых он был живым, и ещё тогда это понял: у него длинные ресницы и тонкие запястья, на которые хочется смотреть и к которым хочется прикасаться. ренджун и к ним привык. или только делает вид, что привык. ренджун привык к тому, что джемин называет его сабриной — маленькой ведьмой, просит класть деньги на телефон, потому что сам не разобрался, как это делать, и хранит на фортепиано стопки нот в умных редакциях, хотя играть не умеет, но обещает себе записаться на курсы. он покупает ноты в книжном магазинчике в конце улицы каждый вторник и флиртует с молодым продавцом. к этому ренджун тоже старается привыкнуть. — брусничный пирог? — ренджун проводит ладонью по отросшим каштановым волосам. — сможешь отнести его соседям сверху. — брусничный пирог, — джемин убирает бумажный пакет в холодильник. — как родители? — прелестно, — ренджун заглядывает в раковину. — в чём тесто замесить? у тебя всё в крови. джемин задумчиво смотрит на груду керамических мисок в красных разводах. за сто восемьдесят шесть лет он так и не научился мыть посуду вовремя. — это символ моего декаданса. — это символ твоей бесполезности, — беззлобно замечает ренджун, запуская руки в раковину. — я прихожу к тебе, только чтобы убираться. не понимаю, зачем я продолжаю это делать. — но продолжаешь же, — джемин бережно смахивает каштановые пряди с глаз мальчика, пока он выдавливает лимонное средство для мытья посуды на губку. — мне нужно постричься, — он раздражённо дёргает головой, и пряди снова спадают на его лицо. джемин улыбается и треплет ренджуна по волосам. мальчик пытается увернуться от его цепких пальцев, но не может отойти от раковины. его руки в лимонной пене. за открытыми окнами в кафе через дорогу играет лоу-фай джаз, и кто-то громко разговаривает на румынском. джемин обнимает ренджуна со спины, и мальчик пихает его локтем куда-то под рёбра. — отцепись, — он сдувает непослушные пряди со лба и трёт фарфоровую чашку губкой. — реально, джемин, иди чай попей, что ли. за стеной раздаётся звук бьющейся посуды, за которым следует приглушённый возмущённый крик. ренджун вздрагивает. джемин отпускает его талию и обречённо вздыхает. — никогда такого не было, и вот опять. — они убьют друг друга когда-нибудь, — бормочет ренджун, пока смотрит куда-то сквозь кухонные полки и стену цвета слоновой кости — туда, откуда доносятся крики и где находятся соседние от квартиры джемина апартаменты. — надеюсь, они сделают это в ближайшем будущем, — джемин устало проводит ладонью по лицу. — они всё делают слишком громко. — не продолжай, — ренджун включает воду и смывает пену с керамических мисок и столовых приборов. — я не хочу знать. слишком громкие соседи въехали в девятиэтажку два года назад. до этого рядом с джемином жила пожилая пара с двумя йоркширскими терьерами, которые иногда не давали джемину спать своим лаем, но всё равно делить этаж с ними было более комфортно, чем с теми двумя, что появились в квартире после того, как пожилая пара переехала в сибиу. их зовут марк и донхёк, о чём повествует табличка у двери, и они всё делают слишком: слишком часто, слишком громко и слишком эмоционально. ссорятся, бьют посуду, занимаются любовью, стонут, кричат друг на друга и снова стонут, а ещё постоянно просят у джемина соль и пекут чесночный хлеб по выходным. джемин иногда зависает у них и обсуждает кино с марком. его зовут минхён по-корейски, но все местные зовут его марком, потому что так проще. он учится на астрофизика, говорит умные вещи и часто вздыхает. донхёк, кажется, нигде не учится и только торчит в квартире целыми днями или курит на лестничной клетке. он громкий до тихого ужаса, по-детски капризный и претенциозный. когда ренджун приходит к джемину, и донхёк его видит, он не упускает возможности отпустить в его сторону пару колкостей или просто многозначительно посмотреть, улыбаясь одними глазами, подведёнными чёрным карандашом. иногда, когда джемин сидит на узкой кухне их квартиры, разговаривает с марком о созвездиях и ракетах, и пьёт крепкий чёрный чай с двумя ложками сахара, донхёк бесстыдно садится марку на колени и начинает целовать его шею так, словно джемина рядом нет. джемин соседей правда-правда ценит и считает хорошими людьми, но только не когда они начинают бить посуду и устраивать истерики. иногда после особенно крупных ссор марк приходит ночевать к джемину. ренджун не понимает, почему джемин его великодушно впускает. ренджун и донхёка, и минхёна на дух не переносит. он вообще мало кого переносит. ренджун вытирает мокрые руки о ткань брюк и бормочет под нос какое-то ругательство. джемин лезет в морозилку за брусникой. донхёк за стеной красноречиво посылает марка к чёрту. за открытыми окнами январь как апрель. для джемина это сто восемьдесят шестая зима.

***

— здравствуйте, меня зовут на джемин, я ваш сосед снизу, и я принёс вам брусничный пирог. джемин стоит на лестничной клетке. дверь в квартиру этажом выше открыта, и рабочие ходят туда-сюда, внося и вынося картонные коробки, подписанные чёрным маркером. высокая женщина в длинном хлопковом платье растерянно смотрит на фарфоровое блюдо в руках джемина. ренджун отправил его знакомиться с соседями, как только достал пирог из духовки. сам остался в квартире в компании книг про оккультизм и джема из розовых лепестков, который нашёл в буфете. из-за спины женщины выглядывает мальчик в огромном чёрном худи. — вы один живёте? — да. — выглядите молодо. — спасибо. это всё чистый карпатский воздух. — ага, — женщина рассеянно забирает блюдо с пирогом из рук джемина, который не перестаёт улыбаться, и оборачивается к мальчику. — джисон, детка, поговори с молодым человеком, а то мне нужно разобраться с тумбочками. извините. — и она ускальзывает в квартиру, оставляя мальчика стоять напротив джемина. он выше и тоньше, тонет в огромном худи. джемин почему-то думает, что джисон-детка вырос на банановом молоке. — я джемин. — я понял, — голос у него почти взрослый и только-только сломавшийся. — я живу в квартире снизу. — это я тоже понял. — хочешь, пойдём ко мне? у меня друг в гостях, но, я думаю, он не будет против компании.  джисон кивает. рукава его огромного чёрного худи длиннее, чем его руки. джемин оттягивает ворот красного свитера пальцем и кашляет. они спускаются на этаж ниже, и джемин толкает дверь в квартиру плечом. донхёк и марк за стеной всё ещё ругаются. ренджун сидит за кухонным столом у открытых окон, вздрагивает и захлопывает книгу. — ренджун-а, это джисон, сосед сверху, — джемин огромными шагами пересекает коридор и часть гостиной и выдвигает стул в цветочной обивке из-за стола. — джисон, это ренджун, мой друг. чувствуй себя как дома. хочешь чай? джисон снова кивает и оглядывает стены и мебель по-детски восхищённым взглядом. ренджун кладёт книгу, которую читал, сверху внушительной стопки на столе и подпирает щёку кулаком. — сколько тебе лет, джисон? — семнадцать. а вам? — сто восемьдесят шесть, — джемин щёлкает кнопкой электрического чайника, стоящего на разделочном столе, на котором остались дорожки муки после готовки. джемин надеется, что джисон их не заметит и не расскажет родителям о том, что сосед снизу балуется кокаином. — чего? — он шутит, — ренджун бросает на джемина раздражённый взгляд. — ему двадцать. — шучу. мне двадцать, — джемин передразнивает интонацию ренджуна и достаёт с полок чашки. — откуда вы? — из сеула, — джисон чуть щурится, читая названия на корешках книг. «молот ведьм», «магический архидокс». ренджун будто бы случайно меняет положение стопки так, чтобы мальчик видел только пожелтевшие страницы. — почему переехали? — мама хочет жить в европе. — а почему именно румыния? — мама любит «политиканов». — «политиканы»? — вода в чайнике закипает. — сериал такой. — и при чём здесь румыния? — приподнимает бровь ренджун. — себастиан стэн. джемин и ренджун одновременно издают понимающее «аа». — себастиан стэн, — задумчиво произносит джемин и открывает деревянную дверцу буфета. — джисон-а, тебе чёрный чай или зелёный? у меня ещё всякие травяные есть, но их ренджун пьёт обычно, потому что он старик. ты на муми-троллей на футболке не ведись. он дед. — сам ты дед, — обиженно бросает ренджун и встаёт из-за стола. — не слушай его, джисон. вы давно приехали? — прилетели пять дней назад, но останавливались в бухаресте. сегодня утром приехали в брашов, — джисон нервно натягивает длинные рукава худи на пальцы. — я здесь ещё ничего не знаю, но тут очень красиво. и дом красивый. — здесь правда красиво. и воздух пропитан чем-то магическим, — ренджун отнимает у джемина чайник и разливает воду по чашкам. — ты пойдёшь в школу здесь? — нет, думаю, буду на домашнем обучении. я румынский не знаю. — я тоже, — джемин достаёт из буфета жестяную банку с листовым чаем. — это окей. не переживай. — я не переживаю. — и правильно, — ренджун ставит фарфоровую чашку перед джисоном и снова плюхается на стул рядом. джемин умудряется забраться на широкий подоконник в чуть потрескавшейся побелке, не скинув розмарин в горшке на паркет. — а где ты учишься, если румынский не знаешь? — джисон смотрит на джемина, находящегося в опасной близости к открытому окну, пока в его чашке раскрывается лист чая. — он не учится, — отвечает за него ренджун. — работаешь? — ага, на дому, — ренджун двигает сахарницу ближе к джисону. — пишет книжки про вампиров. — как «сумерки»? — ренджун шутит. я не работаю, — джемин выглядывает из окна. в кафе через дорогу всё ещё играет лоу-фай джаз, и официант в коричневом фартуке вытирает столики, стоящие на веранде. — и я никогда не читал «сумерки». — очень-очень зря, — ренджун делает глоток чая и обжигает кончик языка. — джисон-а, ты читал «сумерки»? — нет, — джисон смотрит растерянно. — ни одного достойного человека в здании, — ренджун вздыхает и забирает со стола стопку книг. — я пойду. мне нужно подготовиться к зачёту по латыни. — уже? — джемин спрыгивает с подоконника. — да, — ренджун ставит стопку книг на паркет в коридоре и снова путается в длинном шарфе. на его кашемировом жилете остались следы муки. — если что, пиши, звони. ты же помнишь, как это делать, — он заглядывает джемину за плечо и смотрит на обернувшегося в коридор джисона. — когда попробуешь пирог с родителями, обязательно скажи, понравился он вам или нет. обычно фанаты себастиана стэна — ценители кулинарии. джисон кивает. джемин открывает перед ренджуном дверь, прислонившись к стене плечом, и наклоняется слишком близко. к этому ренджун тоже старается привыкнуть. — ещё раз спасибо, — от его красного свитера пахнет кардамоном и чем-то джеминовским: то ли гелем для душа, то ли крепким чёрным чаем с двумя ложками сахара. джемин выше всего на четыре сантиметра, но кажется, будто бы на все пятнадцать. — и за брусничный пирог тоже. — не за что, — ренджун отворачивается и толкает джемина куда-то в грудь. — не смотри на меня так, мне неловко. — извини, — джемин улыбается, и ренджун видит ровный ряд белых зубов, которые с лёгкостью могут проткнуть кожу, если джемин наклонится ещё чуть ближе. ренджун нервно сглатывает и выскальзывает на лестничную клетку. — родителям привет. — ага. джемин любит зиму и, когда ренджун смешно краснеет не из-за холода. джисон за столом чихает. в кафе в конце улицы играет лоу-фай джаз.

***

на закате небо становится розово-зелёным, будто бы кто-то выкрутил бегунок контрастности вправо при обработке реальности. джемин накидывает куртку поверх красного свитера: они выбирали её вместе с ренджуном. он ощупывал каждый понравившийся джемину вариант, проверяя наличие двойной пуховой подкладки, хотя сам носит лёгкое пальто и постоянно мёрзнет. джемин переходит дорогу, наступая только на белые полосы. в воздухе пахнет холодом и хвоей. джемин звенит колокольчиком над входной дверью в книжный магазин и прячет руки в карманах куртки, пальцами натыкаясь на коричную жвачку, которую купил для ренджуна. джемин здоровается с мальчиком в поло с логотипом книжного магазина. у него выцветшие лавандовые волосы. он стоит, прислонившись к стеллажу с литературой китая, и скучающе перелистывает страницы какой-то энциклопедии китайской флоры и фауны. бейджик на поло прикреплён криво. мальчик отрывает взгляд от книги и как-то вымученно улыбается. он торчит здесь каждый день с четырёх до девяти вечера и скучает, особенно в будние дни, когда в магазин заглядывает только джемин в куртке, накинутой поверх красного свитера. джемин проскальзывает вдоль стеллажей к музыкальной секции. в книжном магазине две кассы: одна у входа, за которой обычно сидит пожилая женщина, которая постоянно просит мальчика с лавандовыми волосами сбегать в starbucks через дорогу за банановым хлебом, и одна в музыкальной секции, за которой сидит джено. к его брюкам липнет кошачья шерсть, и он закидывает тонкие ноги на кассовую стойку, когда никто не видит. ради него джемин покупает ненужные ему ноты каждый вторник. — джено-я, — джемин выскакивает из-за стеллажа с учебниками по сольфеджио, и джено вздрагивает. — добрый вечер. на джено такое же фирменное поло, как на мальчике с выцветшими лавандовыми волосами, но сидит оно на нём лучше, или джемину так только кажется. — я отложил для тебя кое-что, — джено встаёт с крутящегося кресла и лезет куда-то под стойку. — знал, что ты придёшь. ты же за новым завозом, как обычно? — ага, — джемин рассматривает кружку с мутным холодным кофе, стоящую на столе у кассы. — вот, — джено достаёт тоненький сборник нот откуда-то снизу и кладёт перед джемином. — я его даже на витрину выкладывать не стал. новая редакция. всё ради тебя. — прокофьев, — хмыкает джемин, рассматривая обложку. — даже если бы ты выложил, никто бы всё равно не купил. кому он нужен? — знаю, знаю, — джено смущённо отводит взгляд. — это я так, для страховки. от джено пахнет сахаром и молоком, немного кошками и чем-то мужским. джемин живёт или умирает уже сто восемьдесят шесть лет и за эти года испытывал влечение сотни и тысячи раз. джемин знает, как люди влюбляются и как ведут себя рядом с теми, кто им нравится, знает, как заставить кого-то нервничать, и знает, как флиртовать и улыбаться так, чтобы улыбались в ответ. джемин влюблялся сотни и тысячи раз, но всё равно каждый раз будто бы первый. джено неловко улыбается, пока джемин листает ноты так, словно хоть что-то понимает в нотной грамоте, и джемин думает о том, что джено определённо нужно пригласить на чашечку хорошего кофе. а то та бурда, которую он пьёт на рабочем месте, совсем не внушает доверия. — я возьму их, — джемин кладёт ноты на стойку и чуть наклоняется, подпирая щёку кулаком. пряди осветлённых по совету донхёка волос спадают на его лоб, и он как можно более кокетливо сдувает их. — как жизнь? — всё в порядке, джемин-а, — джено щёлкает клавишей на компьютере и плюхается обратно в крутящееся кресло. — ченлэ постоянно ноет, что ему скучно здесь, и я говорю ему, что в скуке тоже есть некая романтика, но, чёрт возьми, тут правда тоскливо. джено учится на филологическом факультете, живёт в соседнем квартале с тремя кошками, работает в книжном по вторникам, четвергам и субботам и смеётся даже над неудачными шутками джемина. он красиво укладывает волосы и является причиной, по которой джемин иногда позорно стонет в подушку, но об этом джемин старается не думать. у него не было отношений почти двадцать лет: он надеялся, что ему просто надоело, но, на самом деле, за сто восемьдесят шесть лет он стал слишком разборчивым. — ты можешь уволиться, — слабо пожимает плечами джемин. — я бы, конечно, этого не хотел. для меня ходить сюда — ритуал, и без тебя будет совсем не то. я буду скучать. — я не собираюсь увольняться, — джено делает глоток из кружки и морщится. — мне же нужно брать деньги откуда-то. да и ченлэ одного здесь бросать не хочется. — угу, — джемин кладёт голову на стойку. — я могу найти вам посетителей. сегодня в квартиру над моей заселилась семья из кореи. может, они любители почитать книжки на румынском. — это очень мило с твоей стороны, — джено пробивает ноты на кассе, и джемин думает о том, что мог бы застать прокофьева живым, если бы решил наведаться в советский союз несколькими десятилетиями ранее. — познакомился с ними? — да. мой друг испёк для них брусничный пирог. там пара с сыном-подростком. он ровесник ченлэ, наверное. зашёл ко мне, пил чай, сказал, что уже скучает по корее, но любит бродить на природе, поэтому ему нравится брашов. я пообещал показать ему город, а потом его мать позвала его помогать собирать шкаф. в общем, он очаровательный. — мило. — ты милый, — джемин улыбается своей особенной улыбкой для флирта. он тренировал её перед зеркалом почти на протяжении века. джено давится воздухом. — с тебя сто тридцать четыре лея.

***

— джемин-а, — донхёк стоит на лестничной клетке в неприлично коротких шортах и курит, сбрасывая пепел на пролёты ниже. джемин останавливается посреди ступенек. — ты чего такой счастливый? — что? — ты так улыбаешься, будто бы у тебя любовь наметилась. — не наметилась, — джемин многозначительно трясет полиэтиленовым пакетом с логотипом книжного магазина, в который джено заботливо убрал сборник сочинений прокофьева. — ноты? — донхёк морщится и выпускает в воздух облачко горького дыма. — мы же все понимаем, что ты ходишь туда ради того горячего продавца. надеюсь, когда-нибудь он уже даст тебе, ты разочаруешься в мужчинах, продашь своё дорогущее фортепиано, на котором всё равно не играешь, и переедешь в район получше. — избавиться от меня хочешь? — джемин улыбается. — если бы захотел, давно бы переехал. у меня есть деньги. — знаю. и до сих пор не могу понять, откуда, — донхёк кашляет, запрыгивает на перила и болтает ногами в воздухе. — иногда мне кажется, что ты веб-кам модель, но искусно это скрываешь. — нет, — джемин не знает, как включать веб-камеру. — я не стал бы таким заниматься. — зря, — хмыкает донхёк. — я вот задумываюсь над тем, чтобы начать. жить на одну стипендию минхёна тяжело. — а что минхён по этому поводу думает? — он ещё не знает. они молчат. окно на лестничной клетке открыто. розово-зелёное небо сползает к горизонту, уступая пространство насыщенному синему с вкраплениями точек, сделанных серебряной гелиевой ручкой.  — из-за чего ссорились днём? — джемин кивает в сторону двери в их квартиру. — не твоё собачье дело, — огрызается донхёк и тушит сигарету о перила. — забей. мы уже помирились. — ага. я так и понял, — на шее донхёка видны свежие тёмно-красные следы, которые он не пытается скрыть жёлтой футболкой с наруто, которая сползает с плеча. — как там твой снусмумрик? — ренджун? — ага, — донхёк кидает потушенную сигарету себе под ноги. — я давно его не видел. уже стал скучать по его тощей занудной заднице. — и не увидишь в ближайшее время, наверное. у него зачёты в универе. но он приходил сегодня. испёк брусничный пирог для новых соседей сверху, — джемин неопределённо тычет пальцем куда-то вверх, где должна находиться квартира джисона и его родителей. — вы знакомились с ними уже? — ага, — донхёк поджимает губы. они блестят из-за гигиенической помады. — душные они какие-то, хотя сыночек у них вроде милый. мы им имбирное печенье и банку малинового джема притащили, а эта женщина в безвкусном платье всё равно посмотрела на меня так, будто бы я пришёл увести её мужа из семьи. — я её понимаю. ты создаёшь впечатление человека, который не только мужа, но и сына, собаку и фикус на подоконнике из семьи уведёт, — джемин окидывает донхёка скептическим взглядом. — а ещё у тебя вся шея в засосах. — это комариные укусы. джемин недоверчиво приподнимает бровь. кто-то борется с тяжёлой дверью квартиры изнутри, и на лестничную клетку выползает сонный марк в растянутой футболке. джемин улыбается. — привет, комар. — чего? — марк устало проводит ладонью по лицу. — ничего, — донхёк соскакивает с перил и вешается парню на шею. они почти одного роста, но донхёку почему-то приходится встать на цыпочки. он вообще выглядит каким-то маленьким и хрупким рядом с марком в своих коротеньких шортах, хотя марк и весит меньше, и выглядит более болезненным: кажется, ветер подует из открытого окна, и марка унесёт вместе с его растянутой футболкой и очками, сползающими на кончик носа. донхёк целует его куда-то в подбородок, и марк морщится. — отстань, — марк кажется больше усталым, чем раздражёным, не слишком сопротивляется физически и растягивает букву «а» в слове. — меня будто бы пепельница целует. любимая пепельница, конечно, но всё же, — он отворачивается и слабо улыбается джемину, пока донхёк тычется губами куда-то в его шею. — как дела? — как обычно, — джемин облокачивается на перила. — вы в порядке? вы так кричали друг на друга днём, что мне хотелось прийти и лично придушить вас обоих. — не говори такие вещи рядом со мной, джемин-а, — донхёк перестаёт обнимать марка и по-детски хитро улыбается. — у меня же фетиши. — я не хочу знать, — морщится джемин и звенит связкой ключей в кармане куртки. — зайдёте на чай? — может, завтра? — марк притягивает донхёка к себе за плечи. будто бы боится, что он убежит в своей огромной жёлтой футболке с наруто. — мне нужно закончить чертежи. — ладно, — джемин понимающе кивает. — удачи тогда. пожалуйста, занимайтесь любовью потише. я завтра утром на пробежку собираюсь. хочу выспаться.

***

в брашове никогда не бывает темно, даже ночью. самый большой город в трансильвании и один из десяти крупнейших городов румынии как-никак. фонари зажигаются на закате, и их свет отражается в оконных рамах. только карпаты тёмные, как спящий дракон, окружающий город стеной, покрыты лесом и скользким снегом. джемин в красном свитере сидит на подоконнике у открытого окна в неосвещённой кухне, смежной с гостиной, и пьёт принесённую ренджуном кровь через металлическую трубочку, которую марк подарил ему на прошлое рождество. jeno: поставщик обещал привезти раритетные издания фильда на следующей неделе. отложить? jaemin: да, пожалуйста. ты чудо телефон вибрирует от уведомлений. в кафе в конце улицы за столиками на веранде сидят люди в тёплых пальто. официант в коричневом фартуке разносит шербет на деревянном подносе. renjun: ааа я ненавижу латынь. надо было повеситься сразу после школы. почему я решил, что высшее образование — это хорошая идея? renjun: ты можешь укусить меня и выпить всю кровь к чёрту, чтобы я умер? только без всех этих штучек в стиле беллы и эдварда renjun: чёрт renjun: ты же не читал «сумерки», ты не понял референс jaemin: я не буду тебя кусать renjun: а если я перестану приносить тебе кровь, и ты будешь очень голодным? у тебя не будет другого выбора jaemin: я съем донхёка renjun: я перешлю ему эти сообщения jaemin: ведьма renjun: кровопийца джемин отправляет ему эмодзи в виде красного сердца и блокирует телефон. это его сто восемьдесят шестая зима.