***
— маме очень понравилось здание, она любит ар-деко и высокие потолки. а ещё вид из окна красивый, и, вообще, она сказала, что в восторге, а ещё, что весь ваш этаж заполонён твинками. — мы не твинки, — возмущается ренджун. они сидят на лестничной клетке: джисон на ступеньках обнимает по-мальчишески острые коленки, джемин сидит на подоконнике рядом с ренджуном, пока донхёк курит, сбрасывая пепел на бетонный пол, и марка, которому, кажется, совершенно всё равно, где читать учебник по астрономии. на улице солнце светит каким-то особенным светом, который колет кожу холодом. до заката ещё два часа. — говори за себя, инджуни, — донхёк в полосатых разноцветных колготках похож на учителя рисования в детском саду для гномов. — джисон, детка, передай своей маме, что если она не перестанет позволять тебе зависать вместе с нами, то и ваш этаж заполонят твинки. — почему? — глаза джисона неестественно расширяются. ренджун кладёт голову на плечо джемина, и шерсть красного свитера колет его шею. — потому что ты тоже превратишься в твинка, — донхёк сдувает со лба вьющуюся русую прядь. — увы. — не пугай мальчика, — не отрываясь от книги, просит марк. очки сползают на кончик его носа, и донхёк тычет в перемычку между линзами указательным пальцем, возвращая их на место. — ладно, извини, джисон-а, ты не станешь твинком, — донхёк закатывает глаза. — все вакантные места уже заняты. — я не твинк, — напоминает ренджун, натягивая рукава водолазки до кончиков пальцев. — прости, инджуни, но ты прямо сейчас лежишь на джемине, а ещё в тебе сто шестьдесят девять сантиметров роста и где-то пятьдесят килограмм веса, — замечает донхёк, и ренджун тут же отлипает от чужого плеча. джемин старается не улыбаться. — в общем, о чём это мы? джисон, детка, о чём ты говорил? — о том, что моей маме здесь нравится, — смущённо бормочет джисон. — и мне здесь нравится. — просто прелестно, — донхёк тушит сигарету о бетонный пол и перебирается на колени к марку. он морщится, но ничего не говорит. — как твои зачёты, ренджун-а? — с каких пор тебе интересно? — фыркает ренджун и делает глоток из бумажного стаканчика, который таскает с собой с утра после того, как джемин купил ему кофе. кофе кончился, но ренджун, кажется, налил туда воду или яблочную газировку. — мне всегда было интересно, мы же друзья — донхёк растягивает «а» в последнем слове и наигранно улыбается. ренджун закатывает глаза и не отвечает. джемин спрыгивает с подоконника. — чай? кофе? — он отряхивает брюки от несуществующих пылинок. — послушать, как я рассказываю историю двадцатого века японии, южной кореи и китая? — ой, только не это, — стонет донхёк. джемин врёт, что в свои двадцать лет по поддельным документам и сто восемьдесят шесть по факту — историк-востоковед, специалист по двадцатому веку. легко быть специалистом и современником. сложно быть бессмертным. — твои разгоны про социализм просто жуткие. джисон, детка, если этот молодой человек попытается рассказать тебе что-нибудь про мисиму так, словно был знаком с ним, и начнёт доказывать, что морита был его любовником, можешь смело звонить девять шесть один. — но морита правда был его любовником, — возмущается джемин. — вот об этом я и говорю, — донхёк встаёт с колен марка и забирает учебник из его рук. — хён, мы хотели кизнайвер пересмотреть сегодня. — разве не промар? — марк смотрит на мальчика снизу вверх, чуть запрокинув голову. — можем и промар, мне всё равно, — пожимает плечами донхёк и гладит марка по подбородку большим пальцем. — такой ты, конечно. — какой? — так, можете свои заигрывания переместить куда-нибудь в другое место, у джисона посттравматическое стрессовое расстройство из-за вас появится, — ренджун спрыгивает с подоконника. — джемин-а, я хочу чай и разгоны про социализм.***
jeno: эм, привет, мне очень неловко дёргать тебя, но тут такое дело: мне дали кучу списанных книжек на дом, и подружка должна была помочь мне их разобрать, но не смогла, а у ченлэ смена сегодня, в общем, не хочешь покопаться в литературе, если не занят? может, найдешь что-нибудь интересное и мне поможешь. если тебе не сложно, конечно джемин читает сообщение и смотрит на сидящего за кухонным столом ренджуна, который трогательно держит чашку двумя руками. его сердце пропускает удар: метафорически, потому что не бьётся оно уже очень давно. — ренджун-а, ты скоро уходить собираешься? — да хоть сейчас, если ты гонишь. jaemin: без проблем вообще. скинь адрес***
— когда я был помладше, у меня была идея фикс — собрать все издания брэма стокера: на разных языках, с разными обложками, с иллюстрациями и прочей бурдой. у меня был «дракула» на корейском, я его в подростковом возрасте долго осилить не мог, а потом кое-что случилось, и я его постиронично дочитал. в токио мне подарили японское издание с иллюстрациями, я его таскал по всей европе, потом потерял где-то в гирине, но нашёл кое-что другое, — джемин говорит, не замолкая, чтобы сгладить неловкость, которую только он испытывает. — в общем, да, — он вертит в руках издание «дракулы» две тысячи третьего года в твёрдом переплёте. — брэм стокер. вампиры. трансильвания. джемин нервничает, как девочка на свидании или мальчик на свидании, или любой человек или не человек на свидании, хотя это не свидание — джено всего лишь позвал его помочь с книгами. ладошки потеют, а сердце, которое обычно не бьётся, почему-то бьётся где-то у подошв ботинок — физиология на американских горках влюблённости, а джемина тошнит, и голова кружится, и хочется домой, но в то же время приятно и сладко где-то внутри, так что уходить из парка аттракционов джемин пока не собирается. джено живёт в новостройке, которые джемин терпеть не может, в студии со скользким кафелем и окнами в полосках жалюзи. на полу спальни стоят картонные коробки. джемин и джено разбирают их содержимое по стопкам: книги на английском языке для перепродажи, книги на румынском для районной библиотеки. джено домашний, в белой футболке, босиком, сидит на полу с кошкой на коленях смущающе близко. его волосы немного влажные после душа. он пахнет стиральным порошком, слушает нонсенс, который вырывается у джемина изо рта на нервной почве, и улыбается. — ты много путешествуешь. с родителями? — да, — джемин врёт и кладёт «дракулу» в стопку книг для перепродажи. — раньше я постоянно куда-то выбирался. теперь залёг на дно в брашове. не был нигде уже, — он запинается. — уже долгое время. — почему? — джено с лёгкостью достаёт из коробки два тома какой-то тяжёлой энциклопедии. — а зачем? — джемин отряхивает ладони от пыли и закатывает рукава красного свитера. — все, кого я люблю, здесь. — а твои родители? — их уже нет, — джемин смотрит куда-то на матрас, лежащий на полу спальни и заменяющий джено кровать. на смятых простынях две кошки играют с полосками света, бьющими из-за жалюзи. небо лишено контрастности и похоже на картинку с tumblr: оттенок baby boy blue и приглушённый розовый. — извини, — джено кладёт ладонь на плечо джемина и чуть сжимает, непринуждённо и естественно. джемин задерживает дыхание. — мне жаль. — нет, всё в порядке, — осветлённая прядь спадает на лоб, и джемин не тянется, чтобы заправить её. — нужно привыкнуть к мысли о том, что никто не сможет быть рядом со мной всегда. это не значит, что я вечно одинок. люди просто уходят и приходят, пока я остаюсь, и я могу поддерживать связь с реальностью только с их помощью, цепляясь за любую возможность растянуть те минуты, когда мы рядом. — говоришь так, словно многих пережил, — пальцы джено скользят вниз к локтю, по предплечью и запястью джемина, останавливаясь у его ладони. — что ты будешь делать, если в брашове не останется тех, кого ты любишь? — ты думаешь, такое случится? — чисто гипотетически. — чисто гипотетически буду двигаться дальше. перееду куда-нибудь в новое место, — джемин улыбается одним уголком губ и достаёт из коробки какую-то детскую книжку с картинками. — почему ты думаешь, что я многих пережил? — не знаю, — с губ джено срывается смешок. он аккуратно сталкивает кошку с коленей. — ты просто создаёшь впечатление человека, который живёт вечно. — тогда, какой же я человек, раз живу вечно? — я не знаю, джемин-а. необыкновенный, — джено смотрит в его карие глаза несколько секунд, а потом внезапно поднимается с кафельного пола, отпуская его ладонь. — хочешь чай? они выбираются на узкую кухню. одна из кошек следует за ними. джено насыпает корм в миску, пока она трётся о его ноги. джемин запрыгивает на край разделочного стола. — печенье? шоколад? — джемин мотает головой и старается не дышать, когда джено тянется к полкам, чтобы достать чашки. — кстати, не хочешь забрать то издание «дракулы» себе? никогда не поздно начать собирать коллекцию брэма стокера. — да, — джемин смотрит на свои колени. — никогда не поздно. — будешь каркаде? — джено ставит на стол упаковку пакетированного чая и две чашки. — он дурацкий и дешёвый, но всё равно красный. — я люблю красный цвет. — супер, — джено ставит чайник на газовую плиту и возится со спичками. — кстати, — он поднимает голову и слегка влажные волосы смешно щекочут его веки. — если вдруг тебе нужно поговорить с кем-то про, — он чиркает спичкой, и на кончике появляется красная искра пламени. — про тех, кого ты метафорически пережил, я здесь. я неплохой психолог. утром диплом нарисовал, хочешь покажу? — что, реально нарисовал? — ага, — джено справляется с плитой со второго раза, тушит спичку тонкими пальцами и запрыгивает на край стола рядом с джемином. за окном кухни приглушённый розовый свет отражается в стёклах новостроек, которые джемин терпеть не может. двадцать минут до заката. — ченлэ не даёт копаться в его внутренностях без письменного подтверждения профессионализма. а он часто ноет, и не копаться не вариант. — диплом же нарисованный. — ченлэ не очень разборчивый. джемин начинает смеяться, но быстро замолкает. кошка тактично уходит с кухни куда-то в спальню. джено болтает босыми ногами в воздухе. — мне не нужен психолог. — а кто тебе нужен? — бойфренд, — джемин выдавливает из себя улыбку и тут же прячет её за смущением, резко накрывающим с головой. джено спрыгивает со стола и сводит брови. джемин надеется, что в розовом сумраке не видно, что его лицо стало цвета каркаде или свитера, который он носит уже двадцать лет. — я стараюсь игнорировать твой флирт, но с каждым днём делать это всё сложнее и сложнее. — так, может, не надо его игнорировать? — окей, не буду. — окей. — окей. — окей, — джемин тоже зачем-то спрыгивает со стола. джено чуть выше, и между ними нет стойки книжного магазина. — поцелуй меня тогда, что ли, раз окей. и джено целует. джемин думает, что сейчас у него остановится сердце, и забывает, что волноваться не о чём. мысли в голове самые банальные: «супер. замечательно. мы целуемся». и они целуются. в розовом сумраке кухни, а потом в спальне, пугая кошек и роняя образовавшиеся на полу стопки книг. целуются на матрасе, у стены и письменного стола. джемин чувствует твёрдый переплёт «дракулы» две тысячи третьего года рёбрами и морщится. книги разбирать уже совсем не хочется и пить каркаде тоже. хочется снять красный свитер, и запустить пальцы в чужие чёрные и немного влажные после душа волосы. три кошки смотрят осуждающе, как отец, сын и святой дух, но джемин никогда верующим не был, потому что священнослужители любят серебряные украшения и чесночный хлеб. джено кусается и улыбается в поцелуи, и всё совсем не так, как джемин себе представлял, но всё равно крышесносно. ладошки всё ещё потеют. когда солнце садится за горизонт, джемин с дрожащими коленками прячет «дракулу» в рюкзак и не сразу попадает в рукава куртки, пока джено улыбается, прислонившись к стене в коридоре. когда джемин собирается выскользнуть из студии, он хватает его за воротник с двойной пуховой подкладкой и притягивает к себе. от джено всё ещё пахнет стиральным порошком и от его губ почему-то тоже, и джемин надеется, что отравится clorox, и закрывает глаза, чтобы не видеть кошку, сидящую в дверном проёме спальни. когда дверь за ним захлопывается, джемин приваливается к стене, чтобы перевести дыхание. на куртке остаётся след побелки.***
jaemin: я говорил, что ты мне очень-очень дорог и важен? renjun: у тебя всё окей? jaemin: да renjun: с чего такие нежности тогда? jaemin: ни с чего jaemin: хочешь остаться на ночь сегодня? renjun: окей renjun: всё точно в порядке? jaemin: да renjun: ладно renjun: я к десяти подвалю. маме нужно с какими-то кристаллами помочь jaemin: окей***
джемин толкает дверь в соседние апартаменты на этаже, и она с лёгкостью поддаётся. квартира донхёка и марка, как обычно, не заперта и похожа на катастрофу. но, как говорит донхёк: первое правило гадюшника — не говорить, что это гадюшник. джемин проходит по коридору в темноте, спотыкаясь о разбросанную обувь, и заходит в гостиную, на полу которой под клетчатым шерстяным пледом сидят марк и донхёк. на ноутбуке в метре перед ними загружается двадцать пятая серия третьего сезона наруто. — вы же промар пересматривать собирались вроде? — джемин скидывает рюкзак куда-то на диван и снимает куртку. донхёк под пледом вздрагивает. — нас немного унесло, — марк отрывается от экрана и пожимает плечами. смотрит снизу вверх и щурится в темноте. — ты чего такой бледный? — поговорить надо, — джемин переступает через миску с чипсами на полу. — желательно наедине. — а который час? — донхёк моргает так, будто бы джемин вывел его из транса. — ладно, неважно, — он скидывает с себя плед. он всё ещё в полосатых разноцветных колготках. — я курить, — он встаёт с пола и вдруг останавливается, оборачиваясь и глядя на марка. — только, пожалуйста, детка, на паузу поставь, иначе я тебя сожру. марк нажимает на клавишу пробела, и донхёк удовлетворённо улыбается, хватает смятую пачку сигарет с дивана и скрывается на лестничной клетке, предварительно споткнувшись в тёмном коридоре. — может, свет включить? — ну, включи, — марк поднимается с пола, и с него ссыпаются крошки. — дружеский совет: никогда не встречайся с тем, кто младше тебя. — у вас с хёком всего год разница, — хмыкает джемин и щёлкает выключателем. гостиная озаряется жёлтым электрическим светом. — а кажется, что вечность, — марк потягивается. джемин слышит хруст его суставов и думает о том, что знает о вечности больше, чем хотелось бы. — хочешь чай? у нас есть фунчоза, но её нужно заваривать, — марк уходит на кухню, врезаясь в стоящую на пути мебель, и джемин следует за ним. — о чём ты хотел поговорить? джемин садится за стол с цветочной скатертью и следит за тем, как марк достаёт пакет соевого молока из холодильника. джемину иногда хочется звать марка хёном, хотя технически джемин старше: просто марк кажется мудрым, носит очки и иногда говорит умные вещи. джемин подпирает щёку кулаком. на его губах остался странный привкус стирального порошка, а на свитере — кошачья шерсть. — ты когда-нибудь был влюблён в двух людей одновременно, хён? марк наливает молоко в высокий стакан и оборачивается, будто бы проверяя, не стоит ли донхёк где-то рядом. — нет, кажется, — он убирает молоко обратно в холодильник и садится за стол напротив джемина. — но это абсолютно нормальное явление. всё в порядке, если тебе нравятся несколько людей одновременно, думаю. главное, поговорить с ними об этом. полиаморные отношения — это окей сейчас. — да, понимаю, но, — джемин рассматривает узоры на цветочной скатерти. — это немного другое, — марк приподнимает бровь. — у меня такое ощущение, словно люди, к которым я испытываю чувства, они, — джемин поджимает губы. — словно эти люди из разных времён, понимаешь? будто бы я должен был влюбиться в них на разных этапах своей жизни, но почему-то влюбился одновременно. и это как-то, — джемин нервно играет с бахромой скатерти. — как-то неправильно. — как любовь может быть неправильной? — не знаю, это сложно, — джемин роняет голову на столешницу. — я запутался. просто, понимаешь, — голос джемина приглушённый из-за того, что он сидит, уткнувшись лицом в скатерть. — мне кажется, что один из них должен был появиться в моей жизни чуть позже, когда второго в ней уже не будет, или, — он замолкает на некоторое время. — или одного из них вообще не должно быть на земле. каждый раз, когда я провожу время с одним из них, у меня такое ощущение, будто я кого-то обворовываю. а мне не нравится быть вне закона, даже если это всего лишь закон морали. понимаешь, хён? — они знакомы? — нет. — тогда познакомь их. — зачем? — джемин резко поднимает голову. марк пожимает плечами. — мало ли. может, они начнут нравиться тебе ещё больше, когда будут рядом. марк делает глоток соевого молока, и джемин снова роняет голову на скатерть. входная дверь хлопает. — надеюсь, вы не меня обсуждали, сплетницы, — донхёк приносит на кухню запах сигаретного дыма. джемин сползает со стула. донхёк в очередной раз бесцеремонно устраивается на коленях марка. — джемин-а, ты чего? — да так, — джемин отвечает откуда-то из-под стола. — у меня начался экзистенциальный кризис из ничего. — надо порефлексировать, — глубокомысленно замечает донхёк и делает глоток из стакана марка. — это удобно делать под наруто. у нас есть замороженный чизкейк. — я не хочу рефлексировать, — джемин вылезает из-под стола. — нет времени. ко мне в десять ренджун придёт. — может, он уже даст тебе наконец, и все твои экзистенциальные кризисы пройдут, — фыркает донхёк. марк ловит взгляд джемина и многозначительно приподнимает бровь. джемин кивает. — хватит переглядываться, — донхёк соскальзывает с коленей марка и лезет в холодильник. — переглядываются они. — не ворчи, — марк встаёт и обнимает его со спины. — что ищешь? — любовь всей своей жизни, — донхёк поворачивается в объятиях и смотрит на марка снизу вверх. — смотри-ка. нашёл. — я вообще-то здесь ещё, — напоминает джемин и вздыхает. — вы такие сопливые, жесть. — сам такой, — бросает донхёк откуда-то из-за марка. — выметайся давай. поверь, ты не хочешь здесь находиться. — понял, — джемин устало встаёт из-за стола. — наруто благоприятно влияет на интимную жизнь? — свали уже.***
— я знаю, ты сказал, что всё окей, но я спрошу ещё раз на всяких случай, — ренджун стягивает шарф с шеи и оставляет мокрые следы на паркете в коридоре. джемин включил какое-то случайное радио с классической музыкой, лишь бы не слышать марка и донхёка за стеной. — всё в порядке? — да, — джемин сидит на подоконнике. красный свитер висит на спинке стула. джемину кажется, что от него пахнет стиральным порошком слишком сильно. — всё в порядке. я просто подумал, что ты давно не ночевал у меня. — родители думают, что я вру им, когда говорю, что остаюсь у тебя, а сам участвую в оргиях, — ренджун с взъерошенными волосами, в свитере с вышитым мухомором на груди, стягивает ботинки, сидя на паркетном полу и прислонившись спиной к стене. — я тебе кристаллов всяких целительных притащил. мама сказала, что они полезные, — ренджун смотрит на джемина, чуть щурясь, и замолкает. — выглядишь грустным. — потому что мне грустно. — почему? — на нём носки в горошек. он бесшумно заходит на кухню, смежную с гостиной, и забирается на подоконник напротив джемина. — эй. — грустно без причины, — джемин смотрит на обветренные губы ренджуна, на которых собираются капельки крови. он так и не купил ему гигиеничку. — бывает же такое. — да, бывает, — ренджун аккуратно кладёт свою маленькую ладонь джемину на колено. — это пройдёт. правда-правда. за окном горят фонари и звёзды где-то у вершин карпат. джемин смотрит на ренджуна и думает о кристаллах, которые он зачем-то ему притащил, и о том, что в марте ренджуну исполнится двадцать, и о том, что он знает его почти вечность. когда ренджуну было семь, они гуляли в центральном парке брашова и кормили уток овсяными хлопьями так же, как этим утром. было тепло, и пахло миндальным молоком и леденцами, которые джемин всегда таскал в карманах специально для ренджуна. тогда он упал на одной из усыпанных гравием дорожек и разбил коленки. он всегда плакал беззвучно: стоял на дорожке с кровавыми коленками и блестящими от слёз глазами. джемин присел на корточки перед ним и подумал о том, что ренджун похож на хрупкий цветок, за которым следить нужно постоянно, двадцать четыре на семь, иначе он погибнет. «эй, не плачь, инджуни. я поцелую там, где болит, и всё сразу же пройдёт». джемин смотрит на капельки крови на его губах и нервно сглатывает. «всё пройдёт. правда-правда». он тянется к мальчику через керамический горшок с розмарином, чуть не роняя его на паркет, и невесомо касается обветренных губ своими. ренджун дёргается и не падает с подоконника только благодаря тому, что хватается за футболку джемина. его глаза распахиваются непривычно широко, и он толкает джемина куда-то в грудь. джемин отстраняется, чувствуя теплоту следов крови, оставшихся на его губах, смешивающихся с привкусом стирального порошка. ренджун ещё раз бьёт джемина куда-то мимо сердца и отворачивается, зажмурившись, пока джемин проводит языком по верхней губе, ощущая металлический вкус чужой крови. ренджун мелко дрожит и не открывает глаза. — что это было только что? — поцелуй. — какой к чёрту поцелуй? — джемин думает о том, что не смог бы целовать ренджуна секундой дольше. мальчик открывает глаза, которые блестят от слёз, как в детстве. — джемин? что за дерьмо? — я просто вспомнил, как, — джемин вытирает губы тыльной стороной ладони, и на ней остаются еле заметные красные следы. — как, когда ты был маленьким, я целовал твои ранки, чтобы они быстрее заживали. — ты поехавший, — ренджун спрыгивает с подоконника. джемин видит, как его ноги непослушно делают два шага от окна. — не делай так больше никогда. слышишь? — да. — чёрт, — голос ренджуна дрожит, и он обнимает себя за плечи. — чёрт. ты идиот, — его руки трясутся, и он отворачивается. — иди к чёрту, — джемин снова чувствует, как его сердце бьётся где-то между рёбрами, хотя, может быть, ему всего лишь кажется. — надеюсь, тебе стало менее грустно. ренджун не видит, но джемин слабо кивает. за окном горят фонари и звёзды.