29.04. Суббота. Свадьба
Неделя за хлопотами, большинство из которых создавала Алена, пролетела незаметно. Субботнее утро бесконечно часто разбивалось о звонки, в которых были в равной степени и тревожные, и веселые, и злые голоса — каждый по-своему реагировал на предстоящее событие, на скорость развития праздника, на страх перед ним и тревожное непонимание осуществляющегося шага. Елена двумя сообщениями из трех, которые она отправила Богданову, предложила все отменить. Но самое последнее, Антон видел, было и самым странным: «Да мне без разницы». — Тебе идет костюм, — улыбался Лев, поправляя воротник белоснежной рубашки Горячева и разглаживая плечи бледно-серого пиджака. Он сегодня весь был в светлом — «как ангел». — Тебе вообще все идет, и я каждый раз шокирован тем, насколько хорошенький мне достался Антон. — Что, думаешь, надо все-таки было в модельном бизнесе карьеру делать? — Антон смеялся, подставляясь под ухаживания Льва только ради того, чтобы чувствовать его рядом. — Да ладно, просто ты мне подарил реально шикарный костюм. И он сидит. Поэтому кто бы говорил. Можно я сам завяжу тебе галстук? — Можно. Да не все сидят, я просто покупаю только шикарные, — ответил Лев, распрямившись, чтобы с ним было удобнее работать, и вручил Антону галстук лаконичного бордового цвета. Но тут же исправился: — Вне зависимости от цены. — Богданов, если ты много зарабатываешь, я не буду осуждать тебя за то, что ты где-то можешь потратить много. Слушай, за неделю с тобой я уже понял, что в отношении себя ты вообще очень экономный, пытаешься ничего не жрать, шкафы у тебя от шмоток не ломятся… Вот ты у меня не был! — пыхтел Горячев, наклоняя голову под немыслимым углом, будто это могло помочь ему поскорее приноровиться завязывать галстук на другом человеке. Впрочем, когда-то Антон проворачивал подобные трюки с Владом — тот с официальными костюмами обращаться совсем не умел. Да и когда знаешь принцип — руки помнят. — Ну ничего. Сейчас у тебя поживем, а потом наоборот. Давно в однушках не обитал? — Да… давно, — усмехнулся Богданов. — Но с тобой я готов и в сарае жить. — Я надеюсь, ты это ни на что не намекнул только что?.. — Горячев задиристо ткнул его в живот. Через пять минут кропотливого труда Горячев все-таки победил виндзорский узел на шее Льва и шумно, тяжело выдохнул, удовлетворенный результатом. Он развернул Богданова к зеркалу и, прижавшись к нему сзади, поцеловал в шею возле самого воротника. Лев тепло сощурился. — Ну что, так хорошо смотрится? — поинтересовался Антон. — Очень. Особенно когда рядом с тобой. Только я бы предпочел быть сзади, — улыбнулся Богданов, но следующей же эмоцией была менее радужная. Что-то холодное поселилось во взгляде. — Я знаешь что думаю? Антон сразу же забеспокоился: — Что? — Ты видел, чтобы Лене хоть раз кто-то писал? Или звонил? Вот ты мне, когда я на работе, иногда обрываешь телефон. — Нет, — покачал головой Горячев. — Ну, почти всегда по делу. Я только когда приезжаю, вижу, что Настя с ней рядом постоянно, а чтобы телефон… Думаю, нет. — Вот и я не видел. Регистрация прошла в рамках строгой секретности: никто в конечном счете не был приглашен на официальную часть церемонии, поэтому и Лев с Антоном сразу отправились на празднично намытом и натертом воском «крузаке» в заранее снятый ресторан. По-королевски выглядело арендованное Богдановыми помещение: пафосные светлые колонны при входе фигурные своды, опирающиеся на массивные окна, столы с вензелями на ножках, касающиеся самого потолка, начищенный светлый паркет. Тут и там сновали красиво одетые в едином стиле официанты. От угла к углу тянулись бордовые ленты, аналогичного цвета шары чесали макушками потолок, сверкающее красное конфетти брызгами разбрасывало солнечные зайчики на стены и лица посетителей. Первое, что увидели Антон и Лев, едва переступив порог зала — Елену с потерянным выражением лица, сжимающую одну руку в кулак, когда вторую ей тряс незнакомый Горячеву мужчина. Выглядел он настолько обычно, что наблюдать рядом с утонченной женщиной его было странно: рубашка любовно огибала небольшой живот, плюгавенькие плечи беспрестанно жались друг к другу, высокий рост превосходил Еленин, но не радовал, судя по сутулости позвоночника. Мент, а это был тот самый жених («Козел», — уточнил про себя Антон.), раздраженно сжимал губы, грубо выплевывал какие-то слова, а Богданова только безучастно отворачивалась от него в сторону. «Руки спрячь, чтобы мои не видели», — последним долетело до ушей Горячева. Богданов вмиг ощетинился и набычился. Мент тут же успокоился, мазнув неуверенным взглядом по новоприбывшим, отпустил кисть невесты в съехавшей перчатке и поспешил скрыться в глубине зала. Антон брезгливо поморщился. — Все нормально? — поинтересовался Богданов на ушко Елены, когда они с Антоном приблизились, но та только пожала плечами. Даже настолько грустная и апатичная, Богданова выглядела роскошно: строгое белое платье-футляр с аккуратной сборкой у горла и едва заметным акцентом на талии, одним только кроем больше напоминающее очередной вариант ее рабочих комплектов, оттенялось бордовыми перчатками по локоть, строгими туфлями-лодочками и губной помадой в тон. Елена умела держать образ. — Переживает, наверное, — выдохнула Богданова. — Как добрались? У нас столики по три человека, я вас вместе посадила вон там. — Елена указала пальцем на один из столов ближе к окну и подиуму посреди зала одновременно. Там крутился тамада, который являлся одним из немногих здесь незнакомых лиц. — Отлично добрались, спасибо, — ответил Горячев вперед, но тут же съехал с формальной темы: — Блин, ты просто шикарная… А можно вашу ручку поцеловать, миледи? Антон подарил Елене самую сияющую из своих улыбок и, оглянувшись на Льва за разрешением, тут же подскочил к ней с тесными и жаркими объятиями. Радоваться за замужество Богдановой не выходило никак — но изо всех сил Горячев дарил восторг и тепло, любовался, гладил по рукам. И поцеловал, конечно, поклонившись, как настоящий джентльмен. — Эй, Антуан. Ты бы слишком сильно-то не расходился, — послышался из-за спины насмешливый голос Насти. Горячев круто повернулся — и остолбенел во второй раз. Хакершу было не узнать. Горячев вообще не имел понятия, что заставило ее так кардинально изменить своему бунтарскому стилю. На Насте были облегающие черные брюки, выигрышно подчеркивающие длинные ровные ноги, натертые до блеска черные «оксфорды», а на плечах — заправленная под пояс свободная струящаяся рубашка, расстегнутая на три верхних пуговицы — тоже черная. В декольте поблескивал необычный тяжелый кулон из печатной платы, а лицо было подчеркнуто лаконичным макияжем: почти все веснушки перекрыл тон, хитрые глаза стали еще более пронзительными и раскосыми из-за широких черных стрелок с прямой линией, а губы неожиданно проявили красивую женственную форму под серо-коричневой матовой помадой. — Ого… Это тоже Алена постаралась? — усмехнулся Антон, ошалело почесывая затылок. Богданов молча улыбался одним взглядом, который то и дело спотыкался о несколько излишне мечтательный — сестры. — Нет, — хитро сощурилась Настя и поправила изящно собранные дреды. В прическе точно угадывалась рука Елены. — Сами с усами. А теперь брысь, Дон-Жуан, она замужняя дама. Чужим мужикам больше нельзя ее лапать! Хакерша ткнула Антона пальцем в ребра и подхватила Елену под локоток, заняв свое место — не иначе как одной из подружек невесты. Горячев зафыркал. — Что-то ты там раньше такое говорила… Ты, значит, в этой ситуации по критерию мужика не проходишь? — Я много в каких ситуациях по критерию мужика не прохожу, — ехидно заверила Настя и дернула пробитой бровью. — И знаешь, что я тебе скажу? Это бывает очень и очень выгодно! Все засмеялись. Елена выдохнула Насте почти на ухо о том, что та неприлично хороша сегодня. Но семейную идиллию прервал резкий окрик: — Лена! — пробасил мент и махнул ладонью, подзывая Богданову к себе. Широкие двери зала закрылись с грохотом, а это значило, что все гости собрались. Заиграла легкая романтичная музыка, заискрилось шампанское в бокалах. Тамада объявлял в микрофон случай и дату события, и Елена упорхнула из рук Насти, напоследок окинув окружающих неясным взглядом. «Своих» у мента было немного. Всего два человека сомнительного вида, с которыми он периодически о чем-то разговаривал, воровато озираясь. Все это приносило чувство беспокойства, натужного страха. На светлом фоне праздничных украшений мятежно чернели костюмами фигуры охраны, на которую Лев частенько оглядывался, удостоверяясь в наличии. За стол, который определила Богданова, сели молча. Лев откинулся на спинку стула, Рома, который оказался третьим, жевал жвачку, а Антон пытался хоть чем-то занять мысли. По иронии судьбы у него буквально чесался заживающий после встречи с деревянной балкой кулак. Когда на сцену вышли виновники торжества, уже ни для кого не осталось секретом, какая между ними прошла ослепительная искра ненависти — и затухла в апатии Елены. — Если эту свадьбу никто не остановит, я устрою пожар, — фыркнул Рома, пальцем задевая бокал. Тот раскачивался, переваливался то на один бок, то на другой, но вставал на место, так и не обронив содержимого на кремовую скатерть. — Это пиздец. Вы видели этого мудака? Васька, блять. У него судимость, кстати, я его пробил… Богданов, это твоя сестра. Ты собираешься что-то делать? — Я ей предложил все отменить, но она отказывается, — напряженно ответил Лев, вглядываясь в сцену. Микрофон перехватила Эля, которая на правах подруги невесты рассыпалась в теплых словах и благодарностях, как бы невзначай пиная остроносой туфлей Ваську. — Это ужасно. Я надеюсь, что когда они расписывались, они ни хера не расписались, и это все просто реализация вложенных в торжество трат, — блекло пробормотал Антон. Взглядом он нашел в зале Леху с Аленой и Владом, которые помахали издалека. Они выглядели нарядно, но общий чат разрывался от тех же самых недоумевающих вопросов. — Лев, а ты вообще видел этого типа раньше? Неужели ее не удавалось отговорить, ну… совсем заранее? Это же вообще не ее вариант… Нет, была бы любовь! Но это вообще не ее вариант. Во всех смыслах. — Да, видел. Много раз, — кивнул Богданов. — Но раньше он так себя не вел… Ладно, я попробую пойти поговорить, хорошо? И мы все тут отменим, если так будет продолжаться. Антон, никуда не уходи, — рука Льва легла Антону на плечо, но сразу соскользнула. А вместе с теплым ощущением исчез и Богданов. — Не могу на это смотреть, — Рома покачал головой, схватил со стола бутылку шампанского и отправился в уборную, махнув напоследок Владу и увлекая его за собой. Антон остался в одиночестве. Около сцены Лев разговаривал с Васькой, который постоянно уворачивался от его взгляда и пожимал плечами, в чем-то оправдываясь. Елена принимала поздравления, но ее руки в бордовых перчатках дрожали — дрожал и голос, и взгляд, и губы. Торжественно-веселая музыка косо, криво, с проплешинами ложилась на траурные настроения. Горячев видел, как Богданов вдруг вскипел, как повысил голос и как раскраснелось его лицо в гневе, как испуганно уставилась на него Елена, как Эля попыталась развернуть ситуацию и затушить ее. Друзья Васьки старательно не пускали Настю ближе, и все это напоминало какой-то фарс, неудачно разыгранную трагикомедию, в который ни один из актеров не знал роли и слов, а потому все сказанное на площадке воспринимал на свой счет. Действо разбилось одной фразой: — Здравствуй, Антон. Горячев развернулся. На месте Льва восседал мужчина в возрасте, который еще не принято называть почтенным, но уже положено уважать. Его графитовый официальный костюм с бежевой рубашкой хорошо обтягивал тощую фигуру и широкие плечи, руки опирались на трость из светлого дерева с Т-образной рукояткой из слоновой кости. Бывший блондин, а ныне седой мужчина, надменно выгибал местами еще темные брови, подпаленные серебром. Его взгляд был мрачным, черные глаза смотрели из-под опущенных век с почти могильным спокойствием, пока мимика не ожила от внимания Горячева. Лицо преобразилось, множество мелких морщинок собрались на лбу и в уголках глаз, сделав в один момент сухое выражение сочно хищным. Очки съехали на нос, показав в подробностях хитрый прищур. Волосы, аккуратно убранные назад, облепили череп, и он проверил ладонью, так ли это на самом деле, затем плотнее заправив под пиджак очешник. — Валентин Витальевич, — мужчина наклонил голову. — Приятно познакомиться, Антон Горячев. Вот так бывает. Ты растишь своих детей, а может, даже не своих, а они даже не приглашают тебя на свадьбу, — он повел руками, раскачивая их на трости. — Я знаю, что тебе понравился мой Лев. Даже слишком. Горячев ощутил, как в один миг к горлу подкатило чувство, сравнимое с тошнотой. Адреналин дал в голову, и если бы не здравый смысл и цивилизованность — Антон зверем бы кинулся на человека, который успел принести слишком много бед близким. Да, наверное, не только им. Перед глазами на миг стало мутно от ярости, а вены взбухли. Но Горячев лишь отшатнулся от стола, впившись в его край пальцами, и выпрямился, готовый в случае чего встать. Валентин оказался в фокусе взгляда. Хотел бы Антон испепелить мерзавца одной силой мысли… — Я бы на их месте тоже не стал вас приглашать. — Антон успел ответить раньше, чем когда промедление могло бы быть распознано как паническое, а не шоковое. Он не боялся. Бесстрашие сейчас билось в артериях — пусть только временное. Валентин открыто улыбнулся, словно сказанное было удачной шуткой. Казалось, что даже музыка стала тише, когда он открыл рот. — На их месте тебе и не быть никогда. А всему виной полушария, — лилейно ответил Багратионов и стукнул тростью, переставив ее вбок. — Ты хорошенький, породистый мальчик. Такие не бывают умными, поверь моему опыту. Но я не зверь, — Валентин закачал головой, отрицая, — ой, не зверь. Поэтому я предлагаю тебе уйти. Сейчас. Могу приплатить, если ты с богатеньким папиком только ради денег. Если это действительно так, то скоро сосать с него будет нечего. Твое решение? — он сощурил глаза и разулыбался так, что возрастные заломы на щеках продлили линию рта до самых ушей. Антон стиснул зубы. У него был готовый ответ. Но он знал, что как только даст его — Валентин закончит разговор. Возможно, тот в любом случае не позволил бы сменить тему. И все же Горячев должен был спросить: — За что? Багратионов уставился на Антона долгим немигающим взглядом. По его лицу поползла мерзкая улыбка, которая сменилась хохотом. Но замолк Валентин так же резко, как и начал. — Я же говорю, такие не бывают умными… Антон, либо ты делаешь выбор, либо я делаю его за тебя. Все просто. Тем более скоро начнется концерт, в котором я играю главную роль. Мне не до интервью даже с такими сладкими мальчиками, прости, — Валентин прижал ладонь к груди и сложил брови так, словно действительно сожалел. — Ну тогда на хуй иди, — прошипел Антон и скривился. — Мой ответ — нет. И бабки свои засунь себе в зад. — Какой грозный! — шутливо вскинулся Валентин. — Глупый выбор. Очередной. Багратионов поднял трость и с грохотом опустил ее на пол. Это не было бы оглушительным звуком, после которого всему суждено заканчиваться, если бы не внезапно стихшая музыка и замолкшие в одно мгновение рты людей. Лев обернулся, а за ним и Елена, и все остальные обратили внимание на столик, за которым единственный из гостей не находился в замешательстве. Валентин ухмылялся, Богданов — мрачнел. — Охрана, — подозвал Лев тех, кто стоял в дверях, но никто не двинулся с места. Валентин едко поцокал языком и поднялся из-за стола. — Я заплатил больше, — сообщил он, как бы извиняясь за это, и пожал плечами. — Ой. А ты думал что, один умеешь деньгами сорить направо и налево? Нет, я тоже. — Тогда я вышвырну тебя сам, — зарычал Богданов, но только он дернулся, как злополучная охрана всколыхнулась в его направлении. Валентин поднял руку, остановил бравых ребят, среди которых оказались и сам Васька, и его друзья. Елена шокированно уставилась на жениха и отшатнулась в сторону, но была схвачена за локоть раньше. — Не вышвырнешь, — подвел итог Валентин Витальевич, свободно двигаясь теперь по залу. Стук его трости отвратительным звоном отдавался в черепной коробке. — Ничего не сможешь сделать, иначе мы закончим плохо. Я вообще пришел просто поговорить. Сделать заявление, возмутиться относительно вашей неблагодарности — и только. Ничего больше сегодня тебя не ждет, не переживай, Левушка. — Да как ты… — не смог договорить Богданов, как Валентин, проходя мимо, перебил его: — Откуда столько средств? Как-то так вышло, Лев, что я готовился к этому дню очень долго. У меня есть деньги, есть план. Я мог бы убить сегодня всех прямо сейчас, но это было бы слишком просто. — Ты лжешь, — фыркнул Богданов, скрещивая руки на груди. — Мухлюешь. Не может быть. Когда мы расставались, у тебя был хоть и средний, но еле-еле шевелящийся бизнес, который ты портил безалаберностью. Валентин только ухмыльнулся и подал знак рукой Ваське, который в тот же момент встряхнул Елену и заговорил: — Мне заплатили за наш брак. — Что? — не поняла Богданова, упираясь и пытаясь вырваться. — Но целых четыре года… — Мне платили все четыре года, — мерзко разулыбался Васька, истерично облизывая губы. — И за секс тоже. И за свидания. Ты думаешь, я стал бы… с дефектной? — И за то, — Валентин остановился посередине зала, уставившись Льву прямо в глаза, — чтобы сейчас ей было вредно и нельзя пить алкоголь. А то, знаете, — Багратионов пренебрежительно возвел глаза к потолку, — эти всякие ужасные последствия плода, который подвергается алкогольной зависимости. Если, конечно, твоя сестра все еще достаточно фертильна. А то в постель она ложилась с неохотой, знаешь ли. Следующий звук, который был произведен в абсолютной тишине — это столкновение колен Елены с полом. Схватившись одной рукой за живот, второй зажимая рот, она пыталась побороть или приступ истерики, или тошноту. Ее глаза были широко раскрыты и в них скопились слезы. Антон вскочил со стула, как обожженный, и тут же побежал к Богдановой. Его никто не остановил, а потому скоро она оказалась в подрагивающих от перенапряжения руках Горячева. — Тише, тише… — шептал он, а сам шарил взглядом по округе, искал своих. Леха с Аленой просто замерли за столиком, Роман с Владом оказались в осаде возле поворота в уборную. Как и Настя, незаметно стоявшая в тени — она с каменным лицом убрала смартфон обратно в карман под тяжелым взглядом двух нависших над ней громил и вытянула руки вдоль тела. Горячев горько вздохнул. Охраны было вдвое больше, чем гостей. — Не слушай, Лена… Пойдем со мной? Пойдем, я усажу тебя и буду рядом, хорошо? — Как драматично! — повесив трость на сгиб локтя, аплодировал Валентин под всхлипы Елены, что исступленно жалась к Антону и пыталась подняться. — Прямо не отвести от вас взгляда, какие вы все человечные и непродажные. Противно даже. Лев оставался непреклонен, смотрел обидчику в глаза, но вздувшиеся вены выдавали нереализованную ярость. Он заговорил, отвлекая Валентина от зрелища: — Что тебе нужно? — Немного. Для начала — твое дело, — открыто улыбнулся Багратионов и развел руками, шаря взглядом по лицам испуганных людей. — Тебе придется побороться, — усмехнулся Богданов. — Я взрослый мальчик. У меня есть тоже и деньги, и связи. — Хороший мир слабее перед его теневой копией. Тебе не хватило того, что я сделал с твоей сестрой? Ты хочешь увидеть, что я могу показать про тебя? Валентин хохотал так долго, что у него пересохло в горле и он критически охрип. Торжествующе задрав голову, мужчина долго, бесчеловечно долго испепелял Богданова взглядом, когда сам Лев искал глазами Горячева. — Да. Хочу увидеть. Мы поборемся, Валентин Витальевич. — Это будет крайне интересно! — воодушевленно произнес Багратионов, а затем одним кивком велел своим ребятам разворачиваться и уходить. Здесь стало понятно, что они не были представителями охранной фирмы, ведь столь беспрекословное подчинение достигается годами. Из уборной вывалился самый крупный амбал, уже знакомый Антону, потянул за собой Рому, но моментально среагировал на взгляд Валентина и швырнул сисадмина в стену. — А, кстати, — обернулся Валентин уже на выходе, оставляя на крайнем из столов свою визитку. — Тебе понадобится. Перезвонишь, как сойдет спесь. Когда закрылась дверь и послышался последний глухой стук трости, повисла еще одна тихая долгая минута, в которой каждый искал силы, чтобы сдвинуться с места. Богданов в тот же момент рванул к Елене, которая, потеряв опору, заливалась слезами и просила у кого-то прощения. Освободившись, к ней наконец, отпихнув Льва локтем, подлетела и Настя. Антон, поджав губы и выравнивая дыхание, смотрел, как она повернулась к Богданову и остановила на нем знакомый непозволительно пронзительный взгляд. Обнимая и гладя Елену по волосам, хакерша только головой покачала. В этом жесте читался упрек, но Горячев не мог знать наверняка, только ли в адрес Льва. Судьба Богдановых не стала яснее даже в свете уже случившейся катастрофы, и самое большое слепое пятно только что ушло через парадные двери. «Из-за тебя все, Богданов», — внезапно всплыли в голове слова Романа. Месяца не прошло с тех пор, как он стелился на пороге Горячева в такой же истерике, в какой была сейчас Елена. Антон отказывался верить в это обвинение, но все, что сделал ублюдок Валентин, снова сошлось в одной точке. Елена была всего лишь очередной жертвой, Лев — причиной. Страшно было допустить ту же мысль в головах остальных. Может, Горячев не понимал главного, но самые громкие аккорды этого концерта он расслышал хорошо: согласным — взятка, несогласным — страх и боль. Все, чтобы от Богданова отвернулось как можно больше людей. Антон тревожно взглянул на своих и подступил ближе ко Льву. Когда мир снова двинулся, когда жизнь, хромая, неуклюже зашевелилась на руинах уничтоженной сцены, вышло так, что все они сгрудились рядом, как беженцы. — Что будет теперь? — глухо прозвучал Лехин голос на фоне Елениных всхлипов. Он остался один: Алена отошла к девушкам, выхаживать обесчещенную невесту. Антон не мог отвести взгляда от разбитой Богдановой. И другим вопросом, кроме озвученного, не мог задаться. — Ничего, — вдруг ответил Роман, который тер ушибленную голову. — Валька вцепился в шею крупной дичи. На нас ему теперь нечего размениваться. — Скорее всего, это было показательное выступление, — выдохнул Богданов. — Простите, что вам пришлось это пережить. Теперь мы встаем в защитную стойку и ждем удара.1.05. Понедельник. Рефлексия
Первый день нового месяца, мая, по иронии судьбы был понедельником. Понедельником, в котором Лев не мог найти для себя никаких оправданий. Понедельником, в котором сомнение заполнило берега сознания. Богданов не понимал причины агрессии и мести отчима, потому не мог оправдаться перед Еленой или объяснить остальным, за что они попадали в самые скверные ситуации и, возможно, будут попадать в будущем по его вине. Льву было страшно: Горячеву могли начать наговаривать легко формирующиеся в зыбкой почве домыслы и, если подумать, это было почти заслуженно; а возможно, Богданов искалечил сестру, безвозмездно подарившую новую жизнь маленькой семье. Лев часто размышлял, страшно ли ей было тогда, когда они бежали? Когда Елена выкрала деньги? Богданов только теперь задумывался о бессмысленных табу, негласно установленных между ним с сестрой. Они оба выбрали позицию умалчивания, которая и лишила их естественной защиты — сильной стороны каждой семьи. С беременностью обошлось. Еще в выходные отлегло, после чего сразу был оформлен развод в судебном порядке. Богданов с Романом и Элей попытались выкрутить дело как изнасилование, подать в суд, но ничего не вышло. «Второй стороной был представлен видеоматериал с доказательствами полного согласия», — отрапортовала Эля в воскресенье вечером, а Льву стало горько и захотелось запить эту горечь чем-то, что лишит его сознания. Затем последовала попытка обвинить Валентина в аферизме, махинациях, но Богданов с Настей натолкнулись на простой и жестокий факт: Валентин Витальевич Багратионов давно — точнее, шесть лет назад — погиб. Самоубийство. За его именем числилось небольшое дело, которое прогорело годом ранее. И тот человек, который ворвался на чужой праздник жизни, до сих пор оставался неизвестным. Нет лица — нет иска. Как просто. С охраной все получилось еще проще: один проплаченный сотрудник доставил заявку Льва на оказание услуги прямо в пасть врагу. Вероятно — как пояснил Роман — это произошло в момент, когда Богдановы начали менять секьюрити. После несложно было дождаться, когда вскроется наименование выбранных компаний, и заслать крысу, а далее провернуть известную схему. Несомненно, в Nature's Touch крыса тоже была, но вычислить ее не удалось. Совещаться впредь решили не на территории резиденции. «Сколько же ты готовился?» — спрашивал сам у себя Богданов, оформляя больничный Елене. Четыре года было точно. За такой огромный временной отрезок можно было сделать все что угодно. Лев ждал, когда потолок над его головой проломится. Вечером мобилизовался Антон. Полдня он провел у себя дома, собираясь к рабочей неделе уже на новом месте. По действительно удачному стечению обстоятельств он закончил сотрудничество с Nature’s Touch еще в пятницу и теперь оказался по крайней мере вне одного поля битвы. Но отселяться от Льва Горячев не планировал. И даже выпросил себе место под байк, как привык, во внутреннем дворе дома. Все выходные Антон держался рядом, с остервенением создавая зыбкую атмосферу безопасности хлопотами у плиты, живой суетностью и теплом в постели. А сегодня свалился на плечи к Богданову с огромным пакетом, набитым неизвестно чем — но это что-то гремело металлом. — Поехали к Лене, — заявил Антон, и это было точно не предложение. — Зачем? Она отдыхает, Антон, — вздохнул Богданов. С приходом Горячева большую долю времени в жизни Льва начала занимать забота об окружающих. Было ли это проблемой? Было ли это правильным? — Мы помешаем. — Ну тогда скажи мне адрес, я поеду один, — упрямился Горячев. — Ее нельзя оставлять одну, Лев. Она пережила такое… Четыре года! И даже видео с доказательствами они ей сделали… — он сухо сплюнул в сердцах, хмурясь. — Ты же ее брат. Старший. Ты ее лучше всех должен понимать. А вы расходитесь по разным углам… Мы съездим всего на пару часов. Это не сделает ей хуже. Но она должна чувствовать, что мы рядом. Богданов кивнул. Была в словах Антона правда. Да не доля, а целый вагон, но встречаться с призраками прошлого Льву не хотелось. Ему казалось, что он и так заботится — держит оборону на фронте, пока отдыхает раненый солдат. — Ладно. Поехали. Елена жила в двухкомнатной квартире в центре Питера. Звонить и предупреждать о посещении заранее Антон и Лев ее не стали, а потому, оказавшись в темно-сером подъезде, просто сразу позвонили в домофон. Никто долго не отзывался, и Богданов уже принялся доставать свои ключи, как вдруг трубку сняли, а потом, услышав знакомые голоса, открыли. Лев поднимался по чистым ступенькам с тяжелым сердцем, осознавая, что он так и не придумал за все время пути, с чем идет к сестре. У него не было сформировано слов поддержки, посыла, мотива — ничего не было. И каждый шаг давался все тяжелее и тяжелее, когда как Антон влетел на четвертый этаж, обгоняя впущенный ими сквозняк. Замершая на пороге Богданова удивленно распахнула глаза, но отступила на пару шагов назад, впуская гостей. — Чего это вы? Что-то случилось? — Ничего. В наше время это более чем достойный повод, — одним легким выдохом усмехнулся Антон и, прежде чем Лев успел разуться, обрушил ему на ногу свою нелегкую ношу, даже не обернувшись на возмущенное шипение Горячев заключил Елену в объятия, тепло и крепко прижал к себе, по спине погладил… Лицо ее преобразилось от непонимания и шока до недоверия и, наконец, принятия. Лев усмехнулся. — Мы просто беспокоимся за тебя. Хотели проведать. — Да. Мне то Рома на уши присядет на три часа по телефону, то Алена, то вы, — Богданова отняла Антона от себя. — Что теперь, чаем вас поить, что ли? — шутливо ворчала она, запахивая плотнее шелковый белый халат. Лев с грустью отметил: что оставлять Елену нельзя одну, не понимал, похоже, только он. — Да, а что делать. Приехали же, — улыбнулся Богданов и тоже обнял сестру. Было в этом жесте столько же нелепости, сколько ее есть в первых ласках молоденьких парочек. Но Горячев смотрел на Льва с гордостью. Впрочем, раньше призыва отправиться в гостиную или на кухню обмен нежностями прервал скрип ближайшей двери. В прихожей показался длинный силуэт Насти в огромной черной футболке, свисающей до середины бедра, и леггинсах. От одежды разило домашним, спальным. — Ба… — разулыбалась она, сжимая в кулаке пучок дредов и покачивая ими в воздухе, как плеткой. — Привет, — Антон вытянулся струной и снова подхватил свой пакет, как будто в защиту. — А ты тут что делаешь? — Стерегу, — с той же леностью в тоне ответила хакерша. — Ну и еще, пользуясь положением, сплю и ем. Не расстреливайте только, а? — И еще кое-что, — ухмыльнулась Елена, кивая на пакет в руках Горячева. Она старалась казаться веселой, хотя ее выдавали красные глаза. — Что это там у тебя, Антон? Бомба? — Не совсем, — тот замотал головой, принимая максимально загадочный вид. — А что это — еще кое-что? — Лев перевел внимательный взгляд на Настю. — А ты, Лев, раздевайся-раздевайся, — Богданова указала на все еще не снятые ботинки брата. Тот раздраженно засопел, так и не получив ответа. — И пойдем пить чай. Или, может, вы кушать хотите? У меня есть суп, щи. Богданова была любительницей белого. Все в квартире у нее оказалось воздушным, светлым, за редким исключением цветных вкраплений, которые, впрочем, прекрасно вписывались в интерьер. Множество зеркал удлиняли и расширяли пространство, струящиеся ткани тюли создавали ощущение легкости. Вот только в квартире царил погром, которого Богданов не ожидал от аккуратистки сестры. Посреди кухни, куда Елена привела гостей, стоял круглый стол, на котором торжественно возвышались три бутылки пива. На стеклянной столешнице красовалось пятно от — хотелось думать — чая, один тапок застрял в горшке цветка, красный лифчик держался лямкой за крючок для полотенец на фоне открытой двери в ванную из белого дерева. Лев обескураженно и тихо присел на свободный стул, когда Богданова разливала чай в разные чашки. — Лен… Ты это… Может, болит чего? — Ты о чем? — не оборачиваясь, спросила Елена. — М? — О беспорядке. — Да херня этот ваш порядок, Лев… Насрать мне, кто и что думает, — хмыкнула Богданова. Впрочем, место под ужин она очистила быстро, поставила чашки с горячим напитком, набросала сладостей в вазочки, нарезала вкусный шоколадный рулет, спрятала следы своей антистрессовой программы. — Я так и не поняла, суп кто жрать будет? Настуся? — Я! — с готовностью ответила та, усевшись на углу стола, чтобы было куда выбросить ноги. Антон вторил ей: — И я тоже. Попробую щей от Елены! Кстати, — он заговорщицки прищурился, — раз уж ты бунтуешь тут в своей прекрасной квартире, может, у тебя заодно есть стена, которую не жалко? И от которой можно отойти по прямой… Ну, положим, метра на три? — В комнате найдем, да… В гостиной, где Настя теперь спит иногда, — закивала Елена, разливая разогретые щи по тарелкам. К чаю и сладостям совсем скоро присоединился суп и свежий нарезанный хлеб. Последними в ход пошли ложки, затем она как бы невзначай приласкала Настю за плечо. — Ты решил мою квартиру порушить, Горячев? — ухмыльнулась Богданова, усевшись на стул и подперев голову рукой. — Иногда, — ревностно проворчал Богданов, заложив в рот хлеб и надувшись окончательно. Он был уверен, что тоже заботится. Просто забота у него своеобразная, необычная. Лев вкладывался чем угодно, но материальным — чаще всего деньгами. От этого становилось стыдно. Как и от того, что он до сих пор помнил Настин взгляд в вечер, когда Еленин мир рухнул. Антон, видимо, заметил это, потому что очень скоро его ладонь жарко легла на бедро Богданова, утешающе гладя, а коленом он прижался к колену. Горячев жалел Льва, хвалил, а сам светил для всех и каждого в кухне. — Мое дело предложить, ваше дело — ломать… Просто у меня есть для тебя подарок, Лена! Тебе сейчас в самый раз будет. Ну он вообще не то чтобы для дома. Разве что и правда стены не жалко. Воодушевленно вылакав залпом половину тарелки, Горячев тут же подскочил и метнулся в прихожую. Миг — и он снова здесь, но с уже знакомым большим и тяжелым пакетом. Лязгнуло что-то внутри в очередной раз, зашуршал толстый целлофан. Наконец перед заинтересованными взглядами показался уже покрытый боевыми шрамами сосновый стенд для метания ножей и холщовая сумка с этими самыми ножами — коваными, ремесленными, нескольких разных форм. Настя присвистнула. — Ах, вот что мне ногу отдавило, — усмехнулся Лев. — Хороший подарок, Антон. — О, прекрасно. Сначала потренируюсь на нем, потом выйду охотиться на мужиков-козлов, — захохотала Елена и потрепала Горячева за щеки, подскочив. Тот просиял от похвал. — Какой ты хорошенький, а. Поеду к Роме завтра, на дачу, поставим и будем метать. Правда, в случае с Ромой, боюсь, вместе с ножом оторвется и рука… Или нож его перевесит… — Да ничего, они легкие, — засмеялся Антон. — Рома справится. А так вот… Ну, это мои, но я давно уже этим не занимался. А стресс снимали отлично. Вот, думаю, пора передать — тебе сейчас нужнее… Горячев вытащил из сумки один из ножей и несколько раз подкинул в руке, ловя то за рукоятку, то за клинок. Потом протянул Елене. — В общем если что — зовите. Инструктирую, провожу мастер-классы, порчу стены сараев и деревья на опушке. Профессионально. Бесплатно. — Есть садись, инструктор, — смешливо проговорила Елена, принимая нож. — Сначала чай, потом играем в ножи. Но ты у нас красавец. Да, Лев? — Да. Все умеешь делать, спортивный — страсть просто, — Богданов ощутил, как во рту собирается голодная слюна. Антон довольно нахохлился, ловя на себе его взгляд. — А что легкие — это жаль. Ножи-то… Но ничего, у Лены своя рука такая тяжелая, что она и легким ножом черепушку при желании насквозь пробьет. — О да, — усмехнулась Богданова. — В детстве «вышибалы» — моя любимая игра. Можно безнаказанно отправлять в нокаут кого угодно. Богдановы засмеялись оба, поймав неясную остальным волну ностальгии, которая проникла в тело и начала отогревать сердца. Они ели, но Елена в какой-то момент опустила взгляд на руки, и от ее веселого настроя не осталась и следа. На изувеченных кистях не было перчаток, а раньше сестра носила их беспрестанно. Прятала собственное несовершенство даже среди своих. И здесь Богданов задумался, были ли у нее «свои». И что она вкладывала в это понятие? — А зачем ты… Зачем тогда закрыла руками лицо? — серьезно спросил Лев. Повисло недолгое молчание, в котором улыбка Елены стала осязаемым звуком. Горячев и Настя притихли. — Точно не для тебя, Богданов, а ты что думал? Говорят, что по рукам женщины легче всего определить возраст. Вот я и стерла… И вообще жуй давай. А то со своими нагрузками, которые тебе задает Горячев, похудел уже. — Это он от стрессов, — заступился Антон, но сам застарался над супом активнее. — Я тоже похудел! — Вы бы на таблеточки успокоительные сели, что ли. Чтобы не стрессовать. А то станете как Рома, — хихикнула Настя. — На сексе только мясо наращивать надо! Так что кушайте, кушайте. Ленин, ну-ка, добавки им! Пролетарии должны быть всегда готовы к труду и полны сил! — Пускай сначала с этим справятся, — ухмыльнулась Елена, переводя взгляд на хакершу. — И ты ешь. А то мясо не вырастет. Та посмотрела в ответ на Богданову с выражением слишком неоднозначным, чтобы можно было определить в этом какой-то намек. Но Антон, вероятно, тоже что-то почуял, потому что вскоре наклонился к уху Богданова и шепотом спросил: — Как ты думаешь, это наш дурной пример заразителен?..