И никогда не забывать

— Да они никогда не поймут то, что мы хотим. Нам нужно действовать. Решить что-то. Вспышки энергии, что бьют из поднятых рук, полные азарта глаза, подрагивающие подушечки пальцев, когда он поправляет правой кистью свои усы — Муравьев-Апостол наблюдает за тем, как Бестужев-Рюмин говорит. Говорит с Рылеевым - но при этом со всеми собравшимися одновременно. Это должна была быть обычная встреча - да, с обсуждением волнующих событий последней недели, да, Сергей вроде как собирался рассказать, что додумал, как будут выглядеть окончательные положения их устава, - но ничего сверх- происходить не должно было. В планах не было обсуждения радикальных действий и огненных речей. Но вот Бестужев-Рюмин считал по-другому. А потом к нему, конечно, подключился Рылеев, Трубецкой и Пестель. Особенно последний - тот высказывался всегда и остро, а если уж вечер начинал уходить в сторону речей о решительных действиях - не мог остаться в стороне. Они что-то продолжают обсуждать — Сергей устало наблюдает сквозь прикрытые веки. Почти три ночи без сна, из-за бессонных ночей кусок в горло не лез, а потому он был уставший донельзя, голодный - и - злой. Золотые кудри Бестужева-Рюмина развернулись от стола к дивану, где сидел Сергей, а затем двинулись в его сторону. Нет. Бестужев, только не сейчас, ради Господа Бога. Но когда это он мог читать твои мысли и то, что ты ему мог бы сказать одним взглядом. Усталой позой, которая говорила - я принес положения устава, я не хочу этих речей. Только не сегодня. — Давай выпьем. Я вижу, что ты едва держишься на ногах. Выпьешь и пойдем. Так и быть, провожу тебя до твоей койки. Говорит. Улыбаясь улыбкой шампанского, что сейчас в нем. Подает руку. Сергей смотрит на его тонкое запястье - молочная кожа, чуть дальше грубые мозоли, они почти чернеют на этой нежной коже. Сергей думает, зачем вообще он сюда сегодня пришел.... Зачем у Михаила такие молочные руки с совсем не молочными мозолями взрослого мужика? —Ты меня слышишь? Сейчас принесу тебе бокал, не вставай. Да он и не думал, в общем-то. Даже если бы хотел, не смог. Хотя, есть одно дело, ради которого он, собственно, и решил прийти, пожертвовав сном и отдыхом. — Подожди, — останавливает повернувшегося было Бестужева касанием руки. — Я принес кое-что. Написал. Вернее, просто отредактировал и привел в подходящий порядок. Михаил смотрит на него своими огромными глазами - еще совсем мальчишка, мельком пролетает мысль - и, кажется, хочет что-то сказать, судя по тому, как начинает зло щуриться. Но подает руку - опять своим запястьем вверх. — Спасибо. Сергей хватается за руку и встает. — Господа, извините, что я задержался с этим до конца встречи, но я лишь не хотел прерывать ваши речи. — Не хотел прерывать наши речи? Ты ли это, Сергей? — спрашивает Пестель и с вызовом смотрит прямо в лицо. Сергей улыбается - просто потому что не может сдержать улыбку. Свою. — Да, ты прав, Павел, я сегодня не в духе. Чертовски устал, а потому буду краток. Здесь, — Сергей кладет тетрадь на стол — я отредактировал и дописал основные положения, почитайте, возможно, вы добавите что-то. А я вынужден уйти. Все заинтересованно посмотрели сначала на тетрадь, а потом на осунувшегося Муравьева. — Да, конечно, Сергей, иди. Вид у тебя и правда...уставший — Трубецкой. — До следующей встречи. Доброй ночи. — Сергею кажется, что еще немного, и он уснет прямо здесь, стоя. — Кому и нужно желать доброй ночи, так это только тебе, Сережа. — голос Михаила ощущается откуда-то сбоку, чуть поодаль. Сергею кажется, что тембр его голоса вибрирует где-то в груди - отражаясь зеркально - вызывая воспоминания. Нет. Только не сегодня. Только не сейчас. — До свидания, господа. Мы уходим. Михаил слегка берет Сергея за локоть, направляет в сторону прихожей, говорит чуть наклоняясь: — Пойдем, Сережа, пора. Сережа бы рад идти, но ноги отказываются слушаться. Сказывается напряжение, которое держится в полку уже которую неделю, этот сон... когда в последний раз он спал, ему приснился кошмар. После этого Сергей не спит. Михаил помогает Сергею надеть китель, и они выходят из квартиры. Время близится к рассвету — на улице стоит ужасный холод, завывает ветер, на небе облака и серо-черное небо с лишь небольшими прорезями утреннего света. Сергей идет по набережной, вглядываясь вдаль - на улицах никого, и лишь где-то слышны крики и ржание лошади. — Сергей, подожди. Я думал, ты уснешь прямо у Рылеева, а сейчас ты практически бежишь. Так взбодрил зимний воздух, а? — Михаил весел, немного пьян, догоняет, слегка треплет по плечам. — Я все еще еле стою на ногах, просто... меня вдруг охватила одна мысль... а, неважно. — Сережа. Остановись. — Михаил ловит его руку крепким движением — Давай мы сейчас пойдем ко мне, завтра ведь нам не нужно быть рано, так? И поговорим. Ты расскажешь мне. Всё. Что тебя мучает в последние дни. — Нет. Я пойду к себе, ты пойдешь к себе. Завтра нужно быть в 9 утра. Не опаздывай. — отчеканивает Сергей, вырывает руку и ускоряет шаг. Михаил думает лишь секунду. — Нет. Так не пойдет, — Бестужев снова догоняет, снова хватает, на этот раз за обе руки, крепко прижимая его пальцы к своим, — Сережа. Посмотри на меня, пожалуйста. Сережа снова не может. Все, что он делает, это перестает сопротивляться и напрягать свои руки. Стоит, как на паперти, готов каяться. Прикрывает веки. Михаилу этого достаточно - он медленно подается вперед и целует в сомкнутый рот - уверенно, привычно, вкладывая себя, говоря: бесполезно сопротивляться, особенно в такой вечер. И отстраняется. У Сергея крепко зажмурены глаза - так, что было бы на этой улице чуть больше света, и можно увидеть синие вздувшиеся сосуды. Наконец он их открывает, пытается вырвать руки - но куда там, у Бестужева сегодня силы явно больше по всем фронтам. И по всем фронтам Сергей ему не может отказать. — Сейчас я отпущу твои руки, и мы идем ко мне, хорошо?— говорит Михаил, не особо ожидая ответа. Который не нужен. Сергей обреченно выдыхает, отпускает руки из ослабленной хватки, медленно потирает запястья. — Порой забываю, что тебе всего 20. Мрачно смотрит, взгляд в взгляд. — Это что-то меняет? — больная тема, знал же, сейчас взорвется. Сергей поднимает правую руку - Михаил напрягается - длинным указательным пальцем проводит вдоль скулы - закрываются глаза, слышен вздох. — Если у меня будут синяки, будешь объяснять всем - почему. Михаил улыбается. Еще немного - и он, кажется, даже забудет о том, что буквально секунду назад был ужасно зол. — И объясню. А ты потом будешь краснеть до конца своих дней, вспоминая. Теперь улыбается Сергей. Какой же все-таки еще ребенок. — Еще немного, и ты меня потащишь у себя на плече. — Да запросто. Что, думаешь, я не смогу? — Бестужев уже собрался подхватить, но Сергей отошел на шаг назад. — Всё, всё, идем.