Прогулки по воде

      — Тайная полиция?       На предположение Муравьева-Апостола Пестель лишь пожал плечами. Кем был тот шедший за ними незнакомец, теперь можно было только догадываться. Сейчас, за стенами относительно безопасного дома, произошедшее казалось плодом разыгравшегося воображения. И хорошо бы, если бы это было так. Только вот Пестель не мог позволить себе такой роскоши — оставить дело, как оно есть, и списать все на случайность. В конце концов, он сам видел следовавшую за ними фигуру, да и Муравьев-Апостол выглядел встревоженным.       Они сидели в комнате Пестеля и переговаривались вполголоса. Света было мало; две тусклые лампы в противоположных углах, одна — на столе в центре, да почти догоревшая свеча на комоде рядом с Викторией. Занавески на окнах тщательно задернуты, двери плотно прижаты.       — А может, агент? — гадал Сергей, задумчиво трогая подбородок. — Или кто-то со стороны?..       — Надо было сразу ему пулю в лоб! — с сожалением процедил сквозь зубы Пестель. — Не ломали бы сейчас голову, чем нам эта слежка обернется…       — Павел! — с упреком воскликнул Сергей и кинул быстрый взгляд на притихшую Викторию. Последняя сидела на стуле в углу маленькой комнаты и, так и не сняв шубку, грелась о стоявшую рядом с ней свечу.       Проследив за взглядом товарища, Пестель хмыкнул.       — Ты не думай, Сережа, что эту дамочку могут смутить мои слова, — ядовито произнес он. — Если хочешь знать мое мнение, то я считаю, что данная мадемуазель сама не погнушится взять в руки револьвер и сделать выстрел. Не удивлюсь, если окажусь прав.       — Павел, что ты говоришь? — с искренним изумлением перебил Пестеля Муравьев-Апостол. — Такие слова в присутствии…       — …в присутствии рьяной политикантки, — закончил за товарища Пестель. Усмехнувшись, он наблюдал за отобразившимся на лице Сергея недоумением. Понять его было легко — Муравьев-Апостол относился к девушкам трепетно и постоянно рвался защищать их честь — до дуэлей порой не доходило лишь чудом. Именно поэтому слова Пестеля он принял в штыки.       Виктория подняла голову, но не проронила ни слова. Она молчала все время, пока мужчины беседовали, сидела понурая и непривычно тихая. Сначала Пестель думал, что она напугана слежкой. Потом решил, что девушка всего лишь устала после долгой пешей прогулки по сугробам. Теперь же, глядя на её поникшие плечи, он отчетливо осознавал — дело в чем-то другом…       Изогнув в усмешке губы, он собирался добавить что-то еще, но вдруг замер. Настороженно вгляделся в съежившуюся у слабого огня девичью фигурку. В его глазах промелькнула внезапная мысль. Как Виктория смогла заметить слежку раньше него? И почему сообщила о ней не сразу? Говоря о ней, она выглядела спокойной, но сейчас, когда самое страшное для нее осталось позади, она вдруг побелела, как мел, и молчит, глядя в пол. Почему?       Вопросы роились в голове, порождая самые разные догадки. И самой навязчивой из них была мысль о том, что Виктория ведет какую-то свою игру. Может, следил за Пестелем вовсе не тот человек? Может, все это лишь часть чьего-то плана? Нет, Пестель не верил в то, что Рылеев попросил свою родственницу выведать у руководителя Южного тайного общества какую-либо информацию — в конце концов, они, пусть и разными методами, но занимались одним делом. Но Пестель верил в то, что и самого Кондратия могли провести вокруг пальца. Осторожный с незнакомцами, он был открыт перед близкими и никогда не таил того, что лежало у него на душе.       Пестель медленно встал со своего стула и, выпрямившись во весь рост, повернулся к Виктории.       — Что тебе рассказывал Рылеев? — очень тихо повторил он вопрос, который уже задавал ей этим вечером.       Виктория замерла, следя за мужчиной своими большими глазами. Она как будто даже еще сильнее вжалась в спинку стула и плотнее запахнулась в полы шубки. Губы слегка дрожат. Взгляд, как у оленёнка.       Пестель ей не верил.       — Павел! — предостерегающе позвал товарища Сергей. Напрягшись, поднялся со стула вслед за ним.       Пестель склонил голову набок. Медленно сокращая расстояние между ними, не спускал с Виктории глаз. Он видел, что она не на шутку напугана — девушка вцепилась в шубку так, словно ее собирались отобрать, и взгляд бегал, как у затравленного зверька.       — Павел, сядь!       В интонациях Муравьева-Апостола явственно слышался лед. Пестель крепко сжал челюсти. Преодолев последние сантиметры, он практически навис над Викторией. Уперевшись одной рукой в стену рядом с ее лицом, замер в ожидании ответа. Почему она молчит? Это же такой простой вопрос.       Голову сжало, словно в тисках, и перед глазами на мгновение стало темно. Пестель тряхнул головой, словно желая отмахнуться от боли, которая пришла так невовремя. Крепко сжав кулаки, чтобы не выдать её, Пестель заставил себя не отвести взгляд от глаз Виктории. По ее лицу было ясно, что выглядел он в эту минуту устрашающе.       — Что именно Рылеев тебе говорил?! — теряя терпение и почти срываясь на крик, спросил он.       Боль накатывала волнами, отвлекая, заставляя забыть обо всем, кроме главного — ему нужно добиться правды любой ценой. Взбешенный, Пестель готов был схватить девушку за плечи и трясти, трясти до тех пор, пока она не скажет ему все, что утаила до этой минуты.       — Павел, успокойся! — Сергей схватил его за плечо и одним резким сильным движением развернул к себе. — Что с тобой творится?!       — Пусть она просто ответит, — упрямо повторил Пестель, прожигая Сергея горящим взглядом. Узнать правду, узнать, что Виктория здесь ни при чем, вдруг оказалось для него жизненно важным.       Ему будет достаточно всего пары слов. Он готов поверить в то, что Рылеев не ошибся и не подвел их всех. Он хочет поверить в это, только пусть она скажет сама.       — Выйди, — сухо приказал Сергей. — Выйди и успокойся.       Весь пыл и вся ярость слетели с Пестеля в один миг, словно на него вылили ушат воды. Муравьев-Апостол стоял перед ним, готовый среагировать на любое движение. Его глаза сверкали льдом. Пестель сжал ладонь в кулак и снова разжал пальцы. Вздохнул глубоко и медленно, выравнивая дыхание. Сердце билось где-то в горле. Он уже и сам не понимал, отчего вдруг кинулся на девушку, перепугав ее до смерти. Фанатик, вспомнил он ее слова. Одно это слово — хлесткое, безжалостно правдивое. Оно эхом отдалось где-то в подсознании.       Пестель круто развернулся на каблуках и вышел из комнаты. На лестничной клетке он остановился и, оперевшись на перила, опустил голову вниз. Глубокий вдох. Выдох. Сейчас боль пройдет.       Он слышал приглушенные голоса, доносящиеся из-за приоткрытой двери. Говорил Сергей. Очевидно, Виктория всерьез решила играть в молчанку. Помедлив еще минуту, чтобы убедиться в том, что приступ не начнется, Пестель вернулся в квартиру и плотно прижал за собой дверь.       Виктория стояла у окна спиной к нему; Муравьев-Апостол в растерянности сжимал в руках свернутый вдвое лист бумаги. При звуке шагов он поднял голову. Во взгляде его карих глаз — молчаливый упрек и сожаление. Оглянувшись на девушку, Сергей положил записку на комод и подошел к Пестелю почти вплотную.       — Она решила остаться на ночь здесь, хотя я предлагал ей свободную квартиру по соседству, — вполголоса и очень сухо сказал он. — Проследи за тем, чтобы ей ничего не угрожало. И, прошу тебя, Павел, без эмоций.       — Уже уходишь? — бесстрастно уточнил Пестель, наблюдая за тем, как Сергей натягивает перчатки. — А как же тот разговор, с которым ты пришел ко мне? Ты же так и не рассказал мне то, что собирался.       — Я расскажу тебе обо всем завтра, — коротко бросил Муравьёв-Апостол. — А сейчас я зайду к Кондратию, сообщу, что с Викторией все в порядке.       Пестель устало кивнул. Он был рад тому, что Сергей уходит. Он так и не узнал ничего из того, что собирался узнать в этот вечер, но сил решать оставшиеся вопросы уже не было. Сейчас он ляжет спать. Со всем можно разобраться после.       Сергей остановился в дверях и снова обернулся на товарища.       — Павел? — позвал он и, дождавшись, когда тот поднимет в ответ голову, напомнил: — Без эмоций. И без того проблем хватает.

***

      Пестель церкви не любил. И даже не по той причине, что с детства воспитывался в лютеранской вере, а из-за самой атмосферы русского храма. Эта глубокая тишина, в которой были слышны лишь гулкие шаги да редкие вздохи, эти строгие лики, глядящие на тебя так, словно знают обо всех твоих грехах, этот запах ладана — все здесь напоминало Пестелю о том, что мысли, ежедневно наполняющие его сознание, неправильны, грешны, разрушительны. Поэтому утром, найдя записку Виктории, он решил идти сразу к Рылееву, чтобы убедиться в том, что с его родственницей все в полном порядке, и объясниться за случившееся.       Зачем идти в церковь в понедельник утром, Пестель не понимал. Как и то, почему он не проснулся, услышав, как она уходит. Почему она не сказала ему ни слова, оставив лишь сухую записку, он как раз понимал отчетливо — после вчерашнего девушка вряд ли захочет здороваться с ним при встрече, не то что разговаривать. Вспомнив об этом, Пестель со злости порвал записку и, бросив обрывки в жестяную плошку, поджег. Он думал, что наконец научился держать себя в руках, но снова сорвался на эмоции. Это было неприятно и тревожило его по-настоящему.       Весь путь до дома Рылеева Пестель думал о Виктории. Ему, конечно же, не стоило вчера на нее кричать. Сергей прав — в конце концов, она всего лишь женщина. Да, она отличается от других женщин, с которыми раньше общался Пестель, но она все равно ею оставалась — неспособной за себя постоять, слабой перед мужчиной. Извиняться Пестель вовсе не собирался. Говорить с ней тоже. Убедиться, что с ней все в порядке — вот что побудило его сделать крюк и зайти в синий дом на набережной Мойки.       Пестель открыл тяжелую входную дверь и, поднявшись по лестнице, остановился у квартиры Рылеева. Он не знал, что именно рассказал Кондратию заходивший вчера Сергей, и поэтому никак не мог решиться постучать и войти. Простояв так несколько секунд и разозлившись на себя, Пестель поднял руку и решительно постучал. Дверь открылась сама.       Предчувствие беды захватило Пестеля с головой, и, не думая ни секунды, он распахнул дверь настежь и вошёл. Он знал, что поступает неправильно. В квартиру к Рылееву могла заявиться полиция — с арестом или нет, но появляться в ее присутствии было бы верхом неразумности. Самым правильным было бы уйти и подождать снаружи, но Пестель ничего не мог с собой поделать. Мысль о том, что Наталья Михайловна вынуждена в бессильном одиночестве наблюдать за тем, как арестовывают ее мужа, не позволяла Пестелю оставаться в стороне.       Он минул быстрым шагом коридор и остановился на пороге гостиной. Его взгляд, напряженный до предела, сразу же выхватил фигуру Рылеева — в домашнем халате поверх сорочки, взъерошенный, заспанный, он говорил с человеком в темном плаще. Спустя секунду Кондратий тоже увидел товарища, и по его взгляду Пестель сразу понял, что ему сейчас лучше не вмешиваться. Продолжая наблюдать за ним, он отступил назад, шагнув за открытую дверь и таким образом скрывшись от посторонних глаз.       Рылеев ответил незнакомцу что-то короткое и, судя по всему, резкое и вышел из комнаты. Остановившись у вешалки и делая вид, что ищет что-то в карманах, сказал едва слышно:       — Ничего не спрашивай у меня и не говори. Если вдруг тебя спросят о чем-либо, отрицай.       Он, очевидно, нашел то, что искал и, шепнув тихое: «уходи», вернулся назад в гостиную. Ни разу не взглянув на него и ничем не выдав его присутствия, закрыл за собой двери. Все, что оставалось Пестелю — уйти в тревоге и смутном ощущении, что случилось что-то плохое.       Торопливо он спустился по лестнице и вышел из дома. Это не арест, здесь что-то другое. Рылеева допрашивали, но не как обвиняемого, а как свидетеля. Может, что-то произошло по соседству с его квартирой? Или Кондратий увидел что-то, что ему видеть не следовало? Но почему он тогда приказал ему все отрицать? Пестель пошел прочь от дома, решив, что лишний раз светиться возле него не стоит. Рылеев не арестован — это главное. Остальное он может объяснить потом.       Пестель вышел к каналу и посмотрел по сторонам. К синему дому, увязая в снегу, шла девушка. Узнав в ней Викторию, Пестель следил за тем, как она открывает чугунную калитку и входит внутрь. Неловкая, маленькая — даже с такого расстояния видно, как покраснели от холода ее руки — она устало брела по снегу домой, где как раз в эту минуту…       Суть происходящего Пестель понял слишком поздно. Вчера следили вовсе не за ним, а за Викторией. И в дом к Рылееву сегодня пришли вовсе не за тем, чтобы арестовать его, а из-за нее. Пестель еще не понял, для чего именно им нужна девушка, но отчетливо осознал, что ей нельзя заходить в дом сейчас, после того, как Кондратий дал ложные показания.       Он догнал ее у самого входа — спасибо тяжелой двери, которую девушке не удалось открыть с первого раза! — и крепко взял за локоть. Виктория вздрогнула, но, увидев Пестеля, успокоилась.       — Там сейчас полиция, — опередив девушку, сказал он. — Надо уходить. Срочно.       Он увлек ее за собой, и Виктория пошла за ним следом, как послушный ягненок. Она ничего не спросила и ни на секунду не усомнилась в верности его слов. Такое доверие удивило и ранило Пестеля, которому было бы легче, если бы девушка не поверила ему или хотя бы выдернула свою руку. Но Виктория как будто забыла все, что он ей вчера наговорил, и доверчиво держалась за его плечо. Ей приходилось практически бежать, чтобы успеть за его широким шагом, а Пестель спешил увести ее от опасного дома, поэтому не сбавлял хода.       Остановился он, только когда они дошли до места. Не придумав ничего лучше, он снова привел ее к себе домой.       — Послушай меня, — Пестель развернул девушку к себе и строго посмотрел ей в глаза. — Мне сейчас надо уйти. Когда вернусь, не знаю. Но ты отсюда никуда не уходишь и ждешь меня. Это ясно?       Виктория кивнула.       — И когда я приду, ты мне все расскажешь, — добавил он, с трудом пряча неловкость. Девушка смотрела на него без малейшего намека на обиду, и от этого взгляда вдруг проснулась совесть. — Поняла? — резко спросил он, за грубостью скрывая истинные чувства.       — Я поняла, — тихо ответила Виктория и в избытке чувств вытянула руку, чтобы погладить плечо мужчины. — Спасибо.       Пестель уклонился от ее прикосновения и указал рукой на дом.       — Ключ под порогом, — сухо сообщил он и, развернувшись, пошел прочь.       Ему было досадно за то, что девушка ведет себя с ним, как ни в чем не бывало. Слишком свободно. Так, словно они были знакомы как минимум с детства. Отсюда напрашивалось два вывода: либо за этим стоит какая-то неведомая ему цель, либо Викторию попросту не учили светским манерам и она не знает, как нужно вести себя с едва знакомым мужчиной. Пестель даже не знал, умеет ли она говорить по-французски — с ним она говорила исключительно на русском языке.       Забот мне мало, думал Пестель, шагая обратно к набережной. И до этого времени у него было много проблем, теперь же прибавилась еще одна. Я не буду оборачиваться, твердо сказал он себе и обернулся назад через секунду. Виктория уже вошла в дом — заснеженный двор был пуст.       Пестель поправил воротник и уверенно свернул на широкую дорогу. Впереди его ждал разговор с Сергеем, и, судя по всему, неприятности только начинались.