Looks Not With The Eyes

Легко понять, что Дио вернулся в деревню. Нориаки не совсем уверен, что именно изменилось — возможно, все дело в будто бы витающем в воздухе электричестве; в предвкушении, из-за которого у всех кровь закипает в жилах; в огоньке возбуждения в людских глазах. Возможно, Дио сам несет в себе такую силу, возможно, это его невероятная личность, что притягивает внимание всех жителей деревушки к себе, словно он второе сияющее на небе солнце. Нориаки не знает, но и не задает вопросов: в конце концов, одного лишь присутствия Дио достаточно, чтобы превратить обыденную деревенскую жизнь во что-то яркое и настолько немыслимое, что Нориаки никогда не мог себе и представить, даже в самых своих смелых мечтах. Но Дио… изгиб его губ, взмах его ресниц… Стоит Дио открыть рот, как он будто бы раскрывает целый мир новых возможностей, меняет саму суть мироздания вокруг себя и переписывает реальность своими словами, словно она не больше, чем сверкающая мантия, надетая на какого-то бога. И его истории, думает Нориаки, лучшие. Присутствие Дио само по себе удовольствие — даже обычный обмен любезностями на улице, всего лишь пара слов могут заставить Какеина думать, что он единственный человек на свете, хоть на несколько коротких мгновений. Но в таверне, когда Дио садится на свой любимый стул в тени комнаты и откидывается на его спинку, словно восседает на троне, это даже лучше. Он скрещивает ноги, вскидывает голову и улыбается своим слушателям, как король, оглядывающих своих верных подданных. А потом он начинает говорить, и комната погружается в полную тишину, будто все находящиеся там люди попали в сети какого-то заклинания. Нориаки не исключение. Он сидит за своим любимым столом, что расположен в самом углу таверны, в тени, куда даже официантки забывают заглянуть, куда не садится никто из посетителей из-за плохого освещения и размещения. Но, по крайней мере, этот стол полностью предоставлен ему, и в нем есть неоспоримое преимущество — близость к стулу, который, по негласному в деревне правилу, принадлежит Дио. Нориаки сидит в тенях, где неясный свет огня приглушает необычную яркость его багряных волос, где он может прислониться головой к стене и прикрыть глаза, позволить шелковому мурчанию голоса Дио накатывать на него волнами, оставляя за собой мурашки на коже. — Оно живет в замке, — говорит сейчас Дио, и слова срываются с его губ сладким сиропом, придающим буквам смысл и силу, каких они никогда не несли в себе раньше, — На пустынной горе на севере, в полном одиночестве, покуда эта деревня является ближайшим людским поселением, — он делает особый акцент на слове людской, будто бы рассказывает шутку, которую никто, кроме него, не услышит. Это зажигает в Нориаки любопытство, заставляет оторвать голову от стены и открыть глаза, чтобы взглянуть на Дио, сидящего на стуле со всей самоуверенностью, что придают ему его золотые локоны, медовый голос и легкая грация, из-за которых глаза всех присутствующих прикипели к нему с той же обыденностью, с какой существа дышат, чтобы выжить. — Что живет? — шепчет один из опоздавших к началу рассказа соседу. Этот вопрос не для Дио — люди знают, что лучше его не прерывать, если он что-то рассказывает — но слова все равно им услышаны, потому что именно Дио отвечает громогласным голосом, который перекрывает весь шум в таверне, он будто бы заполняет своим присутствием все пространство в комнате, а не только занимаемый им стул. — Чудовище, — низко рычит он, словно пытается сымитировать названное им существо, чтобы кровь людей застыла от того ужаса, которое несет в себе слово. Слушатели вмиг замолкают, эффект от голоса Дио враз пересиливает очарование его присутствия. На своем стуле, не двигаясь, Дио запрокидывает голову и громко смеется. Нориаки чувствует, как этот звук мурашками пробегается по спине; чувствует жар от узла, затянутого внизу живота из-за невольной реакции тела. Он не единственный в комнате, кто неловко ерзает на своем сидении в попытке найти более удобную позу для тела, которому внезапно стало жарко явно не от огня в камине. — Да, — говорит Дио с остатками этого смешка в горле и наклоняется на стуле вперед, позволяя предплечьям упереться в колени. Огонь подчеркивает его волосы, они будто золото, сияющее на солнце. Их блеск привлекает взгляд Какеина, он не может оторваться от них, когда Дио поворачивает голову и окидывает глазами свою аудиторию, задержав взор на нескольких счастливчиках. — Чудовище. Даже, можно сказать, монстр. Природа никогда бы не создала такое существо. — Какое оно? — выдыхает один из слушателей и звучит он так же увлеченно, как Нориаки себя чувствует. — Чудовище? Дио поднимает голову и одаривает ослепительной улыбкой говорящего. Сердце Нориаки пропускает удар, а ведь эта улыбка даже не направлена на него. Получатель улыбки широко распахивает глаза, его лицо становится каким-то нелепым, словно он разучился держать эмоции под контролем. Дио перемещает свои руки на подлокотники стула и наклоняется еще вперед, чтобы одним плавным движением встать на ноги — и вот он возвышается над толпой, свет огня играет в его волосах и подчеркивает черты его великолепного лица. — Огромное, — отвечает Дио, и голос звоном проносится по помещению, залезает в каждую трещину на стене, долетает до самого потолка, — Выше ростом любого из вас, — он поднимает руки над головой и широко разводит пальцы, ловя свет от огня, — Как минимум два с половиной метра. Возможно, почти три, если оно выпрямится и полностью встанет на две ноги, — его руки опускаются, рисуя круги в пустом пространстве, — Но это же чудовище, в конце концов, — пальцы Дио сгибаются на манер когтистого зверя, он горбит плечи, нависая над слушателями, — Черное, как ночное небо, с тяжелой шерстью, а в ширину почти такое же, как и в длину. Его когти достаточно огромны, чтобы с легкостью разорвать вам глотку… — он жестом показывает это на первом попавшемся человеке, который от страха вскрикивает и заваливается назад, пока остальные нервно смеются. — …или оторвать вам руку, не моргнув и глазом. — А про плечо? — говорит девушка с заднего ряда, она явно не в первый раз слышит эту историю. Ее голос запыхавшийся, возбужденный, больше выжидающий нежели напуганный. — Расскажи нам о его метке! — Ах, — говорит Дио и расправляет плечи с такой грацией, что у Нориаки пересыхает во рту. Он выпрямляется так, что позволяет свету освещать свое тело так, будто свет только для этого и был создан, — Его плечо, — и он поднимает руку, схватившись пальцами за воротник рубахи и оттянув его в сторону, чтобы оголить линию плеча. — На его плече, — Дио вдавливает свои пальцы в чистую бархатную кожу, и его касание оставляет следы на мышцах, освещенных огнем, — Есть шрам в виде звезды, оставленный пулей, которой я выстрелил в него при первой нашей встрече. — Невероятно, — выдыхает девушка с заднего ряда, а мужики впереди, покрасневшие от выпитого вина, говорят, — Надо было убить его и повесить голову на стену! Смех Дио в этот раз звучит резко, будто он угрожает, но делает это так незаметно, что и словами не выразить. — Если осмелитесь попробовать, то пожалуйста, — машет он рукой этим мужчинам. Они затихают под тенью чужой руки и утыкаются носами в свои кружки до такой степени, что уже и не различишь, кто из них вообще подал голос. Дио возвращает свое внимание к остальным людям. — Никто? — он кладет руку на бедро и переносит свой вес на одну ногу, из-за чего его тело выгибается дугой, — Да ладно, по крайней мере я в него выстрелил, — теперь он издевается. Его голос выражает снисходительность с нотками веселья, когда он окидывает взором сидящих перед ним людей, — Мы все будем спать спокойнее по ночам без присутствия такого монстра в паре миль отсюда. Неужели нет никого, кто хотел бы завоевать себе славу героя и доказать свою храбрость, сразившись с таким ужасным чудовищем? Он дразнит их. Это слышно в голосе, в его паузах между словами. Нориаки почти что видит, как плечи Дио трясутся от смеха, пока он смотрит на свою аудиторию, высоко подняв подбородок, а огонь освещает его элегантные, красивые черты. Он выглядит, словно бог, словно король, который окидывает глазами ряды крестьян, не стоящих даже крупицы его внимания, словно он уже принял их за недееспособных людей, хотя ни у кого еще не было возможности принять его вызов, — Получается, среди вас нет настоящих мужчин? Никто из вас не может рискнуть своей жизнью ради спасения всей деревни от такой опасности? — Я сделаю это. Нориаки не знает, зачем он говорит. Возможно, это из-за неозвученного смеха Дио. То, как он с легкостью поверил в их трусость, заставило его инстинкт к независимости загореться. Возможно, это все изгиб широких плеч, сияние алебастровой кожи заставили его подняться на ноги в каком-то сумасшедшем, необдуманном желании стать ближе, пускай изменилось и не многое. Возможно, дело даже было всего лишь в том, что Дио отвернулся от него — он смотрел на всех присутствующих, но не на Нориаки. И вот на какой-то безумный момент Нориаки посчитал опасность от неизвестного монстра дешевой платой за короткий взгляд Дио, направленный на него. По крайней мере, это он получает. Дио поворачивается на каблуках так плавно, словно ожидал этот источник звука, словно знал, что Нориаки подаст голос. Словно он специально выманивал эти слова именно из Какеина, говорил все это только для него. Как минимум это читается в его глазах, когда он сталкивается с ним взглядом через всю комнату. — Какеин-кун, — мурчит он, и этот голос проникает в вены и заставляет кровь Нориаки гореть, он гудит между ними, пока Какеин чувствует, как воздух пропадает из легких, а силы покидают его, будто он вот-вот упадет на колени. — Ты станешь героем, защитившим покой этой деревни? Нориаки ощущает, как его лицо заливает алая краска под многочисленными взглядами, направленными на него. Шок, недоумение, зависть написаны на лицах людей, которые все еще находятся под чарами Дио. Но Дио и сам смотрит на него, на его губах — призрак того веселья, что горит в его взгляде, и все остальное вдруг становится незначительным и неважным, все это тает и исчезает, пока Нориаки глядит в бездонные глаза Дио, обрамленные длинными ресницами. — Да, — говорит он, и его голос звучит намного громче, чем он ожидал. Он странно звучит в его собственных ушах, странно ощущается в горле. Нориаки не помнит, когда в последний раз так громко говорил перед столькими людьми. Возможно, даже никогда, — Я сделаю это, — Нориаки делает глубокий вдох и рвано выпускает его. — Я убью чудовище. — Невероятно, — улыбается Дио и не глядя поднимает сверкающий бокал вина, стоящий на ручке его любимого кресла, чтобы поднять его высоко над головой. — Выпьем же за нашего многообещающего героя, Какеина! Все в комнате поддаются предложению с ужасной грацией. Нориаки чувствует, как их раздражение поднимается огромной волной: зависть, горечь и надежда на его провал — все это он получил в ответ на почти что похвалу от Дио. Но Дио ему улыбается и поднимает бокал вина высоко в воздух с его именем на губах, и этого достаточно, так что Нориаки даже не обращает внимание на спрятанную в словах насмешку. Он сделает это, думает Нориаки, а его голова кружится, а сердце громко стучит в ушах. Он пойдет и вернется с победой, с тяжело заработанным успехом на плечах и улыбкой на губах, чтобы действительно стать героем, каким его с издевательством назвал Дио. Интересно, как Дио улыбнется ему тогда?