Looks Not With The Eyes

— Это ведь наверняка опять его вина, так? Не понимаю, почему все ведутся. Очевидно же, что от него ничего хорошего не жди. — Ты несправедлив. — А вот и справедлив! Только идиот может влипнуть в такую аферу, и ты это знаешь. Ты ведь не влип. — У меня были другие способы защититься. Как и у тебя, когда ты с ним встретился. — Да я бы не повелся, даже если бы был без ничего. — Ты ужасно уверен в себе. Помнится мне, что ты был обезоружен моим очарованием, когда мы впервые столкнулись. — Я думал, что птицы должны быть глупыми. Ты когда-нибудь забудешь об этом? — Ни за что. В начале Нориаки услышал голоса. Отдаленные, приглушенные, будто они доносились из-за стеклянной стенки; но слова были достаточно понятны, пускай он и не мог до конца разобрать их смысл. Его голова слишком сильно болела, чтобы пытаться думать над структурой предложений и их связью между собой. Но почти сразу до него дошло: у него болит голова — более того, она все еще прикреплена к плечам — значит и он сам все еще жив. Это довольно-таки удивительно, если учесть, что его последнее воспоминание заканчивается тем, что солнце загородила огромная мохнатая фигура с ясными голубыми глазами. Дальнейшие события он не сможет вспомнить, даже если очень постарается напрячь свои мозги сквозь боль. — Я удивлен, что он выжил, — сказал первый голос, который был немного выше, чем второй. Его владелец звучал моложе или же просто чуть более легкомысленно и менее приземленно. — Разве Джоджо не говорил, что убьет любого заплутавшего путника? — К нам никто не заходил уже многие годы, — низко, ровно, медленно — каждое слово сказано с интонацией, которая тяжелым весом оседала в ушах Нориаки. — Очень легко говорить одно, а на деле совершать совсем другое. — Но что нам с ним делать теперь? — звучало капризно, едва ли не ноюще. Нориаки слышал почти детское раздражение в этом вопросе. — Я плохо нянчусь с больными. — Да уж, твоя манера ухода оставляет желать лучшего, — слова вышли такими спокойными и ровными, что за ними сложно было услышать спрятанное в них оскорбление. Если судить по тому, сколько времени прошло, прежде чем первый говорящий возмущенно запыхтел, то можно сказать, что его сообразительность работала так же заторможенно, как и у Какеина. — Вот поэтому я и здесь, чтобы минимизировать урон, который ты можешь нанести, будучи один. — Заткнись, — рявкнул первый. — Я прекрасно справился бы сам. Насколько сложно может быть… — Стой, — сказал второй, категорично прерывая возмущения другого. — Думаю, он просыпается. Нориаки хотел бы полежать так еще немного. Его голова болела все больше и больше с того момента, как он очнулся. Он хотел бы попробовать не двигаться, чтобы посмотреть, не пройдет ли от этого боль в висках. И есть что-то интересное в обыденном диалоге двух говорящих, было бы неплохо, если бы Нориаки немного лучше уловил тему их разговора, делая вид, что спит. Но теперь они наверняка смотрят на него, и Какеин очень сильно сомневается в своей способности притворяться спящим, раз уж сейчас он очнулся, так что он поморщился из-за нарастающей боли, сжал челюсть и распахнул глаза. Он был в кровати. Нориаки мог бы и сам до этого догадаться, если бы обратил чуть больше внимания, но он был слишком поражен тем, что все еще жив, чтобы усиленно думать над тем, где находится. Комната была наполнена солнечным светом: теплое полуденное солнце полностью освещало помещение через окно. Какеин ценил наличие света, пускай оно и заставляло его жмурить глаза и напрягать и без того ноющую голову. Кровать, на которой он лежал, была мягкой, с хорошим матрасом и теплым одеялом. Он и не ожидал такого комфорта, так что теперь был еще сильнее запутан происходящим, чем тогда, когда лежал с закрытыми глазами. А потом он, наконец, поднял голову, чтобы посмотреть на находящихся в комнате людей. Вот только перед ним никого не было. Комната была огромной, и своим раскинутым пространством напоминала Нориаки помещение у входа в замок и гигантские пустые коридоры; но кроме него, кровати и прикроватного столика со стаканом воды на нем, здесь не было ничего, даже декораций. Единственное, что более менее подходило под описание, это доспехи у подножия кровати, которые были совершенно не к месту в такой пустой комнате, и птица с ярко-красными перьями, что сидела на железном плече, наклонив голову набок и смотря на Нориаки внимательными глазками. Из-за этого взгляда у Нориаки по спине пробежали мурашки, и ему захотелось избавиться от непрошенного внимания, но это же всего лишь птица, так что он не собирался позволять головокружению превратить себя в полного параноика. Поэтому он с намеренной беспечностью отвернулся от этих сфокусированных глаз и поднял голову выше, несмотря на накатывающую волнами боль, чтобы оглядеть остаток комнаты в поисках дополнительного выхода, темного угла или еще какого-то места, где могли бы спрятаться только что говорившие люди. — Здравствуйте? — начал он и поморщился, как из-за непонимания, так и из-за вгрызающейся в череп боли. — Куда вы делись? — Говорил же тебе, — снова сказал первый, и его голос ясно слышался, хоть источника звука и не было видно. — Он идиот. Птица повернула голову и моргнула своими умными глазами. — Ну-ну, Полнарефф, не груби, — она распушила перья и немного подвинулась, чтобы найти более удобное положение на металле. — Ты и сам редко бываешь сообразительным даже без удара по голове. — Эй! — снова послышался первый голос, чей тон повысился на одну октаву из-за раздражения; и, возможно, это из-за того, что птица склонила голову, или из-за странного металлического эха в обиженном восклицании; а, возможно, виной всему тот факт, что в комнате просто физически не было других предметов, чтобы Нориаки мог найти источник звука. Он моргнул и снова посмотрел на доспехи и сидящую на них птицу, и ему в голову пришла одна идея, а отсутствие иных вариантов перевесило предположения о собственном безумии. Поэтому Нориаки сделал глубокий вдох и осторожно прочистил горло. — Прощу прощения, — начал он, хотя не до конца был уверен, перед кем он извиняется — перед фигурами, что находятся рядом, или же перед своей адекватностью. — Неужели это… вы… — Говорите? — закончил за него первый голос, но в этот раз звук был сопровожден поворотом металлической головы. Это движение так идеально сочеталось с ответом, что все подозрения Нориаки подтвердились. Какеин поперхнулся воздухом и отскочил к изголовью кровати. — Очень впечатляет, ты наконец-то сообразил. Никогда не думал, что встретишь говорящие доспехи, да? — Пол, — второй говорящий — птица, предположил Нориаки — проворчал и вытянул крыло, чтобы начать махать им перед забралом, за которым было лишь пустое пространство. Доспех невнятно запротестовал и поднял руку, чтобы спихнуть со своего плеча чужой вес, но птица уже сама вспорхнула и, ловя крыльями воздух, мягко полетела на место между доспехами и ногой Какеина. Он дернулся назад, его реакция сейчас была слишком заторможена, чтобы отбиваться, но птица лишь с лекгостью приземлилась на каркас кровати, вцепилась своими коготками в дерево и повернула голову, чтобы снова внимательно уставиться на парня. — Приношу свои извинения, — сказал второй голос, и он точно принадлежал птице, как бы сложно в это не было поверить. Еще более жутко было слышать такой низкий баритон из такого маленького источника, будто бы того факта, что разговаривала птица, было недостаточно. — Мы не хотели тебя напугать. В наших планах было лишь присмотреть за тобой, пока ты не очнешься. Понимаешь ли, ты наш первый гость за такой огромный срок. — Гость? — повторил Нориаки, чувствуя недоумение. — Что… Где я? — В замке, — ответил доспех, с огромной ноткой издевательской снисходительности в тоне, подразумевая, что это самый очевидный факт на свете, и Нориаки мог бы сам додуматься. — Где ж еще тебе быть? — Я не понимаю, — моргнув, признался он. — Вы… как вы разговариваете? Кто вы? — Ах, — вздохнула птица, умудрившись в это небольшое междометие вложить столько усталости. Она встрепенулась и раскрыла хвост, будто пытаясь устроиться поудобнее, — Меня зовут Абдул, — взмах головы, короткий взгляд назад из-за плеча — до странного человеческий жест для кого-то, кто был птицей. — А это Полнарефф. Мы живем в этом замке. — Приятно с вами познакомиться, — автоматически ответил Нориаки. Его вежливость пересилила миллионы вопросов, которые крутились у него в голове, несмотря на острую боль. Он начал уже поднимать руку для рукопожатия, но запоздало понял, что это вряд ли будет красиво по отношению к тому, у кого вместо рук крылья. Поэтому он на полпути исправился и слабо махнул рукой в приветственном жесте. — Я Нориаки Какеин. — Очень рад нашему знакомству, — склонил голову Абдул. Нориаки моргнул и снова почувствовал головокружение наряду с потерянностью. Он словно бы споткнулся о ноги и попал в совершенно другой мир, не похожий на его собственный, где доспехи могли формировать свое мнение о нем, как о человеке, а птицы говорили звучным успокаивающим тоном. — Вы… как вы можете разговаривать? — Ах, — снова сказал Абдул. — Проклятие, — проворчал Полнарефф, с такой интонацией, что Нориаки буквально услышал заглавную букву в слове, как и то, что дальше ему что-то объяснять не собираются. Это не совсем можно было считать за ответ, но Полнарефф скрестил свои металлические руки на груди и высоко вздернул подбородок, будто осмелься Какеин сказать что-то на этот счет, то ничего хорошего не жди. Так что Нориаки промолчал, а Абдул повернул голову к Полнареффу, задумчиво на него глядя. — Тебя неплохо ударили по голове, — в итоге сказал Абдул, снова вернув свое внимание на него, и Нориаки не стал противиться резкой смене темы. — Ты себя нормально чувствуешь? Голова не кружится, не тошнит? Какеин покачал головой, но скорее отрицая лишь последнюю часть вопроса. — Слегка кружится. И болит, — он поднял руку с одеяла и прижал ко лбу, где скопилось напряжение от всех мыслей и вопросов, и его пальцы коснулись мягкой, аккуратно сделанной повязки. — Как я сюда попал? — Джотаро тебя привел, — сказал Абдул, — У него плоховато с первой медицинской помощью, а у меня как-то рук не хватает, — в подтверждение он махнул крыльями. Пока Полнарефф не фыркнул со смешком, до Нориаки и не дошло, что в сказанном прозвучал каламбур. Абдул сложил крылья на место, с блеском в глазах глядя на Какеина. — Мне пришлось ему все объяснять на словах, но, думаю, он достаточно хорошо справился. — Ах, — сказал Нориаки, — Спасибо, — повязка на его голове была немного неуклюже завязана, словно ее делал маленький ребенок, у которого нет никакого опыта. Но под ней явно не было ни капли засохшей крови, хоть он и чувствовал болящие края порванной кожи на половине головы. Интересно, как сложно им было прочистить рану и отмыть волосы от крови, сколько времени этот неизвестный спаситель провел с ним, пока он был без сознания? — Мне обязательно надо будет его поблагодарить. Джотаро, говорите? — Да, — ответил Абдул, все еще внимательно смотря на Нориаки, будто бы парень был самым интересным, что он видел за всю свою жизнь. Или так, будто не был уверен, что Какеин будет делать дальше. Учитывая то, как себя сейчас чувствовал Нориаки, было почти забавно предполагать, что он может представлять из себя какую-то угрозу. — Он сам принес тебя сюда. — Принес? — моргнул Нориаки. Голова Абдула склонилась вперед, что Какеин счел за кивок. — Он волновался, что убил тебя. У него плохо получается контролировать свою силу, думаю, он ударил тебя намного сильнее, чем сам того хотел. Рука Нориаки застыла там, где он ощупывал повязку на виске. Его мысли резко затихли, будто Абдул обрезал их ножом. Из чужой речи он мог уловить явный намек, и понимание плавало уже на поверхности, но он… — Извини, — сказал Какеин, и его голос оказался намного тише, чем он планировал. Головокружение будто бы усилилось и хотело снова утащить его в холодное забвение, а не позволять и дальше наблюдать это безумие, с которым он столкнулся; позволять уловить то, что подразумевали чужие слова. — Но кто такой Джотаро? Абдул моргнул, не отводя взгляда от Нориаки. — Куджо Джотаро — наследник этого замка. Ну, или был им до Проклятия. Нориаки сглотнул и приготовился услышать ответ, который уже глубоко внутри себя знал. — А после? Абдул хлопнул крыльями и подпрыгнул, будто собираясь с силами, чтобы сказать что-то. Но первым заговорил Полнарефф, и его голос эхом отразился от пустоты внутри железных доспехов: — Он монстр, которого твоя дурацкая деревня так боится, — выплюнул он слова так, словно они его оскорбляли. — Он то самое Чудовище.