Looks Not With The Eyes

Из окна своей комнаты Нориаки видел сад. Он раскинулся далеко внизу, почти прямо под крутым склоном башни — если бы Какеин открыл окно и наполовину из него вылез, то, наверное, мог бы разглядеть его, просто глянув вниз, сумел бы разобрать каждый пестрый цветок, который раскрывал свои бутоны все больше и больше благодаря витающим в теплом воздухе первым намекам весны. Но окно наглухо закрыто, и Нориаки вовсе не уверен, что его когда-либо вообще открывали, так что лучшее, что он может себе позволить, это прислониться плечом к ровной поверхности стены и выгнуть шею, чтобы уловить краем взора часть темных веток деревьев. За последние дни его вынужденного пребывания в замке изменилось немногое. У деревьев едва ли было время, чтобы распустить листья, намеки которых Нориаки видел, когда только прибыл сюда; как не было времени и у плющей, что опоясывают собой стены, выпустить маленькие пучки цветочков, которые бы выделялись в кипе сияющей зеленой листвы. Но Какеин мог увидеть очертания статуи Холли, если бы действительно напрягся; мог увидеть темные лозы, обвившиеся вокруг ее ног, которые он едва не повредил, если бы не атака Джотаро. И если бы он сидел достаточно недвижимо и ждал достаточно долго, то иногда мог заметить темную фигуру самого хозяина замка — печально известного Чудовища, которое выходило послоняться среди кривых деревьев, еще не распустивших свою зелень из-за не отпускающей зимы. Легче было смотреть на него отсюда, сверху, где у него было преимущество в огромной дистанции, помогающей облегчить инстинктивный страх, что рождался в груди от невероятных размеров и непредсказуемых движений. Нориаки мог тратить часы просто на то, чтобы понаблюдать за движениями этого покрытого шерстью тела, которые были до странного аккуратны. Джотаро не двигался с грубой, пугающей скоростью, которую Нориаки ожидал увидеть, учитывая его наружность или хищный внешний вид. Вместо этого он все делал с осторожностью, будто бы ребенок, который внезапно вырос и все еще не до конца привык к новому телу. Это немного подтверждало рассказ Абдула, если Нориаки вдруг не верил в это до сих пор, поэтому у него не было никаких причин отказываться от предложенного объяснения, покуда он сам руководствовался лишь деревенскими слухами. — Наслаждаешься садом? Мало того, что голос прозвучал будто из ниоткуда, так еще и прямо у самого его уха, поэтому Нориаки испугался — он подпрыгнул, обернувшись настолько быстро, что едва не потерял свое все еще не окончательно вернувшееся равновесие, и полностью свалился с подоконника, на котором устроился. Алая птица даже не смотрела на него с беззвучным весельем — Абдул лишь глядел на него с тихой задумчивостью, пока Какеин пытался собраться духом, чтобы ответить на его вопрос. — Да, — сказал он и тут же отбросил все свои потуги, отвернувшись к голым деревьям и большой тени внизу. Джотаро не пошевелился, и Нориаки задумался: он вообще знал, что за ним наблюдали? — Он всегда проводит там столько времени? — Обычно да, — голос Абдула был чист и невозмутим, было удивительно успокаивающе его слышать. — Думаю, замок может быть достаточно… угнетающим. — Я заметил, — со смешком ответил Нориаки. — И, конечно, в саду мисс Холли, — продолжил Абдул, распушив перья. — Мне кажется, Джотаро успокаивает быть к ней настолько близко, насколько это возможно. Грудь Нориаки сжало и дыхание перехватило от внезапной волны сочувствия, что захватила его. На мгновение он задумался, чувствовал бы он то же самое, будь Джотаро сейчас прямо перед ним, столкнись он лицом к лицу с этой пугающей силой его присутствия. Ему кажется, что да. — Что произошло? — высказал он осторожно вопрос так же, как и всегда, когда касался этой темы. Нориаки опустил взгляд на сад еще раз, прежде чем повернуть голову к Абдулу. — Проклятие. Джотаро как-то с ним связан или… Абдул сразу же закачал головой, отсекая любое недопонимание. — Это не его вина, — сказал Абдул, и слова прозвучали почти резко, — Это все злоба. Давнишняя ссора его предка, который жил несколько поколений назад, и оскорбленного колдуна, — алая голова наклонилась, и чужой взор прикипел к окну. — Ты, должно быть, видел метку в виде звезды на его плече? Это родимое пятно, которое носят все представители его семьи. Проклятие предназначалось для носителей этого пятна. Джотаро стал лишь жертвой своего происхождения. Нориаки понимающе хмыкнул. Раньше он уже слышал о колдунах — в сказках, что рассказывали в городе, где он провел свое детство, и такие рассказы всегда были предостерегающими. Он помнит, что раздражительность была общей чертой колдунов, как и гордость, которую невероятно легко было задеть даже ненароком. Мораль этих историй, насколько он знает, была в том, что человеку лучше никогда не связываться с колдунами, потому что приведет это лишь к большой трагедии. — И проклятие легло именно на Джотаро? — Сфокусировалось на нем, — кивнул Абдул, — Оно превратило его в… — мах крыла в сторону темной фигуры в саду, — Прежде чем распространиться и превратить всех, кто был ему дорог, в то, что ты видишь сейчас. Его семья пострадала больше всего, но, по крайней мере, мы с Полнареффом восстановили способность говорить и двигаться спустя какое-то время. Нориаки в ответ что-то неразборчиво промычал, снова думая о грустных глазах статуи в саду и темных густых лозах, запутавшихся в ее ногах. — Неужели нет способа снять проклятие? К такому заклинанию наверняка должен быть ключ, разве нет? Крылья Абдула дернулись, будто бы он пожал плечами. — Есть, но условия такие, что их почти невозможно выполнить. Губы Нориаки расплылись в улыбке. — В сказках никогда по-другому и не бывает, — сказал он и прислонился к стене за спиной. — Каковы они здесь? — Все зависит от Джотаро, — ответил Абдул своим поучительным голосом, который он использовал всегда, когда приступал к детальному пояснению, — Так как он всегда был немного нелюдимым, проклятие задело лишь горстку людей, но из-за этого решение тоже найти стало сложнее. Ему нужно завоевать чье-то сердце, кого-то, кто ответит взаимностью на его чувства. Только если он испытает настоящую взаимную любовь, проклятие спадет с его матери, деда и, ну, нас всех. Нориаки шумно выдохнул. — В том виде, что он сейчас? — Какеин выглянул в окно. — Когда в последний раз тут вообще был кто-то посторонний? — Помимо тебя, здесь был кто-то много лет назад, — немедленно отозвался Абдул. — Теперь ты понимаешь наши затруднения. — Не вижу вообще никакой проблемы, — вмешался другой голос, сопровожденный скрипом металла, благодаря которому Нориаки узнал говорящего, даже не подняв взгляд на дверной проход, где виднелся Полнарефф. — Я же говорю, мы можем просто заплатить любой девчонке из борделя, чтобы она пришла на ночь, как будто бы у нас денег на такое не хватит. Абдул поднял голову и прохладно проговорил: — Ты не понимаешь, что значит слово любовь. Полнарефф лишь замахал рукой. — Да умоляю. Нам просто надо найти кого-то, кто согласен любить за деньги. Не веди себя так, будто таких людей не существует, сам же знаешь. — Не в этом смысл, — вздохнул Абдул, — Если мы найдем кого-то… настолько доступного, как ты думаешь, этого будет недостаточно. Джотаро не особо хорошо относится к незнакомцам. Даже если мы приведем девушку, которая согласится продать свою любовь, я не думаю, что она понравится Джотаро. — Тогда мы просто найдем кого-нибудь покрасивее, — ответил Полнарефф, словно это самая очевидная в мире вещь. — В деревне, откуда пришел Какеин, наверняка полно красавиц. Просто приведем сюда любую симпатичную девушку, и Джотаро потеряет голову, как и любой другой мужчина. — Твоя романтичность воодушевляет, — сухо заявил Абдул. — Ты прямо настоящий казанова. — Я просто реалист, — фыркнув, сказал Полнарефф. — Все мы знаем, что эти деревенщины приходят сюда в поисках славы, чтобы завоевать девчонку своей мечты, — у двери что-то мелькнуло, и послышался тихий металлический звон игрушечной собаки, которую, как узнал Какеин, звали Игги. Пес вошел в комнату, но Полнарефф совсем этого не заметил — вместо этого он повернулся к Нориаки и взглянул на него со всем молчаливым пониманием, которое только могли выразить доспехи. — Даже не пытайся мне сказать, что этого не было у тебя в мыслях, когда ты отправился на охоту за чудовищем. Нориаки покачал головой, не задумавшись ни на секунду. — Не было, — Полнарефф фыркнул, и Какеин всплеснул руками, пытаясь доказать свою невиновность. — Правда. Я не… Если честно, я не особо лажу с жителями деревни. — Абдул с некоторым усилием прочистил горло, и Нориаки повернулся к нему, но тот лишь опустил голову и начал прочищать перья. — Тогда зачем ты пришел сюда? — из-за такого тона буквально можно было увидеть, как Полнарефф хмурится, несмотря на то, что его нынешнее физическое состояние этого не позволяло, а со скрещенными на железной груди руками Нориаки с легкостью мог представить скривившиеся уголки губ собеседника. — Не хочешь же ты сказать, что тебе просто было интересно. — Я… — начал было Какеин, готовый выложить объяснение своим действиям, обосновать причины, по котором он раскопал старый меч, оседлал коня и примчался сюда, в темный замок на вершине холма; однако память его подвела, рассыпаясь на мелкие кусочки, когда он пытался дотянуться до воспоминаний. Он помнил то утро, когда покинул деревню, помнил свою цепочку мыслей, чувство острой необходимости, которое заставляло ускорить шаг и пройти через молчаливые ворота замка в гулкие пустые коридоры. Но все, что было до этого, словно покрылось дымкой, и остались лишь расплывчатый вкус вина на языке да золотой блеск в его глазах, который горел, будто огонь, питающий себя этими внезапно пропавшими воспоминаниями. Он нахмурился и поднял руку, прижав ладонь к быстро заживающей ране. — Я не помню. — Что? — вскрикнул Полнарефф с явным недоверием в голосе, — Это нелепо! Прошло всего лишь несколько дней, ты не можешь просто не… — и тут слышится рычание. Всего секунда, и все свои дальнейшие слова он прервал громким визгом, когда игрушечная собачка у его ног дернулась вперед и вгрызлась зубами в металлическую лодыжку. Полнарефф дернул ногой в провальной попытке содрать с себя Игги, но игрушечные челюсти были наделены куда большей силой, чем казалось на первый взгляд, и все его старания лишь раззадорили пса. Абдул прокашлялся на плече у Какеина достаточно громко, чтобы он сумел это услышать сквозь непрекращающиеся крики. И когда он повернулся, птица смотрела на него тем самым внимательным взглядом, к которому Нориаки уже начал привыкать. — Ты выглядишь так, будто тебе больно. Ты порядке? — Все нормально, — кивнул он, поморщившись из-за боли в висках, которую вызвало это движение. — Просто немного побаливает голова. — Тебе стоит отдохнуть, — сказал Абдул безапелляционным тоном, — Я посмотрю, что можно будет отправить тебе поесть, если хочешь. — Спасибо, — ответил Нориаки с улыбкой, которая казалось ему такой же бесполезной, как и он сам. — Извини, что я вас так обременяю. Абдул махнул крыльями, пытаясь его успокоить. — Мы рады принимать у себя такого гостя, как ты. К тому же, приятно иметь дополнительного собеседника в наших обычных разговорах, — Он перелетел на плечо Полнареффа, будто бы все эти бесконечные дерганья его не волновали, и строго глянул на Игги. — Прекратите ругаться, вы оба. — Я ничего не сделал! — заныл Полнарефф, а Игги наконец-то выпустил чужую ногу из своей крепкой хватки и начал махать хвостом с тихим скрипом шестеренок внутри его механизма. — Он просто завидует, что я сделан из настоящего металла, а не дурацкого мягкого золота и меди, как он. — Да ладно, — вздохнул Абдул, когда Игги прекратил махать хвостиком и низко зарычал, что больше походило на металлическое жужжание, — Хотя бы не беспокойте нашего гостя в дальнейшем. — Полнарефф раздраженно фыркнул, но все равно пошел в сторону двери, и Игги побежал следом с тихой угрозой, на которую обычная игрушечная собака не должна быть способна. С чужого плеча Абдул снова обернулся на Какеина, который продолжал сидеть на краешке подоконника. — Это правда, — сказал он с теплотой в голосе, которую Нориаки еще не слышал, — Ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь. Мы благодарны за твое присутствие. — И с этими словами Полнарефф раскрыл дверь и вышел в коридор с Игги, не отстающим от него ни на шаг, и Какеин остался один в комнате, которую он уже мысленно назвал своей, пускай только временно. Нориаки снова прислонил больную голову к стене позади и позволил взгляду упасть на сад внизу: на спутанные лозы, обрамляющие стены вокруг него, на линии голых древесных ветвей, на сгорбленную фигуру, которая вечной тенью бродила по дворику, словно потерянный призрак, — и задумался: разделял ли мнение Абдула хозяин замка?