Сны Жёлтого Проса

...К полуночи Повеяло прохладой, Под полог проникает ветерок. И будет одиночеству наградой Лишь яшмовой подушки холодок. Припомнилось мне: в тихий час заката Мы за плетнем восточным Пьем вино… Еще поныне в рукавах халата таится запах сорванных когда-то Цветов, которых нет уже давно. Какой измерить мерою страданье! А ветер западный Рвет шторы полотно… Ты желтой хризантемы увяданье Увидеть мог бы, заглянув в окно. Цао Чжи

— Вы слышали, А-Ли, сын горшечника, отправился к праотцам восьмым днём. Как вернулся из Юньмэн Цзян, так больше и не встал. — Отмучился, слава небесам. Жалко мальца. Немало морщин положил он на лицо отца своими проказами да попойками, но ведь и подспорьем был знатным, а уж что за весёлый нрав! Как бы смерть сына не свела в могилу и самого Цин Ле. Уж как он ходил за А-Ли! Да не удалось исцелить его. — И немудрено! Живого места на нём не было от увечий, мясо и кожа лоскутами свисали, волосы обожжены, глаза мутные, как рисовая вода. Как только до дому добрался! — Да заклинатели, небось, сами и подбросили. Хоть и изверги, а не решились душу его с телом разлучать на чужой земле! Но ведь выкинули его в канаву позади трактира старины Жуань Тао. Как крысу! И быть бы ему лютым мертвецом, да малышка А-Ян заметила красное, когда выливала ночной горшок. — Чёртовы заклинатели, вреда приносят иной раз больше, чем пользы! То война у них, то мир бесноватый, а нам как жить?! Думают, можно забирать честных людей из дому да на лоскуты резать безо всякой причины? — Так ты что, не слышал?! Говорят, глава клана Юньмэн Цзян заподозрил в А-Ли Старейшину Илина, самого Вэй Усяня! Мол, захватил дух мятежный тело А-Ли, чтобы в мир живых вернуться! Глава Цзян как увидел его в трактире-то, с дудкой и девками, так глазами и заалел. Не уйти целым тому, в ком он заподозрит своего непокорного шисюна. На руках Вэй Усяня кровь всего клана Цзян! Поговаривают, после пожарища на Пристани Лотоса он заманил Цзян Ваньиня в логово Вэней, а после на Луаньцзан едва не лишил его руки, так что молодой глава еле ноги унёс. — Что же теперь, флейты в руки никому не брать?! Да и неужто мы не заметили бы, завладей А-Ли сам Старейшина! Чай, не один день знали его, у всей деревни в любимчиках ходил. — Так-то оно так, да только и лютых мертвецов в наших лесах на моём веку столько не водилось, как теперь. Вот и думай… — А-Ли — Старейшина Илина, ха-ха-ха! Выпей-ка со мной ещё, братец, глядишь, и в голове прояснится. Старейшина, хе-хе, скажешь тоже. Да и вернулся наш А-Ли! Значит, ошибся глава. Думаешь, отпустил бы он мальца живым, кабы подозрения его подтвердились? — Так он был всё равно что мёртвый! В иных мертвецах больше жизни. Но правда твоя, вернулся, да одним куском. Не всем так везёт. Говорят, в соседнем городе глава Цзян поймал заклинателя, а при нём нашли диковинные флаги да обломки старой печати. Так глава подверг несчастного линчи, а обрезки скормил своим собакам! Куда бы ни шёл Цзян Ваньинь, обречён тот, в ком он увидит тень Вэй Усяня. — Нечистая сила, да ведь столько лет прошло! Ежели бы мог Старейшина вернуться, давно бы это сделал. Уж не безумен ли глава? Умоет он руки свои слезами за чужие горести*. — По мне, всё равно что безумен. Уж лучше к бродячим заклинателям пойти, чем ещё раз связаться с орденом Юньмэн Цзян. Себе дороже! Бедняга Цин Ле совсем один остался. — Да, тяжело ему будет без А-Ли, рукастый был парень, годный. Девки во все глаза плачут. Я и сам готов прослезиться. — Слезами и синяка не вылечишь*, братец. Давай ещё по одной. Пусть небеса направят душу А-Ли. *** Трактир был крошечный, на четыре стола, но чистый и светлый. С кухни тянуло жареным рисом и кунжутным маслом, а принесённое служанкой вино оказалось хоть и кисловатым, но крепким и быстро подружилось с разумом и желудком. Впрочем, будь оно на вкус как уксус, Вэй Ин пил бы всё равно, только быстрее. Он был благодарен уже за то, что трактир оказался открыт в столь ранний час: настроение было препаршивое, как и всегда, когда приходилось вставать до первых петухов. Он бы предпочёл не ложиться вовсе, а добраться до Гусу, пусть и к рассвету. Но потрёпанный вылазкой молодняк взмолился о пощаде, и пришлось заночевать. Долг привёл их в тихую провинцию Аньхой, которая покоилась на окружённой горами равнине, как у небожителя в ладонях. С юга на север змеилась река, служившая условной границей: после Низвержения Солнца Аньхой поделили между собой ордены Юньмэн Цзян и Гусу Лань. По правде говоря, деревенькой, в которой оказался Вэй Ин со товарищи, должны были заниматься люди Цзян Чэна: на стене зала собраний в Облачных Глубинах недавно обновили карту подконтрольных территорий, и Вэй Ин точно знал, куда в Аньхое соваться не следует. Тяньхуажэнь точно был одним из таких мест, а Вэй Ину совсем не улыбалось тыкать палкой в спящую собаку. Но время шло, нечисть разгулялась, ропот местных жителей уже достиг границ Гусу, а Пристань Лотоса всё бездействовала. Цзян Чэн и его отряды с завидной регулярностью выходили охотиться на запад — и как будто знать не знали о нашествии лютых мертвецов у своей восточной границы. К тому времени как о проблеме заговорили в Облачных Глубинах, Вэй Ин был уверен: Юньмэн Цзян не собирался помогать Аньхою. Цзян Чэн слишком жаждал признания и возрождения былой славы ордена, чтобы подобный шаг можно было списать на беспечность. — Цзян Чэн не ослеп, он игнорирует Аньхой намеренно. Там нечисть множится, как бамбуковые ростки после дождя. Не может быть, чтобы он этого не знал, — Вэй Ин сел на постель и потёр виски. После бесед с посланцами Тяньхуажэня голова гудела, как храмовый гонг. Их было слишком много, они были слишком громкие, и Вэй Ин с удивлением отметил, что успел отвыкнуть от южной манеры вести беседу. От резких перепадов тона и каркающих фраз у него в итоге разболелась голова. «Размяк без практики, — усмехнулся он про себя. — Был ли на рынке Пристани хоть один торговец, способный тебя переспорить?» Что странно, раньше мягкое переливчатое звучание речи Гусу навевало на него скуку и сонливость. Сейчас же, после встречи с посланцами, Вэй Ину хотелось приложить эту нежную речь ко лбу, как компресс. Но время было позднее, Лань Чжань только кивнул ему приветственно и продолжал что-то сосредоточенно дописывать, явно стараясь успеть до отбоя. Предстояло немало потрудиться, чтобы извлечь из него целительное слово. — Либо мы снарядим отряд в Аньхой, либо через неделю к нам в ворота постучится полчище лютых мертвецов. И заметь, в этот раз я не буду иметь к этому никакого отношения! — он поднял вверх указующий перст и выразительно взглянул на Лань Чжаня. — Разве только к их истреблению, ведь я так в этом хорош. Но если моего участия не избежать, то лучше начать действовать уже сейчас. Сэкономим время и некоторое количество жизней. Случайный прохожий, заглянув в окно цзинши, наверняка бы решил, что Вэй Ин разговаривает сам с собой, столь неподвижен был Лань Чжань, лишь кисть ритмично двигалась над бумагой. Но по тому, как изменилось его лицо и разворот плеч, как разгладилась складка между бровей, как он весь будто потянулся к Вэй Ину, словно цветок к солнцу, было совершенно ясно — он весь внимание. Вэй Ин не сдержал улыбки. Просто удивительно, сколько всего он раньше не замечал, в том числе этой безусловной чуткости. Чем бы ни был занят Лань Чжань, первое место в списке его приоритетов немедленно отходило Вэй Ину, стоило тому появиться рядом. Между ними будто натягивалась невидимая нить. От этого что-то тихонько дрожало внутри, рвалось присвоить Лань Чжаня, спрятать в мешочек цянькунь и никогда никому не показывать. Хорошо, что в Облачных Глубинах нет любителей заглядывать в чужие окна. Он бы не хотел, чтобы посторонние видели их сейчас. «…разве орден Гусу Лань способен забыть, что ты сотворил со своим преданным псом?» — прорезался в сознании окрик Цзян Чэна. Нить порвалась с тихим звоном, и новая волна боли впилась в виски. Вэй Ин поморщился, потирая лоб, резко поднялся и поймал на себе встревоженный взгляд. Пламя от лампы отражалось в светлых глазах Лань Чжаня, и казалось, что у этой золотистой пропасти нет дна и выбраться из неё невозможно. «Не больно-то и хотелось», — со щемящим восторгом подумал Вэй Ин и улыбнулся, игнорируя молоточки во лбу. Лань Чжань отложил кисть и встал. — Непростые собеседники? — прохладные руки распустили красную ленту на затылке, освобождая волосы и пропуская их сквозь пальцы. По спине пробежала волна лёгкой дрожи, и Вэй Ин прикрыл глаза. — Нет, почему же, предельно простые. Как каменные молоты, проще некуда! От этой простоты у меня чуть голова не треснула. Их рассказ мог бы быть в пять раз короче, если бы их самих было в пять раз меньше. Зачем отправлять с прошением представителя семьи каждого из основателей деревни? Вполне хватило бы кого-то одного, кто смог бы складно связать два слова, не прерываясь на брань и пересказ сплетен. Сильные руки прошлись по бокам головы, надавили на затылок, спустились на шею и принялись уверенно её разминать. Вэй Ин тихонько застонал, так было приятно. Лань Чжань взял его лицо в ладони и с силой провёл большими пальцами по бровям, спускаясь к подбородку. «Сейчас, целуй сейчас», — загадал Вэй Ин, и его губ коснулось тёплое дыхание с запахом аниса. Поцелуй был ленивый и тягучий, Лань Чжань лишь слегка прихватывал его губы своими, лаская, а не распаляя, одной рукой придерживая под затылок. Ноготь прочертил острую линию вниз и вверх по шее, и по всему телу Вэй Ина прокатилась щекотная волна мурашек, осев приятной тяжестью в паху. А потом Лань Чжань резко нажал на точку под затылком, и на мгновение голову будто залило кипятком. Перед глазами полыхнуло белым, а когда прояснилось, боль исчезла. Осталась только усталость и мягкое тепло, расходящееся от ладоней Лань Чжаня. — Лучше? — Очень сложный вопрос! Даже не знаю, что ответить. Не успел понять. Боюсь, тебе придётся проделать всё это ещё раз. Особенно эпизод с массажем, он был самый непонятный, — он отвёл с лица Лань Ванцзи тяжёлую прядь и легко прикоснулся к уголку губ, где совершенно точно притаилась улыбка, вот сейчас, он определённо видел её тень! — Мгм, — Лань Чжань оторвался от Вэй Ина, явно делая над собой усилие. — Мне нужно закончить. Расскажешь остальное? — А ты сомневаешься? У нас чрезвычайное положение на границе с Юньмэном, и происходит оно при полном попустительстве ответственного ордена! Тебе от меня не спастись. Вэй Ин прошёл за ширму и принялся переодеваться ко сну. — Я могу только догадываться, почему Цзян Чэн так себя ведёт. И, признаться, ни одна из возможных причин мне не нравится. Но что бы там ни было, рассчитывать на него в деле Аньхоя не приходится. Нужно действовать самим. — Бродячие заклинатели? — Шутишь? Проклятье! — Вэй Ин покачнулся на одной ноге, едва не свалив ширму. Почему, гуй возьми, у него никогда не получается нормально вылезти из штанов, если только ему не помогает Лань Чжань? Не дитя же он, в самом деле! Почему Вэй Ин может час простоять в позе золотого петуха в тренировочном зале, но не в состоянии устоять на одной ноге, снимая чёртовы штаны?! — Уберу эту ширму завтра же, чего мы друг у друга не видели. — Скажется на работе. Бродячие заклинатели? — Тем лучше, ещё один способ заставить тебя от неё оторваться, — Вэй Ин наконец-то добрался до постели и с наслаждением на ней вытянулся, подмигнув Лань Чжаню. Тот, впрочем, этого как будто не заметил. — А бродячие заклинатели не полезут сейчас на территорию Юньмэн Цзян, если только у них не отбито начисто чувство самосохранения. Времена не те: для Цзян Чэна доказать лишний раз состоятельность своего ордена в вопросах охоты — дело принципа. Он пятнадцать лет восстанавливает мощь Юньмэна из руин и не допустит, чтобы его проблемы решали какие-то проходимцы. Тем более проблемы такого мелкого масштаба. Лань Чжань снова хмыкнул, и на этот раз в его тоне проскользнуло что-то саркастичное. Вэй Ин взглянул на поджавшиеся тонкие губы и рассмеялся, болтая в воздухе ногами. — Да-да, я знаю, А-Чэн невероятно последователен. Отвадить со своей территории всех бродяг, чтобы потом не знать, на кого спихнуть неудобные проблемки. А он очень хочет их спихнуть, не сомневайся. Потому что может себе это позволить! Ведь Гусу Лань обязан при необходимости оказывать помощь на территории совладения. Гляди, как небеса всё славно устроили! Астрологи объявили месяц удачи для Цзян Чэна, — Вэй Ин свесил ногу с матраса, вытянулся, дотянувшись босой стопой до лодыжки Лань Чжаня и ласково поглаживая округлую белую косточку, такую хрупкую на вид. Через тонкую кожу проступали синие венки, будто потёки чая на куске колотого сахара. Вэй Ину так хотелось проследить каждую из них языком и немного пососать эту сладкую косточку, что рот наполнился слюной. Он подумал было саботировать такую важную работу Лань Чжаня, но внезапно осознал, что ему слишком лень. До переговоров с посланцами Аньхоя он весь день гонял новичков на полигоне и порядком утомился. Усталость наваливалась неотвратимо, и тусклый свет догорающей лампы никак не способствовал бодрости. Меж тем разговор нужно было закончить сегодня: он обещал дать просителям ответ после полудня, и лучше бы сдержать слово, иначе не избежать повторной беседы. — Так что, есть у нас какие-нибудь подходящие ребята? Ну, знаешь, кто-то, кто умел бы упорядочивать хаос, сойти за местного и по достоинству оценить тамошнее вино и великолепие водных лилий, какие-нибудь славные малые? Да, и чтобы в команде хорошо работали, как я мог забыть, — подложив под щёку ладонь, Вэй Ин не сводил с Лань Чжаня хитрого взгляда. — Дядя ранен, — Лань Чжань сделал финальный штрих и отложил кисть. Вэй Ин приподнялся на локте и потряс головой, прогоняя сонный морок. День оказался богат неприятными новостями. Лань Цижэнь вместе с несколькими членами ордена был в отъезде уже больше десяти дней. С приморских территорий пришли тревожные вести: после небывало сильного шторма в море стали исчезать суда, а берег заполонили призраки. Не успела народиться молодая луна, как без вести пропало более дюжины кораблей. Двое чудом выживших матросов клялись, что виной всему Шэн, морской монстр и дракон-перевёртыш. Вэй Ин и Лань Чжань тогда были далеко от Гусу, Лань Сичэнь не прерывал своего скорбного уединения, и Лань Цижэнь отправился решать вопрос лично. Очевидно, монстр оказался достаточно силён, раз сумел его ранить. Оставалось только надеяться, что не слишком сильно. Вэй Ин отлично помнил Черепаху-Губительницу и подобного не желал никому, тем более Лань Цижэню. Пусть дядюшка и не значился в списке его любимых людей, зато в списке Лань Чжаня явно входил в пятёрку, и Вэй Ин был намерен делать всё возможное, чтобы как можно реже видеть боль в глазах Второго Нефрита. — Когда это случилось? Насколько сильно ранен? Лань Чжань, почему ты сразу не сказал?! Слушал моё нытьё про Аньхой. Гэгэ, зачем? Не надо так. Насколько всё плохо? Нам нужно выезжать на помощь? Аньхой вполне может подождать ещё пару дней. Лань Чжань, не томи! — Всё под контролем. Первая помощь оказана. Он на пути домой. Это письмо целителю, — Лань Ванцзи аккуратно свернул бумагу и запечатал. — Понадобится помощь с восстановлением. Его потоки истощены. Вэй Ин медленно выдохнул. Не то чтобы он сомневался в живучести Лань Цижэня: дядюшка пережил сожжение ордена, Низвержение Солнца и битву с собственным светоносным племянником. Вэй Ин подозревал, что старый сноб их всех переживёт. Но он видел признаки беспокойства в Лань Чжане — в том, как он теребил мизинцем рукав ханьфу и как чётко обозначилась линия губ. Это могло означать всё что угодно, от лёгкого переживания до откровенной паники, и Вэй Ин мысленно сделал пометку поговорить со старшими адептами. Кто-то ещё обязан знать истинное положение дел; как минимум тот, кто принёс Лань Чжаню новости. — Лань-шицзунь так просто не сдастся, он поправится, вот увидишь, — Вэй Ин подошёл к столу и обнял Лань Чжаня со спины, зарывшись носом в тёмную макушку. От волос едва ощутимо пахло сандалом. Лань Чжань вздохнул, прикасаясь губами к запястью Вэй Ина. — Ты говорил с Цзэу-цзюнем, есть новости? Лань Ванцзи покачал головой и откинулся назад, так что теперь Вэй Ин мог видеть его глаза и тонкий нос с крохотным пятнышком туши на самом кончике. Отсутствие новостей тоже было хорошими новостями в случае с Лань Сичэнем. По крайней мере, тоска не свела его в могилу. Он давал брату советы в редких беседах, но в повседневных делах на него пока нельзя было полагаться. — Мне придётся остаться. Отправим А-Юаня и Лань Цзинъи. Они справятся. — Конечно, справятся. Ведь с ними буду я, — Вэй Ин дотянулся до стоящей на столе чашки и обмакнул пальцы в остатки чая, нацеливаясь на вероломное пятнышко. Оно выдавало Лань Чжаня с головой: так нервничал, что рука скользила по кисти. Лань Чжань ловко увернулся от мокрого пальца: — Что ты делаешь? — У тебя тушь на носу, — ухмыльнулся Вэй Ин и предпринял вторую попытку, но Лань Чжань снова ушёл от касания. — Нужно умыться, — он устало провёл ладонями по лицу и поднялся. За последнее время на него свалилось управление всеми делами ордена, внешними и внутренними. Он метался между тренировочными полигонами новичков и основного состава, вёл занятия у молодняка, встречался с просителями, улаживал дела с поставщиками провизии и дров. А теперь, очевидно, ещё и рыл землю в поисках целителя, который помог бы Лань Цижэню восстановиться как можно скорее. За всё это время они ни разу не засыпали вместе. Вэй Ин ложился первым и смотрел на пишущего что-то за столом Лань Чжаня, пока тот не начинал расплываться или не переносился на Пристань Лотоса вместе с Вэй Ином, что можно было объяснить только сном. Посреди ночи он просыпался в кольце рук, но будить Лань Чжаня не решался, а с утра снова был в постели один. Винить в чём-то Лань Цижэня с его инициативностью или Цзэу-цзюня с его затянувшимся трауром было несправедливо и откровенно по-детски, но Вэй Ин ничего не мог поделать и тихо злился на них всё равно. Лань Чжаню нужен был отдых. Вэй Ин старался помогать, чем мог, но, находясь в ордене на непонятных правах, мог не слишком много. Спасибо хоть встречу с посланцами Аньхоя ему доверили. То ли оттого, что Тяньхуажэнь был территорией Юньмэн Цзян и исход встречи не имел решающего значения. То ли потому, что жителям Гусу откровенно непросто давалось общение с эмоциональными и резкими соседями. Вэй Ин особо не задумывался. Он мог купить Лань Чжаню немного времени, остальное было неважно. Хотя глупо было надеяться, что Лань Чжань посвятит это время отдыху. В полумраке догорающий лампы даже его ханьфу выглядело усталым и припылённым. Лань Чжань аккуратно повесил его на крючок, зайдя за ширму. На тонкой рисовой бумаге меж танцующих журавлей и заснеженных гор проступила его тень: точёные руки, развязывающие ленту, острый угол локтя. Широкие плечи, росчерки разметавшихся прядей и головокружительный прогиб поясницы, переходящий в самый восхитительный зад, который Вэй Ин когда-либо видел у живых людей. Да и у мёртвых, признаться, тоже. — Я не думаю, что это хорошая идея, — голос Лань Чжаня ворвался в сознание Вэй Ина, как ветер в горячую купальню, разогнав сгустившийся пар. — Что именно? Мне отправиться в Тяньхуажэнь с молодняком? Почему? — Глава Цзян может снова вспылить. Ни к чему. От этой реплики Вэй Ину стало откровенно весело. — В этом весь Цзян Чэн, другому не бывать. Если мы вдруг встретимся, а он будет спокоен как озёрная гладь и преисполнен высокогорной благодати, вот тогда я забуду себя от страха. Потому что это будет означать, что глава Цзян воистину одержим, и помогите нам всем небеса, — Вэй Ин зарылся под одеяло, посмеиваясь и устраиваясь поудобнее. — К тому же если он до сих пор меня не убил, то уже вряд ли это сделает. Я его знаю. Если сразу не вызверился, бояться нечего. — Я так не думаю. Многое изменилось. Что-то в голосе Лань Ванцзи насторожило Вэй Ина, заставив отбросить шутливый тон. — Лань Чжань, ты о чём? Если ты про наше с А-Чэном бурное воссоединение в храме Гуанъинь, то уверяю тебя, оно не было и вполовину таким грозным, каким звучало. Он даже отдал мне Чэньцин! Это ли не жест благоволения. Цзян Чэн как река по весне: чтобы вернуться к истинному руслу, ему сначала нужно выйти из берегов. — Я о другом, — Лань Чжань вышел из-за ширмы, сжимая в руке пояс халата, будто сомневаясь, следует ли ему говорить то, что, очевидно, крутилось у него в голове уже какое-то время. — Продолжай, — мягко подтолкнул Вэй Ин. — Глава Цзян иногда… проявляет чрезмерный гнев. Теряет контроль. Его ци, — он ненадолго замолк, словно собираясь с силами, но всё же закончил, — искажается. Вэй Ин потряс головой. То, что говорил Лань Чжань, походило на слухи, умноженные в десятки раз, на чушь и клевету. Вот только Ханьгуан-цзюнь никогда не говорил того, в чём не был уверен. И Вэй Ин, ещё толком не осознав услышанное, почувствовал холод в ногах, знак надвигающейся беды. Во рту горчило, и он сглотнул, впиваясь взглядом в Лань Чжаня. — С чего ты это взял? Лань Чжань опустился на постель и ровным тоном продолжил. — Цзян Ваньинь жаждал уничтожить Старейшину Илина. Считал его виноватым в смерти семьи, в смерти своей сестры. Гнев его не знал границ. Говорят, он первым поднялся на Луаньцзан. Но не успел. Армия мертвецов его опередила. Цель ускользнула от Цзян Ваньиня, и ярость стала сжигать его изнутри. Он не верил, что Старейшина Илина исчез навсегда. Он искал его в других и иногда находил. И тогда гнев захватывал его разум, и он не видел больше ничего… пока не затихали крики. В золотистых глазах Лань Чжаня блеснул холод, как зимний луч, отразившийся от поверхности янтаря с застывшей в нём особенно уродливой мухой. Вэй Ин с удивлением отметил, что теперь может добавить в копилку выражений лица Лань Чжаня ещё одно: отвращение. Это было настолько непохоже на благодетельного Нефрита клана Лань, что Вэй Ин опешил. Что такого натворил Цзян Чэн, чтобы вызвать отвращение у самого Ханьгуан-цзюня, который, вопреки расхожему мнению, снобом всё же не был? — Он был жесток? — Да. — Прикладывал Цзыдянь? — Не только. Вэй Ин не отрывал взгляда от лица Лань Чжаня, но оно ничего не выражало. Он боялся задать самый главный вопрос, и всё же: — Не терзал же он их до смерти, в самом деле. Лань Чжань долго молчал, а потом кивнул. Лицо Вэй Ина помрачнело. — Просто потому, что подозревал в тех людях меня? Но почему? Потому что несчастные осмелились использовать приёмы Тёмного пути или мои изобретения? Да их почти в каждом ордене используют, более или менее явно. За что он приговорил тех людей к смерти? — Иногда хватало острого языка и умелой игры на флейте. — Что ещё? — вопрос прозвучал резко и каркающе, будто он допрашивал юньмэнского посланца, принесшего дурные вести. Лань Чжань молчал, глядя на догорающий фитиль. От танцующих бликов его глаза влажно блестели, но лицо было спокойно. Вэй Ин мягко обхватил пальцами его подбородок, заставляя посмотреть в глаза. Взгляд Лань Чжаня оставался прохладным, как горный ручей, и лишь на самом дне неуловимой маленькой рыбкой мелькала неуверенность. — Лань Чжань, я должен понять. Расскажи мне. Пожалуйста. «Не бойся, я всё выдержу. Ведь ты рядом». Лань Чжань накрыл его пальцы своими, мягко сжав. Вэй Ин продолжил. — Как именно они умирали? Ты сказал, гнев захватывал его. До какой степени? Пытки, травля собаками? Лань Чжань молчал. — Стоит ли мне припомнить всё, что я слышал о застенках Цишань Вэнь? Или мне спросить Цзэу-цзюня? У него информация из первых рук, — Вэй Ин зло усмехнулся. — Вэй Ин! — он бы не смог сказать, чего в голосе Лань Чжаня было больше: строгости, возмущения или испуга. Суставы пальцев Вэй Ина жалобно хрустнули в захвате, и неожиданная боль отрезвила. Он закрыл глаза и медленно выдохнул, прикасаясь губами к костяшкам напряжённой руки своего упрямого собеседника, пока хватка наконец не ослабла. — Лань Чжань, — тихо начал он, — мне проще вообразить худшее, чем угадать верное. Просто скажи. Не заставляй меня угадывать. Ты же знаешь, я в этом не силён. Фитиль в лампе зашипел и погас. В темноте цзинши потихоньку проступал холодный свет луны, и голос Лань Чжаня прозвучал его продолжением. — Жертвы ненависти Цзян Ваньиня многочисленны. Я был свидетелем лишь единожды. Тот человек выжил. Но так было не со всеми. Вэй Ин подумал, что везучий заклинатель наверняка выжил именно потому, что Ханьгуан-цзюнь оказался рядом и зацепился за ничтожный шанс, что подозрения Цзян Чэна оправданы и перед ними действительно возродившийся Вэй Ин. Но ко скольким он не успел?.. — Его ненавидят? — Пока только боятся. Но слухи множатся. Правду от домыслов не отличить. Люди сторонятся. Просители из Тяньхуажэня неспроста пришли к нам. — Думаешь, они и не просили Юньмэн Цзян о помощи? Побоялись Цзян Чэна... Но слухи тому виной или опыт? — М-м-м. Последний раз кто-то пострадал за несколько дней до нашей встречи на горе Дафань. Где-то недалеко от Гусу: новость дошла быстро. Вэй Ин потёр подбородок, задумавшись. Теперь стало ясно, почему Лань Чжань вступился за него тогда, ещё не зная, кто перед ним. Он знал о состоянии Цзян Чэна и не мог позволить ему причинить вред ещё одному случайному заклинателю. К тому же слабосильный чудак из деревни Мо пришёл на помощь Лань Сычжую и явно не представлял угрозы. Для Цзян Чэна же разумных аргументов не существовало. Но почему он тогда всё же уступил? А самое главное, почему не убил Вэй Ина позже, когда они остались наедине? Почему, искалечив десятки людей, не тронул единственного, с кем это было бы оправдано? Ведь Вэй Ин даже особенно не старался выдать себя за другого, потому что в глубине души понимал: ложь не спасла бы, Цзян Чэн знал его как облупленного. Картина вырисовывалась скверная. Во время Низвержения Солнца и он, и Цзян Чэн убивали не раз, и убивали жестоко. При воспоминании о смерти Вэнь Чао в нём и по сей день клокотали самые разные чувства. Глядя на эту смерть, эту казнь, с расстояния пятнадцати лет, Вэй Ин осознавал, что уже тогда был не в себе. Что его тело, лишённое золотого ядра, не могло сопротивляться тёмной энергии. Что сознание его помутилось, и он не мог, а иной раз и не хотел контролировать потоки, текущие через него. Вместо этого он позволил тёмной энергии пропитать его. Это было ошибкой, за которую пришлось заплатить жизнями шицзе, последних Вэней и в конечном итоге — его собственной. Но в то же время он испытывал чувство глубокого удовлетворения. Вэнь Чао, его шлюха и его псы, Вэнь Чжулю и надзиратели из Ланьлин Цзинь — всех их он, не задумываясь, убил бы ещё раз. Снова при помощи тёмной энергии, если бы другого способа не нашлось. Они заслужили смерть! Может быть, чуть менее жестокую, но неминуемую. Закономерную. «Но мы не убивали из подозрения, не пытали людей до смерти из-за предрассудков, мы убивали за поступки. Нужна же причина, доказательства!» У Вэй Ина звенело в ушах. И на фоне нарастающего звона из самых тёмных глубин сознания всплывали воспоминания. «...Но они не спрашивали. Сразу решили убить. Теперь ты понимаешь? Им не нужны доказательства. Им не нужно, чтобы ты раскопал правду», — полузабытый голос звучал в его голове, как будто она всё ещё стояла рядом, а он лежал, не в силах пошевелиться. Человека, решившего для себя что-то, не сбить с пути. «Посадим редис! Мало что способно его убить». Только теперь игла не в затылке, а в сердце, но как оказалось, и его убить не так-то просто. «Личность человека, наславшего проклятие, не имеет значения. Они уже всё для себя решили». И он тогда всё решил. За Вэнь Нина, за Вэнь Цин и за себя. Он решил, что выхода нет. Так ли мал, в самом деле, был их мир, что последним Вэням в нём не нашлось бы места? Вэнь Цин смотрела на него с обратной стороны век, и губы её кривила усмешка. Та самая, с которой она шла умирать. Она всегда улыбалась одними уголками губ, как будто оказывала величайшую милость. Целую улыбку для вас? Много чести! Как ключ повернулся в замке и распахнулась дверь, лицо Вэнь Цин сменило розовощёкое лицо смущённого юного лучника, за ним — лица Бабули Вэнь и Четвёртого Дядюшки, и многих других, чьим последним пристанищем стала гора Луаньцзан. Большинство даже не были заклинателями. Но тень Цишань Вэнь уравняла всех, доказательства никому не были нужны. Стоило ли теперь удивляться, что кто-то пал жертвой и его собственной тени? Что Цзян Чэн, решив избавиться от него раз и навсегда, не давал проходу всем, кто хоть чем-то походил на Вэй Ина. — Лань Чжань, ты говоришь, его ци искажается. Но почему? В клане Цзян никогда не было случаев искажения ци, в отличие от Цинхэ Не. Почему Цзян Чэн? И почему ты так уверен, что это именно оно? Лань Чжань повёл плечами: — Чувствую. Уже видел такое. Знаю, как ощущается. Они немного похожи. Вэй Ин поморщился: сравнивать Цзян Чэна с бывшим главой Не было неприятно даже мысленно. Пусть глава Цзян обладал и не самым мягким нравом, иметь с ним дело всё равно было несоизмеримо проще и приятнее, чем с Чифэн-цзюнем. — Но в чём причина? Искажение ци не наступает просто так. Неужели одной ненависти было достаточно? — Могло быть. Но потребовало бы больше времени. Дело в другом. Баланс его потоков был нарушен. После Юньмэна стало ясно почему, — Лань Чжань придвинулся, опуская ладонь на живот Вэй Ина, и тот неожиданно понял. — Ядро. Это началось после пересадки ядра, — именно после пожара на Пристани Цзян Чэн ожесточился. Но Вэй Ин всегда связывал это исключительно с резнёй Вэней и болью потерь. — Но как это возможно? Ведь оно прижилось. Или нет? Нет, исключено. Вэнь Цин не ошибалась, во всяком случае пока дело касалось целительства. И если бы ядро не прижилось, Цзян Чэн бы не выжил, он бы просто не очнулся, она замкнула на ядро все его потоки. — Ядро прижилось. Просто оно… — Лан Ванцзи словно не мог найти подходящего слова, — диссонирует. Природа ваших потоков слишком разная. Цзян Ваньинь — ствол, пробивающийся сквозь землю и ветра, становление через борьбу. Вэй Усянь — огонь, поток стихии. Сильный огонь убивает дерево и разжигает ян. В твоём ядре слишком много огня. Баланс нарушен. Вэй Ин не находил слов. Его ядро убивало Цзян Чэна. Это звучало настолько дико и в то же время настолько похоже на правду, что он рассмеялся. Даже отдав за спасение брата самое дорогое, что у него на тот момент было, Вэй Ин умудрился напортачить! Возможно, обвинения Цзян Чэна не лишены смысла: от него действительно одни проблемы. Он всё смеялся и смеялся, до хриплого кашля, пока Лань Чжань не дёрнул его на себя, с силой прижав к груди. Вэй Ин уткнулся лицом в тёплую шею. Любимый запах успокаивал. Пора было заканчивать этот визит в прошлое. Они живы: он и Цзян Чэн, а значит, ещё можно что-то сделать. Судьба давала им второй шанс, и Вэй Ин не собирался его упускать. Вторые шансы пока что давались ему исключительно хорошо. — Спасибо, что рассказал мне. — М-м-м. Нет места, помнишь? — горло Лань Чжаня отозвалось вибрацией, и Вэй Ин собрал её губами. — Помню. Тогда так: хорошо, что ты рассказал мне и не вышвырнул меня за дверь после этого. — Зачем бы я стал это делать? — в тихом низком голосе нежной насмешки было больше, чем удивления. — Пересадить Цзян Чэну ядро было моей идеей. Я часами заливал в уши Вэнь Цин доводы в пользу этого плана. А когда не мог это делать сам, меня сменял Вэнь Нин, — он улыбнулся, едва вспомнив о том, с каким неожиданным упорством Вэнь Нин вставал на его сторону в те, самые первые дни, как перешагивал через своё стеснение с каждым тихим, но непреклонным «цзецзе, но послушай…». — Она должна была знать о последствиях. — Возможно, она и знала. Но я не дал ей шанса всё взвесить: я не мог позволить ей отказаться. Я раздувал искры её интереса, соблазнял новыми знаниями, давил на чувство жалости, чего я только ни делал! Я даже флиртовать с ней пытался! Абсолютно безуспешно, впрочем, — плечи под руками Вэй Ина ощутимо напряглись и расслабились снова. — Потерял всякий стыд. — Именно. Когда она согласилась, я был так счастлив. Она подарила мне надежду, и в итоге всё получилось. Умница, умница сестрица, — в горле снова встал сухой ком. Вэй Ин помнил, как будто это было вчера, как уверенно пальцы Вэнь Цин сжимали целительские палочки для разделения энергии и материи. Помнил бледное в синеву лицо Цзян Чэна, казавшееся безжизненным, и как, задыхаясь от боли, подносил ладонь к его приоткрытому рту, чтобы понять: жив? дышит? — но за удушающими спазмами не чувствовал ничего. Леденящий ужас успевал подняться от зияющей в животе дыры до горла, пока Вэнь Нин не подносил к лицу Цзян Чэна маленькое зеркальце в оправе белой кости. Вэнь Цин обычно гляделась в него, нанося краску поверх изящно очерченных губ. Сейчас эти губы были плотно сжаты и по красоте уж точно не могли сравниться с запотевшей гладью зеркала. Жив. Дышит. Когда пару лет спустя Вэнь Цин дрожащими руками хваталась за его ноги и умоляла о помощи, размазывая по лицу слёзы и придорожную пыль, он согласился не раздумывая, хоть и представлял, какие это сулит неприятности. — Я бы сделал всё это снова. — Голос Вэй Ина не дрогнул. Руки Лань Чжаня сжали его так сильно, что каждый вдох теперь приходилось делать с усилием. — Я жалею только о том, что не успел спасти Вэнь Нина. Я должен был найти его раньше. Понять, что ему не спастись на той войне. Им всем было не спастись. Но для кого-то из них это был не конец.