Вино из крови твоих врагов.

      Я ничего не вижу, но моя голова наполнена звуками, запахами, тактильными ощущениями, эмоциями. Я слышу радостный смех и непринуждённые разговоры. В воздухе витает запах крепкого кофе и только что испечённых вафель. Мир вокруг такой новый и такой прекрасный и всё это – часть меня. Я слышу хлопанье крыльев и дружелюбное уханье совы, я знаю, что сейчас произойдёт. «Это из Хогвартса! Это из Хогвартса!», - мои губы шевелились в такт полным счастья выкрикам маленькой девочки. Она бегала вокруг стола и радостно вопила, размахивая письмом, пока её не поймал отец и, подняв за подмышки в воздух, усадил обратно за стол. Я не видела этого, но знала, что всё так и происходит. Ведь эта девочка – это я. Неожиданно, правда? «Милая, подожди пока брат откроет своё письмо. Аарон, иди сюда скорее, посмотри.» Мои губы вытянулись в тонкую нить. Аарон – старший брат. Позже я убью его, а пока он ласково хлопает меня по плечу и улыбается своей светлой улыбкой. Впервые я задумалась, какого ему было среди нас? Единственный сквиб в роду чистокровных волшебников. Он не знал радости от покупки волшебной палочки, не волновался, ощущая на голове пыльную Распределяющую Шляпу, он не замирал от восторга во время первого полёта на метле, он не колдовал. Просто обычный человек. «Пустое место» - как прошептала мне на ухо Беллатриса, направляя мою палочку.       Зрение наконец вернулось ко мне. Необычайно яркая, летняя картинка проникла в сознание, заставляя невольно зажмуриться. Первым, что я увидела был солнечный свет, разбивающий преграды оконных стёкол на пути к нашему столу. Под его лучами теплились аппетитные вафли для нас – детей, и желтоглазая яичница с беконом для папы. Папа. Он, словно ощущая моё присутствие, отвернулся в сторону и запыхтел сигарой. Тем не менее, я знала, что он сейчас улыбается и гордится нами. «Эдвард, разворачивай письмо скорее, не то никуда не поедешь», - задорно прокричала девочка, то есть я, и мир этой уютной кухни наконец полностью открылся передо мной. Пока наша мама восторженно наблюдала за нами своими большими, зелёными глазами, позади неё само собой замешивалось тесто для пирога и мылась посуда. Старый жестяной чайник без посторонней помощи поднялся в воздух и плавно поплыл к столу, осторожно огибая наши головы. Вафли сами прыгали к нам в тарелки, а нож сам намазывал на них джем. И как только магглы живут без волшебства? Эдвард наконец справился со своим конвертом и волнительно зачитал текст письма. Конечно же его тоже принимают в Хогвартс. Иначе и быть не могло, ведь мы с ним неразлучны. Я горько усмехнулась. Тогда нам казалось, что так оно и есть, что мы всегда будем вместе и ничто не способно нас разлучить. Мы, похожие как две капельки утренней росы, нам предначертано судьбой никогда не отпускать друг друга. По семейной легенде мы родились, держась за руки. И я верила в это очень, очень долго. Наивность в детстве и юности – не порок. А вот в более осознанном возрасте – злейший из многих. Я осторожно начала подходить к столу. Окружающий мир моих воспоминаний выглядел, словно мираж. Казалось, что одно лишнее движение и он исчезнет. - Мама, как ты думаешь, на какой факультет я попаду? - мои губы вновь задвигались в такт собственным словам. - Мне кажется, что тебе близок Хаффлпафф, милая, - мамина улыбка могла сбить с ног. Эта женщина была насквозь пропитана очарованием и дружелюбием. Она сама заканчивала этот факультет и была бы бесконечно счастлива, увидев дочь в жёлтом, полосатом шарфике. Я тихо подошла к ней и вдохнула запах её волос. В отличие от меня, она умудрялась подчинить себе эти безумные, рыжие кудри, и они всегда покоились в элегантной и аккуратной причёске. - Эдвард ни за что не попадёт в Хаффлпафф, - девочка рассмеялась, и из её набитого рта по всему столу разлетелись крошки от вафель, - А я без него туда ни за что не пойду! - Вы вдвоём обязательно попадёте в Гриффиндор, как и ваш отец, - голос папы звучал подобно громовым раскатам и эхом отскакивал от стен. Брат и сестра замолчали и пугливо втянули головы в плечи. Его слово – закон. И нам всегда казалось, что всё в мире подчиняется нашему отцу, настолько могущественным он нам казался. Я и Эдвард в детстве и юности, можно сказать, боготворили обоих родителей. Столь много они делали для нас, для того, чтобы птенчики всегда были в безопасности внутри нашего маленького, уютного гнёздышка.       Мою грудь пронзила жгучая боль. Не от раны, нет. От осознания. От горестного осознания содеянного. Хотелось броситься ему в ноги, молить о прощении, целовать его шершавые ладони, ловить на себе взгляд его усталых, карих глаз. Но это было всего лишь воспоминание. Не какая-то альтернативная реальность или параллельная вселенная, не путешествие во времени, а всего лишь моё воспоминание, хрупкое и расплывчатое. Я не могу ни на что повлиять, только наблюдать со стороны и бесшумно плакать от понимания, что я, нет, что мы с Эдвардом натворили. Здесь нам по 11 лет и окружающий мир такой сладкий, тягучий, как карамель из любимого шоколадного батончика. Летний абрикосовый свет бросает блики на наши веснушчатые, розовощёкие лица. И мы невообразимо счастливы. Почему я так хорошо помню тот день? Потому что именно с него всё началось. Скажем так, он стал некоей точкой отсчёта во множественной череде событий, которые оказали влияние на наши с Эдвардом поступки. Не смотря на то, как приторно-сладко я описываю всё происходящее, мы с ним родились и провели лучшие годы детства во времена Первой магической войны. В нашей семье был сквиб, мы находились в перманентной опасности. Постоянные переезды туда-сюда, загадочные переговоры взрослых, странные тёти и дяди по вечерам в гостиной, тайные «командировки» отца – всё это казалось нам с Эдвардом бесконечным приключением и сказкой, в которой мы были главными героями. Для меня, нас, война и наше детство никогда не были событиями, которые происходили одновременно, где-то на параллельных линиях. Наши родители сделали ВСЁ возможное, чтобы оградить нас от этого. И довольно успешно. Из всей этой славной картинки выбивался лишь постоянно нервный и дёрганный Аарон. Теперь я могу его понять: в силу своего подросткового мышления он считал, что подвергает семью опасности, что лишь из-за него одного с нами могут произойти страшные, непоправимые вещи. Он яростно гиперболизировал свою роль в семье и это его угнетало. Но ещё больше давил страх. Страх быть убитым, страх подставить свою семью под удар, страх от осознания того, что ничего не можешь сделать и ничем не можешь помочь. Я помню его одиноким и замкнутым, лениво ковыряющим вафли на краю стола. Но также бескорыстно заботливым и искренне добрым, когда он делил свою порцию между двумя мелкими, ненасытными троглодитами. Его выражение лица оставалось таким же холодным и безучастным, но глаза, в них теплилась неподдельная радость и гордость за брата и сестру. - Папа, а на какой факультет попал бы Аарон, будь он волшебником? – этот вопрос противным звоном отозвался в ушах. Не сложно догадаться, что такие темы были в семье под запретом. Но разве ребёнок в полной мере понимает суть запрета? Мама глубоко вздохнула, но не сказала ни слова. Аарон заметно напрягся. Эдвард тихо буркнул: «Да ни на какой», и тут же получил звонкую затрещину от отца. - Разве я похож на Распределяющую Шляпу!? – мужчина поднялся из-за стола и одним резким движением затушил в пепельнице сигару. В его движениях чувствовалась сила, которой невозможно противиться, а в словах – холодная, безжалостная сталь, - Будучи членом нашей семьи ваш брат так или иначе является волшебником. И то, что он не владеет магией на данный момент, - он нарочито подчеркнул эти слова, - Абсолютно ничего не значит. Завтрак окончен. Отец вышел из кухни, громко, но явно не специально, хлопнув дверью, как бы ставя точку в так и не начавшемся споре. Моя маленькая копия тихо извинилась перед старшим братом, а я, роняя слёзы, извинилась вслед за ней. Аарон повернул голову в мою сторону и посмотрел так пристально, словно видел меня, а из его рта вытекла маленькая струйка крови. Воспоминание рассеялось.