Никогда

Опять молнии вокруг, опять шум и крики. Она ненавидит то, что происходит сейчас: бойня на земле и в воздухе, причем неясно, за что, собственно, воюют. Магглов давно увели в безопасное место, заложников ни та, ни другая сторона не брала - просто драка ради драки, и это ужасало еще больше. Конечно, приятно, что это все происходит "на благо Света", но и для другой стороны их убеждения явно были не "Темными". Люди-то, на самом деле, радели, в какой-то степени, за сохранение и почитание традиций, а то, что их лидер с ума сошел, так это и не их проблемы вовсе. Молодые мальчишки и девчонки, только со школьной скамьи сошедшие, были очарованы харизматичным и умным оратором, точно так же, как и все здесь присутствующие, прониклись идеями своего "Господина", а теперь его правоту отстаивают - так чем они хуже тех, кто пошел за Великим Светлым? Не одно ли и то же? В прочем, никого это не волнует: гибнут совсем еще дети, коим и 20 не исполнилось, а Сильные Мира Сего строят планы и плетут интриги. Противно. Еще больше противно от того, что никого кроме нее это, кажется, не волнует, а ведь напротив - обычные люди. Из плоти и крови. Только в плащах и масках. Есть конечно те, кто осознанно поддерживает политику их Лорда(как они его называют) в полной мере, поощряя убийства и террор, но ведь таких много меньше - на поле же присутствуют те, кто и половины всего не знает: просто им приказали, а они пошли. Вот и сейчас, человек напротив не кажется ей воплощением Вселенского Зла. Она медлит, не собираясь бросать заклинание вовсе, ведь по комплекции можно понять, что напротив - ее ровесник. Ему всего около 20, а падение с метлы(а она прикрывает тылы именно с воздуха) может стать для него летальным. Она вообще старается не причинить никому вреда: все действительно опасные противники сейчас на земле, а ее дело - страховать "своих" сверху. Она специально каждый раз просится именно на это место - убить человека еще раз девушка не может, но и не позволит навредить знакомым и друзьям. Поэтому и использует только защитные чары. Но парень напротив с ней, кажется, не согласен. Просто улететь без столкновения еще можно, но она медлит - что-то незримое, но родное будто бы останавливает ее. Они, кажется, знакомы: эти бледные красивые руки, их плавные движения и палочка в тонких пальцах... Это его палочка: темная, длинная, гладкая. Девушка бы не поверила своим глазам, ведь он никогда бы не залез на метлу по своей воле, но палочка, которую ей несколько раз самолично довелось держать в руках и которую она поэтому узнает из тысячи, сейчас направлена на нее. Неужели не узнал? Он не мог не узнать: маска не закрывает ее лицо, а молния даёт достаточно света, чтобы рассмотреть все вокруг. Даже она узнала, хоть у человека перед ней и видны только руки. Он не мог не узнать: они же друзья, хоть и не виделись больше года, хоть и расстались в ссоре. Он не мог не узнать: и именно поэтому сейчас его палочка направлена ей в грудь, а холодный, пропитанный ненавистью голос произносит «Ступефай». Наверное, стоило уклониться. Или хотя бы попытаться уклониться. Или достать палочку. Или дернуть метлу. Но вместо этого внутри вдруг возникла гнетущая и пугающая пустота, а в голове из всех мыслей осталась, почему-то, только «Et tu, Brute?» (1). И все, что возможно ей было разглядеть в этот момент, - его глаза. Темные. Непроницаемые. Не колеблющиеся ни на секунду. Лишь только шире распахнувшиеся, кажется, когда заклятие все же достигает цели, и девушка, не сопротивляясь, падает с метлы. «Северус?» - одними губами, выражая непонимание, удивление и, кажется, горечь. Она не думала, что он вообще поднимет на неё палочку. Не думала, что нашлет заклинание. А в глазах у него - так хотелось бы в это верить - в эту минуту все же отражается страх. Хотя, может быть, показалось. Скорее всего, показалось. Как и насчёт дружбы, видимо. Летит вниз слишком долго, и уже очень близко к земле, чтобы успеть воспользоваться хотя бы порт-ключом. Но все же зажимает его в руке, слабо надеясь, что что-то получится. Глупая выйдет смерть. И стоило делать вид для всего мира, что умерла, и брать новое имя, чтобы действительно погибнуть вот так нелепо через три года? Хочется оказаться где-нибудь далеко отсюда, хочется прекратить эту ужасную войну, чтобы больше не умирали такие же молодые люди, как она. И хочется справедливости: она ведь так и не нашла убийц родителей и Тимми. Хотя, заказчик все равно ясен - но и с ним она не разобралась. Глупая, глупая смерть. Бессмысленная.

***

Глаза открывать не хочется. Точнее, не хочется видеть то, что обязательно предстанет перед глазами: все тот же поселок, все те же грязные лица. Странно, что она не умерла: осторожно двигает пальцами рук и ног - все цело и даже не болит. Но она летела вниз с огромной высоты и просто не могла не пострадать - значит, сработал порт-ключ, а она отключилась при перемещении. Стало быть, сейчас она должна быть в покоях директора. Но ни самого Дамблдора, ни кого бы то еще не слышно - странно. Открывает глаза. Огромная светлая комната, заставленная детской несуразной мебелью - похожа на ту, что была когда-то увидена у маминых друзей-магглов. Огромное окно, обрамленное ярко-зелеными шторами, дает помещению много света: солнечные зайчики скачут по стенам и потолку, подмигивая. А в центре на ковре сидит, видимо, обладательница этой комнаты. Девушке требуется несколько долгих секунд, чтобы понять, что маленькая хозяйка помещения смотрит на нее из зеркала. Она и есть эта хозяйка. Медленно поднимает одну, затем другую руку. Встает на ноги. Подходит вплотную к отражающей поверхности. Прикасается руками сначала к ней, а потом к лицу - это она. Она жива. И в чьем-то теле. Прислушиваясь к ощущениям, удается понять, что магия все еще при ней, причем это ее родная магия. Только сейчас количество ее, как у ребенка. Ах, ну да, о чем это она - в зеркале же стоит девчонка лет одиннадцати. Ни палочки, ни даже старой одежды рядом, ожидаемо, не оказывается, только на безымянном пальце правой руки все так же красуется перстень главы рода - значит, гоблины, скорее всего, смогут что-то объяснить. Опять смотрит в зеркало: от старой внешности остались только глаза - ярко-голубые. Все остальное - чужое: руки, ноги, волосы, даже одежда! Хотя, из всего перечисленного действительно пугают только волосы - темно-синие. Кажется, даже для волшебников это ненормально, если ты не метаморф. Но ведь она не метаморф!

***

Обследование дома быстро заканчивается - на первом этаже с битой наперевес ее встречает незнакомый мужчина, напуганный больше нее самой. Причем испуг приходит к нему, кажется, только после того, как он видит, кто перед ним, будто бы он был готов дать отпор любому существу, что издавало звуки наверху, но только не этой девочке. - Кто ты? - Кто вы? Спрашивают одновременно, но отвечать никто не торопится. - Этого не может быть, ты же мертва! Мужчина опускает свое оружие, но глаз с девочки не сводит. Она, пока есть возможность, осматривается: визави(кажется, маггл) стоит в достаточно просторной комнате, вмещающей даже небольшой камин, на котором стоят пять фотографий. На двух изображен он сам с какой-то приятного вида женщиной, на остальных - эта же женщина со смутно знакомой девочкой. Откуда же она ее знает? Взгляд падает на какую-то отражающую поверхность - ну, конечно, это же ее новое тело, только волосы другого цвета. Значит, она, видимо, его... - Ты не моя дочь. Не можешь быть ей! И он вновь поднимает биту, угрожающе приближаясь. Девочка примирительно поднимает руки. - Думаю, нам стоит поговорить. Я не знаю, как это лучше объяснить, но я, действительно, не ваша дочь. И это стоит обсудить. Мужчина замирает и, спустя несколько минут раздумий, обреченно и разочарованно кивает. - Это как-то связано с магией, да?

***

- Значит, она умерла несколько месяцев назад? Девочка держит в руках кружку, иногда отпивая чай. Мужчина в который раз обреченно кивает, показывая ей фотографию: на ней в точно таком же платье и туфельках, как сейчас на ребенке, сидит, улыбаясь, его одиннадцатилетняя дочка с темно-синими волосами. - Я никак не мог смириться с этим, поэтому в свой день рождения вчера, как и каждую ночь до этого, загадал хотя бы еще один раз увидеть ее такой вот счастливой, как на фото. Это был один из самых ее беззаботных и радостных дней после смерти Линды - ее матери. Она тогда долго упрашивала меня покрасить волосы в яркий цвет, как на какой-то увиденной картинке, и вот... Мужчина мягко улыбнулся и погладил девочку по голове, задумавшись. Воспоминания о недавних смертях двух самых близких людей, кажется, на несколько минут вернули его в прошлое. - Живая, как на фото. Девочка слегка вздрагивает, на что визави ретируется назад в свое кресло. Сейчас она, впервые рассказав кому-то обо всей своей жизни, тоже пребывает в легкой прострации: чувство легкости от осознания того, что, наконец, кому-то открылась практически полностью, и этот человек понимает тебя и твои чувства, заполняет сознание и раскрывается приятным бутоном внутри. - А вы, значит... - Наверное, тоже умерла. Точнее, должна была. Как я сказала ранее, мне 19 и я, как и ваша дочь, волшебница. Только в отличие о нее, родившейся от двух неволшебников, мои родители были магами в нескольких поколениях. В таких семьях...как бы сказать, чтобы вам было понятнее? Магия в таких семьях ощущается полноправным ее членом: поддерживает и питает волшебников, к ней относящихся, а также предоставляет защиту. Я была и остаюсь единственным прямым представителем своего Рода, поэтому его Магия, скорее всего, и не дала мне погибнуть, исполнив при этом последнее желание - оказаться подальше от того места, где я была. Тело, наверное, спасти не удалось, зато душу и магическое ядро - да. Я читала о чем-то подобном, но это происходит крайне редко, поэтому даже в мире Магии называется чудом. Девушка замолкает. Сейчас она уже почти привыкла к новой себе, и теперь думает о ближайших планах: купить палочку, сходить в Гринготтс... - И тело моей дочери стало идеальной новой оболочкой? Он даже, кажется, усмехнулся, но вышло это совсем невесело. - Я не знаю, чем руководствовалась Магия, отправив меня на 12 лет вперед, при этом создав точную копию вашей дочери по фото, но, кажется, при этом исполнилось не только мое желание. Девочка пожимает плечами. На самом деле, она думала, что объясняться будет куда сложнее, но мужчина, к ее радости, с магией оказался знаком, и при этом воспринимал все, что с ней связано, как должное. Даже спокойнее, чем она сама. Еще одним приятным сюрпризом(если в таких случаях вообще принято говорить о приятных сюрпризах) оказалось, что настоящая девочка успела получить письмо из Хогвартса, пока была жива, поэтому скоро за ней должны были явиться из школы, чтобы сводить за покупками всего нужного к учебному году - на дворе стояло 24 августа 1991. - Слушайте, - она ставит чашку на стол и смотрит в глаза новоявленному отцу, - я не хотела, чтобы так произошло, и уж тем более не собиралась бередить ваши раны, но я здесь. У нас есть два пути: либо я дожидаюсь здесь представителей школы и ухожу из этого дома с ними навсегда, либо у вас появляется...не дочь, но друг. Деньги у меня есть, так что обеспечивать вам меня не будет нужно, просто время от времени выступать моим законным представителем и, может, помогать советом. - Но как же, все же были на похоронах? - Думаю, об этом Магия позаботилась без нас. Не удивлюсь, если никто не вспомнит даже о том, что у вашей дочери были светлые, а не синие волосы. Мужчина задумался. Последние месяцы он каждый день просил только об этом - и хоть превратно, но желание его исполнилось. Перед ним сидит сейчас не его дочь(да и он прекрасно понимает, что ее уже не вернуть), но судьба привела нового человека в его жизнь, нуждающегося в поддержке и заботе сейчас не меньше, чем он сам. А, может, даже больше. Он протягивает руку вперед: - Арчи. Арчибальд Торрес. Добро пожаловать в семью, дочь. Она, улыбнувшись, протягивает руку в ответ: - Ли. Ли Нейтон. А отныне Лилика. Лилика Торрес, отец. __________________________________________________ (1) «И ты, Брут?» (лат. Et tu, Brute?) — по легенде, последние слова Юлия Цезаря, обращённые к его убийце — Марку Юнию Бруту, коего тот считал своим другом.