Глубокий вдох, затем медленный выдох. Я стою под прохладной струей воды, не имея никакого желания выходить из душа. В ванной комнате стоит полумрак, из-за перегоревшей лампочки, посему единственным источником света служит небольшой фонарик, что располагался на тумбочке с различными кремами.
Завтра, ровно в двенадцать часов, я вылетаю в Норвегию, где проведу ближайшие несколько лет. Мы так ничего и не придумали. Когда мне стукнуло восемнадцать, когда я успешно сдал экзамены, когда прошел выпускной, казалось бы, еще много времени. Но сейчас остался всего один день, а мы даже сказать не смогли никому о том, что встречаемся.
Я медленно поворачиваю кран, прерывая поток воды. Последний месяц мы виделись сравнительно чаще, и все потому что Том надавил на жалость родителей, сказав, что его близкий друг скоро уезжает, и он хотел бы почаще видеться с ним в последние дни перед отъездом. Знали бы они, что именно это за друг, заперли бы его далеко и надолго. На самом деле, все это время я вел себя максимально странно и неестественно для меня. Никто не предупреждал, что от прикосновений другого человека, мое тело может реагировать
так.
Еще минуты три стою напротив двери, не решаясь взяться за ручку. Там, в соседней комнате, меня ждет открытый грязно-бордовый чемодан, который предстоит заполнить всеми необходимыми вещами. Еще один успокаивающий вздох, и я наконец решаюсь, распахивая дверь, чуть жмурясь от лучей солнца, что пробиваются в не зашторенное окно.
— Торд, тебе тут звонили, — Тори, вся помятая, с синяками под глазами, высовывается из комнаты, — я проснулась из-за этого.
— Давно пора, — я подхожу к ней, забирая протянутый телефон, — уже вообще-то два часа дня.
— Ну-у, не будь занудой, Торд. Дай отдохнуть, пока лето не закончилось, — она проходит мимо меня, заходя в ванную, — чего? А где свет?
— Нет света, там где-то фонарик лежит, — под возмущенные фырканья со стороны Тори, я захожу комнату и облокачиваюсь на стену. Чтобы вспомнить как именно смотреть пропущенные, приходится потупить в дисплей телефона минуты две, после чего я, с тяжелым вздохом, нажимаю на кнопку «перезвонить», — да, привет, Эдд.
— Ох, привет. Ты сегодня не сильно занят? Найдется пара часиков попрощаться со своей второй семьей?
— Вот это сравнения. И кто же в этой семье играет роль родителей? — я беззвучно усмехнулся и продолжил, не дожидаясь ответа, — ты с Мэттом?
— Ага, а наши непослушные дети ходят постоянно куда-то без нас, — я театрально закатил глаза в пустоту и цокнул, — не надо мне тут, я все еще оскорблён, что вы ходили с Томом на прогулки без нас, — пусть Эдд и говорил так, на самом деле голос был совершенно не обиженный.
— Ну прости-прости, я уже говорил, что мы не специально, — ну не могли же мы брать вас с собой на наши свидания, — во сколько говоришь ты хотел собраться? — я попытался быстро перевести тему, дабы не пошли еще большие вопросы.
— Том сказал, что сможет часа через четыре, устраивает?
— Ага, тогда до встречи, — с другой стороны трубки послышалось невнятное мычание похожее на «ага», а затем гудки.
На самом деле, совершенно не хотелось видеться с Томом. Боюсь, что тогда мне совсем не хватит сил уехать. Возможно отношения на расстоянии не так уж и плохи? Хотя, кого я обманываю — в нашей ситуации, это просто невозможно.
Я бросаю беглый взгляд на чемодан, и открываю шкаф, с недавно постиранными и выглаженными вещами. Так как самостоятельности у меня не то, чтобы много, через какое-то время моих попыток нормально сложить вещи, ко мне на помощь приходит Эмбер, попутно докладывая в чемодан необходимые предметы. Желание просто лечь спать, и не просыпаться ближайшее время сейчас превышает другие любые, как, допустим, прогулка с друзьями или, тем более, собирание вещей.
Но тем не менее, как только с чемоданом было покончено, и он был поставлен в угол комнаты, я, прихватив наушники, отправился в назначенное место встречи, коим оказалось то самое кафе, где я работал, может не сильно продолжительное, но точно, в очень запоминающее время.
Место навивало приличное количество воспоминаний, которые вызывали непонятные мурашки и смешанные чувства. Вход в кафе заставлял вспоминать все те дни, когда я только-только пришел туда, совершая несчетное количество ошибок, чуть ли не каждую смену получая выговор, о том, что снова не выучил меню, или был недостаточно дружелюбен с клиентами. Несильно толкаю дверь, вдыхая приятный сладкий запах кофе и пирожных, вспоминая, что ничего сегодня так и не съел, хоть Эмбер и настаивала. У окна, на дальнем столике, замечаю, уже пришедших парней.
— Привет, давно ждете? — я подсаживаюсь к ним, притягивая к себе меню, про себя подмечая изменение в дизайне и добавление новой выпечки.
— Не очень, минут пять, — Эдд поднимает руку, подзывая официанта, — мы уже сделали заказ, так что остался ты.
Я поднимаю глаза и улыбаюсь, замечая знакомое лицо, бывшего коллеги.
— Давно не виделись, Бен, — я снова на пару секунд опускаю взгляд на меню, — баноффи, пожалуйста, — это один из новых десертов, который мне показался интересным.
Мы сидели так несколько часов, пока уходящее в закат солнце не напомнило нам, что пора бы уже расходиться. Возможно, это была одна из самых неловких частей этой встречи. Никто не знал, как было бы правильно прощаться, возможно, навсегда, ведь никто не обещает, что мы еще хоть когда-нибудь встретимся.
Сильных сентиментальностей особо не выделялось — все пытались по максимуму держать себя в руках. Хотя, в какой-то момент Эдд все же начал возмущаться, на тему того, что все его бросают. То Том перешедший на домашнее обучение, то я, уезжающий в Норвегию, а в конце, Мэтт, который уезжает в соседний город к родственникам на обучение. Но долго успокаивать его не пришлось, он, кажется, и сам понимал, что рано или поздно это должно было произойти.
Последними действиями, после прощания — были объятья. Мы никогда не обнимались, да и не планировали этого делать сейчас, но руки, будто сами раздвигались в пригласительном жесте. Так, если объятия с Мэттом и Эддом, не представляли из себя чего-то особенного, хоть в этом и был некий волнительный момент, то Том прижал ощутимо сильнее, чем это следовало делать при всех. Я мог четко слышать то, как учащённо бьется его сердце, а ладони еле заметно дрожат. Губы Тома незаметно приблизились к моему уху, обжигая его горячим дыханием.
— Я приду к тебе утром, — этот шепот был слышен только нам, но я все равно чуть отодвинулся, поворачиваясь в сторону Эдда с Мэттом, которые в данный момент начали что-то обсуждать, в паре метров от нас.
— Совсем дурак? Только попробуй, придушу…
***
Кто бы мог подумать, что он и впрямь придет ко мне к четырем утра, когда я безвольно лежал на кровати, ища подходящую позу, в попытках заснуть, вот уже пятый час. Сначала я подумал, что подозрительный стук в окно мне лишь померещился от бессонной ночи, но, когда это повторилось во второй раз, я тихо встал, подходя к окну, за которым на меня смотрел, облокотившись на забор, Том. Он подкидывал в руке еще один маленький камушек, намереваясь снова запустить его в окно.
— Стой, блин, романтик недоделанный, — я распахнул окно, чтобы он меня услышал, — я же сказал не приходить!
— Ну уж прости, — он кинул себе под ноги камень, прыснув в кулак, — не сдержался. Спускайся, я тебя жду.
Я лишь цокнул, показав ему, чтобы подходил ко входной двери — сегодня я не намерен прыгать со второго этажа, да и на крайний случай, если кто-то проснется, я просто смогу сказать, что не спалось, и я вышел проветрится. В какой-то мере это даже не будет являться ложью.
Тихо переступая порог комнаты, я замечаю Полночь, что, протяжно зевнув, начала следовать за мной, вплоть до входной двери. Как можно тише отпираю дверь, и выхожу. Будучи лишь в тонкой пижаме и тапках, я ежусь от холодного потока утреннего ветра.
— Я придушу тебя, — подхожу ближе к нему, дуя на свою руку, чтобы хоть как-то согреться, — как я теперь вообще должен уезжать? — это предложение я, скорее проскулил, нежели сказал, на что Том лишь грустно усмехнулся, зажимая мою ладонь в своих руках.
— Лучше бы ты вообще никуда не уезжал, — он медленно придвигает меня к стене, прижимая всем телом, — с кем мне теперь сбегать из дома?
— Придумай себе воображаемого друга, — наши лица находятся в опасной близости, и мы говорим друг другу в губы, — поцелуй меня, — говорю это на выдохе, от чего голос получается томным.
Том послушно прильнул к моим губам, опуская свои руки на мою талию. Чуть прикусываю его нижнюю губу и оттягиваю. Мой намек был быстро понят, и Том через пару секунд углубляет поцелуй. Сейчас, после нескольких месяцев практики, наши поцелуи получаются намного приятнее и чувственнее. С тихим стоном, я выдыхаю в губы Тома, когда его, обжигающе горячие, руки залазят под мою футболку и сжимают бедра. Я тяну руку к мочке уха, и мну ее между пальцев.
— Обещай, что будешь носить, — говорю это сразу, как наши губы отстраняются друг от друга, — пожалуйста.
— Обещаю
Том тут же возобновляет поцелуй, начиная с новой силой вдавливать меня в стену. Наши языки вновь переплетаются, и я ощущаю легкий привкус чего-то сладкого. Это то, что я хочу ощущать каждый день. Хочу, чтобы каждый поцелуй был такой же умопомрачительный, как и этот. Это то, что мне нужно, но только не сейчас. Не сейчас, когда через несколько часов мне отъезжать в аэропорт.
— Подожди, -я дрожащей рукой, отодвигаю Тома, начиная хватать воздух ртом, — мы не должны, ты же сам понимаешь…
Том делает несколько коротких смешков.
— Может начнем с того, что ты сам сказал мне тебя поцеловать? — он продолжает водить ладонями по моим бедрам, передвигаясь вверх под футболкой, от чего она задирается и мое тело обдает холодный ветер, — может просто забудем о том, что тебе скоро уезжать? — в ответ я лишь что-то мычу, не в силах здраво соображать, после еще нескольких поглаживаний на уровне талии.
На самом деле, я бы так и забылся, совершенно наплевав на здравый смысл, коего, как оказалось, у Тома совершенно нет. В чувство меня привела Полночь, когда вышла через открытую дверь и начала тереться о мою ногу, попутно громко мурлыча. Том отпустил меня, с презрением глянув вниз, сверля Полночь своими глазами.
— Ха-ха, ты что приревновал меня к кошке? — спустя пару десятков секунд, я чуть вышел из оцепенения, поправляя кофту и присаживаясь, чтобы погладить Полночь.
— Еще чего, она просто невовремя здесь появилась.
— Возможно, как раз вовремя. Мы вообще-то на улице, если ты забыл, — я поднял кошку на руки и встал, — да и время сейчас максимально не подходящее, для какого-то продолжения.
Том тоже потянул руку в сторону Полночи, намереваясь ее погладить, но та предупредительно зашипела, не желая получать ласки от того, кто только что готов был ее затоптать.
— Ой, ну и не надо, — я лишь тихо хихикнул на слова Тома, — на сколько у тебя будильник?
— На пол восьмого, — я опустил кошку на землю, и она тут же юрко проскочила в дверь.
— У тебя есть еще пара часов, иди поспи, — Том приложил свою ладонь мне на щеку, погладив меня большим пальцем, — выглядишь так, будто вообще не спал.
— Мгм… — я расслабился под легкими ласками, на пару мгновений позволяя себе закрыть глаза, — у меня не получилось заснуть.
— Мне нужно идти, — Том еще раз, быстро чмокнул меня в губы, — я… Надеюсь мы еще увидимся.
— Пиши мне.
— Обязательно.
***
Беспокойные несколько часов сна. Будильник. Завтрак, что ни в какую, не хотел лезть в горло. Активные сборы, небольшая суета и боль в голове. Два часа в дороге, что были проведены в легкой дремоте, которая прерывалась на каждой кочке, заставляя содрогаться. Аэропорт, что должен был вызывать чувства предвкушения, вызывал лишь отвращение и желание убраться отсюда. Желательно обратно, откуда приехали. Женский голос, объявляющий посадку на рейс, вызвал табун неприятных мурашек, и чувство неизбежного появилось почти сразу, стоило мне сесть на сиденье в самолете.
Дороги назад нет, ведь так? Я мог бы отказаться от учебы в Норвегии, но изменило бы это хоть что-то? Даже если бы мы все рассказали, не были бы родители Тома категорически против, ведь не может же оказаться будущий директор влиятельной компании геем.
Беспокойные часы полета закончились довольно стремительно, не давая сосредоточиться хоть на чем-то.
Теперь я здесь совершенно один.
Я снова должен начать с нового листа.
