Идаллион

POV Астрид       Последний месяц, а то и полтора, — уже не помню, сколько я живу в Идаллионе, — стали для меня шансом вернуться в привычное когда-то русло жизни, снова полюбить мир, как я любила его до смерти родителей и измены моего парня. Я помню, как злилась с утра пораньше, что ребята тащат меня в выходной день неизвестно куда, а потом, как верещала уже посреди дороги, когда Хедер всё же созналась в том, что они не везут меня ни на какой пикник, как в один голос твердили мне ранее.       Санаторий, — я буду называть это место так, — поразил меня своими масштабами с первой же секунды, как я вылезла из машины. Хотелось громко закричать, начать ругаться и дебоширить, только вот белый красавчик, — это сейчас я знаю, что его зовут Фариф, а тогда он был для меня именно белым красавчиком, — заставил меня резко поменять планы и начать заворожённо за ним наблюдать, краем глаза осматривая всё вокруг. Я помню голос Инглинга, когда он впервые заговорил со мной и, подхватив под руку, потащил знакомить с Олионом и Кисеем. Я помню ту грацию и интерес в глазах, с которыми к краю левады подходил Кисей, — уже тогда я чётко осознала, что если и останусь здесь проходить «курс восстановления» — по дороге Хедер всё же рассказала, куда и зачем они меня везут, — то только под боком у вороного жеребца, в глазах которого помимо интереса была ещё и глубокая боль, как от предательства. Мы мгновенно поняли друг друга, не произнося ни звука в чужой адрес, но ту связь, что образовалась за считанные секунды, уже нельзя было порвать. Да, ради приличия пришлось завести с Инглингом разговор и аккуратно «выпросить» — думаю, он и сам заметил искру между мной и жеребцом, — у него в виде «лечащего врача» Кисея, а не Олиона, но, к счастью, тот даже и не сопротивлялся — только спросил у вмиг повеселевшего жеребца его мнение и, получив пару кивков, повёл обратно. — А если я вдруг не захочу возвращаться в когда-то привычный мир? — Про себя я лишь добавила, что он станет мне чужим, но вслух этого сказать не осмелилась.       До сих пор не понимаю, как тогда осмелилась задать такой, не побоюсь этого слова, дерзкий вопрос, но вот спокойствие шатена меня тогда сильно задело — так хотелось передразнить насчёт его «решения проблем по мере их поступления», но я сдержалась, чему сейчас — прокрутив всю ситуацию не одну сотню раз за то время, что я живу в санатории, — была, несомненно рада. Со временем я, наблюдая за жизнью Идаллиона и редкими фразами его хозяина, что я слышала краем уха, поняла одну и достаточно простую вещь — за спиной у этого обаятельного, но очень серьёзного шатена не страшно было спрятаться даже от самой ужасной беды. И я, совершенно неосознанно, делала так каждый раз, когда в поле моего зрения попадал весьма прилипчивый и очень самоуверенный рыжий друг Хэддока — Дагур своими попытками пофлиртовать и хоть как-то разговорить меня пугал и отталкивал, а в голове постоянно звучал голос Инглинга, который не уставал повторять, что мне нельзя ни с кем разговаривать, кроме лошадей. И я делала это, выговаривалась Кисею, плакала, уткнувшись в его мощную шею, и искала утешения в его тихих пофыркиваниях — казалось, что этот четвероногий красавец понимал меня лучше всех в этом мире, где я осталась совершенно одна.       Моя жизнь рухнула, как рушатся воздушные замки — безвозвратно и до основания с единственной его каменной частью — фундаментом. Новость о смерти родителей настигла меня в институте, на перемене между парами, но на следующую я уже не пошла — в слезах объяснила ситуацию куратору и убежала домой, надеясь, что в объятиях парня получу ту поддержку, которую так желала, но получила второй выстрел прямо в сердце — пока я была на парах, он развлекался в нашей квартире, где на нём с картинными стонами скакала какая-то тёмноволосая выдра. Я, убитая новостью о смерти родителей, которые просто хотели проведать меня на выходных, потому как мы давно не виделись, нашла в себе силы, чтобы выгнать этих двоих из первоначально моей квартиры — через полгода после того, как мы начали встречаться, мой парень переехал ко мне, потому как свою квартиру он снимал, а моя изначально принадлежала мне по завещанию моей бабушки, — так ещё и устроила грандиозный концерт-скандал с показательным скидыванием вещей с восьмого этажа для жителей нашего дома.       Дальше было ещё хуже — большие займы для того, чтобы похоронить родителей, а также многочисленные походы по психологам, психотерапевтам и психиатрам в попытках избежать мыслей о суициде, которые в голове появлялись всё чаще и чаще. Море таблеток, всевозможных уколов и «инструкций», как мне себя вести, чтобы мои мысли были в порядке, а мне не хотелось кидаться к первой увиденной верёвке с целью сделать из неё петлю и плотно затянуть на своей шее. Кое-как, но я справлялась со всем этим — пила таблетки, слушала врачей и первое время жила у Хедер, пока в моей квартире делали ремонт, чтобы ничего мне не напоминало о бывшем, — но жизнь потеряла для меня краски уже, как мне казалось, навсегда. Время стало тянуться невыносимо медленно, я перестала жить так, как жила раньше, погрязла в воспоминаниях о той счастливой жизни, когда мои родители были живы — бывшего я не вспоминала, почти сразу осознав, что он и не любил меня никогда, а я к нему была просто привязана, да и приятно было, когда парень с красивой мордашкой ухлёстывал за тобой. Два года стали для меня одним большим и очень длинным днём, конца которому я бы никогда не увидела, если бы не Хедер.       Брюнетка так и не рассказала, как ей удалось получить от Хэддока буквально приглашение в Идаллион для меня, но поделилась секретом, что за моё лечение хозяин санатория взял буквально символическую плату. Как я поняла позже, уже проходя свой курс реабилитации, деньги на содержание такой огромной территории и живущих на ней животных Инглинг брал и всяких богатых бизнесменов и прочих крутых шишек, которые просто хотели отдохнуть от их привычного ритма жизни. Однажды я даже слышала, как один из таких клиентов рассказывал кому-то по телефону, сколько он заплатил парню, чтобы прожить на территории Идаллиона неделю — Боги Асгарда, я такие суммы слышала только на каких-нибудь экономических каналах, когда обсуждали доходы крутых компаний. Но по состоянию санатория и его территории было хорошо видно, что все эти деньги Инглинг не кладёт себе в карман, а вкладывает всё до последнего цента в развитие своего, не побоюсь этого слова, детища.       Обширные территории Идаллиона способствовали моему некому спокойствию и приятному ощущению, что мои разговоры с Кисом никто не слышит, а слёзы никто не видит, но раз на третий всё оказалось не так радужно — я почти успела добраться до своей комнаты, как в коридоре столкнулась с Инглингом. Я хотела молча пройти мимо, сделав вид, что даже и не заметила его, и у меня это почти получилось, но парень в последний момент схватил меня за руку, пуская по всему моему телу пока неведомые мне разряды тока. — С тобой всё в порядке?       Его голос звучал взволнованно, отчего я сразу пришла к выводу, что моё заплаканное лицо он всё же успел заметить, но сейчас я хотела просто запереться в комнате и, приняв душ, просто лечь спать, поэтому вырвала руку из на удивление слабой хватки и пошла дальше по коридору, но его предложение заставило меня остановиться на месте и как следует обдумать его. — Хочешь выпить? — Стоило мне повернуться и молча кивнуть, как я по лицу парня поняла, что он уже и не надеялся на мой ответ — и даже не важно, положительный или отрицательный, но всё же молча протянул мне связку ключей, но прежде чем она оказалась в моей руке, Хэддок всё же пояснил от чего они. — Это ключ от кабинета. Там на столе стоит початая бутылка отличного скотча. С меня на сегодня хватит, а ты можешь налить себе пару стаканчиков.       Отдав ключи, парень ушёл, оставляя меня одну, — судя по всему, он думал, что его кабинет я найду без явных проблем, а уж если учитывать, что я там бывала не один раз, то он был просто уверен в этом. Постояв ещё пару минут, я развернулась и пошла в сторону лестницы — нужно подняться на этаж выше. Кабинет встретил меня приятным мраком, а на рабочем столе меня уже ждала бутылка явно дорогого «Джонни Уокер». В кабинете было так хорошо, тихо и уютно, что я не нашла в себе силы, чтобы просто забрать бутылку и уйти к себе, поэтому с комфортом разместилась на достаточно мягком диванчике и прямо с горла пригубила виски.       Дальше была достаточно большая доза качественного алкоголя, которая разрушила ту стену, что спасала меня от моих же воспоминаний, которые я старалась не трогать ни под каким предлогом — от них мне было больно в любое время. Слёзы я даже не пыталась сдерживать, прекрасно осознавая, что Инглинг сюда больше не вернётся, а никто другой без разрешения не войдёт — и это чувство какой-то странной защищённости, которое я вдруг ощутила, заставило меня в рекордные сроки прикончить бутылку виски и растянуться на диванчике. Проснулась я уже утром от ощущения, что на меня кто-то достаточно внимательно смотрит, а потом услышала обрывок фразы. — Не ожидал я увидеть её с утра на своём диване.       Боясь услышать что-нибудь ещё, что меня совершенно не касается, я начала ворочаться, показывая, что я проснулась, а уже через несколько попыток открыть глаза, я увидела в кабинете не только его хозяина, но и широко мне улыбающегося — но мой мозг был склонен думать, что он скалится, как хищник на добычу, а не приветливо улыбается — Дагура. Схватившись за начавшую пульсировать голову, я кое-как приняла сидячее положение и через боль кивнула, когда перед носом увидела стакан с водой, а уж о том, как мне стало хорошо после нескольких таблеток от головы, я промолчу. — Почему ты осталась в моём кабинете? — С хорошо скрываемым удивлением я подняла подняла взгляд на Инглинга, который мне почти сразу кивнул, словно что-то разрешая, а у меня в голове сразу вспыхнул наш первый разговор о порядках в Идаллионе и о том, что разговаривать с кем-то мне не скоро можно будет.       Судя по всему, именно разговаривать мне сейчас и разрешил парень, но сейчас меня куда больше заботило моё паршивое состояние — к моему сожалению, таблетка ещё пока не начала действовать. Взглянув на стакан с водой, который всё ещё находился у меня в руках, мне пришлось на свой страх и риск поведать, почему же я не ушла, но всё оказалось проще, чем мне казалось — Инглинг как будто и не услышал меня, только напомнил, что я вчера не обедала и не ужинала. Дальнейшая часть разговора прошла на чуть повышенных тонах с моей стороны, но я навсегда запомню, как зло может сверкать глазами хозяин Идаллиона, когда что-то перестаёт ему нравиться. — Иди трезвей и к Кисею, он уже, наверное, соскучился, — грубый тон и злость в зелёных глазах заставили меня подскочить с дивана и, несмотря на головную боль и сильное сопротивление всё ещё не до конца проснувшегося тела, броситься прочь.       Минут через двадцать я привела себя в порядок, позавтракала и пошла в гости к Кисею, с которым я планировала провести весь свой оставшийся день, прервавшись лишь на обед, но моим планам было явно не суждено сбыться, ведь часа через два меня нашёл Дагур. Этот рыжий — я даже не смогу подобрать точного слова, кто он, чтобы с точностью описать парня, — ловелас решил, судя по всему, самоутвердиться в моих глазах за счёт того, что начал буквально лить мне в уши о том, как Инглинг не прав. Мне было абсолютно всё равно на всю его показную речь, что он для меня приготовил, поэтому я продолжила плести косички на гриве жеребца, пока Дагур, в один момент словно одичав и озверев одновременно, не схватил меня за плечи и, развернув к себе лицом, не поцеловал. — Совсем с катушек слетел, придурок? — Вырвавшись из хватки парня и отвесив ему пощёчину, я вскочила на спину к Кисею и попросила увезти меня куда-нибудь подальше отсюда.       После ужина, до которого я отсиживалась в своих апартаментах, от повара я узнала, что в санаторий вернулся Инглинг, поэтому мигом помчалась к нему в кабинет, чтобы высказать всё, что я думаю о его друге. И наш разговор почти превратился в скандал, если бы Инглинг ответил мне что-то резкое, а не вылетел из кабинета, зовя меня с собой. Догнала я этого сумасшедшего уже около одной из многочисленных левад, где увидела крупную, но ниже обычной лошадь, которую парень представил мне как Каспер, рассказав о её тяжёлой судьбе. А потом поступило предложение, чтобы я сравнила наши с Каспер жизни и на базе её сложностей нашла выход из сложившейся в моей жизни ситуации. И если в начале мне казалось это сущим бредом, то уже минут через двадцать я думала совсем по-другому, а когда я решила поделиться своими выводами с парнем, то оказалось, что его уже и след простыл — передо мной был только большой и сильный Граф, необычные зелёные глаза которого почему-то сразу же напомнили мне Инглинга.       Следующие пару дней были весьма спокойными, отчего я пришла к выводу, что Инглинг всё же поговорил со своим другом, но своими мыслями я себе явно накаркала, потому как Дагур снова сел мне на хвост, но весьма заметно усилил напор. И после каждой такой стычки, которую я принимала в штыки и громко ругалась, отвешивая пощёчину за пощёчиной, я летела к Инглингу и жаловалась, желая услышать что-нибудь из серии, «я разберусь», но нет. Апогей всей этой сложной ситуации настал после того, как явно подвыпивший рыжий придурок перешёл все возможные границы. — Du sønn av en tispe, — я сорвалась, уже не зная, как послать парня от себя подальше. — Какая постель, придурок? Да я ни в жизни не обниму тебя добровольно, а ты тут что-то про секс говоришь. Катись к чертям, сволочь.       Я точно знала, где найду хоть каплю понимания и тонну защиты, поэтому уже через пять минут сидела в кабинете Инглинга, забившись в угол дивана и судорожно всхлипывала, вспоминая похабную улыбку рыжего. Я видела как играли желваки на лице хозяина Идаллиона, после того, как я ему всё подробно рассказала. — Иди и ложись спать, я поговорю с ним, — такой ответ вполне устроил, но до своей комнаты я дошла в сопровождении шатена, который половину пути опасно сверкал глазами во все стороны, а вторую прожигал пол невидящим взглядом, словно уже был в будущем и разговаривал со своим обезумевшим другом.       Пожелав мне на прощание спокойной ночи и разрешив мне бить Дагура и между ног тоже, Инглинг ушёл, а я ещё несколько минут смотрела ему вслед, такого уж точно не ожидая. И, судя по тому, что почти неделю я прожила спокойно, шатен явно не соврал мне, а как-то и чем-то пригрозил своему другу, который только издали наблюдал за мной, но близко больше не подходил, что меня радовало до одного позднего вечера, когда он припёрся ко мне пьяный вусмерть и, прижав к стене в коридоре моих апартаментов, заявил, что сегодня затащит меня в постель, даже если я буду сопротивляться. Слёзы градом потекли по щекам, но в голове что-то резко щёлкнуло, напоминая, что я всё ещё могу вырваться — не долго думая, я со всей дури дала Дагуру промеж ног и, как только он от меня отступил, рванула в просторный коридор. Ноги сами привели меня к комнате Хэддока, но без стука я всё же не осмелилась войти, какие бы черти меня не преследовали, а это его личное пространство, куда я без разрешения врываться явно не могу, да и время уже позднее — он может спать уже. Однако, хозяин апартаментов открыл мне почти сразу, хоть и выглядел он сонным, но было видно, что я не разбудила его, а он просто не успел лечь.       Сквозь всё ещё льющиеся по щекам слёзы и редкие всхлипы я пробормотала что-то про рыжего извращенца и про то, что он хотел со мной сделать, а потом крепко прижалась к широкой груди Инглинга, который явно такого не ожидал, но всё же обнял меня в ответ. Спрятав нос у него между ключиц, я спокойно выдохнула, наконец-то почувствовав себя в безопасности. Через какое-то время парень подал голос, но разговаривал не со мной, а с кем-то по телефону. Я не особо разбирала слова, но я всем телом вздрогнула, когда Инглинг, явно недовольный тем, что ему ответили, бросил холодное «довольно» своему собеседнику.       Кое-как уговорив меня лечь в кровать и поспать, Инглинг с головой накрыл меня одеялом, давая мне спрятаться и почувствовать себя в безопасности, и куда-то ушёл. Утром, когда я проснулась, его в комнате не было — причём у меня было стойкое ощущение, что он не ночевал в комнате.