Alea jacta est

Гарри рос удивительно любопытным ребёнком. Ещё в четыре года, сидя за небольшим столом на задней лужайке их небольшого ухоженного дома на Тисовой улице, 4 и поедая тающие во рту ягодные пироги тёти Петуньи, Гарри начал сыпать вопросами: — А почему небо голубое? А трава — зелёная? Почему птицы поют? Вместо ответа он получил лишь лёгкий подзатыльник от дяди Вернона. Тот мог ударить и посильнее, но боялся, что последние мозги вышибет из подброшенного ребёнка. — Замолчи и не задавай глупые вопросы, — шикнул он. Гарри замолчал, но вопросы остались. Научившись читать, Гарри принялся таскать у дяди книги. По крайней мере, те, до которых мог дотянуться в силу невысокого роста. Впрочем, лучше так, чем расти в ширину, как его горячо обожаемый двоюродный брат, не упускавший и малейшей возможности хоть как-то напакостить Гарри: поставить подножку, толкнуть в лужу, обидно обозвать втайне от родителей. Гарри хоть и обижался, но взрослым рассказывать не хотел: кем-кем, а ябедой он не был. Тем более, это грозило бы новыми и более жестокими нападками Дадли. Тем более, не факт, что ему поверят. На нижних полках книжного шкафа пылились детские энциклопедии, купленные тётей и дядей в надежде, что их сын хоть чем-то заинтересуется. К сожалению, Дадли желал лишь смотреть мультфильмы по пухленькому телевизору и уплетать за обе щёки сладости. А энциклопедии действительно были интересными: строение человеческого тела с кучей картинок и такой же кучей непонятных слов, которые сразу же издатели пытались объяснить максимально доступным способом, древнейшая история Земли, рассказывающая о динозаврах и первобытных людях, космос и астрономия, почемучка, ответившая на давний вопрос «почему небо голубое» и многие другие невысказанные Гарри вопросы. Вскоре Дурсли прознали о зависимости Гарри к чтению и заперли все детские книги в чулане. Отмахивались нежеланием ездить потом с Гарри по окулистам и выписывать ему очки, когда зрение упадёт, но на самом деле боялись, что голодранец из «ненормальных» будет умнее их чудесного, замечательного и увлекающегося Дадличка. Спустя пару лет зрение всё равно начало падать, и Гарри стал носить огромные для ребёнка очки-велосипеды. Гарри сразу почувствовал вселенскую несправедливость, но пробираться в чулан он так и не решил. По крайней мере, до тех пор, пока ему не исполнилось семь. Тогда его впервые заперли в чулане, когда Дадли разбил мамину любимую вазу и спихнул всю вину на двоюродного брата. Свет там не включили, отчего в темноте читать было невозможно. Вскоре наказания, с лёгкой подачи просёкшего фишку Дадли, стали до того частыми, что Гарри настолько привык к чулану, что попросил Дурслей сразу оставить его жить там. В чулане было личное пространство. В чулане его никто не трогал. В чулан не забирался выросший отчаянным задирой Дадли. С походом в начальную школу Дадли собрал банду и устраивал «Охоту на Гарри» чуть ли не каждый день. Чулан казался спасением, но до него следовало ещё добежать. Со временем интерес к учёбе иссяк, когда его стали наказывать за слишком хорошие оценки. Видите ли, Гарри нагло списывает, ведь не мог вундеркинд Дадли учиться хуже оборванца, родители которого были двинутыми на всю голову алкоголиками. Гарри дураком отнюдь не был и решил лишний раз не драконить родственничков. Медленно в чулан перекочевали книги дяди Вернона по бизнесу и бульварные романы тёти Петуньи. Первые Гарри не особо понимал и не знал, где и как с ними разбираться, а вторые попросту казались ему скучными. По крайней мере, это было единственным занятием, которым мог заниматься Гарри по вечерам. Когда Гарри исполнилось десять, ему всё чаще стала сниться странная деревянная дверь, расписанная непонятными закорючками, закованная в громоздкие цепи. В первый раз Гарри осмотрел чудаковатые закорючки, но открывать дверь побоялся. Раз на ней висит цепь, значит, это всё не просто так. Со временем природное любопытство начало брать верх. Дверь снилась всё чаще, а интерес, что же скрывается за ней, неумолимо рос. В конце концов Гарри коснулся тяжёлых цепей, и те, издав сноп искр, повалились на белый пол. Дверь распахнулась, и из неё повалила непроглядная чернота. Гарри почувствовал, что падает куда-то, и рывком сел в кровати, чудом не стукнувшись головой об одну из ступеней, представлявших собой потолок пыльного тёмного чулана. Гарри на ощупь дёрнул за верёвочку лампочки. В тот же миг произошла вторая странность. Гарри видел значительно лучше, чем вчера вечером, но названия книжек, лежавших на столе неподалёку, всё равно слегка расплывались. Гарри надел очки. Мир покрылся цветными пятнами. Так же быстро снял очки — и всё приняло нормальные очертания. Нахмурившись, Гарри выбрался из чулана и прежде, чем тётя Петунья послала его следить за яичницей-глазуньей, протянул ей очки. — Тётя Петунья, мне нужны новые, — спокойно сказал он. Петунья непонимающе насупилась. — Зачем? Они на тебе ещё нормально сидят и выглядят прилично. Гарри покосился на замотанную скотчем дужку с таким видом, будто держал в руках таракана. Петунья вскинула бровь. Такого раньше в мальчишке не наблюдалось. — Не в этом дело. Просто я вижу лучше без них. Тогда Петунья перепугалась ни на шутку. Наверное, опять проявление этой «ненормальности». И хотя Гарри уже был готов собираться к окулисту, тётя всё же заставила его съесть яичницу и выпить несладкий чай. Дадли благополучно был отправлен в школу под его гневные выкрики о вселенской несправедливости, Вернон уехал на работу ещё до семейного завтрака, так что Петунья, нарядившись в лавандовый костюм и поправив на голове такую же шляпку, схватила Гарри за запястье и повела в больницу. Если у Петуньи предоставлялась возможность сэкономить на племяннике, то она хваталась за неё обеими руками и ногами. Гарри привык к очкам-велосипедам, но нормальных, похожих на те, что ещё вчера он носил, не было в первой попавшейся оптике. Если у Петуньи была возможность купить племяннику что-то в одном магазине, не объезжая другие, Петунья делала это. В оптике была скидка на квадратные пластиковые очки с тёмно-коричневой оправой. Их-то Петунья и купила. На ребёнке они сидели, как влитые, а Гарри после ещё долго смотрел на своё отражение в зеркале заднего вида кэба по пути домой. Так он себе нравился значительно больше. Школу он и так безбожно прогулял, так что Петунья завалила Гарри работой по дому. Набор самый что ни на есть стандартный: вынести мусор, помыть посуду после завтрака, собрать опавшие листья с её идеальной клумбы. Нечитаемым взглядом прошив Петунью до самых костей, Гарри вышел на задний двор, проигнорировав четыре несчастные тарелки в раковине. В саду он пропал подозрительно надолго. Вооружившись кухонным полотенцем, Петунья вышла на улицу и замерла, будто оглушённая. Гарри нашёл в траве необычайно толстого для своего вида ужа и спокойно шипел с ним. — Ты что творишь, несносный мальчишка?! — воскликнула Петунья. Гарри повернул голову. — Разговариваю, — спокойно ответил он. — Сашесс довольно приятный собеседник. — Немедленно брось это и живо в дом! — кричала Петунья, запоздало вспомнив о вездесущих соседях. А терять репутацию ей совсем не хотелось. Прошипев что-то змее, Гарри аккуратно опустил ужа на едва пожелтевшую сентябрьскую траву и прошёл в гостиную. Небрежно справившись с заданиями Петуньи, Гарри заперся в чулане с полнейшим нежеланием встречаться лишний раз с той, что так не вовремя прервала продуктивный разговор. Ведь рассказ Сашесс об укушенной им кошке миссис Фигг казался Гарри весьма забавным. — Уроки сделал? — раздался из-за двери грозный голос тёти Петуньи. — Почти, — бросил Гарри и потянулся за тетрадью по математике. Математика никогда не была сильной стороной Гарри. Гораздо больше ему нравились биология с литературой. Именно по этой причине единственным уроком на сегодня, который он не сделал, оставалась математика. Написанные вчера задания повергли его в самый настоящий шок. — И как я мог это написать? — спросил сам у себя он и быстро зачеркнул все решения. Рука сама запорхала над тетрадью, выводя новые равенства. «Первое число 12, второе в 3 раза меньше, а третье в 4 раза больше чем второе. Вычисли сумму этих трех чисел.» — Что может быть проще? — себе под нос бубнил Гарри, посмотрев результат слишком быстрой работы. Он даже не думал, о чём именно пишет, и его почему-то нисколько не испугало, как знания математики просто так влились в его голову и закрепились на интуитивном уровне. Зато Гарри заметил ещё одну странность. Его почерк изменился. Если до этого Гарри писал как курица лапой, что не раз подтверждали предыдущие записи в тетради, то только что сделанная домашняя работа была написана аккуратными склонёнными вправо буковками и цифрами. Так писали английские аристократы — Гарри по телевизору видел, посматривая мыльные оперы из-за плеча ревущей Петуньи. Та, занятая своей сентиментальностью, ни разу не заметила любопытного племянника. Спустя какое-то время оценки Гарри стремительно улетели в гору, а учителя не переставали восхищаться красивым почерком, поначалу обвиняя, что за него домашнюю работу делает кто-то из взрослых, но после того, как Гарри с чувством собственного превосходства показал классную работу по английскому, сомнения разом отпали. — Вундеркинд какой-то, — промокал платочком лоб директор. — Вот только почему таких успехов раньше не было? Учителя дружно пожимали плечами. Благодаря таким отзывам Гарри всё чаще начинало прилетать от родственников, пока в один прекрасный день у него не вырвалось: — Да что вы понимаете, жалкие маглы! Петунья с Верноном резко побледнели. Дадли, подслушивающий за углом, живо поинтересовался, что это за слово такое и почему его родители так испугались. Впервые полученный подзатыльник поверг его в настоящий шок. Гарри заперся в чулане, задумываясь, почему он всё ещё не выпросил у родственников нормальную комнату. Одна всё равно простаивала складом сломанных игрушек. В тот же момент Гарри составил план по шантажированию родственников с целью всё же заполучить собственную спальню. А для шантажа нужны знания. В следующее же воскресенье, когда Дурсли уехали в какой-то там парк аттракционов, сплавив Гарри на попечение поехавшей старухи Фигг с её вонючими кошками, тот слинял через задний двор домой под предлогом подремать в спальне старухи. Фигг это было не впервой, так что беспокоить мальчика своими фотоальбомами с кошками она не стала, а потому и не узнала, что за это время Гарри успел пробраться домой (Дурсли по обыкновению держали запасной ключ под клумбой с цветами на случай, если Дадличек вернётся домой со школы и не застанет родителей) и как следует прошерстить там спальню Дурслей и не найти ничего примечательного. Уже собравшись возвращаться и строить самое невинное заспанное лицо, Гарри заметил на потолке второго этажа дверцу на чердак. Сам Гарри на чердак никогда не обращал внимания, хотя знал, что тётя Петунья каждый Хэллоуин исчезает там минут на двадцать. Хэллоуин пролетел в голове Гарри странной вспышкой, почему-то зелёной. Гарри сразу же подумал, что здесь что-то не так. Подтащив со второй комнаты Дадли, где он складировал сломанные игрушки, стул, Гарри взобрался на него и в осторожном прыжке потянул на себя кольцо на верёвочке. Тут же опустилась деревянная лестница, чуть не треснувшая Гарри по голове. На чердаке было так же чисто, как и во всём доме, что странно, учитывая, что Гарри видел тётю Петунью, поднимающуюся сюда, лишь раз в год. Если бы не страх быть наказанным, Гарри залез бы туда в первую же очередь. Именно сегодня он всё же решился на вылазку. В самом углу чердака Гарри заприметил небольшую шкатулку. Такими, казалось, пользовались глубокие старики лет сорок назад. Протёртая, коричневого цвета, покрытая ручной резьбой, с пластиковой картинкой пастушки на зелёном лугу на крышке. Гарри осторожно открыл шкатулку и увидел там… Фотографии, газетные вырезки и письмо, написанное на пожелтевшем пергаменте. — Интересно, — тихо промолвил Гарри. Но самым интересным для него были не чернила, а само содержание письма. — Мистер и миссис Дурсль… Сегодня вечером… Убиты Лили и Джеймс Поттеры… Тёмным волшебником?! — Гарри поперхнулся воздухом. Письмо было написано будто рукой умалишённого. Но если бы это не было правдой, стала бы Петунья хранить это злосчастное письмо десять, почти одиннадцать, лет? Гарри углубился в чтение. — Воспитать Гарри… Единственные родственники… Школа Чародейства и Волшебства Хогвартс? Название показалось знакомым. Где-то в самом углу сознания промелькнула какая-то картинка, но настолько быстрая, что Гарри не успел за неё ухватиться. Гарри, нахмурившись, положил на колени конверт и принялся разглядывать фотографии. На одной из них были запечатлены две девочки лет десяти. Одна из них — вылитая тётя Петунья, только гораздо моложе. Значит, вторая — это его мама? Гарри плотоядно уставился на фотографию. Вторая девочка не сочла нужным собрать волосы хоть в какое-то подобие причёски, отчего из-за сильного порыва ветра несколько прядей закрыли наполовину её лицо. У мамы были большие глаза, которые она сощурила в немом раздражении, рука метнулась убрать длинные густые волосы, но, похоже, не успела. Фотография чёрно-белая, так что не представлялось возможности в полной мере увидеть, какой именно была его мама. Была ли она такая же светловолосая, как тётя Петунья? Наверное, была, они ведь родные сёстры. Хотя на фотографии было видно, что она не такая блондинка, как тётя Петунья. Может, шатенка? Погладив кончиками пальцев фотографию, Гарри отложил её в сторону. Вторая фотография казалась бы совсем обычной свадебной, если бы не двигалась. Гарри зачарованно наблюдал, как его повзрослевшая мама стоит в подвенечном платье у алтаря, а за руки её держит парень с почти такими же, как у Гарри сейчас, очками и тёмными волосами. Мама счастливо улыбалась. Папа нервно переминался с ноги на ногу, поглядывая на своего шафера — парня с курчавыми длинными волосами и задорной улыбкой. Тот показывал большие пальцы вверх. Гарри перевернул фотографию и наткнулся взглядом на подпись «Лили и Джеймс Поттеры», написанную явно женским аккуратным почерком. В конце надписи красовалось маленькое сердечко. Я плохо получился :( — приписано чуть ниже размашистым почерком. Бродяга, вот не надо — дописал кто-то третий. Гарри усмехнулся сквозь слёзы и прижал к груди фотографию. Почему-то его сильно не беспокоило, что фотография двигалась. Гарри не сразу услышал, как хлопнула входная дверь. — Куда этот несносный урод мог деться? — прорычал сквозь зубы Вернон. Гарри подскочил, поняв, что слишком засиделся на чердаке. — Не знаю, Вернон, — причитала тётя Петунья, наверняка снимая с Дадли куртку, судя по характерному звуку расстёгивающейся молнии. Гарри невольно усмехнулся. Десять лет парню, а куртку ему расстёгивает мама. — Но мы срочно должны его найти. Кто знает, что с нами сделают его ненормальные, когда узнают, что мы потеряли мальчишку. Гарри тихо спустился с чердака, продолжая держать в руках письмо с фотографиями, и затаился у лестницы на первый этаж. Дурсли его не замечали. Гарри прислушался. — Заберут у нас Дадли в отместку, и всё тут, — буркнул дядя Вернон, копаясь в тумбочке. Очевидно, искал что-то. Тётя Петунья ахнула и прижала к себе сына. — Что за ненормальные? — живо поинтересовался Дадли, отталкивая Петунью в сторону. — Никто, — отмахнулся Вернон. Из тумбочки он вытащил фонарик. За окном темнело. — Я отправлюсь на поиски, и не дай Бог он мне попадётся живым. Вернон почти выскочил за дверь, как с лестницы послышались шаги. Петунья уже собралась было накричать на несносного мальчишку за то, что сбежал от миссис Фигг, но все слова застряли в горле при виде фотографий и письма, что неосознанно продолжал сжимать Гарри. Но вот Вернон на тираду был явно горазд. — Какого дьявола ты здесь делаешь? Ты должен был сидеть у миссис Фигг и любоваться её чудными котятками, ты, никчёмное отродье! Гарри холодно склонил голову в бок. Петунья схватила мужа за локоть, продолжая широкими, как блюдца, глазами гипнотизировать письмо. — Тётя Петунья, — спокойно начал Гарри и поднял руку с письмом. — Что это значит? Петунья, похоже, язык проглотила. Даже Вернон похолодел от ужаса, очевидно узнав изумрудные чернила на пергаменте. — Вы мне врали всё это время, — продолжил Гарри, так и не получив ответа, и резко опустил руку. — Никакие мои родители не алкоголики. Они волшебники, да? И они были убиты каким-то… Гарри снова пробежался взглядом по строчкам. — Тем-Кого-Нельзя-Называть. Интересно, — подытожил он, кипя от ярости. В груди что-то защемило. — Зачем вы скрывали? — Потому что мы хотим вырастить тебя нормальным человеком, а не одним из этих дикарей с палками, — взорвался дядя Вернон. — Твои родители — истинные идиоты, раз не сбежали из страны, пока за ними охотился этот их Тот-Самый. Собаке — собачья смерть. Едва изо рта Вернона сорвалась последняя фраза, как домашний телефон рядом с ним разлетелся на куски. Порванные провода заискрили. Запахло гарью. Гарри подскочил на месте, а дядя Вернон, отчаянно ругаясь, пытался потушить загоревшийся рукав пиджака. Но Гарри заметил кое-что, не поддающееся объяснению. Сначала загорелся пиджак, а уже потом взорвался телефон. С Гарри часто происходили странные вещи. Взять хотя бы то, как за ночь отрасли его волосы после судьбоносной встречи с кухонными ножницами тёти Петуньи, уставшей от этих непослушных вихр. Но в этот момент Гарри по-настоящему испугался. Он мог убить своего дядю. Да, он его ненавидел. Да, дядя Вернон был худшим примером для подражания. Но его смерти Гарри не желал, и загоревшийся рукав потух сам собой. Глаза Вернона потемнели от ярости, а жирное лицо его налилось кровью. — Живо в свой чулан, и чтобы я не видел тебя. Никакого ужина! — Но, Вернон, — наклонилась к нему побелевшая Петунья. — Не стоит его сейчас злить. Посмотри, что он уже сделал. Дядя Вернон часто задышал, словно бык, увидевший красную тряпку. — Я выбью из него эту дурь, чего бы мне этого не стоило. Едва он собрался за шкирку зашвырнуть Гарри в чулан, тот уже закрылся изнутри на щеколду, судорожно прижимая к груди письмо и две фотографии.