Мое спартаковское чудо

— Если ты думаешь, что это смешно, то спешу огорчить — вообще ни разу. Твой оглушительный хохот, наверное, слышно даже на другом конце садоводства — мысль закрыть Максименко в теплице с огурцами оказалась очень даже неплохой. Когда-то в детстве ты провернула подобное со своим двоюродным братом, а теперь страсти-то накалились — с Сашей не забалуешь. Вдоволь насмеявшись от попыток голкипера перейти к мирному соглашению, с облегчением отмечаешь, что ваша утренняя ссора благополучно сошла на «нет». Максименко всегда нужно лишь пару минут, чтобы разобидеться чуть ли не на ровном месте. Утром он уже в который раз доказал это на собственном примере. — Ну что за пельмень, — мурлыкаешь ты, едва ощутимо целуя Сашу в щеку, пока тот расчёсывается у рукомойника. — Не смешно, — бурчит парень, сводя брови на переносице и недовольно глядя на тебя, — пельмень. А чего уж сразу не пончик или свин? — Свин? АХАХАХ, Максименко, даже я такое придумать не могла. Ты что, обиделся? — совершенно искренне недоумеваешь, касаясь пальцами его руки. — А ты как думаешь? Теперь каждый раз будешь… — Саша, — ты не даёшь парню договорить, буквально выхватывая из его рук расчёску, — ты чего начинаешь? Я же любя. — Ну да, ага. Какое совпадение, — фыркает Максименко, на секунду впериваясь в тебя взглядом и забирая эту чертову расческу, — у тебя есть своя, нечего на моей волосы оставлять. И все. Если Максименко взял и обиделся, даже по такому пустяку, то это финиш. В ответ обижаешься и ты, весь оставшийся день намереваясь игнорировать этот «плюшевый надутый пельмень». Твоя бабушка лишь разводит руками, глядя, как вы пытаетесь огрызаться друг на друга за завтраком и совершенно выпадает с твоего «значит вот и будешь спать один на втором этаже». У Саши ходуном ходит челюсть, и ты догадываешься, скольких усилий ему стоит промолчать. Вы только второй день на даче, а уже умудряетесь поцапаться на ровном месте. Оба упрямые, и никто, понятное дело, не хочет идти мириться первым. — Надо за огурцами сходить да зелени какой-то нарвать, — вскользь бросает бабушка, получая от деда многозначительное «издеваешься что ли» в ответ. Ты закатываешь глаза, переводя взгляд на Максименко. — Че сидишь? Или тебе отдельное приглашение надо? — А с чего это я должен идти? — буквально сразу же парирует футболист, вскидывая брови, — или ты так занята, что даже задницу поднять не можешь? — Какую задницу выбрал, такую уж и терпи. Пятиминутная тишина, следующая за этой неосторожно брошенной фразочкой, заставляет вас на мгновение задуматься об истинной причине этой ссоры, что теперь автоматически распространяется на все. Сверлите друг друга таким взглядом, от которого можно мигом превратиться в кучку пепла и больше не заикнуться о сотнях «как так». Не сказать, что вы любили спорить по каждому удобному поводу и обижаться по таким пустякам, но иногда Максименко действительно удивлял. Его, которого так трудно вывести из состояния равновесия, заводила буквально любая неосторожно заявленная фраза. А еще тебе и самой порой хотелось довести парня до ручки — в таком состоянии Саша доводил всех остальных и совершенно не имел «стоп-крана». — Я ЭТО СКАЗАЛА НЕ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ВЫ ТУТ МНЕ УСТРАИВАЛИ РАЗБОРКИ! МАРШ В ТЕПЛИЦУ И ВЫЯСНЯЙТЕ ТАМ СКОЛЬКО УГОДНО СВОИ ОТНОШЕНИЯ! Терпение даже у твоей бабушки далеко не железное — нет, ну правда, сколько уже можно? Вы принимаете решение поскорее ретироваться с кухни, чтобы не получить веником по загривку. По ходу дела успеваете потолкаться в дверном проеме, снимая тапки и обмениваясь колкими фразочками. Ты злишься сейчас уже больше просто по инерции — Саша же уже не только обижается, но и прилично шипит. Его брови сходятся на переносице, изредка выгибаясь в ехидной фазе «ну да, ну да». С одной стороны хочется его прямо сейчас придушить, а с другой — просто взять и поцеловать. В конечном итоге ты принимаешь решение просто закрыть его в теплице, дабы остудить пыл и сбить это Сашкино обидчивое состояние. Пельмень. Глупый пельмень. — А знаешь, мне смешно, — хохочешь ты, согнувшись в три погибели, — как погодка у огурцов там? — Т/И, открывай! — Максименко повышает голос, прислоняясь лбом к полупрозрачной двери теплицы, — хватит издеваться, ну правда. — Как скажешь, любимый. Твои губы расплываются в довольной улыбке — особенно коварный план построен безупречно, и Саша даже ни о чем не подозревает. Резко дергая защелку, тут же отпрыгиваешь в сторону, позволяя Максименко потерять равновесие и чуть ли не завалиться в клубнику вперед носом. Благодаря бабушкиной планировке огорода каждая дорожка имеет шириной где-то в 25 сантиметров, и между грядками таким образом почти что не остается лишнего места. Но вот порадоваться ты не успеваешь — все-таки кто из вас футболист, да? Саша мгновенно реагирует на твое слишком близкое местонахождение к грядке с клубникой и подскакивает, забывая даже об ушибленном бедре. Наверное, этот дикий визг слышно даже на другом конце садоводства. Впрочем, ничего нового. Не удержавшись на ногах, ты приземляешься пятой точкой в ворох укропа да петрушки, утягивая за собой и Максименко, в чью руку буквально впиваешься ноготками. Эта далеко не самая маленькая тушка мгновенно выбивает весь воздух из легких, припечатывая тебя к огородной зелени. Но именно благодаря ней падение оказывается не самым болезненным. Вратарь красно-белых обеспокоенно вглядывается в твое лицо, пытаясь понять, насколько все плохо. А ты одновременно и ревешь в три ручья, и смеешься во все горло. — Нет, ты меня точно доведешь, — выдыхает Саша, опираясь ладонями на смятую петрушку, — где болит? — Это ты меня доведешь, пенёк блондинистый, — выдавливаешь ты, обнимая парня за шею и притягивая к себе. Максименко хмыкает, опускаясь на локти и отпихивая назойливый и весьма пушистый пучок укропа. Где-то около дома кричит бабушка, но ты даже не можешь сосредоточиться на ее голосе. Прижимаешься своей щекой к Сашиной и широко улыбаешься — если мириться, то только так. С огоньком — все, как вы любите. — Пельмень, так пельмень, — шепчет на ухо Максименко, параллельно с этим нарывая петрушку и вплетая ее в твои волосы, — люблю тебя. — И я тебя, огородник хренов.