***
Самое смешное — это, когда на начале ты пользуешься правилом: «Не бей козырками». Глупое, но удачное, благодаря которому сохраняются козырные карты для удобного момента. Вот поэтому на первых двух ходах гриффиндорец просто "гребет" все эти карты, не хотя выкидывать единственную козырную карту, что ему очень важна и замечая самодовльную ухмылку оппонента. Пф, не надейся. Через пару ходов игра приводит к той точке, когда приходится продумывать ходы, чтобы заставить противника забрать карты и тем самым заставить проиграть. Ход, второй, третий... туз. Козырные туз! Да неужели? Боги услышали его просьбы и помогли, хотя увидеть желание Марти? Ох-хо-хо-хо... а оно не такое и пошлое, каким могло быть, но обычное, чтобы развлечь себя и своего эго. Четвёртый, пятый... король. Козырные. О даааа... Ал, молись, чтобы тебе попалась дама хотя бы. Шестой... о нет. Без шансов. Дама у Энджи. Он не удерживает самодовльную ухмылку и кидает, когда у них остаётся по 4 карты, даму, короля, туз и крестовую восьмёрку. Победа. Парень самовольно ухмыляется и даже готов улыбнуться во все 32 зуба, скрестив руки на груди. — Ты проиграл, милый, — буквально пропевает он, приподнимая пальцем подбородок ошарашенного Аластора, и налконяет голову в бок. — Теперь мы играем на раздевание. Отказы не принимаются. Но если проигрывать, то с достоинством. — Что ж, мои поздравления, — Аластор улыбался, по обыкновению скрывая своё глубокое разочарование, и лишь взгляд, полный ненависти, выдавал его с головой. — Новичкам в азартных играх всегда везёт. Засим же всё по новой. Только в этот раз терпеть поражения будет намного более неприятно. Энтони смеется над реакцией шатена, мягко, на удивление, улыбаясь и прикрывая низ лица кулачком. Почему-то именно такую реакцию вызвали фраза и мимика парня у него. Он не хотел сейчас шутить над ним, не хотел злорадствовать, не хотел приставать и домогаться. Странноватo... — Ну, не расстраивайся, ми-и-и-илый, — протягивает парень, подсаживается ближе, пихая в плечо. — Может в следующий раз повезет.. Он собирает все карты, cмотря на колоду и вздыхая, начиная мешать карты, а после раздает вновь по шесть карт обоим. По мнению блондина - это была самая занудная часть игры, надо было мешать карты, раздавать, попытаться не жульничать стандартным способом, а именно: «О, смотри, жираф!» Соигрок отворачивался и ты мог запросто подкинуть себе козырные карты, если же первый был через чур глуп и наивен. «Козырных нет... Хуево». Думает про себя Фармагум, фыркая и не замечая этого за собой. Такое уже вошло в привычку..... Изначально ему не попадались козыри, однако, именно тогда, когда он избавился от всех карт, что он просто загребал в свои (не)распростертые объятия, козырные карты гриффиндорцу начали через чур часто выпадать. Похоже, победа вновь в его руках. А ведь так и есть, он вновь выиграл. Парень гордо смотрит на Аластора, понимая, что тому придется прощаться с каким-то элементом своей одежды. В следующем раунде проиграл Энджи, вот поэтому преспокойно снял с себя один носок, тяжело вздыхая. Вторая партия сыграна в пользу Аластора, что знатно потешило самолюбие оного. Но далее фортуна вновь отвернулась от бедного слизеринца, и с каждым новым проигрышем его всё сильнее терзало чувство несправедливости. Неудача. Неудача. Победа. Затем неудача. И снова неудача. Неужели всё предрешено, и в итоге шатен будет вынужден раздеться на потеху товарищу? Очередная партия. Карты на редкость хороши — козырной валет да король. Позднее сумел и пару «рядовых» загребсти. Так или иначе ситуация у него обрисовывалась тухлая, и все возможности приложения талантов были исчерпаны. В общем, планида складывалась либо чихать на всё и сдаваться, либо подыгрывать. Первый вариант, конечно, исключался. И вдруг фортуна дала тузовый прикуп, при помощи которого обречённую партию вполне можно было вытянуть. Чего он терпеть не мог — так это загадок и необъяснимостей. У каждого события, даже у выскочившего на носу прыщика, есть своя предыстория и причина. Просто так на белом свете ничего не происходит. А тут вдруг — отлично разработанная, красивая, да что там скромничать, гениальная комбинация сорвалась. Неудача. Если упустить все точности и нет, то выходит, что он выиграл слизеринца шесть раз, а второй первого — три раза. В сумме оба сидели без верха. В подобной ситуации надо смутиться, краснея, но Энтони не такой и поэтому пялил на Ала, усмехаясь пошленько и не выдерживая, пускает смешок. — Ну что? Еще пару каток, а? — пропевает он, приподнимая голову. Игра завершилась со счетом 3/6 в пользу голубка. Внешне Ал оставался непоколебим, однако, если бы имелась возможность заглянуть к нему в голову, картина предстала бы не самая очаровательная. До ужаса натянуто улыбнувшись, он скосил взгляд на довольного Энтони, которому, видимо, ждать уж невмоготу. Молча пожав плечами, Аластор снял очки — раз; жилет — два; галстук — три; ботинки — четыре; носки — пять, и наконец... всё это время он мыслил лишь над способом, позволившим ему избежать полного оголения какой-либо части тела, будь то верх или низ. Собравшись уже расстёгивать рубашку, потянулся пальцами к заветным пуговицам, — одна, вторая...отчего-то медлил, затем и вовсе остановился. Драгоценной рубашке слизеринец нашёл прекрасную замену: ремень. Тот же элемент одежды, а следовательно, никаких нарушений установленных правил. Сняв ремешок, Ал просиял наглейшей улыбкой, которую только был способен изобразить. Когда же его коснулись, тот взял свои носки и не без грубости ткнул ими в чужое лицо. — Извини, откажусь.~ Фармагум вскрикивает, даже взвизгивает и падает на кровать, жмуря глаза и потирая свой бедный нос. Не особо и хороший запашок был у носков, которые со вчера не меняли. — Ты придурок, Аластор! — хныкает парень со слезами на глаза, убирая ладони с лица. — Эгоист... Как ты так можешь со мной поступать?... Он поднимается и смотрит прямо тому в лицо с влагой на глазах, тыкая пальцем тому в грудь. — Сам бы испытал на себе эту пытку. Угрюмо говорит Энтони, хмуря брови, и от воспоминание о том по телу пробежались мурашки. Это даже было видно по его-то оголенному торсу. Он закидывает на плечи рубашку, но слишком ему уж лень надевать ее полностью. — Разве? Не выдумывай, — недоверчиво спрашивает Ал и словно в поддержку своей же реплике нюхает носки. — Я чувствую теплый, немного пряный, сладковатый запах. Воистину нежность и царственное великолепие, красота и неприступность. А-ля Rosa Damascene... Энджи не выдерживает и просто заливается смехом, сначала тихо смеясь, прикрывая ротик ладонью, а после прыснув смехом, валится обратно на кушетку, начиная дико угарать, приложив руку ко лбу. Почему-то именно такую реакцию и вызвало описание «свежого» запаха носков у парня. — Ты случаем не агезвик? — в след кидает он, смотря на уходящего Аластора, специально с смотрит на того, буквально пялится, сам себе усмехаясь и усаживаясь нормально. Парень смеётся в кулак, берет книгу, что принадлежит ему по праву, одежду, и проходит к своей кровати. Наконец-таки воцарилась божественная тишина. Да здравствует покой. Но даже тогда он чувствовал на себе неотрывный взгляд гриффиндорца. Ал нервно поправляет волосы, стараясь не смотреть в сторону последнего, а всецело углубиться в чтение и в конце концов добить эту несчастную двадцать восьмую главу. Когда все страницы до единой остались позади, шатен сожмурил глаза на пару секунд и захлопнул книгу. Положив её на тумбочку, он прилег и, опустив голову на подушку, прикрыл веки. Вскоре парню просто надоело. Надоело сидеть в четырёх стенах, словно каторжник. Это очень сильно ударило по его самолюбию, исходя из чего слизеринец и высунулся из палаты. (Прежде всего, конечно, одевшись, как нормальный человек). Коридор ничем не отличался от неё. Такой же белый, такой же скучный и такой же давящий своей замкнутостью. Аж раздражало. Он цыкнул языком и нахмурил брови, сводя их к переносице. Помещение оказалось пустым, отчего шаги юноши отчетливо слышались, что всё же создавало свою привычную полифонию для ушей. Но надолго покидать палату без разрешения медсестры нельзя, поэтому совсем скоро Аластор вернулся — удручённый и поникший.***
Что-то стало скучно. Блондин собрал все карты в стопку и сложил из в упаковку, закинув на подоконник. Надо будет шатену, заберёт, ведь тот явно слышал это и может быть видел. Он лег на спину, голову положив на руки, что были на подушке, а ногу закинул на другую. Как же нудно... В таких ситуациях, как говорится, хочется плевать в потолок, чем бы и занялся он, если бы не хоть какие-то правила приличия. Энтони замечает уходящего слизеринца и вздыхает, вспоминая о сигаретах в мантии, сразу подрываясь и отчаянно пытаясь их найти, что у него и вышло. Он вздыхает с большим облегчением и залазиет на подоконник, открывая окно и садясь на него. Парень не забывает взять палочку и, достав сигарету, поджигает ее, закуривая. Эти сигареты не пахли табаком, а лишь ментолом и отдалённо... цветами? Ну и ну. Ранее он не задумывался о самом запахе, хоть и курит их вот уже второй год. Фармагум замечает вернувшегося товарища, когда начинает скуривать вторую сигарету, выдохнув дым, что унесло сразу же ветром. Вообще сидеть на подоконнике с настежь открытым окном в одной расстегнутой белой рубашке было достаточно холодно, но терпимо. — Будто увидел, как библиотеку сожгли, — пускает смешок гриффиндорец, затягиваясь и выдыхая дым в открытое окно. Он аристократично зевнул — всё произошедшее за этот день сильно вымотало его — и Аластор изо всех сил старался не уснуть. И плевать, что было только два часа дня. Ноги тяжелеют, так хочется спать — но тёплое помещение почему-то чуть освежает, и шатен, расшнуровав обувь, садится на кушетку. — Ещё одно слово, и я тебя сбагрю. — мягкая изучающая улыбка на грани флирта и откровенного издевательства. Он снова зевает на высокородный манер и поддерживает голову рукой, но даже она не в состоянии удержать тяжёлую черепушку. В конце концов не утерпел и откинулся на подушки. Он помял все постельное белье, катаясь по кровати, но не спешил прибираться. Голова отчего-то кружилась, и Ал массировал виски, стараясь поскорее привести самочувствие в норму. Слизеринец шумно вздохнул — и почесал взлохмаченную шевелюру, совершенно не зная, чем заняться в комнате, в которой ни других книг, ни радио не было. — Пф. И куда же? — вопросительно приподнял бровь Марти, фыркая и показывая тому язык, струшивая пепел в окно. — Да и не станешь. Загнешься же без меня, милый. Подмигивает тому, ухмыляясь и решив недокуривать сигарету, выкинул в окно, спрыгивая с него и закрывая его. Парень потянулся, прогнувшись в спине и прикрыв глаза, потирая их после. Слишком все было спокойно и легко, от чего и хотелось спать. Он без всякого падает на Аластора сверху, видя как тот кривится.***
Ал мирно возлежал на перине. Кругом царила тишина, как бы ни было странно — ведь обычно его домогался новоиспеченный товарищ по несчастью, преступлению и чего-то там ещё — плевать. И, стоит всё же признаться, именно по этой причине мальчишку мучила скука. Нет, не оттого, что со стороны голубка не было привычных ему приставаний. Совсем наоборот. Тягостное спокойствие порождало в глубине души безысходную тоску. Тут возникают противоречия: не иначе как минут десять назад юноша уповал на одиночество, теперь же всеми силами пытается его отогнать. Выходит, ныне он свободен, однако вовсе не знает, чем порадовать душонку. Становилось всё холоднее, кажется, сегодняшний день не будет солнечным. Томление, возможно, пропало бы сразу, если бы где-нибудь произошел несчастный случай или началась кровопролитная драка. Мир не существует без хаоса. Но увы и ах, сие не предстало бы его взору. Даже буквально — юнец совсем не заметил, как уснул. И все же, интригующая тема для думы, в особенности, когда не с кем побеседовать, а дискутировать самим с собой уже не представлялось чем-то удивительным. Размышления вмиг покинули туманную головушку слизеринца, что уже давным-давно блуждал где-то далеко-далеко в сказочной, манящей своими красотами стране, именуемой в народе сном али грёзами. Аластор с явным нежеланием раскрывает веки и сначала хмурится: но к чему это? Никчему — потому он и выправляет брови в менее злобное выражение лица, улыбаясь Мартину. — Слезь и оденься уже. — спокойным тоном вымолвил тот, тем временем брезгливо стараясь выбраться из-под навалившейся на него туши. Пролежал в таком положении блондин недолго, ведь вскором приятель проснулся и был не особо рад компании, которая на том возлегала, что жаль. Он вздыхает тяжело, специально всем своим телом надавливая, делая тем самым неприятно может быть, а сам лишь корчит рожи, добродушно, как иногда бывает, улыбнувшись. — Ну ты и зануда, — проговорил тот, не обращая внимание на попытки скинуть его же с парня. Сам же Энтони перебрался получше на того, лежа уже почти полностью на том. Удивительно как такое вообще вышло. Он как обычно улыбается, тыкая пальчиком то в щеку Аластора, то в нос, то в другую, а сам говорит, прикрыв глаза: — Лучше бы предложил, что делать будем. Скука жуткая, — протянул достаточно грустно Фармагум, убирая ладонь от лица шатена, а сам подцепляет через пару мгновений его подбородок, приближаясь к лицу того. — Может... развлечемся по-взрослому, милый?..~ Невзначай предлагает тот, ухмыляясь как обычно в таких ситуациях, а подобных было куча, прикрывая немного глаза. Неприятные ощущения обрушились на парня, едва он попытался выбраться — словно придавили тяжёлой горячей подушкой. Ал недовольно поморщился и с небрежностью отстранил чужое лицо. Изредка шатен ловил себя на мысли о своей жестокости. Да какая разница, добро и зло, милостивость и жестокость относительны. Тем более, сейчас, когда тот делает это для сохранения собственной репутации и беспорочности, отвержение, если можно так назвать, идёт во благо. — Я не понимаю, чего ты от меня хочешь, — он произнес это с дежурной натянутой улыбкой, пристально смотря блондину в лицо, как бы намекая: ему пора успокоиться или уйти. Тем не менее, одного взгляда на эту сладенькую ухмылку оказалось достаточно, чтобы понять — он та ещё шлюха, не раз разбивавшая сердца и совершенно не считающаяся с претензиями обиженных, брошенных им парней. Аластор криво усмехнулся, но вовремя растянул губы в приветливую и несколько смущенную улыбку. Пусть он не был секс-бомбой, и комплименты Мартина явно отливали масляной лестью, улыбка придавала его лицу некую одухотворенность, которая выражалась в тихо сияющих карих глазах и почти материнском взгляде. Фармагум недовольно надувает губы, смотря на того крайне обиженным взглядом. Он привык добиваться всего, чего его грешная душенка захочет, и обычно парень добивался этого. Однако, сейчас его разочаровывало то, что слизеринцу наплевать на того. Энтони мог бы себя, как обычно делают все порядочные люди: поставить себя на место тех людей, чьи сердца он разбил и продолжает разбивать, начать сожалеть — но, увы, такое не случится. Ему начхать на мнение людей, которые его не касаются как физически, так и косвенно. Он замечает взгляд, который так и молвил, что блондину пора свалить, но когда он поступал так, как ему говорили? Разве что, когда Снейп его выгонял с урока... вот поэтому юноша укладывает голову тому на грудь, смотря на того спокойно, как ему не свойственно и тем самым показывая, что не уйдёт. Блондин вздыхает и подпирает голову рукой, локтем упираясь о его грудь, осматривая того и где-то под себя подмечая, что все-таки тогда у него не случилось никакого помутнения. — Fuck me, daddy.. ~ Отвечает вполне с обыкновенным для него лицом, ухмыляясь и похабных смотря на парня. Аластор взял бледную руку юноши и легонько прикоснулся к ней губами, не отводя взгляда от его карих глаз. Улыбка до сих пор не покидала лицо шатена, дабы немного расслабить товарища, потому как чувствовал, что сложившаяся ситуация успела немного потрепать ему нервы. — Да-да, конечно. Я в корне изменю мировоззрение, стоит лишь тебе вымолвить два слова, — с некой теплотой произнес он. Отпустив ладошку, Ал немного изменился в настроении: — Как жаль, что это не так..~ И вновь короткая тишина. Можно было услышать дуновение ветра за окном, заполошный стук сердца, его ровное, спокойное дыхание. Ал решил даром время не терять и сомкнул веки: притворившись спящим, наверное, можно было бы избавиться от навязчивого внимания гриффиндорца с его недотрахом. А что остаётся? Хотя... он в любое время мог сбежать от блондина, пф-ф, он же Аластор! Возможно, после этого случилось бы что-то весёлое и заняло бы хоть одну страницу его дневника удач. Но поразмыслив с минуту, пришел к выводу, что пусть лучше эта страница останется пустой, то есть, заполнится чем-то другим, менее интересным. Блондин удивлённо смотрит на того, хлопая глазами и немного покраснев. Сказал он это по приколу. А что ему? Что терять? Он и отсосать предлагал парню. Правда ему отказали, но перед этим пребывал пару секунд то ли в прострации, то ли в обдумывании ответа или самого предложения. Но сие доставило Энтони лишь некое удовольствие, ведь любил он своеобразно удивлять. Хотя это с натяжкой можно так назвать. Гриффиндорец тяжело вздыхает, получая ответ от шатена. Он не спешил отвечать сразу, лишь отвёл взгляд в сторону окна, а потом посмотрел тому в карии глаза, прищурив слегка свои. — Жаль, — лишь промовляет тот, вновь отводя взгляд на белые стены лазарета, как будто пытаясь найти ответ на фразу слизеринца. Похоже, нашел. — Но знаешь, ты же меня до сих пор не скинул с себя... Невзначай проговаривает кареглазый, вспомнив, что все-таки лежит на том без всякого, и его до сих пор не скинули на холодный и такой же белый кафель. Он замечает, как Аластор прикрыл глаза, делая вид спящего. Фармагум мог отличить, его как минимум, спящего, видел же все-таки. Так-то его не мучил недотрах. Он переспал в прошлом году на каких-то праздниках, сам не помнит каких, с какими-то девушками. Инициатива была не Энджи. Он был в стельку, ведь напивался бывало и с двух бокалов полусладкого. Вот поэтому толком и не помнил, что точно тогда было. С парнями он не пробовал. Возможности и желания не было. А сейчас было второе, но не было первого. Аластор, хоть и понимал, что его надежды обернулись в крах, по-прежнему никоим образом не подавал признаков «присутствия кого-либо дома», предпочитая держать глаза закрытыми, язык за зубами, рот под замком. Однако в головушке зарождались мысли крайне провокационного характера: вдоволь поиздеваться над товарищем, после чего оставить мучиться в одиночку с рукой-подружкой. Но если вдруг что-нибудь пойдет не по плану, будет хуже вдвойне. В первую очередь ему же самому. Дьявол! Как же затекли конечности. Держать на себе 60-килограммового пацана — занятие не из приятных. Слегка подвигав ногами, дабы хоть самую малость изменить положение, шатен тихонько рыкнул, осознавая безуспешность попытки. — Ты не даёшь мне перевернуться. Голос звучал с типичной для его персоны ледяной хо́лодностью, однако сейчас, кажется, стал отдавать металлической суровостью, — один из тех самых «дрянных» признаков, когда дела обстоят катастрофически плохо. Слизеринец даже сейчас, вымолвив эту фразу, не раскрыл очи. В таком случае и до слабоумного дойдет: плевать он хотел на гриффиндорца и его жалкие аргументы в собственную защиту. Не скинул? Да, не скинул. Но лишь оттого, что старания не увенчались успехом. Как же хотелось высказаться. Но он не должен оправдываться. Нет, нет и нет.