House of Memories

      Фармагум удивлённо смотрит на смеющегося парня. Обычное явление, вы бы могли подумать, но звучал этот смех не по-злому, не наигранно, а просто искренне. Да и был он очень приятным на слух, а не как бывает, что режет уши. Гриффиндорец немного краснеет, смотря на того, а после переводя взгляд на уходящую медсестру. Хотелось пить после этого дер... Кхм. Лекарства. Он-то толком и не пил сегодня, если не считать бутылку воды, что он выпил утром перед уроком, как и ел. Пропустили же они завтрак и обед с ужином. Живот побаливает, но можно и пережить. Не неделю же голодать, как иногда бывало.       Энтони посмотрел вновь на шатена, когда, по-видимому, к нему обратились, улыбаясь.       — Галстук? Ну, хорошо.. — как-то недоверчиво на удивление проговорил он, развязывая и снимая его с рубашки. Как-то было непривычно без него, даже прохладнее стало, хотя окна были закрыты, да и на улице было тепло. Сентябрь же еще.       Прозвучало согласие или, если быть более точным — одолжение; «ну» — междометие чрезвычайно противное по природе своей. Однако шатен уже не слушал блондина, довольно быстро потеряв к нему интерес: теперь взгляд оного был прикован к необычной коробке. В том плане, что сам факт её пребывания в лазарете казался более чем странным и непонятным. Кроме того, она не была похожа на те коробки, которые часто используются в качестве хранилища различных медицинских препаратов и травяных настоев.       Ранее Энджи не заметил эту коробку, хотя взгляд бегал по всей больничной палате. Когда к нему потеряли буквально за секунду интерес, он лишь фыркнул, скрестив лапки на груди. Ну и хам, да и еще переменчивый. Парень опирается руками о кровать, пытаясь посмотреть что же там такое было, но из-за спины Аластора не выходило. Он лишь помахал головой в разные стороны, услышав вопрос. Не думал Энтони, что это хорошая идея, ведь там могло быть что угодно: начиная от обычной начинки и заканчивая алкоголем. А последнее бы ему зашло...       Сделав неопределенный жест рукой, Аластор поднялся с постели, подошёл к неопознанному объекту, дабы проверить на наличие каких-либо интересных штучек. Результат порадовал грешную душонку слизеринца.       — Как думаешь, стоит того? — спросил он, фактически намекая на то, что прямо сейчас собирается съесть чужие сладости. И, не дожидаясь ответной реакции, отправляет в дальний путь первого «пассажира». Попробовав, выразил на лице абсолютное блаженство. — О_ень вку_н_ — промямлил он с набитым ртом, быстро проглатывая еду, и, сделав вид, что он — довольный ребенок, которому родители купили самое дорогое мороженое за достойное поведение. Да и кто не в курсе, что зачастую он ведёт себя, как неотёсанный ублюдок? — Ну-ка, открой ротик.~       И протянул ему одну конфету — кормит приятеля, словно малого ребенка. Выглядит довольно мило.       — Вкусно, похоже, — увидел по лицу Фармагум, плюхаясь пятой точкой на койку и облокачиваясь спиной о большую подушку. Он удивлённо смотрит на слизеринца, что подошел к нему и закинул ему в приоткрытый рот конфетку. Действительно хорошие. Вкус очень приятный, пряный такой.       Но аппетит и былое позитивное настроение резко пропали, будто их и не было, и их заменила абсолютная ноющая пустота. Пустота, эхом отдающая в легкие, пустота, которая затягивает. Пустота, от которой умирают. В горле застрял ком, и Ал не может понять, хочет ли он расплакаться или рассмеяться.       Блядское чувство.       Улыбается, глотая еще одну, одновременно с этим подобно сломанной игрушке, перманентно мотает головой, возможно, пытаясь показать, что ему нравится, возможно, пытаясь доказать самому себе, что все хорошо. Все хорошо. У клоунов не может быть плохого настроения.       Вдруг, как ему показалось, шатену поплохело, и гриффиндорец лишь обеспокоенно посмотрел на него.       — Все нормально?... — задал вопрос тот, положив на плечо того ладонь, а после хмурится, убирая руку и скрещивая руки на груди, что вошло уже в привычку за день. Блондин жмурит глаза, после приоткрывая лишь один и смотря на парня.       — Твое лицо такое обеспокоенное, ха-ха! — он беззаботно улыбается, как ему и следует, и произнести слова выходит не с первого раза. Голос жутко хрипит, но он успешно это игнорирует. Игнорирует, ощущая, как кто-то цепкими ногтями вцепился в его затылок, озлобленно дыша. Надеется, что не сошел с ума. — Выглядишь, как будто кто-то умер, — рукой легонько тыкнул Мартина в нос, по-детски высовывая язык. — Все хорошо, солнце? Тогда пора спатеньки.~       Он игнорирует и это «Солнце» тоже, предпочитая не обращать внимание. Оно сорвалось с губ случайно и не по его воле. Садится на свою койку, снимая с себя жилет. Он не любит носить его, ведь тот совсем не подходит ему. Затем быстрыми движениями развязал свой галстук.       — У меня столько приятных прозвищей еще никогда не было, — хмыкает гордо парень, наблюдая с похабной улыбкой на губах за Аластором, что раздевался, сидя на своей койке. — Охо-хо-хо-хо... милый, неужели ты такой скромник лишь на людях, а наедине такой развратник?..~       Садится на свою постель тот, опираясь головой о ладонь и с похабной ухмылкой говоря все это.       Юноша недоуменно приподнял одну бровь, когда приятель так развратно высказался насчёт его довольно обыденных действий. Он знал, что Энтони «голубых кровей», а тому в свою очередь была известна его репутация «девственника-асексуала», но, похоже, обоих ни то, ни другое не волновало от слова совсем. Только вот в силу своих сексуальных предпочтений (которых, напомню еще раз, не было), вряд ли заигрывания Фармагума имели какой-либо смысл для Аластора.       С лёгким выражением досады посмотрев на гриффиндорца, он забрался под белоснежное одеяло. Его взгляд, скрытый тёмной челкой каштановых волос, выражал всё страдание и недовольство мира.       Ал сомкнул очи и, не став желать сладких снов, как того требуют правила приличия — так, из принципа али собственных соображений, — провалился в глубокую дрёму.       Блондин лишь сполна насладился реакцией Аластора. Он клеился и продолжает делать это по отношению ко всем, ведь заняться ему больше нечем, а понаблюдать за недоумением однокурсников — одно наслаждение. Энтони не особо нравилось то, что его объект, так сказать, "обожаний" асексуал и ему параллельно на любой пол. Даже натурала бы он запросто благодаря своей внешности смог бы поставить не на тот "путь", однако, как действовать с асексуал он не знал. Парень хмыкает, когда понимает, что тот с тем же пофигизмом залазит под одеяло и уже собирается спать. Он мог бы вообще подойти к тому и продолжить то, что начал еще днём, но может шатена действительно устал и лучше его оставить в покое? Опять началось...       Заметив, что его товарищ заснул, Фармагум и сам залез под одеяло чуть ли не с головой, ложась на спину, а потом, переворачиваясь на бок.       — Спокойной ночи, — тихо говорит тот по привычке и проваливается в царство Морфея.

***

      Когда слизеринец пробудился, до вечера все равно было еще очень далеко. Миссис Помфри уже примчалась на свой «утренний пост», вручила два пакета: один с чаем, другой с кофе, покрутилась около больного да убежала. Он с десять минут понежился на пуховой перине, после встал и сделал кофе, и в ознаменование новой, утонченной жизни выпил его без сливок и сахара. Было горько и невкусно, зато богемно.       Аластор сел у окна, попытался высмотреть на пасмурном небе хоть один, даже самый тусклый лучик солнца, но не высмотрел. Даже расстроился. А потом сказал себе: ну и правильно. Чем угрюмей, тем лучше.       После утреннего кофе обычно наступала, так называемая, учебная пора, когда ты вынужден целый день бродить по бесконечным хогвартским коридорам, перескакивая с одного кабинета в другой, занимаясь зубрёжкой (ну или делая вид) и так далее, и тому подобное. Однако он официально освобождён от всей этой дневной рутины, пока головушка не просветлеет окончательно. С одной стороны, это, разумеется, играло на руку, а с другой сильно досадовало.       Книги он любил больше всего, так что сейчас оторвать его от чтения было практически невозможно: если Аластор и брался читать книгу, то углублялся в чтение целиком и полностью. На удивление, когда он читал, то выглядел завораживающе. Тёмно-карие глаза, что быстро бегали по строчкам книги, тонкая линия губ, что медленно шевелилась, в беззвучном шёпоте — в этом, стоит признаться честно, что-то было.       Энджи обычно мог проспать и до обеда, если бы не будильник, а как такого не было, если исключить бегающую миссис Помфри. Обычно в его комнату забегала сестра, когда не могла что-то найти и искала где угодно, даже под своим братом, а сопровождалось это криками о том, что она опаздывает и лучше бы ты, братик, помог мне, а не спал и видел 7 сон! Так что спустя кучу таких инцидентов он смог с лёгкостью не обращать на подобное внимание.       Проспал он до часов 10-11. К этому моменту его койка приобрела не лучший вид, как и его кровать каждое утро. Одеяло наполовину спадало с кушетки, подушка была перекошена, простынь смята, а сам парень одну руку положил на это бедное одеяло, а другую закинул на подушку, рубашка вообще задралась вверх, обножая живот. Когда же он все-таки приподнялся, то кое-что изменилось: одеяло вообще упало на плитку или кафель, рубашка оказалась там где должна быть. Зато волосы были не слишком и "орбиты жизнью", лишь чёлка была сзади, а не спереди, прикрывая глаз. Гриффиндорец трет глаз одной рукой, другой же глаз пытается приоткрыть и осматривает помещение.       — Утро... — тихо произносит тот, зевнув.       Аластор, увлекшись любимым занятием, сперва даже не расслышал приветствие. Вообще его интерес к Энтони угас так же резко, как и появился. По всей видимости, действие любовного зелья стремительно сходит на нет, о чем сам шатен, кстати, не догадывался до сих пор.       — Утречка.~       Произносит он, мельком глядя в сторону гриффиндорца и снова опуская взгляд на книгу, раскрывая её там, где торчал кусочек бумаги — закладка. Парень нашел её ещё внутри, видимо, оставил прошлый владелец.       Но даже несмотря на наличие литературы и компании в лице Фармагума, молодой человек буквально помирал со скуки. Белые стены и того же цвета потолок надоели, но лазарет покидать запрещали, к сожалению и огромному недовольству парня.       Вроде бы, чтение в тишине должно было расслаблять, но почему-то Ала оно напрягало. Молчание, пусть и было привычным, порой очень сильно давило на голову и создавало внутри некоторый шипящий шум, вызывающий дискомфорт. И это ощущение пришло опять, от чего шатен нахмурил брови и приложил одну руку к виску, потирая его и судорожно вздыхая время от времени.       Такие фантомные головные боли бывали редко, но они имели своё место в жизни юноши.       На недоброжелательное "утречко" гриффиндорец нахмурился и надул губы, обиженно их надув. Ну и ну. Вчера к нему клеился, а сегодня, хоп, и нет интереса. Вот же хам...       — Вот же ты хам, Ал.. — повторяет мысли в слух Энтони, поднимаясь с кровати и обуваясь, чтобы не ходить босиком по холодному кафелю, но не завязывая шнурки на туфлях. Вообще, он уже в который раз повторяет это оскорбление в сторону слизеринца. В скором для него это может быть станет чем-то родным...       Сидя на кровати, Фармагум подтягивается, прогинаясь в спине и вытягивая руки вверх, при этом прикрыв глаза. После этого он зевает, прикрывая рот кистью.       Блондин встаёт с кровати и подходит к шатену, опираясь о подоконник и заглядывая в книгу.       — Всю ту же читаешь...       Как-то вдруг произносит он, понимая, что сказал мысли в слух, но да ладно.       — Неужели тебе компания книги больше нравится, нежели я?... — грустно произносит тот, голову положив на плечо и будто всхлипывая. — Вот же ты эгоист...       Актер без Оскара вытирает невидимую слезу, грустно и тяжело вздыхая и выхватывая книгу из рук быстренько, отбегает от Аластора, смотря на того и по-злому усмехаясь.       Аластор с поразительной стойкостью выдерживает все сюрпризы, что преподносит ему надоедливый приятель, будь то тошный флирт али мерзкие прикосновения. Употребляя столь «сильные» определения, мы вовсе не желаем преувеличить: узрите же истинные эмоции во всей красе.       Поначалу он расправлялся с ним единственно-верным способом — игнорированием, однако, лишившись своего главного сокровища на данный момент, терпение стало иссякать, а оно, как нам известно, не бесконечно. В конце концов, слизеринец лично отвечал за сохранность книги и в случае чего именно он будет нести ответственность. И потом докажи ещё, что ты её не терял.       Шатен бездумно смотрел в потолок, краем глаза отмечая, что Энтонт и не думал оставлять его в покое. Однако в кармане брюк прячется складной нож, который Ал выменял ещё давно у кого-то за несколько значков. Можно было бы пригрозить, бесшумно, но весьма действенно — жаль устав школы не позволяет. При одной мысли о том, чтобы пустить его в дело, на губах появляется уродливая болезненная улыбка, и парень поспешно прячет её пальцами, прикрывая устало глаза.       — А лисы ведь не превращаются в прах после выстрела… — произнёс как-то обречённо, склоняя голову вбок и словно задумавшись о своём.       Блондин удивлённо приподнимает удивлённо бровь, смотря таким же взглядом и обдумывая фразу, сказанную парнем. Как бы Аластор часто говорил таким образом, но слышал он это краем уха, не понимая о чем идет речь и все в этом духе. Энтони хмыкает, крепче держа книгу и даже не думая отдавать книгу обратно.       Не понимает никаких намёков тот вновь, если они есть в этой фразе.       — О чем ты? — хмыкает парень, закусывая внутреннюю сторону щеки, не понимая, почему его начинает напрягать вся обстановка здесь. — Эй? Оглох? Или нечто другое?~       Вновь пошло отшучивается, наклоняя торс вперёд и склоняя голову к плечу, прикрывая глаза и усмехаясь. А после выпрямляется, думая закинуть руки за шею, держа в одной из них книгу и спокойно уйти, по крайней мере, выйти из лазарета и заставить пробежаться обоих.       Волосы полностью закрыли очи. Во тьме сверкнули два красных глаза, а человеческая фигура вмиг стала до ужаса безобразной. Шаги у Аластора неслышны. Походка у него кошачья, так говорят — не подойдёт, не услышишь, как дышит за твоей спиной. Ладони предательски вспотели, а сердце оглушительно билось в ушах, почти сотрясая грудную клетку. Очутившись вблизи гриффиндорца и найдя в кармане серебряный нож, угрожающе приставил его к чужой щеке.       Энтони краем глаза успевает заметить блеск от ножа, но не успевает достать палочку, чтобы выбить его из руки шатена, лишь положив руку в карман, понимая, что, сука, мантию оставил и вообще не думал, что произойдет нечто подобное.       — Воу... Это угроза?       Вновь пытается пошутить в этой ситуации гриффиндорец, ломанно усмехаясь шатену и думая, что делать. Если извиниться и отойти, то он унизится, а если нахамит, то вероятность умереть тут же возрастает, так что... нужно удивить и выбить из колеи.       Издавна шатен перестал удивляться чему-либо: ни гомосексуалам с накрашенными рожами, ни транссексуалам с жутко неестественными лицами, ни миловидным дамам с привычкой одарять его лучезарными девичьими улыбками — он готов убить их всех. Кому-то хватает пробирающего насквозь взгляда, а кому-то Ал просто расшибает ногой череп, пригвоздив к земле (крайне бережно, ласково и нежно, благодаря учтивости обошлось без жертв так таковых).       Он не пользуется магией, чтобы навредить — просто не подпускает тварей к себе.       — Отдай книгу. Ты же хороший мальчик?~ — садист усмехнулся. Голос звучал тихо, но так и пробирал до самых костей.       Фармагум приопускает голову, хищно усмехнувшись, а потом проводит языком по ножу, гладкой его стороне, смотря тем самым взглядом, когда человек, что находится на месте юноши находится не в лучшей позе и занимается нехорошим делом.       — Да... папочка.~       В ответ произносит тот, но добавляет еще:       — А ты мне что?~