Вечная весна.

Кто-то постучал в дверь. Я подошла к двери, открыла и передо мной стоял Марис. — Привет, солнце! — сказал он и протянул мне букет роз. — Привет, спасибо большое. В знак благодарности я поцеловала его в губы. Марис прошел в комнату, а я пошла ставить цветы в вазу на кухню. Из гостиной я услышала: — Устраивают вечер встреч. — Каких? — Деятелей театра. — Какие приглашены? — Сатира, Большой, Маяковский и еще какие-то… Мариинский вроде. — Ты пойдешь? — Пойду, но останусь ненадолго. — А чего? — Да, к семье надо… Ты пойдешь? — Пойду. Будут танцы? — Полонез, мазурка… Как обычно. Большой ведь все устраивал. — засмеялся он. Я вышла в гостиную. Он сидел на диване. — Я приучил в тебе любовь к танцам? — спросил он. — Приучил, не только к танцам! Марис притянул меня к себе. — Не нужно было тебе говорить. — Почему? — Тебя будут приглашать на танцы другие мужчины. — А ты будешь приглашать других женщин. Марис посадил меня к себе на колени. — Ну, я же должен тебе отомстить. — перешел он на интимный шепот. — Да? — Да. Он начал стягивать с меня блузку и целовать плечи. — Думаешь, только ты можешь ревновать? — Я никогда не ревную! — Ага… Он увлек меня на диван, где мы провели около часа. Когда он стоял и одевался, спросил: — Тогда встречаемся вечером? — Ага. Во сколько? — Как обычно — в 5. Марис вышел из квартиры. — Быстро нагостился. Я собрала все вещь для вечера. Черные укороченные брюки со стрелками, белая блузка и черные туфли. В дверь снова постучали. — Ну, давайте, теперь будем по очереди ходить. Я открыла дверь. — Привет, маленькая! Андрюша зашел ко мне и нежно поцеловал в щеку. — Как дела? Слышала про вечер? — Да, ты пойдешь? — Конечно, почти весь наш театр пойдет. Давно не устраивали таких вечеров. А ты пойдешь? — Да. — И Марис? — И Марис. — Катя тоже пойдет. Но я уверен, что у меня получится выхватить тебя на танец. — улыбнулся он. Андрей снял куртку и прошел в гостиную. Он сел туда же, где сидел Марис. — Алёнушка, я такой голодный, накорми меня, пожалуйста! Андрей выглядел, как маленький мальчик. Такие же милые глаза, обаятельная улыбка. — Пойдем! Андрей вскочил и пошел за мной на кухню. — Что ты хочешь? — Что-нибудь… — Есть суп, салат… — А у тебя колбаса докторская есть? — перебил он меня. — Есть, ты бутербродов хочешь? — Да, с чаем. Я нарезала хлеб, колбасу. Соорудила бутерброды и налила чай. — Спасибо большое. — сказал он и принялся за бутерброды. — Как дела? — Все хорошо, у тебя как? — Да, нормально вроде. — Опять грустишь. — Нет. — Я вижу. — Не сердись, Андрюша! — села я рядом с ним, гладя по руке. — Как не сердиться? Ты такая печальная, а совсем мне не объясняешь, ты говорила о проблемах, выговаривалась, а все равно грустная! Разве, если сказать о проблемах, они решатся? Может и станет легче, а, в принципе, ничего и не изменится. — Ты задумалась. Расскажи мне. — Все хорошо… Я всегда такая. — Где же эта девочка? — Какая? — Та, с которой я гулял вечерами, что-то придумывал, решал математику. Как я хочу снова стать подростком! — Я тоже. Я засмеялась, потому что вспомнила, как мы вместе решали математику. Он приходил ко мне домой, я раскладывала все листочки, учебники, я решала за него, а он смотрел… и мешал мне. Он постоянно хотел целоваться. Я ему угрожала, что, если он не прекратит, будет решать математику сам. Он прекращал, но возобновлялся снова. И так было всегда. — Что-то вспоминаешь? — У меня, когда вспоминаю, другое лицо? Андрей засмеялся и положительно кивнул. Он доедал бутерброды, запивая их чаем. — Можно до вечера я останусь у тебя? — Оставайся. — Можно я пластинки поставлю? — Поставь. Андрей вымыл руки и пошел в гостиную. Я медленно ходила за ним. — Я так не хочу, чтобы Катя была… — Почему? — Ну, мне же нужно всех женщин потрогать! — засмеялся он. Он сел на корточки и выбирал пластинку. Я села на пол рядом с ним. — Сгубит тебя твое женолюбство! — Меня уже сгубило. — Да? — Да! Я теперь одинок и несчастен! — Почему? — Мы отдельно друг от друга! — А-а-а. Андрей поставил пластинку. Зазвучал Армстронг. — Иди сюда! — он встал. — Зачем? — Сейчас будет репетиция! Он схватил меня за руку и поднял. Он руку положил на талию, другой смахнул челку со лба и взял мою ладонь. Он стал покачивать меня из стороны в сторону и с каждым разом все сильнее и сильнее. Как-то это переросло в танец, который нам очень нравился и который заставил меня смеяться. — Ура! — вскрикнул он. — Это ненадолго! — Даже если так? — сказал он и стал целовать мои руки. — Ну… — замялась я. Андрей поднял меня, чтобы я обхватила его талию ногами. Так я и сделала. Его руки лежали у меня на попе, а мои обвились вокруг его шеи. Он целовал меня в щеки и страстно что-то шептал на ухо. Он до сих пор покачивался. Улыбался. — Я тебя люблю! — твердил он. — Я тоже тебя люблю! — в ответ прошептала я, закрыв глаза. Разве я достойна таких сладких и нежный моментов. Будут ли они еще у меня? Надеюсь, что будут. Надеюсь, что я могу почувствовать себя такой же счастливой как сейчас. Я чувствую, как его губы касаются моих губ, щек и нежно что-то нашептывают. Нашептывают какие-то признания. — Солнце, я люблю-люблю тебя! Как я по нему скучала. Всю жизнь. Каждый час. Каждую секунду. Я заводила себе кучу любовников, любила до беспамятства, от одного к другому, от другого к третьему… А все зря. Я все равно не чувствовала себя счастливой. Я выпивала бокал до дна и бежала за вторым, выпивала его, выпивала все… Все зря. Я внушала себе, что больше не люблю, внушала, а не получалось, когда я его видела я загоралась снова. Чтобы загасить любовь к нему, бежала снова к ним. Они привыкали, они давали, что я просила. Они понимали зачем. Все рядом понимают, но прикидываются. — Маленькая, всю жизнь тебя любил. Больше никого! Какой я дурень! Почему? Почему я тогда не послушала? Почему не узнала? Все было бы по-другому. Все было бы лучше. — Ты опять о чем-то думаешь. Позволь мне отвлечь тебя. Он стал страстно целовать меня, жадно скребя руками по моему телу. «Это все мое» — чувствовалось в его действиях. Он гладил спину, попу, ноги, целовал, отвлекался, что-то шептал и снова целовал. Я отстранилась от него и притянула к себе на пол. Он подложил что-то мягкое, чтобы было удобнее. Меня не особо это интересовало. Я гладила его роскошные волосы, жадно целуя. Мне хотелось напиться им за всю свою жизнь. Я выгибалась под ним, что его жутко возбуждало. От удовольствия я закидывала руки ему на на голову и притягивала к груди. Он сжимал объятиями мою талию. Я хватала его за плечи, боясь, что он может уйти от меня, а он еще сильнее прижимался ко мне. От него становилось очень тепло, даже жарко. По его спине бежали струи пота. Он брал меня за талию своими крепкими руками, для удобства, прижимал к себе и держал. Я вжималась в его грудь. Когда мы лежали уже на диване, я двигалась к нему и лежала на его плече. Он молчал. — То что происходит со мной — это за гранью фантастики. Такой потребности в человеке, я никогда не испытывал. Эта потребность распаляется по всему телу. Я стала цитировать: Женщины, когда вы замечаете, что возлюбленный ласкает вас нежнее обычного, обнимает более страстно, чем всегда, когда он прячет лицо у вас в коленях, а потом, подняв голову, глядит на вас увлажнившимся, блуждающим взглядом; когда наслаждение лишь распаляет его желание, когда он поцелуями заставляет вас умолкнуть, словно боясь услышать ваш голос, — не сомневайтесь: он понятия не имеет о том, что вы здесь; в этот миг он лицезрит свою несбыточную мечту, а вы лишь придаете ей плоть и кровь, исполняете её роль. Немало горничных насладилось любовью, внушенной королевами. Немало женщин насладилось любовью, внушенной богинями, а весьма заурядная действительность нередко становилась пьедесталом для идеального идола. Вот почему поэты обычно избирают возлюбленных из числа жалких замарашек. Можно десять лет кряду спать с женщиной и так и не увидеть её ни разу — такое случалось со многими гениальными людьми, чьи связи с низкими или ничтожными женщинами дивили весь свет. — Люди хотят видеть идеал, а я уже вижу. — сказал он. — Давай одеваться, скоро вечер. Андрей схватил меня за руку и сказал: — Люблю тебя! — Я тоже! Мы оделись и выехали. Мы ехали на него машине. Он гладил мое колено и напевал песню. — Мы только выехали, а я уже скучаю по тебе. Андрей удивленно посмотрел на меня и спросил: — Что это значит? Я засмеялась. — Я понял. — улыбнулся он. Он от колена перешел к внутренней части бедра и нежно продолжал гладить. — Ты обижаешься на мою мать? — За что? — За тот случай? — Нет. — Правда? — Правда. — Не обижайся, пожалуйста. Я не позволю, чтобы мои любимые женщины жили в разладе. От словосочетания «Мои любимые женщины» пошли мурашки по коже. Андрюша это заметил и улыбнулся. — Надеюсь, ты не заставишь меня ревновать? — спросил он. — Заставлю, а как без этого? — Что значит, как? — Каждому человеку нужна эмоциональная встряска. Если девушка или мужчина будут вести себя однообразно, их отношениям конец. — Значит — могут быть и плохие моменты? — Обязаны быть! — А если они разладят отношения? — Ну, если люди умные, то не разладят. Мы приехали. Вышли из машины и вошли в здание. Огромная комната с высокими потолками, люстрами из хрусталя, накрытыми столами и места для танцев. Очень светло и уютно. Чувствуется, что собралась элита. Если бы… Завистливые дамы, который готовы выколоть тебе глаза, гулящие мужчины-алкоголики… Все как у всех. Театры расселись по разным столам. Я села к своему театру, где забраковали на меня место рядом с моими подругами. — Где была? Опять с мужиками спала? — Ага. — Видишь там артиста? — Ну, вижу. — Надеюсь, что сегодня я уеду не одна. — Давай, успехов! Моя подруга стреляла глазами этому артисту, который принимал ее знаки внимания. Через несколько минут к нам присоединился Степан Григорьевич. Сегодня он грустнее обычного. Сзади нас слышался гул голосов, бокалов, слышались крики, пьяные возгласы и пошлые звуки. Мы обсуждали новые постановки и наш театр казался спокойнее всех. Я чувствовала на себе взгляды многих мужчин. Все хотели сорвать куш. Особенно два мне знакомых артиста, которые не спускали с меня взгляда. Объявили танцы. По правилам, Марис первый пригласил меня на танец. Сформировалось много пар, которые встали посередине зала и ждали музыку. Зазвучал вальс. Все сгруппировались и начали танцевать. Вышел Андрей… Интересно… Кати не было. Он вышел с какой-то чернявой девой. — Алёнушка, мне придется скоро уйти. — сказал Марис. — Ну кавалера я себе найду! — кокетливо сказала я. Ему нравилась моя кокетливость, он прощал мне за это все и всех. Между танцами были перерывы по 10 минут. В эти 10 минут все выпивали по бокалу игристого или по-крепче, театры объединились, общались на разные темы и показывали себя в лучшем свете. Андрей уже ходил изрядно выпившим и кричала этой черноволосой девице и всем окружающим: — Это моя жена! Жена! Его друзей это веселило, любовниц злило. Марис ушел. Одни танцы заменяли другие, кавалеры тоже заменяли друг друга. На последний танец Андрей подошел ко мне и спросил: — Станцуем? — Станцуем. Мы вошли в круг. Зазвучала музыка. Мазурка. Рисунки заменялись, пьяный дамы что-то кричали друг другу. Андрей нежно целовал мои руки во время танца. После мазурки снова зазвучал вальс. Андрей схватил меня и повел за собой. Он требовал танца. Он притянул меня к себе и положил руки на задницу. — Андрей, что ты делаешь? — скинула я его руки. — Другие могут, а я нет?! — закричал он и стал сжимать ее. — Андрей, ты пьян! — Какая разница?! Другие мужики тебя лапают! Ты как шлюха себя ведешь! Мне стало до боли обидно. Я схватила его за руку и повела за собой. — Стыдно стало? А что-то мужики тебя за все места трогаю, не стыдно? Может еще перетрахаетесь здесь все? Я завела его за угол, где никого не было и влепила ему пощечину. — Стыдно должно быть тебе! Ты опорочил девушку при всех, а я ударила тебя, когда никто не видел. Теперь подумай, кто и нас шлюха. Я развернулась и пошла к выходу. Андрей отрезвел и пошел за мной. — Стой! — Что, еще назвать хочешь? — Алёнушка! Я вышла на улицу и зашла за угол. Резко на меня накинулся Андрей и вжал меня в стену. Он тяжело дышал. — Прости меня! — Зачем? — Алёнушка, не играй трагедию! — А что мне играть? Для тебя это все шутки! — Какая ты тщеславная! — Не тщеславнее тебе, но ты явно сегодня забыл про все рамки приличия. Иди, может, там не шлюхи! — Алёна! — Что? Он впился в мои губы. Я отталкивала его, но он сжимал мои запястья и еще больше прижимал к стене. — Слышишь? — выдохнул он. — Что? — Стук моего сердца. Я прислушалась — и правда! — Ну… — Это совесть! Андрей взял меня на руки и отнес в машину. Мы поехали. — Кто это? — Кто? — Эта баба. — Лёнушка, не обзывай ее. — Очередная, да? Андрей посмотрел на меня и промолчал. — Ты не думай, я не ревную. — А что ты делаешь? А что я делаю? Я не знаю. Я вообще очень противоречивый человек. — Что ты там устроила? — Что я устроила? А ты белый и пушистый у нас? — Ты женщина… — Ярлыки не вешай, я хотя бы не напилась так, что лыка не вязала. — Но я ведь трезвый! — Если бы я тебя не ударила, ты бы до сих пор шатался. Андрей вздохнул. — И не вздыхай! — Алёнушка, ну, прости! — ласково улыбнулся. — Кабель! Ты же знаешь, что я прощаю тебя, когда ты улыбаешься. Андрей засмеялся. Он отвез меня домой. Стоя на пороге, он сказал: — Я поеду домой. Жена уже, наверно, узнала о моих похождениях, что я всех баб потрогал. — И кто из нас шлюха? — Я! — сказал он. поцеловал мне руку и скрылся за порогом. Всё в жизни должно быть в балансе. И хорошее и плохое. Если в жизни будет только плохое — мы сразу заартачимся и скажем, что нам такого не надо. Если в жизни будет только хорошее, это ведь лучше, нам все равно все надоест. Баланс — великое искусство!