Вечная весна.

Мой мужчина.

Торопливо собрав все свои вещи я поспешила в театр. Первые гастроли. Нас должны увезти на служебном автобусе. Весь состав, который участвует в «Трехгрошовой опере» и в «Ревизоре», собирает все свои пожитки и бежит в театр Сатиры. Как только я переступила порог репетиционного зала, увидела, как на каждом кубическом метре царила суматоха. Гримеры таскали костюмы из стороны в сторону, актеры собирали все свои вещи, Плучек спокойно сидел. Я встала около задних рядов и ждала крика Плучека, который, как звуковая волна, нарастал своим напряжением. — Сели все! — раздался грозный голос худрука. Все бросили свои дела и сели на стулья. Гримеры разложили все костюмы и уставились на него. — Я еще раз спрашиваю, где костюм «Ножа»? — спокойно спросил он. Все молчат. Бедные гримеры. Они все дрожат. Ждут его слов. — Люда? — обратился он к гримерше. — Я… не знаю… — заикалась та. Я тихо прошла за артистами и села рядом с Андреем, который сидел дальше все от Валентина Николаевича. Он был очень расстроен и испуган. Я поцеловала его в щеку. Он вздрогнул. — Что случилось? — спросила я, он обернулся. — Жилетка пропала… — тихо сказал он. Я взяла Андрея за руку и гладила его пальцы. Я сплела свои руки с его и прижалась к его плечу. — Андрей!.. — Плучек снова гневался. — Где жилетка? — Я не знаю, вам совершенно незачем обвинять гримерш… Это я во всем виноват… Я ее потерял… — он очень быстро говорил и заикался. — Мне не нужно твоей защиты! Говори правду! Пока не найдете, никуда не выедем! Говорите! Идиоты! Андрей крепко ухватился за мою руку и съежился. Его глаза бегали. Взгляд пытался поменяться с испуганного на уверенный. Все было тщетно. Он очень сильно испугался. — Тише… — потрепала я его запястье. Он стал быстро моргать, как будто пытался остановить слезы. Но он просто боялся. Боялся не криков… Хотя и это тоже. Боялся, что из-за него все останутся здесь, что придется отменить гастроли. Он не мог такого допустить. Он так не научен. Он честный человек. — Андрей не виноват… — сказала одна из работниц. Андрюша и все остальные резко повернулись в сторону звука. — Это я ее потеряла… — она попыталась сказать это уверенно, но голос предательски дрогнул. — Нет… Нет-нет-нет… — вскочил Андрей. — Это я виноват, я ее забросил куда-то, потому что торопился… Он оправдывался. Не очень удачно. Все поняли, что это неправда.Он расправил плечи. Попытался казаться увереннее. Плучек ударил кулаком по столу и заорал: — Я за вами следить должен?! Вы дети маленькие?! Ты… Миронов! Доиграешься! Это твои последние гастроли! Не твои родители, не твои жены, не твои любовницы никак не смогут повлиять на твою работу. Будешь сидеть в сельском театре! Зарабатывать гроши! Ставить свои никчемные постановки! А вы все! Быстро все встали и пошли искать эту хренову жилетку! Все артисты резко поднялись со своих мест. Все гримеры в панике забегали по залу. Андрей съежился и медленно сел на место. У него в глазах читался ужас. Он прошептал: — За что?.. Я положила ладони ему на лицо. Он был растерян. Он смотрел внутрь себя. Пытался понять, что только что произошло. Его губы вздрагивали. — Я… Не знаю… Где… — Андрюшенька успокойся! Не переживай! Он на эмоциях сказал… — Я не верю тебе… — Поверь, мой хороший! Я чмокнула его в губы. — Побудь со мной… — прошептал он. — Хочешь, я с тобой в автобус сяду? Хочешь? — Хочу… Я взяла за руку Андрея и пошла к гримерше. Он дрожал. Он видел во мне защиту. Не боялся показаться слабым. Он прижимался ко мне, как маленький мальчик к маме, когда ходит в неизвестной местности. Он сжимал мою руку и нервно теребил локоть. — Не бойся, Андрюша… — Из-за меня никто не поедет… Отменят гастроли… — нервно сказал он. — Все поедут и ничего не отменят. — Не поедут… Я подошла к плачущей гримерше. Она закрывала лицо руками. — Что вы плачете? — Из-за меня Андрея наказали!.. — Где вы оставляли жилетку? — Не помню… — сказала она и еще больше залилась слезами. Я огляделась. Все артисты бегали из угла в угол и скандалили. Я направилась вместе с Андреем в его гримерку. Мы шли по коридорам, по которым бежали растерянные гримеры. Искали. Спрашивали. Не видели ли… Всем было страшно. — Где ты ее оставлял? — спросила я, когда мы стояли в его гримерке. — Вот там… — задыхаясь, показал он пальцем на вешалку. Вешалка была пуста. — Мы никуда не поедем… — стал хныкать он. — Тише… Я прижалась к нему. Он оседал на ногах. Его руки дрожали. Так испуганным я его не видела. Его не страшили никакие бытовые вещи. Единственное, чего он боялся — не сможет выйти на сцену, отменят гастроли. Он мог сидеть возле стены, закрыв лицо руками, ругать себя. Никого больше. Только себя. — Что делать? — спросил он. — Не знаю… Пойдем ко мне в гримерку… Снова. Бегущие гримеры, артисты. Они нервно спрашивали: — Вы не нашли? — А там вы искали? — Мы что, никуда не поедем?! Мы не ответили ни на один вопрос, потому что не знали, что отвечать. Мы перешли порог моего кабинета. Окно было открыто. Цветы сирени спокойно разлетались по комнате. Кажется, они нас успокоили. — Я попробую что-то поискать… Я открыла все свои шкафы и стала искать что-то похожее на красную жилетку. На меня летели старые платья, брюки, шорты. Все, что было в этом шкафу. Если бы я не знала, что это за шкаф, я бы подумала, что Екатерина Вторая сошла с ума. Я нашла старую-старую рубаху, которая очень похожа на предыдущий костюм. — Я нашла… Померяй! — я протянула Андрею. Андрея накинул на себя жилетку, стянул на животе и сказал: — Лезет! Я вытерла его редкие слезы и сказала: — Вот видишь, а ты переживал! Когда мы стояли у двери, Андрей прижал меня к стене, тяжело дыша, сказал: — Спасибо тебе. Я очень тебя люблю! Чтобы я без тебя делал! Я поцеловала его. Он гладил мои щеки и покусывал мои губы. Проводил руками по плечам и слегка сжимал их. — Пойдем, утрем нос Плучеку. — сбивчиво сказала я. — Какая ты дерзкая! — хриплым голосом сказал он. — И очень сексуальная. Тебя нужно срочно наказать! — Прямо в гостинице? — Прямо в гостинице. Номер с кем возьмешь? — Одна. — Почему не со мной? — нахмурился он. — Мало ли я буду тебе мешать… — я намекнула. — Если я захочу, чтобы мне никто не мешал, я уйду в другой нумер… Я ударила его по лицу. — Ах! — наигранно вздохнул он. — Ревнуешь? — Нет! Совершенно! — А чего же ударила, чего же бровки нахмурила? — Надо же тебя ударить! — М-м-м… — томительно промычал он. По телу пробежала дрожь. Я провела пальчиком по его скуле. Он вздрогнул. — Пойдем, а то Плучек гневаться будет! Снова суматоха. Снова гримеры. Снова артисты, которые еще не знают, что проблема решена. Мы прошли в репетиционный зал. — Вот ты где, Миронов! Поздравляю, сегодня твой последний день! Собирай манатки! — сказал бушующий голос. — Что?.. — оторопел Андрей. — Валентин Николаевич, не ругайте Андрея! Мы уже все нашли! — вмешалась я. Я протянула худруку жилетку. — Слава Богу! Миронов, если бы не твоя… — задумался он. — Будущая жена. — добавил Андрей. — я удивленно на него посмотрела. — Это был бы твой последний день! Товарищи, Алёна нас выручила! Все развернулись на голос и стали громко аплодировать. Я сделала легкий поклон. Так нас учила педагог в Щепке. Обязательно поклон. Всегда поклон. Все радостно собрали свои вещи и вышли из театра. Валентин Николаевич остановился и сказал: — Спасибо вам. Мы без вас бы не справились! Когда гримеры складывали все вещи в автобус, мы ходили с Андреем около театра. — А если теперь настучат, что ты меня чуть-ли не женил на себе? — спросила я. — Сколько уже слухов обо мне ходит! Сколько женщин со мной было! А когда со мной ты, мне вообще на все все равно. Все равно же мы распишемся. Пусть готовятся. — Что значит: «распишемся»? — Сходим в ЗАГС, подадим заявление. Будем мужем и женой. Я не знала, что ответить. Такой напор сбил меня с мысли. Я зацепилась за грустный взгляд Андрея и перевела тему. — Ты расстроился… из-за Плучека? — робко спросила я. — Да. Честно, я думаю, что он давно хочет от меня избавиться… — махнул рукой он. — Пока я здесь, он точно от тебя не избавится! — Почему?.. — поднял брови он. — Ну, я же имею хоть какое-то влияние в театральном мире. — А… Точно! — он улыбнулся. — Мне кажется, что он… — Что? — Влюблен в тебя. — Нет, Андрей… Нет… — Да. А я его конкурент… И в плане профессии, как ты сказала, и в твоем плане. — Но ты же меня не отдашь ему? — с надеждой спросила я и положила ему руки на грудь. Он взял мои ладони и нежно сжал. — Никогда! Я слишком много тебе сделал и слишком много ждал! А теперь, чтобы кому-то отдать… Никогда! — Даже, если я буду себя плохо вести? — Ну, наказания и пытки еще никто не отменял. — улыбнулся он. — Ты будешь меня наказывать? — Да. Очень жестоко и изощренно! — Идеально! Я не восприняла слова Андрея всерьез. У Плучека куча фавориток. Туда я точно не вписываюсь. Через несколько минут мы занимали места в автобусе. У входа меня выхватил Плучек. — Алёна, вы не хотите занять место со мной? — спросил он, взял меня за руку. — Алёна обещала мне, да? — вмешался Андрей. Он вырос прямо перед Плучеком и забрал из его цепкой руки мою ладонь. Не думала, что Андрей пойдет против худрука. — Да… — неуверенно сказала я. — Ну, что же… Ваше дело молодое! — по-отцовски сказал он. Андрей дернул меня за руку и толкнул в автобус. Мы искали место, куда можем сесть. — Я же тебе говорил! — начал он, когда мы уже были далеко от худрука. — Андрей, он просто предложил мне сесть! — отмахнулась я. — Нет! — твердо сказал он. — Андрей, эта ревность абсолютно беспочвенна! — Он девушек к себе приглашает, а потом трахает их! Беспочвенно? Мы пришли к самым последним местам. — Ты смотри, какое место хорошее… — я сменила тему, — целоваться можно. — Можно! — недовольно буркнул он. Я села у окна. Андрей разложил все вещи и сел ко мне. — Ну, чего ты? — я погладила его щеку тыльной стороной ладони. Он откинул мою руку и отвернулся. Я поцеловала его шею. Из-за воротника выглядывали его шрамы, которые он несколько месяцев назад лечил в санатории. Я расцеловывала каждый шрам и нежно гладила пальчиком. — М? Я же не буду с ним спать… Чего ты обиделся? Он резко повернулся ко мне. — Ты считаешь, что моя ревность абсолютно глупа! Хотя я прав! Он тебя возьмет, а ты и подумать не успеешь! Я обняла его шею и поцеловала в губы. — Малыш… — Не называй меня так! — встрепенулся он. — Хорошо. Он злился. Тяжело дышал. Он всегда сильно меня ревновал. Ко всем. Но тут он переживал. Я чувствовала его защиту, как никогда не чувствовала. Он очень изменился. Теперь не я за себя отвечаю, а он. Кажется, я свыклась. — Андрюша, маленький, я понимаю, что ты обо мне заботишься, но не нужно ведь в такие крайности все загонять! — В какие крайности? Разве это крайность? Разве я не вижу, что он смотрит на тебя? Крайности? Я сорок лет на этом свете живу. Даже больше! А ты меня за идиота держишь! Я как будто не тебе говорю. Сколько уже говорил: «Веди себя приличнее, не заигрывай с мужчинами, они воспользуются тобой!». Ни разу меня не послушала! А я потом хожу из рук старых извращенцев тебя выхватываю! — Тише, успокойся, миленький! — Хватит! — скорчился он. Я прижалась к нему и уткнулась в плечо. Как от него пахнет его одеколоном. Как я люблю его запах. Он положил руку на мою макушку и нежно поглаживал. Смягчился. Даже в этом жесте, я почувствовала его невероятную заботу. — Ты не обижаешься на меня? — спросил он. — Нет. Я отстранилась от него. — Я ведь тебе обидные слова сказал… — он делал вид, что обижался. — А это не обидные слова… Это забота… И мне приятна эта забота. Кто, кроме тебя, будет там ухаживать за мной? — Марис… Я промолчала. Он знал, что я не хочу говорить в его присутствии о Марисе. — Хорошо, не буду про него говорить… — отступился он. Автобус тронулся. Сильный толчок. Все актрисульки вздохнули. Испугались. Кто-то по-настоящему. Кто-то наигранно, чтобы привлечь внимание мужчин. Сразу несколько артисток смотрели на Андрея, который уткнулся в мою шею и посапывал. Они проклинали меня. Особенно яро меня ненавидела Таня. Кажется, если бы набралась смелости, избила бы меня прямо при всех. Но пока со мной рядом мой мужчина, который защитит меня от кого угодно. Теперь я это чувствую очень осознанно. Сложно признавать, но раньше я бы не смогла подумать, что он так будет извиваться под меня. Защищать. Ругать. Он мудрый человек. Мой мужчина. Я пыталась распробовать эти слова. Пыталась принять их. Боялась, но повторяла снова и снова. В разных обстоятельствах. В разных описаниях. Хотелось узнать, правда-ли он мой мужчина. Может, это все глупые надежды… За окном пробегали дома, леса. Пролетали люди. Все спали. Кроме меня и еще некоторых артистов. Не спит Папанов, не спит Менглет… Не спят старые актрисы. Я иногда вспоминаю слова: Запах грима и призрачный воздух кулис, Декораций картонный уют… Но для старых актеров и старых актрис Настоящая жизнь только тут! Слова, которые так греют мне душу. Так сладка для меня их мелодия. Я гладилась щекой о макушку Андрея. Он выключился сразу же, как мы поехали. Совсем устал. Ему нужно больше отдыхать. С каждой ямой он скатывался по мне все больше и больше, пока на упал на мои колени. На очередной неровности автобус вздрогнул. И Андрей. Он резко поднялся и поднял на меня свои затуманенные глаза. — Спи-спи! Он потер глаза, ровно сел и прижал меня к себе. — У тебя что-то болит? — спросила я. — Голова, но скоро пройдет. Она частенько стала болеть… — Может в больницу? Таблеток попьешь. — Она у меня проходит. Обычные мигрени… Поспи ты! Я тебе все коленочки отдавил. Отдохни! Я прижалась к его груди. — Андрей? — М? Я долго не знала, что у него спросить. Просто хотелось услышать его. Слушать его. Его голос. Его бархатистый голос. Но так боязно спрашивать его о любви. Боязно, что все уже давно прошло. Я не хочу терять это счастье снова. — Я тебя люблю! — сказала я. Я чувствовала, как он улыбался. Я решилась. — Ты меня хоть немного любишь? — робко спросила я. — Конечно! Водитель включил радио. Я вскочила. — Ты не будешь спать? — спросил Андрей. — Как же я могу спать, когда звучит такая музыка? Андрей улыбнулся. Он наблюдал за тем, как я осматриваю весь автобус и качаю ножками в такт музыке. Через несколько минут я почувствовала усталость, прикрыла глаза и легла на колени Андрея. Изредка я чувствовала, как Андрей проводит ладонью по моим волосам и убирает прядки за ухо. Я услышала мягкий и ласковый голос, который сопровождался нежными поглаживаниями. — Сонечка! Просыпайся! — ласково сказал Андрюша. Я поднялась и увидела, как все артисты выходят из автобуса. — Уже? — заспанным голосом сказала я. — Да, ты хорошо поспала! — Надеюсь, что не храпела… — Нет! — засмеялся он. Андрей забрал наши вещи и мы пошли в гостиницу. — Номер со мной будешь брать? — еще раз спросил он. — Нет, я возьму свой. Андрей нахмурился, но промолчал. Он стоял за мной, когда мы получали ключи от наших комнат. — Не передумала? — Нет. — Хорошо. — вздохнул он. Когда я была в своем номере, я спустилась по стене на пол и закрыла лицо руками. Все, что накопилось во мне вытекало с моими слезами и глушилось тихими стонами. Я зажимала рот рукой, чтобы меня не было слышно. Корила себя за то, что не взяла комнату с Андреем. А потом стала себя жалеть и успокаивать. — Меня даже никто пожалеть не может! — агрессивно сказала я кошке, которая заглядывала в мое окно. После полуторачасовой истерики я выложила все вещи и легла спать. Если бы не моя боязнь темноты, может быть, я бы заснула сразу. Я сплю только со светом. Потому что мне страшно. За стеной послышался храп. Я стала рыдать из-за боязни темноты и храпа. Я вытирала слезы и успокаивала себя. Била кулаком о кровать и капризничала. Я решила, что пойду к Андрею. Но совершенно не решила, что буду делать, если он будет там не один. Я забрала свою подушку и одеяло, вышла в коридор. Пройдя несколько дверей, я постучалась в номер Андрея. Послышался шорох. Он там не один? — Да-да? Я открыла дверь. Перешла через порог и посмотрела на кровать, где Андрей лежал. Один. Читал газету. — Ты чего не спишь? — спросил он. — Мне страшно… — тихо сказала я. Он свернул газету, улыбнувшись, сказал: — Страшно? Я же говорил: «Давай номер возьмем один!». Чего ты не послушалась? — Не знаю. — А чего с глазками? Ты плакала? — Мои соседи храпят… — А, понимаю. Ты больше всего это не любишь… Ложись ко мне, раз пришла. Я прошла к нему, положила подушку, накрыла себя одеялом и легла на него. Я очень люблю спать на нем. Может, сначала ему было неудобно, потом он привык. Требовал, чтобы я ложилась. Потому что понимал: если я ложусь, значит со мной все хорошо. Он крепко меня обнял. — Будешь теперь меня слушать? — спросил он. — Нет. — Капризуля! Я обхватила руками его талию и уткнулась в грудь. Как приятно засыпать с ним. С любимым человеком. Как приятно чувствовать его дыхание, стук его сердца. Когда я уже засыпала, решила спросить: — Ты, правда, мой мужчина? Андрей улыбнулся. Я видела его улыбку даже в темноте. — Правда. — сказал он. — Точно? Ты меня сейчас не обманываешь? — Нет. Ты моя самая любимая женщина! — Ну, не я… — А кто? — он приподнял голову. — Мама… — прошептала я. Он, не задумываясь, ответил: — Ты! Только ты! Больше у меня никого не существует! — Если, ты говоришь, что я… Я ведь возгоржусь! — Ты? Нет! Не возгордишься! — Ну, да… Я поднялась на локтях и нависла над ним, водя пальцем по его грудной клетке. — С тобой мне совсем ничего не страшно… Даже, когда твои женщины прожигали меня глазами, я совсем не боялась. — Потому что ты смелая. — Нет. Потому что ты меня сможешь защитить! Я это уже поняла. Он улыбнулся. — Я буду защищать тебя всю жизнь. — ласково сказал он. — Ты даже в третьем классе меня защищал. — Ну, я же должен защищать свою любимую девочку! — Любимую? — Самую любимую! Что с тобой? Почему ты переспрашиваешь? — Мне важно знать, что ты меня любишь! — Я ведь люблю! — Я не уверена. — Во мне? — В себе. Он надул губы и сказал: — Ну… Капризулечка, моя! Что ты такое говоришь? Я тебя всю жизнь люблю! Маленькая! Он ласково провел рукой по моей талии и поцеловал в лоб. — Если ты меня бросишь, я умру! — сказала я. — Я уже от тебя никуда не денусь. Я снова легла на него. Стыдно, что я так расслабилась и позволила себе такие истерики. Очень хочется быть слабой. Андрей поглаживал мою спину. Я Лежала на нем, обнимала и касалась губами его щеки. Наши дыхания смешивались. Прошла предательская дрожь, которая повлекла за собой волну возбуждения по всему телу. — Хотя бы сегодня просто поспим? — спросила я. — Да… Сегодня бы просто поспать… — он нервно сглотнул. — Давай, спать… — Да, давай…