Вечная весна.

Море, море - мир бездонный.

Выспаться у нас, правда, совсем не получилось. Я проснулась посреди ночи от того, что он поглаживал мою попу. Каково было мое удивление, когда я узнала, что он спал. Интуитивно ли? Я повернулась лицом к нему и стала целовать в губы. Он, не открывая глаз, отреагировал и углублял поцелуй. У нас совсем не получается спать вместе. — А… — простонал он. — Я совсем не выспался… — Извини, ты так нежно гладил мою задницу. — Я даже не знал, что гладил! — засмеялся он. — Не ожидал? — Вообще нет. Мы прошли на импровизированную кухню. На гастролях не всегда хочется ходить в рестораны. Хотя раньше Андрей ходил постоянно. Я же покупала легкую еду в ближайшем магазине. Теперь он объяснял так: — Когда я рядом с тобой, мне постоянно хочется тебя потрогать, поцеловать. А это неприлично! Поэтому… Мы будем готовить все сами. Я буду. — Почему ты? — Я хочу накормить тебя вкусным ужином. Ты только готовить меня научи… Ладно? Я села за стол, а он готовил блины, которые так хотел научиться делать. — Помнишь наш первый поцелуй? — вдруг спросил он. — Да, в третьем классе я поцеловала тебя в щеку. — А в губы? — Ты меня поцеловал?.. — засомневалась я. Он повернулся ко мне, смеясь, сказал: — Не помню, хотел у тебя спросить. Я подростком не умел целоваться. — Умел вообще-то! — Ты сейчас тщетно подыскиваешь комплименты. — нежно улыбнулся он. — Я яростно втыкался в губы. — Ты и сейчас тыкаешься! — иронично заметила я. — Так… Он положил сковородку на плиту, снял с себя фартук и подошел ко мне. — Что совсем все плохо? — щурился он, нагнувшись надо мной. — Совсем! Я хотела его подразнить. Хотела, чтобы он поиграл со мной. Мы так мало сейчас дурачимся. Все как-то сейчас стало спокойно и серьезно. Нет! Спокойно — это хорошо. Потому что, когда я так говорю, обязательно что-то случается. Просто хочу подурачиться! Все. — И что же… мы теперь будем делать? — понизив голос, сказал он. — Не знаю, что будешь делать ты… но я… — Что ты? — вскочил он. Я встала прямо перед его лицом, провела пальчиком по губам и сказала: — Найду себе любовника, который идеально целуется, а от тебя уйду! Он вдавил меня всем телом в стену. — Думаешь, у тебя получится уйти? — выдохнул он мне в губы. — Ты меня не отпустишь? — Нет. — уверенно сказал он. — А если буду вырываться? Он впился в мои губы. Отстраняясь, сказал: — Ты хочешь, чтобы я приревновал? — улыбнулся он. — Хочу. Хочу подразнить тебя. — У тебя получилось. Ты же знаешь, какой я ревнивый! Особенно… — Знаю. — перебила его я. — Не заставляй меня ревновать. Ты знаешь, что будет. — Я хочу, чтобы ты ревновал. — Зачем? — Тогда я понимаю, что ты меня любишь! — Я всегда любил, люблю и буду любить! Андрюша сидел за партой и учил стихотворение по литературе. Почти все ребята были на улице. В окнах сидели маленькие мальчики, которые были влюблены в наших девушек и дарили им открытки. Солнечный свет пробивался через окна, которые тщетно были зашторены. Я подошла к Андрею. Он закинул ногу на ногу и держал учебник по литературе. — Андрей! — я стала дергать его за рукав. — Что, маленький? — нежно, не отрываясь от книги, сказал он. — Пойдем?.. — Куда, моя хорошая? — он посмотрел на меня. — Куда-нибудь! — Ну, я не могу, я стихотворение забыл выучить. Вот выучу, и обязательно пойдем! — А с кем же я тогда гулять буду? — Возьми девочек! — Хорошо. Я грустно вздохнула и вышла на улицу. Бегали парни, которые отбирали у девушек учебники и нагло дразнили их. Маленькие девочки рисовали в своих черновых тетрадях, а мои одноклассницы сидели на скамейке и обсуждали красивых мальчиков нашей школы. Ничего не меняется. — Алёна, а где Андрей? — спросила Катя. — Стих учит… — А-а-а. Посиди с нами? — предложила Лена. — Давайте походим, я устала сидеть. Девочки поднялись со скамейки и пошли за мной. Они обсуждали нового мальчика, который перешел в нашу школу совсем недавно. Он на класс нас старше. Выпускник. — Он такой красивый! Я видела его сегодня в столовой! У него такая улыбка! Девки восхищенно вздыхали и нахваливали его. Я увидела новую фигуру, которую еще до этого не видела. — А это не он? — изрекла я. Подруги схватились друг за друга. — Это он! — вскрикнула Лена. Парень подходил к нам все ближе и ближе. Вот он стоит передо мной. Прилично одетый, белокурый. — Привет, девочки! — весело сказал он. — Привет! — протянули они. — Привет. — холодно сказала я. После моего приветствия он посмурнел. Видимо не привык к холодности с девичьей стороны. — А чего ты такая грустная? — спросил он. — Разве мой ответ в твоей жизни что-то изменит? Я обошла его и пошагала вперед. Он поплелся за мной. — Я бы хотел узнать. Я вообще с тобой хотел познакомиться! Давно тебя видел. Хотел бы даже… — Что? — Познакомиться поближе! — усмехнулся он. — Ну, не знаю, как на это отреагирует мой молодой человек. — Так мы же ему не скажем! У Андрея была очень интересная привычка. Когда я выходила на улицу, а он оставался в классе, всегда следил за мной, глядя в окно. Когда я бегала, он останавливал меня и говорил, чтобы я перестала это делать, потому что могу упасть. Даже в младших классах. Когда девочки рассказывали мне неприличные истории, он всегда ругал их за это, говорил: — Не портите мою будущую жену! Меня всегда это умиляло. В этот раз он тоже выглядывал меня в окно. — Я тебе не скажу! — послышался его серьезный голос. У парня округлились глаза и он повернулся на звук. — Совсем обалдел? Андрей перепрыгнул через окно на улицу и подошел к юноше. — Ты чего здесь клинья подбиваешь? Девушка разве не дала понять, что не хочется с тобой общаться? — громко сказал он. — Ты вообще кто такой? — осмелел тот. — Ее парень! Вот кто! Молодой человек попятился назад. Все наши одноклассники собрались около нас. Я прижалась к груди Андрея. Он обхватил мою талию рукой и как бы закрывал меня от этого парня. — Тебе какая разница? Я хотел с ней пообщаться! Разве нельзя? — Ты за идиота меня не держи! Я все прекрасно слышал! Андрей поднимал голос. Он никогда не кричал на меня, даже, если я его очень сильно доставала. Когда дело заходило до кавалеров, он очень сильно злился. Даже дрался с парнями. — Тебе чего вообще надо от меня?! — Мне? Андрей стал надвигаться на бедного паренька. Он оттолкнул меня. Он был намного больше, чем тот, который лез ко мне. — Хочешь покажу, что мне надо? — Покажи! Андрей взял парня за шиворот и потащил за собой. Я схватила Андрея за руку и пыталась оттолкнуть его от юноши. — Подожди! Я сейчас приду! — сказал он. — Ты его бить будешь! — Просто поговорю… — смягчился он и поцеловал меня в щеку. Он потащил за собой парня и скрылся за школой. Наши одноклассники и некоторые девочки пошли за ними, а мои подруги остались со мной. Я села на скамейку и залилась слезами. — Алёна, что ты? Он ведь тебя защищает! — сказала Лена. — Он сейчас набьет его… — Так ему и надо! — сказала Катя. — Не ожидала, что он такой… Такой… — Сволочь! — дополнила Ленка. Я плакала на скамейке. Девочки вздохнули. — Алёна, Андрей идет! Я взглянула вперед. Шел Андрей с разбитой губой, держался за живот. За ним шли все остальные. Когда он подошел к скамейке, все разошлись, потому что увидели меня в слезах. Андрей рассадил подруг и сел рядом со мной. — Ну, что ты плачешь? Все ведь хорошо! Он обхватил руками мои плечи и нежно целовал в губы. — Зачем? — Что, зачем, маленькая? — Зачем ты опять полез? Ты же его набил! — Ну, и что? Так ему и надо! Меньше к девушкам будет лезть! — У тебя вся губа в крови! — Пройдет. — А с животом что? — Он пнул меня в живот. Я еще больше залилась слезами. Он прижал меня к себе и обнял за плечи. — Все же хорошо, малышка! Что ты плачешь? Я же живой! — Ты дурак! — Ну, маленькая! Он спокойно дышал мне в шею и шептал успокаивающие слова. Я опомнилась. Достала белый платочек и стала вытирать ему губу. Одной рукой я отклонила подбородок, а второй аккуратно вытирала кровь, которая уже загустела. Когда я вытирала запекшуюся кровь, начинала течь новая. Я снова заливалась слезами, а он тщетно их вытирал. — Успокойся, ну, я больше не буду никого бить. — Зачем ты это делаешь? — Я ведь люблю тебя… Хочу, чтобы с тобой все было хорошо! — Ты плохо делаешь! — крикнула я в сердцах. Я стояла, чувствовала его дыхание на своих губах. Вспомнив, слезы потекли по моим щекам. — Что ты? — спросил он и опешил. — Я тебе плохое сказал? — Нет… — А что же? — Нет, ничего. Я убрала его руки со своей талии и вышла в коридор. — Алёнушка! Лёсюшка! Куда ты? Что случилось? Что я не так сделал? Объясни, я ведь совсем не понял! Он бежал за мной по коридору и брал за руки. В этот момент я обижалась только на себя. Как я жестоко с ним обращалась. Только сейчас я понимаю, что таких мужчин, как он, нет. Которые вот так всю жизнь защищают одну женщину. — Лёся! Он выхватил меня около лифта. — Ты чего? Что я не так сказал? — Все хорошо… — Почему ты плачешь? Я совсем ничего не понимаю! Объясни мне! Что случилось? — Все хорошо. Мне надо побыть одной… Моя рука выскользнула из его ладони. Я нажала на кнопку лифта. Все это время он грустно смотрел на меня. — Я в чем-то виноват? — не унимался он. — Нет. Это все я. Правда, я должна побыть одна. — Хорошо, когда за тобой прийти? Он не хотел меня оставлять одну. Было видно. Я бы не хотела, чтобы он приходил за мной. Я сама приду. — Понял… Ладно. Я буду ждать. Дверь лифта открылась. Я зашла, но крепкая рука меня сразу выхватила. Я оказалась в коридоре. Я думала, что это Андрей. Но Андрей шел в свой номер. — Андрей! — крикнул мужчина. Я решила посмотреть, кто меня взял. — Шура?.. — Да, не узнала? Богатым буду! Он прижал меня к себе и нежно обнял. — Андрей! — крикнул он еще раз. Он обернулся и увидел нас с Шурой, обнимающих друг друга. Он нахмурился и подошел. — Что? — строго спросил он. — Сегодня после спектакля будет фуршет, который устраивает нам администрация. Надеюсь, что вы пойдете. Андрей выхватил меня из рук Шуры и сказал: — Конечно, куда же без нас. Саша закатил глаза и ушел. Хорошо, что Саша понятливый человек. Всегда прощает Андрею вспышки ревности. Они друзья. Хорошие друзья. Любящие друзья. Никогда не выясняют отношения, потому что очень мудры по своей натуре. Каждый знает друг друга и принимает таким, какой человек есть. — Иди. Только с мужиками не обнимайся. — усмехнулся он. Он отстранился от меня и пошел дальше. Я наблюдала за ним. Он ни разу не обернулся. Спокойно шел, спокойно осматривал стены гостиницы, спокойно зашел в свой номер. Я вышла на улицу. По дороге я встретила некоторых артисток, которые прогуливались и мило шептались, посматривая на молодых парней. Вроде бы… немолодые артистки… А сколько распущенности в их действиях. Артисты — самый испорченный народ. Надеюсь, что в будущие времена будет лучше, чем сейчас. — Алёна, гуляете? — спросила одна из них. — Гуляю. А вы на мальчиков молоденьких посматриваете? — Да. Все-таки гастроли. Есть время отдохнуть от обыденности. — кокетливо ответили они. Когда я отошла, услышала, как актрисы сплетничают: — Ты слышала? А Танька-то Егорова кавалера себе нашла. — Да что ты? — Да! Вчера выходили гулять, пришли под ночь и целовались у входа. — Ничего себе! А в любви Миронову клялась! Жизни ему не дает! А она вон как! — И не говори! Мирона жалко… — А чего жалко? Сам по бабам ходит! Пусть теперь помучается! — Думаешь, любит он ее? — А помнишь, как по театру бегали били друг друга?! — Я бы тоже ее ударила. Правильно сделал! Видела, какие она записки его жене шлет? — Какие? — Мол, нашел себе кого-то, в номер приглашает, на утро только выходят. — Ужас. — На войне все средства хороши! Не могу сказать, что я будучи молодой артисткой, была монашкой. Я тоже гуляла. Тоже были служебные романы, курортные романы… гастрольные романы. Было очень много. От этого страдали все мужчины. Даже Андрей. Он понимал, что пока у нас с ним свободные отношения, он не имеет права указывать мне с кем общаться, а с кем нет. Хотя мог по угрожать, чтобы я перестала бегать с мужчинами, но никогда сцены не устраивал. Относился к этому более менее спокойно. Хотя было видно, как он ревновал. Он и сейчас не позволяет мне кокетничать с коллегами и вообще с особями мужского пола. Получать, правда, стала чаще. Я села на скамейку, которая опиралась на стену здания. Если бы мы не показали в одно время свой характер. Все бы было по-другому. Может, не смогли бы мы ужиться вместе, но попытались бы. Хотя нет… Ужились бы. Я бы, как он и говорил, сидела бы дома. Вела хозяйство. Следила бы за детьми. Он бы работал в театре и приносил деньги. Каждый вечер мы садились бы за накрытый стол. Рассказывали бы друг другу, как прошел день, что мы делали, что будем делать завтра, что расстроило, что наоборот подняло настроение. Потом бы мы укладывали наших детей спать. Сами бы пошли в гостиную, обнимаясь, рассказывали бы свои истории, читали книги, целовались, занимались любовью… Может быть… Через лет 40… мы бы стали бабушкой и дедушкой. Нянчились бы с внуками. Купили бы большой дом, с камином. Каждый вечер садились бы около него и вспоминали молодость. Прекрасная перспектива на жизнь. Он — известный, великий актер, я — его великая жена, которая совсем неизвестна публике, но являлась бы его стеной. Но сейчас мы — артисты. Известный артисты, которые крутятся из одного павильона Мосфильма в другой павильон. Живем своими жизнями, иногда встречаясь, дурачась, расставаясь. Но безумно счастливы от присутствия друг друга. Наверно… мы уже не может представить, как бы мы смогли жить друг с другом постоянно. Как только я отвлеклась от своих раздумий, я услышала голос: — Ты так увлеченно о чем-то думала, что совершенно не слышала, как я открыл окно. Я обернулась. В окне стоял Андрей. Как и тогда. Как в школе. — Ты давно здесь? -спросила я, вытерев очередную слезу. — Уже полчаса. — Что ты делал? — Смотрел на тебя. Я хотел, конечно, оставить тебя одну. Но так не хотелось. Извини. Я повернулась обратно. — И что, ты совсем не обиделся на меня? — не глядя на него, спросила я. — На что же? — На мои истерики, на мои обнимания, на мои заигрывания… — Девушка должна истерить. Девушка для этого и предназначена. Не все правда любят это. Да и я не люблю… — я обернулась на него. — Но твои истерики меня совсем не смущают. Даже умиляют немного. А кокетливость я твою никуда не дену. Только бить осталось. — Но я же веду себя, как истеричная дура? — Так и должно быть. Хотя бы немного. Только после Америки ты смогла позволить себе это. — А ты совсем стал спокойный… — констатировала я. — Да. Мы поменялись с тобой ролями. Ты — плачешь. Я — успокаиваю. Это же хорошо! — засмеялся он. — Что же здесь хорошего? — Потому что именно такой расклад должен быть в отношениях. Я рассказывал тебе о своих проблемах, но совсем не знал о твоих. Ты всегда сама в себе все переваривала. Каждый человек должен жаловаться кому-то. Я нашел кому. А ты — нет. Потому что я уже был занят своим нытьем. Марис непонятно где всегда находился. А Шура… — Шуре я плохое не говорю… — Вот видишь. Теперь пришло время тебе показывать свой характер, показывать свои эмоции, проблемы. Побыть слабой. — Я не хочу быть слабой. — А зачем тебе быть сильной? С тобой даже два мужчины. Оба, как ты говоришь, сильные. Зачем тебе быть слабой? — Ну, мне стыдно. — Тебе стыдно, потому что сама к этому не привыкла, а нервы сдают. Ты мне так в жизни помогала, я так к тебе плохо относился. Теперь моя очередь тебе помогать. Может… времени у нас совсем мало осталось. — Почему же? — Ну… — Спасибо. — я перевела тему. — За что? — поднял брови он. — За то, что поговорил со мной. — Я же даже ничего не сказал. — Ты меня успокоил. Я тогда пойду? — Куда? — К тебе. — Прыгай. — показал он на подоконник. — Я помогу! Он протянул руки. Я смотрела. Его руки состарились. Они стали уже не такие гладкие, какими были. Вены стали выпирать еще больше. Кожа сушилась. Я люблю его руки. Он стал очень взрослым. Не только внутренне, но и внешне. Не могу сказать, что он постарел, но, что стал значительно старше, за эти восемь или девять лет — это точно. Появились явные морщины. Осел голос. Вместо того, чтобы с помощью его рук залезть на подоконник, я обернулась ими, как теплым одеялом. — О чем ты думала? — О тебе. — И о чем надумала? — Думала, зачем ты волосы себе отстриг, лёвушка. — Не знаю, захотелось. Теперь мешает. Он заулыбался. Он крепко обнимал меня и улыбался в губы. — Прыгай! Пойдем позавтракаем, а то так голодные и будем ходить. Андрей помог мне залезть через окно и мы отправились в его номер. Мы прошли по коридору. Нас остановила артистка. — Надеюсь, что вы пойдете сегодня на празднование. — она говорила нам, но заглядывала в глаза Андрею. — Конечно! — улыбнулся он. — Буду вас ждать! — Замечательно! Андрей поцеловал даме руку и проводил ее взглядом. Я хлопнула ему по спине. Он резко обернулся и засмеялся. — Ты чего? — Я? Да, нет… ничего. — Ревнуешь что-ли? Так она просто спросила! Ничего такого! — стал оправдываться он. — Я поняла. Я прошла вперед него. Дойдя до его номера, свернула в другую сторону. — Куда же ты? — К себе в номер. — Зачем же? — Пойду, может, тоже кому-нибудь в глаза по заглядываю! Он схватил меня, поднял на руки. Я упиралась в его грудь и пыталась вырваться. — Отпусти! — Не пущу! — Отпусти! — Нет! У двери его номера у меня почти получилось вырваться, но он схватил меня за локоть, вдавил в дверь, прижал своим телом и через меня открывал ключом дверь. Когда дверь открылась, он схватил меня на руки, не закрывая двери, упал вместе со мной на диван и стал страстно целовать. — Дверь? — застонала я. — Что дверь? — Закрыть надо! Если нас кто-то увидит? — Пусть видят! Мы скатились на пол. Так и остались лежать. Он выкуривал сигареты, а я вдыхала их дым, курить он мне не разрешает, и смотрела на его спокойное лицо. — Не думал, что занятие любовью с открытой дверью, будет так возбуждать. Вот именно, что «занятие любовью». Секс — это пошлость. Занятие любовью — соединение душ. Не только тел, но еще и душ. Опошлять этот процесс нельзя. В первую очередь сливаются характеры, сливаются достоинства и недостатки. Сливается, самое главное, любовь! — И не стыдно? — спросила я, проводя пальчиком по его груди. — Мне… нет. А тебе? — Нет. Андрей убрал докуренную сигарету. — Через три часа спектакль… — На репетицию? — Да. Только мы так и не поели… — Куплю тебе кефира. Чтобы ты хоть немного набрался энергией. — После твоих прикосновений я полон энергией! — улыбнулся он. — Но кефир купи! Я сходила в ближайший магазин, купила кефира и пошла на репетицию, которая проходила в местном театре. Проходя в гримерки, я услышала голос молоденькой артистки: — Алёна, тебе звонили из Москвы! — Спасибо, деточка. Я позвонила на обозначенный номер. — Ало? — Алёна, привет! Что же ты мне не звонишь? — Марис? — Да, как дела? Как репетиции? Были уже первые спектакли? Несколько минут разговора меня совсем не утомили. Я не умею и не люблю общаться по телефону. Я требую, чтобы ко мне ходили домой, чтобы поговорить. Я хожу в гости. Я не перевариваю телефонные разговоры. Может, будет время, когда и телефонные разговоры потеряют свою актуальность. Как же люди тогда будут общаться? Надеюсь, что будут выходить на улицу, гулять, говорить, шутить. А пока мы будем ютиться у телефонов и чесать языками. Я вышла в репетиционный зал, где сидели артисты и обсуждали спектакль. — Здравствуйте, еще не начинали? — спросила я. — Нет, вы как раз вовремя. — сказал Плучек. — Начнем? — Конечно. Когда артисты проходили мимо меня на сцену, я выхватила Андрея поцеловала его в щеку и протянула кефир. — Спасибо тебе большое! Прошла долгая и жестокая репетиция. Все ужасно устали. Хотелось всех сразу пожалеть. Хоть я и показываю всю свою суровость, но мне их так всех жалко. Выступление. Все артисты волнуются. Я стою за кулисами. Подбадриваю их. Их трясет. Это одни из первых выступления с «Трехгрошовой оперой». — Андрюша, ты волнуешься? — Очень! — Не волнуйся! — Я чувствую, что что-то пойдет не так… — Все будет хорошо… Тебе кажется. — Да? — он повернулся ко мне и заглянул в глаза. Я положила ладони на его лицо. — Конечно! Если на сцене ты — все будет замечательно! Андрей скромно улыбнулся, не отрываясь от глаз. — Спасибо. — тихо сказал он. Зрительный зал затих. Прожекторы включены. За кулисами тоже тихо. Чей-то голос представил труппу театра, представил репертуар. Невесомый ветер тревожит кулисы. Декорации утопают в искусственном свете. Запах тепла. Запах старых костюмов. Запах волнения. Молчание. Все стоят. Ждут музыку. Кто-то теребит кулисы, что совсем непозволительно. Кто-то читает последнюю молитву. Кто-то проводит уже годами исполненные ритуал, который состоит из потирания своей обуви, креста и произвольной молитвы, которую по молодости придумал, которая даже, в принципе, не существовала, пока она не была озвучена. Теперь эта молитва существует. Существует только для одного артиста, но помогает всей труппе. Кто-то пытается показать, что совершенно ничего не боится, одновременно унимая дрожь в коленках. Режиссеры сидят в зале. Одна я пришла за кулисы. Я уверена, что режиссер от первой до последней минуты должен поддерживать своих артистов. Нас так учили. Нас этому обязывали. Я прошла слишком хорошую школу. Смотреть, как они из последних сил пытаются выдавить из себя улыбку, злость, ненависть, а потом уходят за кулисы с чувством полной бездарности. А ты все это время волнуешься за них, как за себя. Очень тонкий организм. Очень тонкие отношения между учеником и учителем. Мои учителя твердили: «Не привязывайся к ученикам — предадут!». Все это правда. Конечно, есть исключения. Но не существует благодарных учеников. Как говорил Петр Антонович Пестов: «Ничего лучше дерьма от своих учеников ты не получишь!». Почему Пестов? Он артист балета. Он величайший педагог балета, у которого я училась преподавать пантомиму, актерство в малой своей части. Он дал мне понять, что нужно искать в ученике. Он дал понять, кто такой «ученик». Он дал мне жизнь в педагогике. Тут дело даже не в балете. Если педагог существует. Гениальный педагог. Он может преподавать все. А Пестов дал в первую очередь то, как мне пробраться к ученикам, к их умам. Как мне заставить их делать то, что их природе противоестественно. До сих пор помню, как я сидела на его уроках. Юноши попросту боялись его, но уважали. Он потерпел очень много предательств со стороны своих учеников. Но любит их. И будет любить. Он по праву гений. Вот и я вспоминаю свои первые работы. Когда совсем юные девочки и мальчики тряслись за кулисами. Иногда они выдавали совсем шутливые вещи. Но были такими любимыми. С моей стороны. Потом они разошлись по театрам. Во все голоса утверждали, что не мои ученики. Что они даже не знали меня. Изначально я работала в актерском училище, из которого меня ушли. Меня ушли. Я до сих пор не понимаю, почему. Своего возраста педагогов, которые столько отдавали себя этому училищу, я не видела, до сих пор не вижу. Моя первая учительница. С ней очень жестоко обошлись. Ее вытравили. Она просто умерла. Умерла на работе. Она так отдавала себя ученикам, учителям. Всем. А ее убили. Это им обязательно еще вернется. Пусть вернется. Вот и сатировцы стоят. Взрослые мужчины и женщины, а в каждом из них я вижу ребенка. Кого-то из них я даже учила. Кого-то хочется обнять, а кого-то — поругать. Прозвучала музыка. Тиши рассеялась. Вздохи участились. Первые лица вышли на сцену. За ними вторые. Каждый выходящий за кулисами спрашивал: — Ну как я? Все хорошо? Кажется, что там я пережал, а там забыл. — Все хорошо! — спокойно отвечала я, понимая все его недостатки. Артист обязан скрывать все свои недостатки и показывать все свои достоинства. В этом и состоит искусство. Не все артисты это понимают. К сожалению… Проходя в женские гримерки, я увидела, как они с изнеможенными лицами, снимали с себя все костюмы. Я прошла на мужской этаж. — Андрей? Я открыла дверь. Он сидел за гримировальным столиком. Снимал грим. — Я устал. — тихо сказал он. — Хорошо. Я вышла из гримерки. В репетиционном зале я встретила Плучека. — Сегодня они справились плохо. — сказал он. — Мне кажется, что терпимо. — Отвратительно. — Не ругайте их. Они очень устали. Он ничего не ответил. Он отправился на этажи. Я поплелась за ним. Когда к нему навстречу шли артисты, он одаривал их ужасными и оскорбительными словами. — Смягчитесь, Валентин Николаевич. — Хватит с меня ласки. Донежил их! Он зашел в мужские гримерки. Собрались почти все мужчины, которые играли главные роли. Он стал на них орать. Орать — мягко сказано. От усталости артисты не выдержали. Началась перепалка. Главной, в которой был Андрей. — Мы стараемся изо всех сил. Можно хотя бы каплю уважения? Мы не роботы! — Какое уважение?! Какое уважение скажите мне, пожалуйста! Бездари! Если бы не я — вы бы прогнили в сельских театрах! — Не переживайте! Если бы не вы, у нас бы жизнь была лучше! С одной стороны — прав Андрей. Они люди. Но артисты — совершенно другие организмы, которые, преодолевая усталость, должны дарить людям счастье. И понимаю Плучека. Он слишком сильно их всегда жалел. Пора и поругать. Плучек вышел из гримерной, я вышла за ним. Но вдруг меня выхватила рука. — Пойдешь за ним, да? Проваливай! Андрей откинул мою руку и пошел в другую сторону. Я, конечно, пошла за ним. — Андрей? — Что? Не захотелось идти за этим извращенцем? Я думал, что ты только этого и добивалась! — Не говори так, мне обидно. — Обидно ей! Погляди! Пришла на все готовое, ходит только указания дает! Обидно ей стало! Нам не обидно! Ты одна здесь бедная! Приперлась в наш театр — терпи! Никто тебя здесь вылизывать не будет! Никто! Никто тебя сюда не звал! Если бы не Степан Григорьевич, ныне покойный, тебя бы сюда никто не взял! Кому ты нужна была после своей Америки?! Никому! Никакому театру! Молодец Степа похлопотал за тебя. А ты даже на кладбище к нему за это время не сходила. Неблагодарная! Я остановилась. Я не ожидала такого порыва. Я понимала, что все это вызвано Плучеком. Но, если человек об этом говорит, значит это было у него в душе. Я ведь и не знала, что меня взяли только из-за влияния Степана Григорьевича. Правда, я и на кладбище к нему не сходила. Уродка! Полились слезы. Я смотрела на удаляющегося Андрея. Услышав сзади себя шаги, я обернулась. — Что этот долбоеб опять тебе наговорил? — сказал спокойный Шура. — Ничего, все хорошо. — Я слышал. — Куда он ушел? — Я не знаю. Шура, не трогай его. — Пальцем даже не притронусь. Шура пошел вперед меня и свернул в сторону, куда ушел Андрей. Я продолжала стоять. Вытирала слезы. Мне никогда не было обидно от громких и жестоких слов, тут же я была готова биться головой об стены. Прибрав себя в порядок, после получасового сна я отправилась на фуршет. Надела черное платье до колена с вырезом, который сильно оголял мою левую ногу. Я зашла в главные зал, пробегали официанты, проходили пьяные артистки. Я подошла к своей подруге. — Что я пропустила? — Ты пропустила очередную бойню с Плучеком. — Вау! Что же было? — Он нас обвинял, что мы плохо сыграли, оскорблял нас. Мужчины вступились. Андрей больше всех получил. До сих пор вне себя от гнева. Какую стопку уже выпивает. — И какую женщину уже трогает! — добавила вторая. — Понятно… — протянула я. Все-таки алкоголь на меня неважно действует. Я отвечала на заигрывания мужчин, соглашалась на совместные танцы, кокетничала. Позволяла себя трогать. Брала в руки бокал вина, коньяка, водки и шла к нашим молоденьким актерам, которые умеют очень красиво ухаживать. Они брали за руки, шептали пошлости, шутили, смеялись. Ужас. Время людей не меняет. — Алёна, не хотите пройти в мой номер? — сказал Плучек, когда мы сидели за одним столом и выпивали коньяк. Он был уже сильно пьян. Кажется, совсем ничего не соображал. Как, в принципе, и я. Хотя выпила я меньше, чем он, но могу отвечать за свои поступки. — Зачем же, Валентин Николаевич? — Ну, мы с вами давно знакомы, вы мне симпатичны… Вы понимаете? — Понимаю. — Пойдем? — Я готова вас пристыдить. — За что? — Ну, как вы приглашаете в нумер свою коллегу, что же люди подумают. Вы старше, я младше. — Пусть, что хотят, то и думают! — Ну… Он взял меня за руку, я поднялась. — Никуда она не пойдет! Послышался голос. Из-за горячительного совершенно не смогла разобрать чей голос, пока не увидела руки Андрея, которые несколько раз ударили Плучека по лицу. — Андрей! — вскрикнули девушки. Мужчины разнимали учителя и ученика. Андрей тоже без ран не остался. Валентин Николаевич несколько раз ударил его под дых. Правда, получилось не очень сильно. Он не мог совладать со своими движениями. Мужские тела закрывали виновников драки. Оттаскивали их друг от друга. Оба пьяные. Оба сумасшедшие. — Сука! Блядь! — в сердцах крикнул Андрей и схватил меня за руку. Он вывел меня из зала и мы пошли по коридору. — Отвали от меня! — крикнула я. — А то что? — вызывающе сказал он. Я вырывалась, но он сжал так сильно мою руку, что от каждого движения меня одолевала сильная боль. — Не смей трогать меня! — истерично заорала я. Он отпустил меня и вжал в стену. — Шлюха, что же тебе спокойно не живется, а? Я ударила его руками в грудь, за что получила звонкую пощечину. Закрыл лицо руками, я осела на пол. — Больно? А мне не больно? Когда ты целый вечер с мужиками чуть ли не трахалась! — он слегка толкнул меня в плечо. — Не трогай меня! — Ой, как ты заговорила! Я открыла лицо. Он стоял прямо надо мной. Я со всей силы толкнула его в стену. Он ударился спиной и вздохнул. Я поднялась и пошла по коридору. Обернувшись, я увидела бегущего Андрея. Он схватил меня за руку, потащил к своей машине. Я упиралась ладонями в его грудь. Он схватил меня в охапку и понес к машине. Андрей усадил меня на заднее сидение, завел машину и повез меня. — И куда ты меня везешь? — Увидишь. Через несколько минут мы шли по пляжу. Он толкнул меня вперед. Мы шли к воде. Резко. Он схватил меня за руку и потащил в глубь реки. Я кричала и вырывалась. Он окунул меня головой в воду. Отпустил. Я наглоталась. Увидев, как он уходил, я схватил его за ногу, навалила на себя и так же окунула в реку. Когда, он достал голову, сел напротив меня, прямо в воду. По его лицу текли струи. Он кашлял и вытирал лицо. — Дура ты! — улыбнувшись, сказал он. Я схватила его за воротник и навалила на себя. Мы слились в поцелуе. Он упирался руками в «дно морское», я обхватила ногами его талию, а руками гладила его сырую спину. После жаркого поцелуя мы шли вдоль берега. Солнце зашло за горизонт, оставляя за собой персиковые и розовые тона, летали мошки, редкие машины перебивали вопли кузнечиков. Я прижавшись к его груди, пинала камушки, которые попадались на моем пути. Он подхватывал. Пытался догнать каждый камушек. Когда камушек улетал далеко, мы брали новый. — Ты прости меня. — начала я. — Я, когда пью, неадекватная. — Ты меня тоже прости. Я совсем озверел. Плучека избил, тебя, вон, покалечил. — он показал на мою царапину на руке. — В воду окунул. Идиот я. — Зато сколько новых впечатлений! — Море! Мы засмеялись. — Думаешь, могу я ждать право примирительной ночи? — он хитро на меня посмотрел. — Ты не об этом сейчас должен думать. — А о чем? — Простит ли тебе Плучек эту драку. Он вздохнул. — Ну, если не простит — хрен с ним. Я в другой театр уйду. Мы вообще сегодня с ним сильно вначале фуршета наскандалили. — Да? — Да… Ну, будем думать! В конце концов… появится возможность уехать в другой город, в какой-нибудь сельские театр, как завещал этот извращенец. — Андрей засмеялся. — Дурак! — Дурак… Так… а на право примирения… я еще могу думать? — Думать? Можешь. — А делать? — Я подумаю! Андрей улыбнулся и прижал меня еще крепче к себе. — Несколько месяцев прошло, а как будто вся жизнь… — сказала я. — Почему несколько месяцев? Мы, правда, всю жизнь вместе. По крайней мере, я всегда чувствовал, что я рядом с тобой. — Правда? — Правда. Каждый день твой запах чувствовал. Спрашивал у друзей, говорили, что мне кажется. А мне не казалось. Я ведь правда чувствовал. Я уткнулась в его шею. — Поедем в гостиницу? — спросила я. — Поедем. Интересно, артисты будут нас высматривать. Он усмехнулся. Он так не любил быть темой сплетен. Он и сам не сплетничал. И не осуждал никого. Он намного чище, чем все мы. — Слышала, Егорова хахаля себе нашла… — Ты расстроился? — Нет, я рад, что она будет проходу не давать другим мужикам, а не мне. — он улыбнулся. Мы подъехали к гостинице. Он был прав. Нас выслеживали. Когда мы вышли из машины, хитрые глазки ускользнули. — Театр… — констатировал он, когда мы заходили в главный вход. Он расстилал постельное белье, а я только что вышла из душа. Он уже давно вымылся. Стоял по пояс голый, в пижамных штанах, и с каплями воды на лбу. Его волосы, которые он так жестоко отстриг, гладкие, были прилизаны к его голове. Я обняла его со спины. — Как я тебя люблю! На тебя даже обижаться невозможно. — Конечно, сама ведь виновата. — засмеялся он. — Будем спать? Хотя бы сегодня. Хотя я все-таки надеялся на бурную ночь, но так захотелось спать. — Если получится… — Да. Андрей выключил свет, я открыла окно. Мы легли в кровать. — Я так не хочу уезжать… — Почему? — Это единственное место, где я могу быть со своим любимым мужчиной. — Любимым? — Самым! Самым! — Ты у меня самая любимая! Он уткнулся в мою шею, крепко обнял и сразу заснул. Как приятно засыпать с таким человеком. Люблю я его.