Фальшивка

      Чимин теребил край бесформенной майки, всматриваясь в своё отражение в зеркале. Волосы у него были влажные, прилипали к коже от пота, стекающего по лбу. Дыхание срывалось, и сердце стучало так сильно, что подступала тошнота, и кружился, словно карусель, весь окружающий мир. Зеркало шептало дурацкое: «Ты всё ещё урод, посмотри на свои пухлые щеки, округлый живот и мерзкие волосы. Ты ничтожество».       Парень понимал, что это ненормально, пытаясь восстановить дыхание и заставить мозг не выдумывать всякие безумные оскорбления для себя любимого. Но взгляд не отрывал, словно мазохист, получивший свою дозу побоев.       Утренние подколы со стороны одноклассников били по голове, словно молот по наковальне. Он занимался уже более часа, даже несмотря на внушительный лишний вес, теряя связь с реальностью.       — Мне жаль твою мать, ты же не способная ни на что свинья, — повторялась, как заевшая пластинка, одна и та же фраза того самого Соджуна, лучшего ученика их класса.       — Верно. Ты обременишь свою мать на вечные страдания, чтобы прокормить твою жирную рожу, — поддакивала его омега, гадко улыбаясь отбелёнными зубами и морально уничтожая остатки гордости полного омежки Пак Чимина.       — На него даже алкаши не позарятся, предпочитая каких-нибудь течных шалав из их круга, — заливался смехом Юджин, сжимая сильными пальцами загривок Пака и тыча его лицом в парту, будто животное в свои пакости.       — Представь, Чимин-и, как твой истинный морщится от отвращения, наблюдая за твоим сальным животом, когда ты готов на стены лезть от болезненной течки. Твой жир трясётся при ходьбе, как желейные мишки, которые ты жрёшь пачками. Как альфа сбегает от такого безобразия, как ты, — Ёнсан ужасно красива, в своей полупрозрачной блузе с загадочной улыбкой, а со рта вылетало очередное грязное оскорбление.       Чимин уже не маленький мальчик и все слова, которые слизью осели где-то глубоко в сердце, давно переросли в мысли у него в голове. То, что он толстый и безобразный, говорили все и всегда, например, как приветствие или прощание.       — Привет, свинья, тебя ещё не сдали на скотобойню?       или       — Пока, Чимин, спасибо за помощь. Ты хороший парень, но я бы посоветовала тебе похудеть.       Второе выглядело до боли очаровательно, как знак поддержки и острое желание помочь. Но уничтожало сильнее, превращая его в прах, развеянный за ветром где-то возле пусанского пляжа. Неужели все люди вокруг так зависимы от внешности? Он никогда не надеялся на отношения с альфами или дружбу с ними, так как те были более прямолинейны и грубы. Но омеги были большими уродцами, роясь в лишнем весе Чимина, будто в грязном белье. Под своими советами скрывая желание самоутвердиться, как личность, убедиться в своей худобе и показать себя, как более выгодный вариант.       К счастью, не все люди были таковыми, как минимум, его мать носила ему пончики в комнату, целуя в потный лоб и расхваливая перед соседями за какие-то мнимые и мимолётные успехи в учёбе. Будто что-то кроме учёбы в его жизни было доступным и не являлось единственным универсальным желанием стать лучше, чем другие. Будто он занимался чем-то иным, кроме неё.       Его единственный друг — Тэхён — стал студентом, пару раз в месяц неожиданно вваливаясь в его скучную жизнь. Ким Тэхён добр, дружелюбен, он тот, кто умеет шутить и поддержать в трудную минуту, будто внутренне чувствуя, когда Пак в его поддержке нуждается особенно сильно. Но самое главное то, что он никогда не упрекал его в лишнем весе, не следил за каждым новым прибавленным граммом (или утерянным), не советовал диет на двух сладких картошках и грейпфрутовом соке и не шутил дурацкие шутки про жир на теле. Он был абсолютно равнодушным к человеческой внешности, разговаривая лишь с теми, кто ему интересен.       Чимин был бы рад поблагодарить вселенную за то, что та наградила его другом. Не каждому человеку выпадает такая удача, особенно с таким размером одежды с необъятными объёмами.       Фигура парня была действительно той, что со стопроцентной вероятностью отправляли в раздел «жирная». Не полная или пухлая, а именно жирная, если существовала такая забавная классификация.       Чимин не дышал, не жил, не наслаждался. Просто повторял одно и то же действие изо дня в день, потихоньку сходя с ума. Его лишний вес обволакивал все умные мысли, что были спрятаны в уголках его сознания. Идея диет крутилась постоянно, что-то вроде: если ты не поешь один день, то ты сбросишь столько же, как и за неделю правильного питания. А если неделя? В среднем, целых семь килограмм. Это звучало так сказочно и волшебно, заставляя парня в который раз брать пухлыми пальцами ручку и считать дни в календаре, чтобы высчитать, когда же он превратится в самого красивого омегу школы.       Только вот это не работало, особенно после двух пачек чипсов и жареной курицы, что принесла ему мать сразу после работы. Она всё твердила, попивая свою чистейшую воду с нулевой калорийностью, протягивая сыну очередную булку, мол, диеты это не выход. Его полюбят и такого, ведь Чимин всё ещё мил, несмотря на заплывшее лицо. Пак, конечно же, к маме прислушивался. Он был хорошим мальчиком, потому снова и снова жевал свою ночную булку, запивая её ужасно сладким чаем.       Потом над ним вновь издевались, к счастью, почти всегда лишь словесно. Никакого физического насилия, только моральное, особо тяжкое изнасилование и повреждения здоровой психики. Он снова плакал, забившись в углу комнаты, старался не есть, пока не наступала ночь и на пути не вставала булочка, которая здоровски успокаивала нервы.       То, что он зависим и помешан на желании похудеть, пришло к нему внезапно. Когда он неожиданно вернулся со школы, в очередной раз вытирая рукавами школьной рубашки слёзы, слыша странные звуки.       Мать исправно выблёвывала обед, не замечая своего собственного сына, что смотрел на это всё из-за небольшой щели.       Все её советы растворились в воздухе. Будто роскошные, но сорванные цветы гнили прямо возле его ног. Он закрыл дверь обратно и впервые в жизни не ел целый день.       Шок был таким сильным, что вся ночь ушла на размышления. Даже его дорожайшая, очаровательная мама бредила едой и желанием похудеть. Но поверить было сложно, потому он решил докопаться до истины, не задавая никаких дурацких вопросов, легче было убедиться на практике.       Со школы он едва ли не мчал, пропуская последний урок, не переодеваясь в школьную форму после физкультуры и срываясь домой. Мать блевала чаще, чем Чимин объедался на ночь. День за днём, в одно и то же время. Пока сына не было… Включала воду в кране, глушила посторонний шум, снова и снова склоняясь к унитазу.       Мать закармливала его, как на убой, удовлетворяя свои желания. Она была и сама не прочь поесть так же жирно и сытно, но обходилась обезжиренным кефиром на ночь без всяческих мучных изделий.       Чимин ел и плакал в два раза больше, воруя у матери ключи от ее танцевальной студии, где пытался сжечь калории или убить своё сердце. Пару раз порываясь повторить подвиг своей мамы и оставить свой обед в унитазе, но не мог, слишком боялся или здраво мыслил.       А потом Ёнджун и его лучшие друзья хорошо проехались по всем его недостаткам, добивая уже и до этого избитого парня своими жестокими, беспощадными словами. Лучше бы они его били ногами, чем вонзали воображаемые ножи в сердце.       Сидя в позе лотоса и всматриваясь в отражение себя в зеркале, тот самый Пак Чимин вдруг прозрел. Будто очнувшись ото сна, он увидел, как отвратно выглядит его сморщенный в несколько слоёв живот, слоёный, как тот круассан, который он съел утром. Как сильно расплываются его необъятные бёдра и выпирают жирные бока из спортивных штанов. А его щёки напоминали два налитых мясных красных шарика, из-за которых на его лице едва можно было разглядеть глаза.       Он похудеет. Просто для того, чтобы жить, а не выживать. Цвести, а не гнить.       Отражение в зеркале всё ещё было отвратительным, шептало сдерживающие: «Ты превратишь свою жизнь в ад, сделай это правильно». Только вот Чимин по ту сторону решил всё и навсегда.       Не догадываясь, к чему это приведёт…

***

      Преподаватель рассказывал очередную совершенно неинтересную историю вместо математики, пытаясь вынудить подростков на мнимое уважение его персоны. Получалось так же плохо, как, впрочем, получалось и до этого. Подростки без зазрения совести сидели в телефонах, Ёнджун и его компания наслаждалась фотографиями Чимина, балуясь с приближением и пытаясь спародировать его выражения лица или же явный второй подбородок.       Главный герой обсуждения не реагировал, просто снизил яркость на смартфоне, и исследовал форумы по похудению. К тому же сильная боль в мышцах после изнуряющих танцев на почти пустой желудок забирала все силы, включая и эмоции. Не хотелось ни плакать, ни ругаться, ни тем более драться. Притом, что Чимин был на вид сахарной тучкой со слабыми руками, так ещё и пацифистом, да и здравый смысл подсказывал ему, что, ударь он Ёнджуна хоть раз, тот бы оторвал ему голову одним взглядом.       На форуме с темой: «Как похудеть?» было так много советов, что глаза разбегались почтить все глубины. Чувство эйфории после увиденного утром –1.3 килограмма пробуждало в нём желание к похудению, лучше всяких подстреканий со стороны одноклассников и добрых помощников. Писалось, что при большом весе лучше всего начинать с не очень сложных диет и спорта, пить более двух литров воды и ориентироваться на объёмы. Звучало не очень обнадёживающе, потому Чимин раздражительно начал листать вниз, ища что-нибудь с примерным отвесом, как двадцать килограмм за месяц.       Он откусил заусенец с большого пальца при новом сообщении от Тэхена, получая комок свёрнутых в шарик листов в макушку, от, кажется, Соджуна. Учитель писал пример на доске, делая вид, будто ничего не замечал, что было невозможно, учитывая особенно громкие смешки и громкий шёпот: «в десяточку, чувак» . Ёнджун и Соджун дали друг другу пять и принялись искать ещё какой-нибудь предмет для броска. Шорох листов и шуршание портфелей мешали сконцентрироваться на математике, а особенно на одной интересной диете с варёной морковью.       Чимин был безразличен ко всему последние несколько лет, срываясь только по дороге домой или в своей комнате. Слабости всегда побуждают желание унизить ещё больше, Пак знал это, как никто другой.

Тэхён-и

— Кинь в них стул, покажи, кто здесь папочка.

— Хён, можно спросить у тебя совет?

Тэхён-и

— Ты всё-таки решил покинуть ряды пацифистов и ударить парочку раз по их наглым рожам? Чимин-и, поверь, это лучшая идея в твоей жизни.

      Не найдя ничего лучше хорошо подточенных разноцветных карандашей с чужой парты, альфы решили посоревноваться в попадании, наметив какую-то точку на голове парня. Пак не нашёл ничего лучше, чем лечь на парту и попытаться записывать решение примера, едва приподымая руку. Получать карандаши в спину было неприятно, но ещё не так больно, как в голову. Звук падения деревянных палочек о пол звенел в голове, будто выстреливая в висок короткими импульсами, принося адский дискомфорт. Хотелось выпить таблетку и полежать в горячей ванне, а не пытаться сконцентрироваться на тихом брюзжании учителя.

— Я позвоню после уроков, а то учитель сейчас меня убьёт. Хорошего дня, Тэхён-а, файтин!

      Врать лучшему другу было непривычно, но и писать правду было стыдно. За то, каким жалким был парень, как сильно он устал от этого всего: своей жизни, мира, насмешек и безразличия.       Живот болел нещадно, будто съедая его изнутри. Но хотелось не есть, а вырвать куски сала, как обычную защитную плёнку. Но это бы никогда не сработало.       Стоило ли ему говорить о своём похудении другу?       В мечтах похудевший Чимин улыбался приехавшему после длительной учёбы Тэхену, чувствуя восхищение и признание в его глазах. Только вот Чимин не сказочник, он все ещё боялся сделать что-то не так, остаться одному в такой сложный период его жизни.       И ещё он безмерно любил и уважал своего любимого хёна, подпитываясь его добротой и искренностью. Он не мог утаивать от него столь важную информацию, да и не хотел.       Звонок с урока прозвенел как-то очень быстро, незаметно застав омегу врасплох. Если он не успеет сейчас убежать в укромное место, то его «друзья» вновь подарят ему лучшие минуты существования. Он быстро впихнул учебник и тетрадь в сумку, хватая пухленькими пальчиками ручку и едва не сбивая всех по пути.       Ёнджун матерился, недовольный тем, что Чимин не убрал за собой карандаши и угрожал. Как и всегда. Омеге плевать уже давно, желание только одно, добежать бы быстрее до туалета и закрыться в кабинке, ожидая очередного звонка на урок.       Одноклассники плевались ядом в след, когда неповоротливый Пак задевал их плечом, выдавливая из себя тихое: «Простите, пожалуйста».       — Бог простит, свинья, — тощая омега из параллели как раз вовремя открыла дверь туалета, впуская парня внутрь.       В последней кабинке, как и всегда, было пусто, к счастью, ещё и чисто. Щёлкнув защёлку и присев на стульчак, Пак наконец-то выдохнул, чувствуя, как по спине бежит холодный пот. Юджин, бежавшая за ним следом, только фыркнула, ударяя ладонью по двери.       Неделю назад девушка дежурила в кабинке, чтобы облить его водой, набранной в унитазе. Было ужасно унизительно, и только осознание ее тупости придавало сил, учитывая то, что она лезла в такие места самостоятельно. И для чего? Несусветная глупость.       К счастью, сегодня была пятница и последние два урока были не очень важными. Особенно физкультура, на которую у Пака было освобождение, купленное мамой в больнице ещё в начале учебного года. Лучше заниматься одному, чем ловить на себе взгляды презрения и насмешек. Потому оставалось дождаться звонка и тихонько свалить из школы, чтобы наконец-то занять студию мамы и выполнить ту танцевальную практику на большое сжигание калорий.       Чимин листает весь перерыв различные диеты, выбирая несколько своих фаворитов, вроде, питьевой, шоколадной и морковной. Пока что считать калории было затруднительно, потому что не было кухонных весов, да и мама бы не позволила.       Забота больного человека, скорее всего, этот же случай. Уберечь от собственных проблем? У неё это явно получилось плохо. После звонка на урок он выждал ещё семь минут, на всякий случай, и наконец-то вышел, прикрыв свой первый школьный дом.       Переобул сменную обувь, накинул куртку и, прихватив рюкзак, ушёл вместе с компанией младшеклассников, у которых недавно закончились уроки. Телефон немного обжёг руку при мысли позвонить лучшему другу, предаваясь сомнениям, поддержит ли он его.       На улице отвратительная весенняя погода: слякоть, маленькие лужи и мрачное, серое небо. Чимин бы хотел родиться серым, таким незаметным, будто бесформенная масса, выделяясь лишь своими такими же, как у всех, серыми оттенками. Как и половина человечества. Только вот яркая внешность, толстый слой жира на его теле и врождённая стеснительность делала из него какое-то гнусное подобие белой вороны.       Чимин уткнулся в смартфон, прожигая подпись контакта несколько долгих минут, не чувствуя всепоглощающей сырости вокруг, запаха азота и холода. Автобусная остановка, к которой он успел прийти, пустовала, лишь какой-то парень в капюшоне слушал музыку, прижавшись спиной к стене.       — Дырку прожжешь.       Чимин вздрогнул от хриплого, чуть шепелявого голоса того самого парня в капюшоне, оборачиваясь. Неизвестный тип подошёл на несколько шагов ближе, все ещё не показывая своего лица.       — Досчитай до трёх и звони, самый действенный способ, сам им пользуюсь, — парень встал возле него, открывая зонтик, который омега даже не заметил. Тот как-то удачно сливался с полностью чёрной одеждой, болтаясь где-то сзади. Даже в оверсайз куртке, незнакомец выглядел таким потрясающе худым с длинными ногами, обтянутыми скинни джинсами.       — Ну, — Чимин покраснел так, что не мог сформулировать и слова, глазами исследуя буквально всё, кроме человеческой фигуры рядом. Горло так сильно пересохло, что слюна казалась вязкой, хотя это воображение его встревоженного ума, — спасибо, да, ну, я потом позвоню. Автобус вот и… ну… вот, да.       Пак хотел провалиться под землю, вот прямо там, где стоит, да побыстрее. Он будто забыл, что вообще можно говорить с другими людьми просто так.       Парень, лица которого все ещё не было видно, просто протянул ему какой-то дурацкий чупа чупс со вкусом винограда и зашёл в автобус.       Автобус, который Чимину абсолютно не нужен, и шёл он в другом направлении.       — Дебил, — омега только взглядом проводил транспорт, сжимая дурацкую сладость в ладони.       Все равно сладкое ему нельзя есть ещё месяца три, но выкинуть его он всё же не решается. Как минимум, можно было помечтать, что этот парень хотел познакомиться с ним, помочь. Даже притом, что он похож на колобка больше, чем на человека.

***

      Чимин забыл, как дышать, считая каждый удар встревоженного сердца, в трубке молчали, казалось, вечность. Говорить Тэхёну о своём похудении было ужасно неловко, страхи кружили голову, отключая здравый смысл. Он боялся осуждения, ещё больше высмеивающего: «У тебя не получится, ты слаб, Чимин». То, что было внутри, съедало его, перекидывая свою неуверенность на Тэхёна, о котором так думать было максимально опрометчиво и глупо.       В трубке только тяжело вздохнули. Секундами позже послышалось, как омега застегивал молнию на куртке, что будто скребла внутри его горла. От той мимолетной тишины, что успела пропитать всё его тело страхами.       — Только не говори, что ты решил питаться святым духом и грызть сельдерей по определенным праздникам, — Тэхён, видимо, закончил собираться на работу, что делал изначально, громко хлопнув дверью.       Ким никогда не умел быть тихим, в отличие от того же Чимина, что боялся даже громко дышать или насладиться более громкой музыкой в наушниках. Это было не странно, учитывая отношение к полным людям в Корее. Пренебрежение, поверхностность и унижение как таковое. Это то, чем дышал Чимин с малых лет. Это его проклятье и благословение. Видеть тех, кто уродлив внутри, настолько, что их души прогнили до костей.       Чимин на реплику друга только неразборчиво буркнул, ступая подошвой кед на тротуарную плитку. В интернете советовали много ходить, дышать свежим воздухом и не жрать булки на ночь. Одна из таких булочек лежала в мусорном баке, когда Пак выбросил её со слезами на глазах. Мама так сладко поцеловала его в лоб, поманив свежей выпечкой, что идея с прогулкой по парку ночью, казалась магическим образом очень заманчивой.       — Чимин, я не могу запретить тебе худеть, если это твоё желание, — голос Кима был таким завораживающе бархатным, как и всегда, даже вой сирены и гул сотни людей в Сеуле не мешали ему наслаждаться.       В отличие от столицы окраина Пусана, где и гулял Чимин, казалась пустошью. И то, насколько мир был пёстр и красочен для Тэхёна, столь он был безлик и гнетуще пуст вокруг ослабленного собственной беспомощностью Пака.       Ступать по дорожке с каждым шагом было всё труднее и труднее, мышцы от ежедневных танцевальных марафонов болели до помутнения рассудка. Ночь была холодная, беззвездная, наталкивающая на целый ворох мыслей, живущих в своей собственной вселенной. Живот ныл до одурения сильно, будто переваривая желудок вместо пищи.       Чимин не ел уже два дня, и он не вспомнил бы о подобном опыте, даже если бы уделил этому неделю времени, потому что такого на его памяти не случалось. Сытый ребенок — счастье для семьи, как минимум, для его матери, что болела булимией. Смешная шутка, что тонкой нитью прошла по всей его жизни.       Шагомер, что он стащил с студии танцев, показывал тринадцать тысяч двести тридцать четыре шага, а фонарь со своим ужасным оранжевым цветом будто разъедал сетчатку глаза.       — Я хочу поддерживать тебя, радоваться твоим успехам и помогать чем могу, правда, только не калечь себя, не изнуряй, — голос его друга был слегка сиплым, будто он вот-вот и заплачет.       Боли в животе Пака отбивали всякое желание поплакать, он просто хотел отдохнуть и поспать. Есть ему всё ещё было отвратительно и страшно.       Ни вечерние булочки, ни утреннюю яичницу с беконом, ни салат с обезжиренным йогуртом. Как ужасно ему не хотелось бы откусить хотя бы зелёное яблоко, даже не съедая полностью.       — Ты доведешь свой организм, заставишь его есть одну траву, только вот это сделает только хуже, слышишь, Чимин? — голос звучал отчего-то до странного близко. Голова будто сжималась и разжималась каждые три секунды, отбирая остатки воздуха.       Пак просто упал мягкой, оттого и жирной, задницей на лавочку, ловя ртом воздух, а ещё затуманенное сознание, уплывающее куда-то далеко. Тэхён продолжал говорить, только в этот раз омега не слышал ни слова, пытаясь собраться силами.       Тело было словно мягкий комок ваты, сжатый в кулак и вдавленный в асфальт сапогом. Ощущение не из приятных. Он даже и двух дней поголодать не может спокойно, чертов организм со своими пакостями. Как минимум, затуманенный мозг пухлого омеги считал эту мысль сказочно правдивой.       — Уже всё хорошо, — Чимин откинул голову, смотря на кромешную темноту вдали, прикрывая глаза. Спать хотелось невыносимо. Мозг не давал ни секунды покоя, напоминая как же срочно ему нужно поесть.       Под сладкую булочку с чаем спалось сказочно, в отличие от воды и пустоты внутри, что парень ел и днём и ночью.       — Ты меня так напугал, придурок, — Тэхён, видимо, плакал, голос его был сиплым, он то и дело шмыгал носом, динамик смартфона бился о серёжку в ухе от дрожащих рук.       У Чимина не было сил даже улыбнуться, хотя он начал чувствовать себя намного лучше. Тэхён слишком хорош для такого, как Пак. Он постарается для себя, мамы и Кима, чтобы не позорить его из-за своего лишнего веса.       Интересно было лишь: стоили ли его мучения ожидаемо отвеса?       — Ты придёшь домой и поешь какой-нибудь вареной грудки, я знаю, что твоя мама такую делает постоянно и погрызи хотя бы какой-нибудь салат, хорошо?       Чимин мотнул головой, будто друг его видел. С закрытыми глазами в ночи он почему-то вспомнил того парня с капюшоном.       Он был таким красивым. И худым.       Если Чимин постарается, он будет таким же. Может, некрасивым, но точно худым. Это уже многого стоит.       — Хорошо, Тэхён-а, обещаю, что поем немного, — обманывать друга он все ещё не собирался. Здравый рассудок, видимо, ненадолго вернулся на место, отзываясь внутри шепелявым голосом и дурацким: «Посчитай до трёх и сделай это».       — Завтра воскресенье, и у меня выходной, если хочешь, мы можем придумать тебе рацион питания и какие-нибудь упражнения. Черт, я плох в этом, если честно, но что-нибудь придумаю, обещаю. Ты только кушай нормально, не голодай, даже если сильно хочешь. Поклянешься мне на мизинцах?       Тэхён всегда много говорил, когда нервничал, омега знал его лучше, чем самого себя. Оттого на душе стало теплее, слаще, он ведь не один. Жизнь наградила его Кимом, он благодарен ей так сильно, что даже вымученно улыбается, поднимаясь на дрожащих ногах с лавочки.       — Клянусь, — посмеивался Чимин, возвращаясь назад и слыша, как Тэхён ударил железную дверь бара, в котором тот работал. Все эти звуки за год стали, как родные, будто Чимин находился со своим другом в этот момент. — Я пойду домой, удачной работы, Тэтэ.       — Я что, снова сильно ударил дверь, да? — озадачено спрашивает парень, вокруг него куча голосов, будто в улье с пчелами.       — Точно, — Чимин наконец-то засмеялся, глаза его превратились в маленькие щёлочки, едва заметные из-под пухлых щёк. Друг засмеялся в ответ, бурча что-то о том, как сильно он соскучился и что ему нужно идти, отключаясь.       Омега успокоился почти сразу, пряча телефон в карман, сохраняя на лице улыбку. Не сразу замечая Ёнджуна с его дружками, что совсем недалеко от него курили.       Те, к счастью, не заметили и Чимина, толкаясь и хохоча, будто подвыпившие. Хотя не стоило откидывать этого варианта…       Идти домой через нерасчищенную дорогу было немного глупо и страшно, но это лучше, чем получить по голове. За пределами школы они могли быть ещё ужасней, чем в её стенах. Никаких тебе учителей, порядка и угрозы вылета.       Чимин успел дойти до половины пути, видя, как компания Ёнджуна сорвалась на бег, крича какие-то неразборчивые маты в его сторону.       Он едва не зарылся носом в землю, цепляясь за корень какого-то куста, слыша хруст в колене, но продолжая бежать, несмотря на ужасную одышку. Он, к счастью, отошёл на приличное расстояние, прежде чем альфы его заметили.       Впереди небольшое ограждение, на которое Чимин бы и в нормальном состоянии не взобрался, а тут еще большой живот, одышка и паника. Слёзы бежали ручьями, когда он пытался ухватиться за поросшие по ограждению растения, которые отрывались раз за разом, оставаясь в его ладонях.       Голоса были всё ближе и ближе. Паника душила, заставляла его реветь навзрыд, пока он не наткнулся в темноте на большой корень и сдавил его крошечными ладошками, пытаясь поднять свой зад и закинуть ногу.       Какой-то особо быстрый парень добрался до него, видимо, не куривший ту дрянь, что мешала лёгким хорошо выполнять свою работу. Чимин пытался из последних сил, пока парень, что находился рядом с ним, не бросил в фонарь камень.       Лампочка разлетелась вдребезги, оставляя и те крохи света, что были. Чимин даже не успел попытаться изменить свою жизнь, нарвавшись на обкуренных одноклассников. Лучший сценарий для его убийства.       Он перестал плакать, слыша, как где-то вдалеке кто-то из той компании падает, так же, как и он, потеряв остатки света на этой чёртовой, заброшенной дорожке.       Тот альфа ступал по сырой земле, наступая на небольшие ветки и шурша листьями. Чимин перестал плакать, хватая ртом воздухом и хныча, как маленький ребенок, пока тот, скорее всего, альфа из-за его сильного феромона не подошёл к нему впритык.       Телефон выпал из кармана, громко шлепаясь на землю, Чимин виснул на куске корня, как придурок, даже не пытаясь вытереть слёзы.       Альфа наклонился за телефоном, поднял его и засунул омеге в карман. Голоса одноклассников звучали всё ближе, и лучше бы он убрал тогда те дурацкие бумажки и карандаши, может, они бы и не тронули его. Может. Вероятно. Хорошее слово…       — Ногу подними, — шепелявый голос выбил весь дух, точнее, остатки, из-за чего Чимин раскрыл глаза так широко, что они начали немного болеть.       Альфа сбросил капюшон, ухватил его за ногу, самостоятельно переставил на удобное место. Снизу ему было виднее, видимо.       — Быстрее думай, булка, блять, — парень звучал немного угрожающе, но достаточно отрезвляюще, чтобы услышать приближение альф, которые додумались включить фонарики.       Чимин успел лишь занять устойчивое положение, когда чужие руки впились в его спину, а чужая, мать его, голова упёрлась в его чёртову жирную задницу, помогая взобраться вверх.       Он не успел сказать даже спасибо, как-то по-дурацкому падая плашмя в гору вонючих листьев, которые служили, видимо, его периной.       Чимин подобрал телефон, который снова выпал, и несся, как можно быстрее, услышав шепелявое: «Убежал этот ваш толстяк».       Омеге, если честно, плевать, толстяк он или кто, когда он, прихрамывая, бежит в сторону дома.       Чимин никогда так сильно не бегал до открытия тридцать первого дыхания и покалывания в пятках. Остановился он лишь возле своего дома, под спортивной кофтой была прилипшая футболка. Тело потное, мокрое, мерзкое, будто Чимин только что искупался в водоёме, слабо вытерев тело полотенцем. Он просто упал на газон, едва ли не под самой дверью у дома, пытаясь отдышаться от своеобразного марафона, хотя к парку нужно было идти максимум километра два. Соседский пес лаял, как бешеный, пытаясь сорваться с цепи, чтобы, вероятно, откусить кусок ляжки. Не то чтобы Чимин был против, но это уже попахивало кретинизмом.       Слёзы превратились в засохшие дорожки, стягивающие кожу, и парень решил это исправить, разрыдавшись, как маленький ребенок, не получивший конфету. Он рыдал настолько долго, что мокрая спина стала холодной, будто айсберг, а пальцы дрожали, будто одеревенелые обрубки, совершенно не по-человечески странно дергаясь. Даже пес утих самостоятельно, запрятавшись в свой своеобразный домик из древесины и остатков от картонных коробок. Чимин просто перекатился со спины вбок и медленно поднялся.       Ноги дрожали от забитых мышц и, видимо, лёгкого растяжения на правой ноге, которая была опорой для подъёма вверх по стене. Омега открыл дверь, натыкаясь на кромешную темноту и тишину, молясь, чтобы мать спала, и поплёлся на кухню.       И что странно, желание съесть всё вокруг и даже больше улетучилось, стуча набатом в голове словом «чай». Желательно сразу литр такого, чтобы обжигал язык, горело и согревалось тело.       Он поставил электрический чайник, кинул в чашку пакетик с каким-то рандомным вкусом и кусок лимона, размером с его пухлый палец. Содрал кофту и футболку с тела, пытаясь не стучать от холода зубами, кутаясь в купленный мамой махровый халат. Вещи кинул в стирку, кеды, испорченные травой и грязью, решил вымыть потом, направляясь с ванной обратно на кухню. Отделяла эти два помещения только небольшая стенка, даже ниже роста самого Чимина.       Делал всё по инерции, пытаясь не думать ни о чем, превозмогая страх. Ёнджун и его дружки — больные на голову ублюдки, а Чимин — жирная свинья, над которой хотели поиздеваться в заброшенном парке. Вау.       — Бери да сценарий пиши, не жизнь, а говняное кино за три доллара, — сам себе бурчал под нос Пак, наливая чай в чашку. Как бы он не хотел выпить его весь за одну секунду, но обжечь себе всё внутри было плохой идеей, поэтому он просто укутался в халат, задирая ноги на стул и ждал, тыкая в экран разбитого мобильника.       Интересно, в какой момент он его разбил… когда не мог поднять свой жир или когда упал в гору вонючих листьев — можно только догадываться. Чимин только вздохнул тяжко, слёз уже нет, желания жить, впрочем, тоже, поэтому он просто содрал защитное стекло и уткнулся в экран.       Поисковик, казалось, трещал от однообразных запросов о похудении, но было плевать. Интернет не лопнет от булок на ночь, а Чимин, вполне вероятно, может.       Выпил две или три чашки чая, сохранил несколько интересных диет, тренировок и всё-таки решил пойти спать сразу после того, как едва не упал со стула, засыпая.       Кровать оказалась просто верхом его любви: самой желанной, мягкой, с тёплым одеялом и подушкой, которую хочется обнять. И он выключился, как будто перегревшийся компьютер. Сон без сновидений, долгий, тот, в котором он нуждался.       Выполз с постели только к двенадцати с взъерошенными волосами, болью во всём теле и под крики матери под песни какого-то айдола. В голове было пусто, оттого и хорошо. Он принял душ, втёр в тело кучу всяческих средств, использовал другие баночки и флакончики для лица. Как и всегда по воскресеньям.       Мама готовила завтрак (обед?) на кухне, напевая под нос, вздрагивая от рук сына. Чимин закусил до крови губу, прижимая хрупкое тело мамы к своему мягкому животу, сдерживая слезы. Прошло только пару дней, а он так устал… Скорее морально, чем физически.       Женщина не произнесла и слова, поглаживая пухленькие пальчики, наслаждаясь своим самым сладким мальчиком…

***

      В школу идти не то чтобы было страшно, просто тело трусило, ноги не хотели передвигаться, а тревожность вопила, как сирена на войне. Но он почему-то полз туда, конечно же, пешком, чтобы сжечь калории.       За последние пять дней он сбросил шесть килограмм и двести грамм. Правда, поел он только в воскресенье и оба раза с мамой, чтобы та ничего не заподозрила в рамках диеты, конечно.       Тэхён тоже бурчал на него, хотя у друга, видимо, были какие-то явные проблемы, поважнее, чем похудение толстяка.       Все переживали за него, только сам Чимин в этом не нуждался, следуя своему плану диеты и тренировок. Это было опрометчиво, но и единственным, что могло успокоить его нервы и желание измениться.       Чимин пришёл впритык к первому уроку, надеясь на то, что не получит пару пощёчин или удар под дых. Все успели быстро разойтись по классам вместе со звонком, оставляя омегу одного возле двери. Сердце стучало, как бешеное, ощущая опасность каждой клеточкой тела, но тот всё-таки зашёл внутрь под оглушающий смех.       Один из его одноклассников, который с вероятностью в тысячи процентов делал всё это под угрозами Ёнджуна, едва ли не плача, стоял к нему лицом к лицу. Не от жалости к Чимину, конечно, от боязни вылететь из школы. Он вылил на него полное ведро с краской, прямо на голову, омега только и успел глаза закрыть. Вонючее и липкое нечто стекало прямо на пол под гул омежьего сердца, которое наконец-то успокоилось, отпуская переживания. Как минимум, он уже знал, что они хотели с ним сделать, правда, не факт, что он отмоется после этого или не задохнётся.       Его одноклассникам было плевать, от этого еще страшнее, потому что невозможно быть такими уродами. Он может от этого умереть или остаться слепым, попади всё это ему в глаза, рот или нос.       Чимин не успел даже вздохнуть полной грудью, когда куча подростков начали кидать в него карандаши.       Тело горело огнём, солнце будто хотело прожечь в нём дыру. Если он не смоет сейчас краску, то он умрет… Как в той истории про мальчика, которого для праздника покрыли золотой краской, и он скончался под празднование.       Только Чимин не был золотым мальчиком, а это были не гости, скорее, конченые мрази, пляшущие под чужую дудку.       Некоторые карандаши прилипли к одежде, волосам, Чимин впервые в жизни захотел воткнуть острый конец кому-нибудь в глаз.       Злость съела его, побеждая даже страх. Он нащупал ручку двери, спиной натыкаясь на учителя, который кричал на всех, включая даже Пака.       Если его одноклассники так сильно хотят вырастить в нём монстра, то так тому и быть. Он устроит им такой кошмар, который они заслужили.