Фальшивка

      Краска превратила его волосы в солому из-за средства, которым пытались ее убрать. Тело напоминало сухой сжатый в ладони, упавший с дерева лист. Но главное, то, что они пытались породить в нём, эту жажду… Жажду мстить, ту всепоглощающую злость, что бурлила внутри.       Чимин боялся самого себя, своего сознания, желания измениться изнутри.       Сразу после этого инцидента омегу кое-как приводили в себя и очищали от краски, хотя он уже слишком сильно надышался. Мутным взглядом он смотрел на то, как родители Ёнджуна пытались что-то у него расспросить, вымолить какое-то мнимое прощение. Как его мама пришла в кабинет, как кричала и пыталась отгородить его от всех.       Чимин не плакал, когда его ресницы слиплись сплошным комком, а с волос на него капал раствор. Тело начало покрываться пятнами, видимо, из-за аллергической реакции на какое-то вещество. Не плакал, когда мама выводила его из школы под тысячи взглядов и вспышек телефонов, под смех, одобрительное или негативное улюлюканье.       У него кружилась голова от голода, страха, от слёз мамы, но он так чётко разглядел на лице Ёнджуна победную ухмылку, который как ни в чём не бывало стоял возле кабинета.       Дома он узнал, что альфу и его дружков оправдали, так как никто в классе не признавал издевательств в сторону Чимина. Обвинили того бету, что перевернул на него ведро, и омеге почему-то было не жаль…       Он просто хотел, чтобы все они сдохли в океане краски и их матери плакали так же, как и его. Захлебывались в слезах, когда мазали крем от аллергии на покрасневшую кожу своего ребёнка.       Никого из его одноклассников не интересовало, умрёт он от этого, станет уродливым (ещё больше) или пожалуется директору, потому что они были простыми марионетками. А кукловода он уничтожит своими собственными пока ещё слабыми руками, втопчет в землю и заставит вынести всё то же, что и он сам. И если он и был когда-то пацифистом, то теперь он будет им для всех, кроме одного урода.       Чимин кое-как встал с постели, натыкаясь на своё отражение в зеркале. Он, видимо, сбросил много килограммов, судя по тому, как домашняя рубашка висит на нём, но недостаточно. Ресницы, которые выпали целым букетом, сейчас снова начали расти, видимо, из-за той сыворотки, что купил ему Тэхён. С волосами были проблемы, но не такие, какие он себе представлял, лежа на кровати. Как минимум, они были всё ещё на его голове, а это уже неплохо. Аллергия портила всё, что только могла, превращая омегу в запятнанный помидор.       — Урод, — шептал отчаянно, сдергивая оставленное на кресле покрывало и накидывая сверху на зеркало. — Теперь лучше.       Парень дышал отчаянно, будто нуждался в воздухе, бросая тяжелый взгляд на оставленную пищу. Булки, которые мама пекла для него постоянно, вдруг превратились в комок из теста, когда он сжимал их в крошечных пальчиках. Корочка хрустела, трескаясь и рассыпаясь немного на пол, мягкие внутренности выдавливались сквозь пальцы, а потом со всего размаху месиво летит в мусорку.       Никакого мучного.       Тушеная говядина лоснилась жиром, так же исчезая где-то в закромах вместе с месивом из теста.       Никакого жареного и жирного.       В овощах слишком много соли, она задерживала воду, поэтому Чимин тщательно промывал овощи в ванной.       Никакой соли.       Чай с сахаром он также выливал, набирая обычной воды и ставя перед собой.       Никакого сахара.       Перед ним промытые, оттого и невкусные овощи и вода.       — Отлично, Чимин, теперь нужно всё это съесть.       Он упал своей тушкой на стул, пододвигая к себе тарелку, прожигая взглядом кусок спаржевой фасоли на краешке тарелки. Он не ел ничего уже двенадцать дней, и если он не заставит себя, то за него это сделают другие. В голове крутится дурацкое:       Если у вас много лишних килограммов, нужно начинать с легкого. Питайтесь правильно и занимайтесь спортом.       Он не знает, правильно ли это, но руки почему-то дрожат, когда он берет палочками несколько кусочков.       Мог ли он подумать, что будет заставлять себя есть? Нет.       Почему-то при виде спаржи он начал плакать, так сильно, что перед глазами застыла пелена. Будто от одного кусочка всё его тело превратится в ещё больший кусок жира.       Он боялся, но в нём всё ещё живет здравый рассудок, поэтому приправой к этому блюду служат его слёзы, что продолжают течь по щекам.       Кажется, он медленно сходит с ума…

***

      Чимин дрожал, как осиновый лист, сжимая в руках ручку двери, каждый шорох казался опасным. Выйти на улицу стало будто непостижимой целью, сжимающей его горло, не давая дышать полной грудью и наслаждаться обычной жизнью.       Дурман шептал ужасное: «Всё повторится». Будто он оказался вновь возле класса, ожидал своей участи, чувствовал, как густая, мерзкая краска стекала по его телу, как лёгкие жгло, слипались ресницы. Ручки летели в него одна за другой, когда он не видел ничего, окруженный темнотой и страхом, удушающим спокойствием, на деле ощущая лишь мнимые покалывания в теле.       Но он всё ещё сжимал ручку входной двери, надеясь, что этот кошмар рассеется после того, как он проснется, зная, что этого не произойдет уже никогда.       Мама уехала в командировку, оставив немного еды, которую омега благополучно выбросил, так как она была слишком калорийной для его диеты. Это искушение. Чимин не был готов смотреть на аппетитные куски свинины, на огромный сладкий сливочный торт, одновременно плача от вида в зеркале.       Идти в магазин было страшно. Так сильно, что коленки дрожали, хотелось плакать, забившись в угол, что он, впрочем, и делал почти весь день. Хотелось прижаться к кому-то, ощутить теплоту чужого тела, голос, что шепчет приятные и успокаивающие слова.       Ни мама, ни Тэхён не могли помогать ему вечно, потому Чимин просто молча плакал, пытаясь успокоить самого себя. Никто из его окружения не виноват в том, насколько он безлик и отчужден, беспомощен в своем обличии. Крошечный, полный омега, несущий в мир только крохи школьных знаний и титул неудачника.       От осознания этого факта сердце сжималось и болело, что хотелось вырвать его из груди, превратившись в бесчувственную массу. Но Чимин знал, что не способен даже на это.       Дверь тихо скрипнула, отворившись под людским натиском. В лицо ударил ветер, свежесть весны, ночной прохлады, умиротворяющей тишины. Выйти на улицу ночью было намного опасней, но людей было в разы меньше, а это самый главный страх, живущий в маленькой голове Пака.       Парень даже не понял, как вышел, как закрывал дверь трясущимися руками. Во дворе не было никого, кроме злосчастного соседского пса, который даже не лаял, просто наблюдал. Чимин смотрел в ответ, вспоминая, как валялся на газоне, убегая от компании Ёнджуна и его дружков.       Пак просто закусил губу, поплотнее закутавшись в ворот спортивной кофты и натянув на кепку ещё и капюшон. Стало отчего-то спокойнее.       Оставалось выбрать путь, куда следует идти, потому что супермаркет, в который они обычно с мамой ходили, был закрыт. После одиннадцати работали разве что круглосуточные магазинчики, где выбор товара был в разы меньше.       Идти по улице казалось чем-то необычным. Практически целый месяц Пак не выходил никуда. Ещё чаще даже не выглядывал из комнаты, дистанционно сдавая работы для школы, перебиваясь легкой пищей, слушая маму и разговаривая с другом. Он был рад и этому, пусть, на самом деле, и желал большего, чем четыре стены и кошмары по ночам.       Говорить, что всё в порядке, было все тяжелее и тяжелее с каждым днем. Тэхён подозревал, но умалчивал какие-то свои проблемы, потому и не решался выпытывать у Пака всё. Так было немного легче.       Весна была тёплой, воздух в ночи даже не остыл полностью, дышать было намного приятней. Ни души, лишь фонари отсвечивали путь, хотелось гулять и гулять. Но тело и самочувствие всё чаще его предавали, перед глазами то и дело летали мушки, всё кружилось, и ворчал живот.       Сбрасывать вес было всё труднее и труднее, килограммы остановились на отметке 74. Чимин хотел меньше… Организм был на грани, запасаясь теми крохами, что попадали в него. Но кушать, как раньше, он не мог, так как боялся набрать вес назад. Это было сродни самоубийству.       В одном из двориков виднелся небольшой магазинчик со столиками на улице, идти туда было всё труднее. Каждый шаг отдавал внутри паникой, его душа бегала из стороны в сторону, выдирая клочьями волосы.       Голова трещала от назойливого: «Хочу домой» и «Давай, ты сможешь, это нетрудно, двигайся, жирная задница».       Колокольчик зазвучал, как отпевание, когда он открыл дверь, посчитав до трёх. Внутри пахло раменом и жвачками, кроме продавца, полулежащего в кресле, не было больше никого. Где-то глубоко внутри душа мальчика села в углу сознания, успокоившись.       — Здравствуйте, — получилось слишком хрипло и тихо, он не говорил ни с кем два дня после того, как мама уехала.       Продавец почти сполз с кресла, натянув кепку на лицо и тихо посапывая. От чужого голоса тот даже не вздрогнул, продолжая спать, ему очень повезло, что омега не был грабителем. Пак не нашёл ничего лучше, чем стукнуть по столу ладошкой, зато человек подорвался моментально.       Кепка спала на пол, волосы у парня распушились, глаза напоминали две щелочки, взгляд расфокусированный. Чимин удивленно распахнул глаза, узнавая почему-то моментально парня из парка.       — Простите, уснул, — альфа уважительно склоняет голову, потирая ладошками глаза, пытаясь проснуться. — Здравствуйте, чем могу помочь?       Омега не дышит практически, наблюдая за парнем, что больше напоминал заспанного котика. Такой красивый, будто сошедший с обложки журнала. Идеальный тип. Едва ли ощущался освежающий запах яблок, отбиваясь где-то в подкорке мозга. Хотелось взъерошить чужие волосы ещё больше, узнав мягкие они или нет.       От осознания своих мыслей Чимин покраснел, тут же вспоминая, насколько он уродлив, улыбаясь собственным мыслям. На бейджике красовалось выведенное от руки «Мин Юнги».       — О, пухляш, — прогнулся из-за стойки альфа, омега среагировал молниеносно, закрывая лицо полностью.       От этих слов хотелось плакать. Действительно, откуда у него такие мысли, если он уродливая свинья. Никаких прав не имел, тем более думать об альфах.       Пак протягивает листик со списком продуктов, закусив до крови губу, пытаясь не зареветь. Руки его дрожали, что не укрывается от пытливого взгляда Юнги.       — Чёрт, прости, не хотел тебя обидеть, — альфа хватает крошечную ручку с пухленькими пальчиками, голос его едва заметно дрожал. — Я думал, тебе всё равно, мне жаль, правда.       — Угу, — но слёзы почему-то начали капать.       Он так устал. Омега вырвал руку, приседая прямо возле прилавка, пытаясь успокоить свои рыдания. Откуда у него столько слёз… Жалкая пародия на человека. Чимин просто хотел в свою комнату: зарыться в ворох из одеял и спокойно поспать. Чужие шаги всё приближались, перед глазами появились чёрные кеды, которые едва можно разглядеть из-под пелены. Он просто ждал, когда его ударят этим кедом и вышвырнут из магазина, зажмурившись, но ощутил лишь чужие ладошки на спине.       — Тебя в школе запугивают? — альфа обнял его, присев на корточки, отчего он козырьком кепки уткнулся ему в живот, продолжая плакать. — Почему ты такой вымотанный, исхудавший?       Вместо «всё в порядке» со рта вылетели только булькающие звуки. Юнги поглаживал его по спине.       — Не хочешь говорить? — омега отрицательно покачал головой, пытаясь перестать реветь. — Ладно, прости…       Чимин плакал ещё несколько минут, альфа успел принести ему воды, которую Пак очень быстро выпил.       Воцарилась тишина, возвращая тараканы омеги на место.