КАРАТЕЛЬ

- Это та самая пещера, в которой заключили обряд мои родители... - радостно заявил Иан, оглядывая каменные своды. - А у нас принято проводить ритуалы, погрузившись по шею в Реку, - хмыкнул Сефу, взяв Иана за руку. - О! Давай тогда в Еквипус съездим - и там снова обряд проведем! - охотно уцепился за эту мысль Иан. Сефу засмеялся. - Если хочешь потрахаться, то можешь просто сказать - давай потрахаемся! Не обязательно для этого новые ритуалы проводить! - фыркнул Сефу, сжимая руку Иана сильнее. - Так мы уже день и ночь трахаемся, то есть... Тьфу, занимаемся любовью! - проворчал Иан, в ответ погладив руку Сефу в ответ. - Тсс! - шикнул на них папа Руш, закатывая глаза, - Тише! У нас здесь брачная церемония, а не балаган! Иан мгновенно успокоился, нацепил на лицо торжественное выражение и встал ровно напротив Сефу. Вода плескалась на уровне его пояса. Было немного холодно. Они, обнажившись и перемазавшись кровью друг друга, молча ждали. Вокруг подземного озера застыла целая толпа. Папа Руш и папа Реджи, дядюшка Ан-Джей и дядя Джонатан, кузины, Гизель и Анна, тетя Элизабет с семьей и Яков... Все были в сборе. Настала пора ритуала принадлежности. Теперь Сефу не сможет скрыться от Иана. Готхольд будет знать о нем абсолютно все. Потому что брак Колдунов нельзя разорвать. Сефу больше не сбежит. А если попробует сейчас, то Иан просто его убьет. Честное слово! Сефу скривил губы в насмешливо-нежной улыбке и выхватил прямо из воздуха кинжал. Он полоснул лезвием кожу на своем правом запястье, и его кровь хлынула в воду, темнея и исчезая в глубине. - Я Шезму Гор Осирис Геб Шу, а также Маду Кеб Садики Акил Акиики, а также Сефу Бомани Нахти Яфеу Зубери, дитя Гора и Селкет, клянусь, что буду верен всю свою жизнь только Иану Готхольду. Проводнику смерти и Целителю. Колдуну, - с невероятной нежностью прошептал Сефу, - Мои помыслы и устремления перед ним абсолютно чисты. Отныне я буду принадлежать ему. Мое тело - его. Моя душа - его. Мое сердце - его. Все во мне - его. Он - часть меня. Иан протянул Сефу правую руку. На левом запястье Готхольда вновь радостно сиял тьмой знак Са. Тот, который защищал Иана всю его жизнь. Готхольд порезал свое правое запястье протянутым Сефу кинжалом и дрожащим от счастья голосом произнес: - Я, Иан Готхольд, сын Сирруша Готхольда и Реджинальда Готхольда, клянусь, что буду верен всю жизнь только Шезму Гору Осирису Гебу Шу, а также Маду Кебу Садики Акилу Акиики, а также Сефу Бомани Нахти Яфеу Зубери. Проводнику смерти. Колдуну. Мои помыслы и устремления перед ним абсолютно чисты. Отныне я буду принадлежать ему. Мое тело - его. Моя душа - его. Мое сердце - его. Все во мне - его. Он - часть меня. Они сжали ладони друга друга ласково и жадно. Их кровь смешалась, и запястья обожгло болью. На коже шрамами проступил рисунок в виде перевернутых треугольников. Ритуал был закончен. Почти. Сефу и Иан подняли руки, показывая метки толпе. Раздались дружные аплодисменты и даже улюлюканье. Дядя Ан-Джей плакал почти навзрыд, пряча лицо на плече своего мужа. Видимо, понимал, что и его дочери когда-то покинут отчий дом... Прослезился и папа Реджи. Но отец Руш обнимал его крепко, не давая расклеиться. Боги! Как Иан их всех любил! Но сейчас они должны были оставить его. Предстояла последняя малость - скрепить союз близостью тел. Гости спокойно уходили, улыбаясь и желая им счастья, а Сефу будто этого и ждал всю свою жизнь. Как только любопытную Лиззи утащил за руку почему-то хихикающий дядюшка Ан-Джей (он же только что плакал!), Сефу буквально набросился на Иана, схватив его за задницу и раздвигая половинки в стороны. Ох, это было неожиданно! Сефу словно не трахался сотню лет! А ведь они не соблюдали чистоту ритуала! Только сегодня утром они пару раз подряд... Впрочем, неважно. - Я действительно не трахался сотни лет, - хмыкнул Сефу, укусив Иана за ухо, - До тебя. До сих пор насытиться не могу. Я так жаден! Сефу привычно запустил пальцы в отверстие Иана и вошел в него почти до самого основания. Готхольд успел лишь простонать. Толчки бедер Сефу ощущались так знакомо... Так правильно. Так восхитительно. Иан прикрыл глаза от наслаждения, слепо ища рот Сефу губами. Готхольд просто отпустил себя... Но внезапно удовольствие сменилось чем-то новым. Иан чувствовал правильность, веру и солидарность. Он ощущал себя частичкой чего-то большего, нужного, святого. Запахло хлебом и речной тиной. Он принадлежал этой земле. Он работал, и плоды его трудов были полезны другим. Он был счастлив. А потом повеяло гарью. Он задыхался. Тоска, боль и неизбежность окутали его. А затем проснулась надежда. Ему пришлось выполнять свой долг. Но потом... Такая черная и тяжелая тоска! Тоска и боль. Боль и тоска. И не было между ними просвета. Только отвращение к себе сжимало горло. Он полз и полз по пустынной земле. Истощенный. Почти мертвый. Его душа погибала. От жажды. От безысходности. И когда стало совсем невыносимо, в пустыне вырос огромный синий цветок. Он был спасением. Избавлением от мук. Цветок вырос тогда, когда в его руки попал маленький Колдун... Завернутый в испачканный желтой краской плащ. Ребенок был милым. Смешным. Чудным и доверчивым. Но он хотел забыть его. Так было правильно. Не вышло. Дитя говорило, утыкаясь носом в свое запястье: - Почему все ругают меня? Почему? Я не сделал ничего плохого! Склянка сама упала в воду! И взрыв сам произошел! А мертвые хомячки такие милые! Ну и что с того, что они воняют! Они добрые! А летать я умею! И чего папа так за мной бегает?! А наш учитель по-любому маньяк! Честно-честно! Вот ты мне веришь? Я знаю, что веришь! Ты - лучший! Лучший-лучший! А отцы мне не верят! Они меня не любят! Почему, почему, почему... Сплошные почему. А он внимательно слушал. Всегда. Такой забавный и очаровательный ребенок. Чистый и светлый. Наивный и невероятно живой. - И надоедливый, - тихонько подумал про себя Иан. - Ты даже не представляешь, насколько! - вторил в его голове Сефу. А потом ребенок вытянулся, стал шире в плечах, его умилительность пропала. Теперь мальчик выглядел так, что останавливалось сердце. Был прекрасным, как воды глубоководной Реки, дающей жизнь. Недостижимым, как высокое небо Еквипуса. Ярким, как солнце. Нужным, как воздух. Как само существование... И не было ничего, что сравнилось бы с ним. У Иана перехватило дыхание, а горло сжало от слез. Он смотрел на свое отражение в мыслях Сефу и не узнавал себя. Иан понимал, что красив. Но тот, в чьи синие глаза он глядел, был так прекрасен, что невозможно было смотреть. От знакомого незнакомца в сознании Сефу шел яркий и нежный свет. И Иан понял - это потому, что Сефу безумно его любил. Мастер так его видел. Он так чувствовал. Для него Иан был самым восхитительным, что только встречалось ему в жизни. - Я тоже тебя люблю! Так люблю! - прохрипел Иан сорванным голосом и заплакал. Он был так счастлив... *** - Папуль, а каким был наш отец, когда ты его встретил? - Он был высокомерным, грубым, ленивым... - Пап! По-моему, ты врешь! Ты же его любишь! - Ох, и в кого ты такой умный пошел? Неужели в отца? За что мне это? Хотя неважно. Ты перебил меня! Я не договорил! Так вот... Несмотря на отвратительный характер, твой отец был лучшим, что я видел в своей жизни... Ничего прекраснее я больше не встречал. Ну, разве только тебя! Вы только посмотрите на эти щечки! - Ну, пап! *** Когда Шезму впервые увидел своего сына, он удивленно вскинул брови и будто бы разочарованно проговорил: - А где синие глазки? Где белые кудри? Почему он не похож на мою любимую булочку? Да, его гены оказались, на удивление, сильны. Но когда Шезму остался один в комнате, он прижал к груди своего ребенка так крепко, что стало ясно - если тронут, убьет. На его глазах выступили слезы. Такие мужчины, как он, не плачут. Это верно. Но когда, спустя несколько тысяч лет, ты обретаешь семью, о которой мечтал с рождения, можно позволить себе маленькие слабости. Ведь Шезму-Маду-Сефу - тот, кем считал себя всегда. Простой человек. А людям свойственно быть слабыми. Это делает их живыми и настоящими.