Неприкаянные

10 марта. Йокогама, 11.49. Время близилось к полудню. В высокие, незашторенные окна беззастенчиво заглядывало мартовское яркое солнце, по козырькам снаружи барабанила весенняя капель, предрекая скорое тепло и пробуждение природы после зимнего сна. Здесь, в просторном, светлом зале детского дома, было достаточно шумно и оживлённо — как, впрочем, и всегда в это время. Дети самых разных возрастов рассредоточились тут и там: младшие сбивались в стайки, резво бегая друг за другом, играли в прятки или в мяч. А те, кто постарше, чаще старались держаться особняком, сидя за небольшими столиками и увлечённо рисуя или читая, либо же собирались в группки по двое-трое, обсуждая что-то своё. Обычный, ничем не примечательный день, но сегодня одному из ребят предстояло покинуть стены приюта и отправиться в новую семью. — Вы уверены, что справитесь? — миниатюрная, черноволосая женщина средних лет нервно то сжимала, то разжимала руки перед собой, поглядывая в сторону одиноко сидящего у окна мальчика. Малыш, казалось, не замечал никого и ничего, катая по жёсткому паласу машинки. Он был так увлечён этой незамысловатой игрой, что никак не отреагировал на пытавшуюся дозваться до него воспитательницу, и той осталось с извиняющимся видом посмотреть на пришедшую в детский дом молодую женщину. — Не подумайте, что я сомневаюсь в Вас, Матсумото-сан, — поспешила добавить она, поднимая ладони в примирительном жесте. — Но Аки… мальчик с весьма непростым характером. И… непростой историей. И легко Вам, возможно, на первых порах с ним не будет… — Я всё понимаю, Онари-сан, — посетительница обернулась на играющего с машинками Акиру. — Аки балансирует на грани, мы должны увести его от беды. — Это правда… он хороший мальчик, и ему нужна твёрдая рука и любящее, терпеливое сердце. У Вас, если я правильно помню, есть сын? Сколько ему лет? — Да, — Хитоми Матсумото кивнула, — его зовут Таканори, в феврале ему исполнилось шесть лет. — О, получается, Аки и Ваш сын — ровесники. — Акире будет легче, если рядом будет кто-то его возраста. — Безусловно, Аки нуждается в постоянном общении с людьми, но… вряд ли он сразу раскроется и доверится Вам. У него большие проблемы с установлением межличностных отношений. Как и с доверием. — Другого я не ожидала, — тихо произнесла Хитоми, прижимая к груди картонную папку с личным делом на имя Сузуки Акиры. — Но я бы не пришла к Вам, если бы не была готова. — Резонно. Прошу Вас, пройдёмте в мой кабинет, я подготовила все необходимые документы на подпись. — Конечно… и, Онари-сан? — женщина задержалась на выходе из общего зала. — Да? — Машинки, с которыми играет Аки — он играл с ними и в прошлый раз, когда я была здесь? — Ох, он всегда возится с этими машинками, другие игрушки его не привлекают, — Онари-сан покачала головой. — Иной раз и за уши не оттащишь! Аки — великий автомобилист. Сано как-то попытался взять поиграть всего одну машинку, но получил ей же по лбу. Надеюсь, Таканори и Аки не станут конфликтовать на этой почве? — Не волнуйтесь, Така не интересуется машинками, как и прочими видами транспорта, — Хитоми улыбнулась. — Не знаю, могу ли я просить Вас о подобном… но, может, Вы разрешили бы нам взять пару машинок для Аки, чтобы ему было проще привыкнуть к новому дому? — Пожалуйста, можете взять и больше — мальчик установил на них монополию, — воспитательница улыбнулась в ответ. Сердце Матсумото-сан колотилось, как загнанное, когда она вышла из кабинета Онари-сан обратно в зал. Осторожно огибая сидящих на полу малышей, она подошла к самому дальнему окну. Акира стоял на коленях, сложив локти на широкий подоконник, и катая уже по нему синюю машинку. Солнце, бьющее прямо в глаза, совсем не смущало мальчика, он полностью погрузился в увлекательную для себя игру. И не услышал — или не захотел услышать, — как к нему подошла Хитоми и так же опустилась на колени рядом. — Здравствуй, Аки, — женщина старалась, чтобы голос не выдавал её волнения. — Я приходила к тебе несколько дней назад, помнишь? Онари-сан сказала, что ты знаешь, что сегодня ты поедешь домой. Она же говорила с тобой? Акира, не переставая катать машинку туда-сюда, ничего не ответил. Он не удостоил Матсумото-сан и взглядом, но это было предсказуемо. — Конечно, говорила, — Хитоми улыбнулась и указала на игрушку. — Ты поедешь вместе со мной, дома у тебя будет своя большая комната, где ты сможешь расставить много-много машинок и играть с ними, сколько захочешь. И эту мы обязательно возьмём с собой. Она, наверно, твоя любимая? Когда мы виделись в прошлый раз, ты тоже играл с ней. Аки по-прежнему оставался безмолвным, но на на секунду хмуро покосился в сторону Матсумото-сан. Женщина успела поймать этот пронзительный, совершенно недетский взгляд карих глаз, на дне которых затаилось нечто нечитаемое, надрывно-отчаянное, что-то, что цепко хватало за шею и заставляло сознание заходиться в крике — как ребёнок может жить и засыпать с этим? Хитоми ознакомилась с историей Акиры, занесённой в его личное дело, какое имелось у каждого воспитанника детского дома. То, что она увидела в непримечательной светло-коричневой папке, заставило душу сжаться в болезненном спазме. Никак и ничем невозможно оправдать те гнусности, которые творила родная мать бедного мальчика. О его отце и вовсе не было известно ровным счётом ничего, как и о прочих ближайших родственниках. Сложно предсказать, как отразится всё случившееся на Аки, но Онари-сан клятвенно заверяла Хитоми, что работавшие с ним психологи не видят ситуацию беспросветной. С Аки нужно работать и дальше. Матсумото-сан не могла пойти против себя, ведь стоило ей впервые перешагнуть порог приюта, внимание её тотчас привлёк одинокий, сжавшийся в комочек малыш с низко опущенной головой, крепко держащий в ручках всю ту же синюю машинку. Он будто отчаянно не желал, чтобы кто-то на него смотрел, прячась за шторой густых, цвета воронова крыла волос. Уже тогда Хитоми поняла со всей ясностью — без этого мальчика она отсюда не уедет. — И, знаешь, — она тряхнула головой, прогоняя оцепенение, — выбери все те машинки, которые тебе нравятся. Мы и их заберём, Онари-сан разрешила нам, пусть они станут началом твоей коллекции. Что скажешь? Готов поехать домой? Рука, катающая машинку, замерла. Не поворачиваясь к Матсумото-сан, Аки поднялся на ноги, затем наклонился, взял в компанию к синей машинке ещё три и молча двинулся к выходу из зала. Очевидно, это следовало расценивать вполне однозначно… Хитоми также встала и направилась к дожидающейся её Онари-сан — воспитательница с застывшим во взоре нетерпением поджала губы. — Матсумото-сан, пожалуйста, — она обхватила запястье женщины узкими ладонями, — не забывайте звонить мне. Если Вам понадобится помощь — в любое время — я всегда на связи. Аки — он же… понимаете… — Из тех детей, к которым быстро привязываешься, — договорила за неё Хитоми. — Да, да, всё верно, — суетливо пробормотала Онари-сан, отпуская её руку. — Я доверяю Вам, но я никогда не перестану беспокоиться за него. — Я буду звонить Вам раз в две недели, даю слово, — пообещала Матсумото-сан, видя, что воспитательница с трудом сдерживает слёзы. — У Аки всё будет хорошо. — Не сомневаюсь, — Онари-сан наспех вытерла скатившуюся по щеке слезу рукавом белоснежной блузы. — И я желаю Вам удачи. И терпения. Однажды оно будет вознаграждено, непременно. По дороге домой сидевший пристёгнутым на заднем сиденье Аки не проронил ни слова. Мальчик держал в руках синюю машинку, остальные три лежали рядом с его ногой. Он безучастно и почти не моргая смотрел на проносящиеся мимо автомобили и витрины магазинов, и непонятно было, что творилось в его маленькой голове? Лицо Акиры напоминало высеченную из белоснежного мрамора маску, бескровные губы плотно сжались, словно он опасался начинать говорить и сказать что-то не то… Хитоми время от времени бросала взгляд то в зеркало заднего вида, то на лежащую на сиденье справа папку с копией личного дела Аки. То, что женщина прочитала, сидя в кабинете Онари-сан, осело в её сознании многослойным, плотным грузом. И ни на день, ни даже хотя бы на секунду не становилось легче… «…ребёнок неоднократно видел мать в состоянии алкогольного опьянения.» «…экспертизой были зафиксированы многочисленные побои и прочие следы физического насилия: гематомы, шрамы, ссадины…» «…на внутренней стороне обеих ладоней имеются ожоги от сигарет.» И это лишь малая часть всего того ужаса, что безжизненными строчками отпечатался на желтоватых листах. Чем всё это заслужило ни в чём не повинное дитя? Да, да, да и ещё раз да — это не проходит бесследно, но Хитоми не пугали ожидающие её трудности. Женщина была готова к ним, она всей душой желала помочь своему теперь уже приёмному сыну. Это будет вызовом и испытанием для всех — для неё, Акиры и Таканори. В себе она была уверена. В Таканори — ничуть не меньше. Знал ли Така, что сегодня мама вернётся из приюта с братиком? Безусловно, знал. Между ним и Матсумото-сан никогда не было секретов. Така, будучи очень добрым и сообразительным мальчиком, с нетерпением ждал возвращения матери и нового члена их семьи. Женщина как можно мягче объяснила сыну, что не всем детям везёт с семьёй, и поэтому Аки понадобится некоторое время, чтобы освоиться. — Не волнуйся, мамочка, — сказал Така перед отъездом Матсумото-сан в детский дом, — я буду носить ему печенье с молоком, а перед сном читать сказки, и он привыкнет к нам. Хитоми тронула его наивность — ребёнок его возраста не мог в полной мере оценить всю глубину и сложность положения Аки. Но Таканори сдержал слово, сыграв впоследствии одну из ключевых ролей в возвращении к жизни новоиспечённого братишки. *** 20 лет спустя. 14 октября, 7.54. Утро. До скрежета зубовного обычное утро в центре Йокогамы. Город ещё не проснулся полностью, не успел стряхнуть зыбкие остатки предрассветных, мглистых сумерек. По руслам улиц неспешно брели первые сонные прохожие, мимо, по свободным от привычных заторов шоссе, проносились машины. Постепенно город набирал силы для начала нового дня, пока на востоке сквозь пелену мрачно-серых туч пробивались первые лучи по-осеннему холодного солнца. Оно уже не грело, но всё же его свет иногда разбавлял бесконечную череду унылых октябрьских дней, кои в большинстве своём были насыщены ледяными дождями да промозглым северным ветром. Таканори вольготно восседал на подоконнике и, держа обеими ладонями внушительную кружку с чёрным чаем, безрадостно осматривал развернувшийся перед его взором пейзаж. Очередной день сурка, ни дать ни взять, и его просто надо пережить. Впрочем… пережить его надо не только из-за опротивевшей по всем параметрам серости. Матсумото нахмурился и опустил взгляд ниже, в сторону построенного рядом с домом гаража, откуда через приоткрытое окно была слышна отборная ругань и грохот. Така с обречённым видом покачал головой и спрыгнул с подоконника, поставив на стол опустевшую чашку. Кажется, ему придётся вторгнуться в эту цитадель зла и нарушить гаражную идиллию с розовыми единорогами. — Опять со своей тачкой развлекается, Шумахер недомоленный… — процедил сквозь зубы Таканори, накидывая на плечи куртку. — Он хоть спал, интересно? Молодой человек вышел за порог, пересёк покрытый пожухлой травой газон и зашёл внутрь огромного гаража, который по своим габаритам напоминал ангар для самолёта. И места занимает дохрена, но что поделать? Этот одержимый двигателями и цилиндрами механик так любит свою ненаглядную «красотку», что требует для неё самое лучшее. — Аки? Земля, приём! — позвал Таканори, но его клич не был услышан, потонув в металлическом звоне и скрипе. К его стопам подкатился гаечный ключ, ударившись о подошву кроссовка. — Твою мать! Опять не то… четырнадцатый, четырнадцатый… где четырнадцатый ключ? — из-под капота спортивного BMW-Z5 вынырнула заляпанная машинным маслом рука, пытавшаяся нашарить набор ключей. Матсумото закатил глаза и подошёл поближе. Он наклонился, подтащив кейс с инструментами к шлёпавшей по полу ладони. — А, вот они! — кейс исчез под машиной. — Спасибо сказать не хочешь? — усмехнулся Така и сел на невысокий табурет. — Что за чёрт?! — раздался глухой стук, и Аки выполз на свет божий, потирая лоб и морщась. — Без головы меня оставить хочешь? — Без чего? — Не хами, — Акира вытер руки полотенцем и, скомкав, запустил им в брата. — Ты меня напугал. — Ах, вот оно что? — Таканори с деланным удивлением приподнял брови, словив кусок пропахшей бензином ткани. — То есть ты боишься такой ерунды, а участвовать в нелегальных гонках — нет? — Ну-у, не заводи шарманку, Така, — Сузуки ловко поднялся на ноги и ехидно прищурился. — Старого пса не перевоспитать. — Это ты-то старый? Шарманка намерена услаждать твой слух каждый раз, когда ты соберёшься тащить свою задницу на этот хренов стадион. Я молчу о том, что вас может накрыть полиция. — Два года накрыть не может, что дальше? — Это элементарно опасно. А сейчас, в сезон дождей, опаснее втройне. — И ничего нового я не услышал, — кивнул Аки с самой очаровательной из всех своих улыбок. — Слушай, Така, — он повыше закатал рукава клетчатой рабочей рубашки, — ты знаешь, что я скажу. Без машин и адреналина… — …жизнь скучна, да-да, — без энтузиазма продолжил Матсумото, — это мы поняли. Но я, вообще-то, к тому, что брат у меня один. — Один — и тот не родной. — Что ты сказал?! — моментально взвился Таканори и, зарычав, развернулся к выходу. — Засунь себе это «не родной» знаешь, куда? Но он и шага не успел сделать, ибо был схвачен за шкирку и притянут сильной рукой к твёрдому, как стена, торсу. — Эй, ну, будет тебе, — Аки улыбался, но в голосе его переливались виноватые нотки. — Ладно, ладно, я ляпнул, не подумав. — Это твоё обычное состояние, болван. Убери от меня свои грабли. — Не-а, — улыбка Сузуки стала шире, и он потрепал брыкающегося брата по волосам, взлохматив их. Все попытки Таканори высвободиться из стального захвата лишь забавляли Акиру — Матсумото был на полголовы ниже и едва ли не вдвое уже в плечах. — Серьёзно, Така, не сердись. Я понимаю, ты беспокоишься, но со мной ничего не случится. — Мне иногда кажется, что ты говоришь это для вида, чтобы я отвязался, — проворчал Таканори, но вырываться перестал, — что ты и в грош моё мнение не ставишь. — Ещё чего, — цокнул языком Аки, приглаживая его растрёпанные волосы, — чьё же тогда мнение мне ставить в этот твой грош? — Ты как дитё малое, Акира, честное слово, — скривился Таканори, принюхавшись. — Да отпусти ты меня, наконец! Из-за тебя я провонял бензином! Убери руки, кому сказано, — он шлёпнул Сузуки по предплечью. — Как ты можешь так говорить об этом божественном аромате? — театрально вздохнул Аки, отпуская его. — Не переводи стрелки, — Така погрозил ему пальцем. — Будь тебе действительно важно моё мнение, ты бы прекратил всё это. Боги… и почему я до сих пор скрываю твои ночные покатушки от нашей матери? — он потёр зажмуренные веки двумя пальцами. — Ты спрашиваешь меня об этом в тысячный раз — и я тебе в тысячный раз отвечу, — лицо Акиры стало непроницаемо-серьёзным. — Каждому своё, брат мой. Ты нашёл своё призвание, а я — своё. Ты не сможешь меня изменить, но это не значит, что я закрываю глаза на твоё беспокойство. Я уверен в себе и в своих силах и тебя прошу о том же — не сомневайся во мне, верь в меня. В конце концов, кто, если не ты? — молодой человек достал с привинченной к стене полки чистое полотенце и провёл им по украшенной чёрными разводами щеке. — А мама ничего не знает потому, что ты беспокоишься за неё точно так же, как и я. Поэтому мы с тобой сообщники, подельники — называй, как душе угодно. Узнай она, как ты выразился, о моих ночных покатушках, нам обоим голов не сносить. — Чума-а-а, Аки, — протянул Таканори и, не сдержавшись, рассмеялся. — Наш крутой Сузуки Акира, гроза всех стритрейсеров Йокогамы — и боится гнева матери! — А то ты не боишься? — усмехнулся Сузуки. — Иначе с чего бы ты стал мне помогать, м? — С того, что не хочу видеть твои кишки развешанными на люстре в маминой гостиной. — Замкнутый круг, се ля ви, — Аки развёл руками. — Так что работаем, дорогой братец. Работаем! — он скрутил полотенце в жгут и хлестнул им Матсумото по заду. Така состроил скептичную гримасу. «Работаем» означало буквально следующее: Акира отправляется на традиционный еженедельный заезд с такими же отбитыми на всю голову, как он, а Таканори молчит об этом. Причём, отношение последнего к увлечению Сузуки металось, как маятник — с бессильной злости от невозможности повлиять на этого упёртого барана к восхищению его профессионализмом, реакцией и прекрасным аналитическим умом. Для Хитоми Аки был признанным во всём городе механиком-слесарем с поистине золотыми руками, работающим в центральном йокогамском автосервисе. Нет, так и было на самом деле, но только днём. Ночью Сузуки Акира превращался в того, с кем считался каждый в мире нелегальных стритрейсерских автогонок, проходивших исключительно под покровом ночи на самом отшибе Йокогамы. Акира исчезал, и его место занимал Рейта — тот, кто второй год кряду без труда удерживал пальму первенства среди лучших гонщиков города. Человек, чьё лицо ниже глаз неизменно было скрыто плотной маской. Если поначалу кто-то и пытался узнать его настоящее имя или сыпал вопросами в духе «что у него с лицом?» и «почему он всё время в этой маске?», то таковые попытки быстро прекратились ввиду отсутствия свидетелей или просто знающих людей. Или, может, счастливцы, посвящённые в страшную тайну великого и ужасного Рейты, всё же существовали в природе, но тщательно оберегали её, пряча за семью печатями. Кто знает, кто знает… Зато всем было отлично известно одно. Если Рейта участвует в заезде, иного победителя быть не может. На трассе он собран и хладнокровен, почти нечеловеческая реакция и блестящая способность предвидеть возможные манёвры соперника никому не оставляли даже надежды на победу. Всё было именно так, как говорил Аки: они с Такой подельники, вынужденные скрывать от доброй и наивно верящей сыновьям матери давнюю страсть и опасное хобби Сузуки. За свои победы Акира получал неплохой процент с тотализатора — настолько неплохой, что они с братом могли почти ни в чём себе не отказывать и помогать финансово Хитоми, когда это было необходимо. Они, в конце концов, вскладчину смогли позволить себе купить небольшой дом, чтобы стать полностью независимыми. А чтобы назвать Акиру эгоистичным снобом, который только и думает, как бы ввязаться в неприятности, нужно подумать по меньшей мере дважды. Все деньги, которые он выручал после участия в гонках и на работе в автосервисе, уходили в семью. Ближе и дороже приёмных матери и брата у него никого не было, и он чувствовал себя обязанным им за всё, что они для него сделали. И Таканори это знал — Аки мог казаться несдержанным и вспыльчивым грубияном, которому не помешало бы поставить фильтр между мозгами и языком, но он был безгранично предан им с Матсумото-сан, хоть и не всегда мог это выразить более традиционными и принятыми в обществе способами. — Спал? — коротко поинтересовался Така, наблюдая, как брат вновь исчезает под машиной. — Ага. — И сколько ты тут танцуешь? — С пару часов, наверно. Сам понимаешь, перед заездом не до сна, внутри всё так и… — Акира для пущей наглядности поболтал ногами, стуча пятками по гладкому бетонному полу. — Бурлит! — Сказал бы я, что и в каком месте у тебя бурлит… — В кого ты такое хамло? — со скучающим вздохом проговорил Сузуки. — Дай восьмёрку. Пожалуйста. — От тебя нахватался, больше не от кого, — Таканори вложил в высунутую из-под капота ладонь ключ нужного диаметра. — Кофе хочешь? Или чай? — Кофе. Лимончик кинешь? Пару долек. — Кину. А перекусить? Я бутерброды сделал. — Это было бы круто. — Вот и отлично! — Таканори бросил хитрый взгляд на ноги Аки. — Тогда чеши на кухню — кофе и бутерброды будут ждать тебя там. На несколько секунд возня под кузовом BMW затихла, послышалось тихое рычание, на что Матсумото засмеялся. — Давай, давай, вытаскивай тушу в дом, здесь тебе не кухня. Будь твоя воля, ты бы и жил в этой пещере. Машиной занимайся тут, но есть ты будешь там, где едят все нормальные люди, — и Така, гордо задрав нос, с чувством выполненного долга покинул гараж. Нечего баловать этого гаражного Маугли — как бы он окончательно не одичал. Акира соизволил явиться в дом и, с грохотом скинув тяжёлые берцы, протопал на кухню, где мерно гудела кофемашина. — Я пришёл, мамаша, — он прошествовал к раковине, повернул краники смесителя и вылил на ладонь немного средства для мытья посуды. Таканори ощутил, как правый глаз своим дёрганием передаёт сигнал SOS азбукой Морзе. — Чего тебе? — оскалился Аки, видя, что из ушей брата разве что не валит пар. — Видишь, я свои мазутные грабли отполощу ради удовольствия твоего Высочества. — Ты варвар и дикарь, — отбрил его Така. — Ты рассчитывал меня удивить? Постарайся ещё разок. Где мой кофе, фрёкен Бок? — Варится. Садись, бутерброды на столе. Готовил в их братской паре исключительно Матсумото, ибо Аки относился к числу тех горе-кулинаров, которые и яичницу не сумели бы пожарить без того, чтобы не сжечь всё в радиусе пяти километров. Они в принципе были разными, точно огонь и лёд. Выдержанный, последовательный и осмотрительный Таканори — порывистый, резкий и взрывной Акира. Но, несмотря на столь очевидную разницу, они неплохо уживались друг с другом, причём, уживаясь на основе принципа взаимодополнения. Когда это становилось необходимо, Аки мог дать ободряющего пинка Таке, если последний сомневался в своих силах или тормозил с принятием какого-либо решения. В свою очередь Така сдерживал порывы и пламенный характер Аки, не позволяя ему наделать глупостей. Хотя, учитывая тщательно конспирируемый род занятий Сузуки, это звучало, пожалуй, смешно… — Во сколько сегодня? — Как обычно, в одиннадцать. Спасибо, — поблагодарил Аки, когда Матсумото поставил перед ним благоухающий кофе. — Не надумал поехать вместе со мной? Ты мог бы поприсутствовать среди зрителей. — Мой ответ неизменен. — Почему нет, Така? — захлопал длинными ресницами Сузуки. — Организуем тебе полное инкогнито, никто не поймёт, что ты со мной. — Если я дома трясусь за тебя до предынфарктного состояния, то на вашем стадионе меня накроет окончательно. Мы через полчаса должны быть на работе, — перевёл тему Таканори и посмотрел на циферблат наручных часов. — Всего полчаса? — Угу. Аканэ сказал, до полудня у тебя по записи четыре клиента. — Без проблем. Маленькая просьба — запишешь на мой счёт свечу зажигания и машинное масло, полусинтетику? Я со склада возьму, до вечера мне надо довести мою крошку до ума. — Есть, сэр, — пробурчал с набитым ртом Така, дожёвывая последний кусочек бутерброда. — А, и тормозные колодки! Те после прошлого заезда стёрлись почти в ноль. Матсумото, бывший руководителем бухгалтерии и финансового отдела в том же автосервисе, кивнул. — Запишу. Допивай кофе и поехали, лихач. Така никогда не задавался вопросами вроде «как Акира может оставаться таким спокойным?» или «неужели ему не страшно?». Потому что он давно и интуитивно отыскал ответы на них, он знал Сузуки, как облупленного. Бывает, человек ищет адреналиновой встряски от скуки смертной, от нехватки острых ощущений, пресытившись размеренной монотонностью течения быта. Но это не случай Акиры. Скучать ему некогда, его голова постоянно занята делом, бесперебойно вращались шестерёнки острого ума, генерируя новые идеи и решения возникающих проблем — как дома, так и на работе, Аки можно с полной уверенностью назвать мастером на все руки и даже ноги. Сузуки пытался убежать. От себя самого, от преследующих его стаей голодных волков воспоминаний и ночных кошмаров. Он искал спасения в скорости и топящих в обжигающей бездне эмоциях, что щекотали нервы сотнями крошечных пёрышек. На какое-то время ему и впрямь становилось легче, кошмары отступали, давая эфемерную передышку на несколько светлых дней. Но что заставляло Таканори всерьёз тревожиться за брата, так это то, что однажды и этого ему может стать мало, и он будет искать спасения в чём-то более опасном и ведущем к стезе забвения и саморазрушения. Но что тогда получается? Что Матсумото противоречит сам себе? Почему бы не рассказать обо всём матери и не попросить её помочь, придумать что-нибудь вместе? Акира был тысячу раз прав, сказав, что это — замкнутый круг, и Така понимал, о чём речь. Потому что иначе Аки не сможет бороться с собой, в этих треклятых гонках он находил пусть и временную, но отдушину. А ещё Таканори верил в него, что у него достаточно сил и ума, чтобы не подвергнуть себя большему риску — Сузуки слишком любил Таку и мать. Вера верой, но страх за единственного брата никто не отменял. Ну, и… что же делать? Матсумото не позволил вздоху сорваться с губ, пристёгивая ремень безопасности. Он многое сделал для Аки, и сделал бы больше, если бы знал, как исцелить его израненную душу. Или… может, миссия Таки выполнена, и дальше дело остаётся за Акирой? Или же им на помощь должен прийти кто-то ещё? Тот, кто добавит в паззл недостающие кусочки, чтобы картина наконец-то стала целой? «Ну, это уж какая-то мистика, — мрачно подумал Таканори, выводя свою машину на проезжую часть, — лучше оставаться реалистом.» Пора начинать новый день и переключиться на работу.