Глава 29.
19 декабря 2012 г. в 15:19
Каулитц буквально летит на кухню, сшибая по пути все попадающиеся предметы. В голове творится такой хаос, а в сердце такая боль, что кружится голова. Он раз за разом прокручивает жесткие, режущие слух слова Тома: «Ты просто до сих пор любишь меня».
И от этого хочется завыть, закричать, застонать.
Он падает на колени перед дверями столовой, прижимаясь спиной к стене. Обхватывает колени, подтягивая их к животу. Горечь накатывает волнами, путая мысли. Он закусывает нижнюю губу до крови, чтобы сдержать всхлип. Он глубоко дышит, отчаянно стараясь сдержать подступающие слезы – глаза щиплет так сильно, словно туда попал шампунь.
«Мама всегда говорила, что я сильный, - повторял он про себя. – Так почему тогда, черт возьми, я чувствую себя таким беспомощным ничтожеством? Гребанным слабаком…»
Горячая слеза все же покатилась по щеке, прокладывая влажную дорожку до подбородка.
- Билл? – испуганный голос, прозвучавший совсем рядом, заставляет вздрогнуть. – Что с тобой? Что случилось?
Лили поставила у его ног поднос, который держала в руках, и присела на корточки напротив него. Каулитц одним резким, быстрым движением стер ненавистную влажность со щек, поднимая на девушку вполне ледяной, свойственный только для него, взгляд.
- Все отлично, - голос дрожит, даже несмотря на то, что его обладатель пытается это скрыть. Сейчас он не в состоянии контролировать эмоции, бушующие внутри.
- Но я же вижу, - девушка попыталась возразить, но брюнет перебил ее резким, бьющим по нервам:
- Оставь меня одного!
Лили не посмела ослушаться. Она медленно поднялась на ноги, подхватила с пола поднос, и уже собиралась удалиться, но была остановлена окликом Билла:
- Куда ты направляешься с подносом? - брюнет смотрел на нее, не моргая.
- Отнести ужин Тому, - неуверенно пробормотала Лили, потупив взгляд.
- Я запрещаю, - сказал Каулитц, чувствуя, что ему ненадолго удалось взять верх над своими эмоциями. – Ты больше не зайдешь к нему.
- А ужин?
- Обойдется!
Лили на негнущихся ногах подошла ближе к брюнету. От него веяло такой отстраненностью и горечью, что перехватывало дыхание. Она слышала, как он всхлипывал – едва слышно, изо всех сил сдерживаясь. В темноте невозможно было разглядеть слез, но она была уверена, что он плачет. И от понимания этого ей хотелось броситься ему в ноги, прижать его к себе, успокаивающе поглаживая по шелковым волосам и путаясь в них пальцами. Она хотела, чтобы Билл прижался к ней, как когда-то давно, и позволил пожалеть себя… Но она сдерживается: какое-то седьмое чувство подсказывает, что он оттолкнет ее и разозлится еще сильнее.
Она кусает губы, но стоит, не двигаясь.
- Ты сам отнесешь ему ужин? – выдавливает она из себя. Голос звучит тихо, чуть надрывно.
- Отнесу, когда посчитаю нужным. Но если вдруг я увижу, что ты носишь ему поесть или попить – пеняй на себя. Я понятно изъясняю?
Лили нервно сглотнула и слабо кивнула.
- Тогда иди.
Ей не оставалось ничего, кроме как уйти. Снова прикусить губу, чтобы сдержаться и не кинуться к нему, и удалиться, чтобы в своей комнате рухнуть на кровать и обо всем подумать.
«Что-то между ними произошло, - думала она. – И это «что-то» довело Билла до такого состояния. Я не видела его таким несчастным много лет…»
***
Том приходит в себя спустя несколько часов. Ощущения тела возвращались постепенно, словно безнадежно затекшие мышцы с трудом обретали чувствительность, взрываясь вспышками боли то там, то здесь.
Он лежит на кровати, в комнате темно и вроде бы никого кроме него нет. Он вновь закрывает глаза и пытается не думать ни о чем, пытается представить, что ничего этого не было. Но стоит хоть немного пошевелиться и тело отзывается такой болью, что перехватывает дыхание. Его знобит, а все тело просто ломит, заставляя его извиваться и вскрикивать.
Том старается лежать и не шевелиться, боясь даже глубоко вдохнуть. Даже от слабого движения перед глазами вспыхивают искры боли, которая как эхо распространяется по всему телу неслабыми отголосками.
«Идиот. Какого хрена я наговорил ему все это. Ведь он уже почти поверил…» - только сейчас до Тома дошло, какой же он придурок. Так глупо сорваться, после всего, что было. Теперь Каулитц обозлился на него еще сильнее, чем прежде. Можно с уверенностью предположить, что теперь его жизнь сто процентов превратится в самый настоящий Ад. И то, что было прежде, покажется ему волшебной сказкой…
Он уверен, что сегодня же вечером Каулитц заявится к нему злющий и беспощадный, и будет трахать его до тех пор, пока Том снова не потеряет сознание. От этой мысли бросало в дрожь, но наложник был уверен, что именно так все и будет. Если не хуже…
Ему захотелось сжаться в комок и заскулить от вновь нахлынувшего паршивого ощущения безысходности. Он отдал бы все на свете, лишь бы закрыть на мгновение глаза, а потом открыть и оказаться где угодно, лишь бы там был покой, и не было чокнутого Каулитца. Спокойствие, тишина, безмятежность без боли и дергающих судорог, без постоянных унижений и мучений. Всем своим существом он желал попасть именно в такое место, чтобы можно было забиться в щель и прийти, наконец, в себя, после нескольких недель непрекращающегося кошмара.
Том четко осознавал, что хуже, чем сейчас, уже не может быть. И от этой мысли хотелось побиться головой об стену, зная, что он сам же в этом виноват. На сердце было очень тяжело.