Pain, without love Pain, I can't get enough Pain, I like it rough 'Cause I'd rather feel pain than nothing at all
Three Days Grace, Pain
Дверь распахнулась – на пороге стоял Билл. Выглядел он уставшим, как показалось Тому. На нем был одет белоснежный медицинский халат, а в руках что-то поблескивало. Лицо словно маска, спокойное и ледяное, ни тени эмоций. Билл стоял в дверях, чуть облокотившись о косяк. Он смотрел в упор на Тома. Трюмпер попытался перевернуться, чтобы лучше видеть лицо брюнета. Сесть он не мог: пятая точка до сих пор болела. От мерзкой ухмылки брюнета он невольно поежился. Однозначно: ничего хорошего она не значит. - Соскучился, Трюмпи? – сказал Билл, не сводя своих карих глаз с наложника. Трюмпер хмыкнул. - Чего тебе, Каулитц? Пришел снова отпороть меня? Билл нахмурился, нарочито медленно оторвался от стены и направился к Тому. - Играть каждый день в одни и те же игры – скучно, не так ли? – промурлыкал он, наклоняясь к уху Трюмпера. Он чуть прикусил мочку и тут же отстранился. – От тебя плохо пахнет. Завтра пришлю к тебе служанку, она сводит тебя в душ. Билл говорил медленно, натянуто. И каждое слово сочилось ядом. - А что тогда? Изобьешь? Изнасилуешь? – в голосе Трюмпера звучала усмешка. - И к чему вообще весь этот маскарад? - Не строй из себя великого мученика, ладно? Ты и так жалок, - сказал Билл, затем продемонстрировал наложнику то, что держал в руке – скальпель. - Зачем это? – Трюмпер почти физически ощутил, как начинает накаляться атмосфера в комнате. - Я тут подумал сегодня… Ты же моя собственность? – брюнет начал расхаживать вокруг Трюмпера. – А у меня с детства привычка помечать свои вещи. Так вот, я решил тебя пометить. Он криво улыбнулся, остановившись позади наложника. Наклонившись, он задрал до шеи майку Тома и провел тыльной стороной ладони по его спине. Трюмпер вздрогнул. По коже побежали мурашки. Он почувствовал, что от брюнета пахнет ментоловыми сигаретами и цитрусами… Сумасшедшее сочетание. Пару раз проведя рукой от шеи до поясницы и обратно, Билл усмехнулся. - По соляриям расхаживаешь, Трюмпи? - Не твое дело, придурок! Не трогай меня! – огрызнулся Том. Его тон брюнету явно не понравился, и он вспомнил о том, что собирался сделать, но чуть не забылся… - Закрой свой поганый рот! – прошипел он, переворачивая Тома так, чтобы тот лег на живот. Левой рукой он с силой нажал на спину наложнику, а второй, которой держал скальпель, сделал надрез и повел вниз. Под натиском острого конца скальпеля кожа «расступалась» и хлынула кровь. Трюмпер сжал зубы, стараясь не закричать. «Процедура» была не из приятных. Но он должен стерпеть. Главное не показать этому садисту свою слабость и беспомощность… Главное - не закричать. Каулитц рассекал скальпелем кожу на спине Тома так уверенно, словно рисовал карандашом на бумаге. Закончив, он удовлетворенно расплылся в улыбке, любуясь результатом своей работы. На спине Тома красовалось красиво вырезанное кровавое «Билл». Кровь вытекала из раны, стекая по коже вниз. Капельки крови градинками скатывались по спине до поясницы, неприятно щекотя кожу, а затем впитывались в ткань штанов, окрашивая ее в алый цвет. Билл заворожено наблюдал за тем, как одна за другой они вытекали из ранки, и словно соревнуясь на скорость, катились вниз, оставляя за собой красноватый мокрый след. - Ну вот, я тебя и пометил, - сказал брюнет, дотронувшись указательным пальцем до заглавной буквы своего имени на спине наложника. – Скоро ты и сам сможешь полюбоваться моей работой в зеркале. Том мужественно молчал, боясь шевельнуться. Вдруг, этому придурку еще и фамилию приспичит вырезать, думал он. Заметив, что Трюмпер молчит и не сопротивляется, Билл решил «усилить эффект». - Лежи смирно, сейчас мы нанесем последний штрих, - плотоядно улыбнувшись, сказал Билл. Том нервно сглотнул, но не произнес ни слова. Каулитц достал из кармана халата спичечный коробок, открыл его и взял пальцами шепотку соли. Не раздумывая, он стал посыпать солью свежую рану. Это было уже слишком. Не сдержавшись, Том вскрикнул и сморщился от боли. Он начал елозить, дергать спиной, но Каулитц крепко удерживал его и продолжал посыпать на свежую рану соль. - Ты точно больной, - выдохнул Том. Спину щипало и жгло. Кожу словно разъедало, и это практически невозможно было терпеть. Он искусал до крови губы, стараясь сдержать новый крик. «Господи, как же больно!» – билось у него в голове. - Смени тон, иначе мне придется укоротить твой болтливый язычок, - сказал Билл, голос его был чуть хриплым. Том фыркнул. Он держался из последних сил. Нельзя было показать Биллу свою слабость, нельзя… - Не веришь? – Билл обхватил ладонями его лицо и насильно повернул к себе, заставив смотреть в лицо. В одной руке он продолжал зажимать окровавленный скальпель. – Или может тебе укоротить что-то более…хмм… важное, м? Что скажешь? Том чувствовал, как металлический ножичек прижимается к его щеке, отчего по телу вновь пробежали мурашки. В зрачках брюнета плескалась ненависть… Руки Тома были связаны, он не мог даже оттолкнуть Каулитца от себя. От его близости становилось не по себе, и вспомнился недавний сон. Неожиданно, даже для самого себя, он двинул плечом вперед, ударив Билла в локоть, а затем в грудь. Застигнутый врасплох, Билл не сразу понял, что произошло. Скальпель вылетел из его правой руки и отлетел куда-то к двери. Затем Том ударил головой брюнету в подбородок, отчего перед глазами все поплыло, и заплясали звездочки. Том привстал и навалился на Билла сверху, придавливая своим весом. Несмотря на то, что руки были связаны, он пытался наносить обидчику удары по всем частям тела, до которых получалось достать. Билл взвизгнул, закрывая руками лицо от ударов взбесившегося наложника. Трюмпер немного замешкался, и Биллу удалось заехать коленом ему в пах, отчего тот захрипел и повалился на бок. Каулитц моментально вскочил на ноги, весь красный от злости. Том попытался встать, но не успел – Каулитц заехал ему ногой в живот, и тот повалился на пол. Билл стал наносить Тому удары ногами по спине, ногам, бокам… Везде, куда мог попасть. Его охватил сильный гнев. Он ужасно разозлился и понимал, что не может успокоиться. «Сильный берет верх над своим гневом», - повторял он про себя, продолжая наносить удар за ударом. Он бил не сопротивляющееся тело и не мог остановиться. Сейчас ему хотелось запинать его до смерти. Трюмпер закрыл живот и голову, стараясь уберечь от ударов самое важное. А Каулитц все бил и бил. Но в следующее мгновение вдруг резко остановился, присел на корточки рядом с Томом, развязал ему руки, и быстрым, почти неуловимым жестом схватил его за левую руку и четко выверенным, отточенным движением, с силой дернул. Том не успел никак среагировать, он смог только почувствовать – жуткую, острую боль, прошедшую от руки по всему телу. Он захлебнулся криком. Пока наложник приходил в себя, Каулитц вновь стянул его руки веревкой. Он делал это так профессионально, как будто занимался этим всю жизнь. - Никогда... слышишь? – прошипел Билл. – Не смей так делать! В данный момент его лицо не отражало ни одной эмоции. Трюмпер поднес связанные руки к лицу и подул на покалеченную руку, пытаясь тем самым хотя бы немного унять боль. - Идиот… ты сломал мне руку… - проскулил он. - Не сломал, - холодно отозвался брюнет. – Всего лишь слегка вывернул. Не плачь, - он ласково улыбнулся и прошептал: - Ломать тебе кости мне пока не выгодно… Том не ответил. Все, о чем он мог сейчас думать – это невыносимая боль. Слабо верилось, что Каулитц не сломал, а лишь вывернул его руку. Несмотря на то, что ни разу в жизни ему не доводилось ломать какие-либо конечности, ему казалось, что рука именно сломана. Не дождавшись ответа, Каулитц отошел от Тома и, прислонившись спиной к холодной стене, наблюдал, как его наложник разглядывает покалеченную руку. Билл достал сигарету и закурил. Это немного успокаивало. Он выпустил струйку дыма и хрипло сказал: - Трюмпи, еще не хочешь попросить меня прекратить твои мучения? Ты только слово скажи, и я убью тебя. Смерть – это же так просто. Раз и все. - Не дождешься, придурок… - сквозь зубы процедил Том. Каулитц пожал плечами. - Ну, как скажешь. Думаю, еще пара дней и ты передумаешь, - сухо заметил Билл. Он потушил окурок об стену и кинул его в сторону Трюмпера, попав тому в плечо. – До завтра, Трюмпи. Дверь за Каулитцем захлопнулась. Том облегченно выдохнул и попытался перекатиться на другой бок. Боль в руке поутихла, но после его «перекатываний» вновь заболела рана на спине. Все тело просто ломило от боли. «Я попал в Ад…» - мрачно подумал Том. Он уже не считал мысль о том, чтобы попросить этого садиста о смерти такой уж бредовой. В чем-то Билл был прав – долго он не выдержит. *** Каулитц не заметил, как дошел до своей комнаты. Он плюхнулся на кровать, отчего-то чувствуя себя ничтожеством. Он все делал правильно. Трюмпер заслужил эту боль, которой он его награждал. Но почему тогда ему так хреново? Причинять Трюмперу боль так прекрасно… и одновременно так… больно. Он никак не мог понять, почему так получается. Биллу нравилось чувствовать себя хозяином. От осознания того, что он может сделать с Томом все, что душе угодно - внутри что-то непонятно щелкало. Том Трюмпер – его собственность. Его вещь. О чем еще стоит мечтать? Если захочет – он убьет его. Захочет – заставит лечь под него. От последней мысли внизу живота приятно заныло, и Билл попытался сразу же отогнать подобные мысли подальше. Когда Том находится на расстоянии его так легко ненавидеть. А когда он так близко, смотрит своими огромными карими глазами, хочется послать все нахер, прижаться к его груди и разреветься как маленький ребенок. И пусть он пожалеет, извинится. Скажет, что все, что было в прошлом – дурацкая ошибка. И Билл простит... Позлится и простит… От своих же мыслей ему стало мерзко. Вскочив с кровати, он подошел к идеально начищенному зеркалу, почти в полный рост. Он посмотрел на себя с презрением, после чего ударил ладонью по щеке. На него смотрел молодой мужчина. Властный, самостоятельный, жестокий, волевой, холодный… В глазах – пустота. Так и должно быть. Никакой жалости. Никакого прощения. Ублюдки этого не заслуживают. - Я ненавижу тебя, Трюмпер. Таких как ты не прощают, - он криво усмехнулся, пристально смотря на свое отражение в зеркале. – Клянусь, недолго тебе осталось… Удовлетворенно улыбнувшись, брюнет медленно разделся и подошел к кровати. «Спать. Надо лечь спать. Остальное - завтра».