promise

      Облокотившись на одну из каменных колонн своей гильдии, брюнет позорно осквернял имя саблезубов, кусая губы до крови и шмыгая носом от нарастающего возбуждения. Но, казалось, его это не волновало, плывущим взглядом парень наблюдал за стаями перелетных птиц и величественным зданием этого города, и ему удостоилось быть не просто прохожим для него, пока Драгнил из распавшейся не столь давно волшебной гильдии пыхтел за спиной, шептал что-то, придыхая. Цепляясь взглядом за цветочный лабиринт, щурясь от солнечного света, согревающего гораздо медленнее, чем огонь, исходящий изнутри, Роуг поймал себя на мысли, что просто пытается не думать о том, как он наслаждался этим постыдным чувством, терзающим его изнутри. Его так влекло, так притягала безумность Нацу, он действительно в любой момент был готов сорваться с места и побежать в неизвестность, подальше от чужих глаз, мнений, стереотипов. Брюнет не любил, но быть может, был влюблен, очарован непредсказуемым сумасшествием, харизматичностью неугомонного парня, и на словах это невероятно сложно описать, если это вовсе описуемо. Спокойность Роуга всегда была чем-то привычным и обыденным для всех, он не мог просто засмеяться во все горло, шутить глупо и громко посреди улицы, вставать на столы и танцевать, даже будучи пьяным, ему это все не дозволено, будто бы он не заурядный парень из светлой гильдии, избитый шаблончик буйного, безбашенного — для власти, конечно — посредственного волшебничка, а щит, личная охрана самой принцессы Фиора, подобно Аркадиусу. Он всегда должен быть молчаливым, мудрым и доблестным, дотошно правильным, ничуть не забавным, его «мышцы смеха» вырезали при рождении, когда и было решено отдать его на службу королевству, иметь жену подстать его безупречному и верному характеру, двое детей и прочее-прочее. О гомосексуальности и распутной жизни не шло и речи, и, быть может, Роуг себя накрутил, и все не так уж поразятся, когда парень придет в родную гильдию, и, залив в себя бутылку спиртного за раз, не из-за алкоголизма, показной блудливости или бог знает каких еще грехов, а просто так, ради потехи, как любой другой из веселых «мошек», он чистосердечно признается, что не такой уж он и святой, и на днях трахался с Драгнилом на заднем дворе.

Мечтай.

Быть может, понимания от согильдийцев ему не дождаться, хоть в этом он нуждался куда больше, чем в каких-то сомнительных романах, блудливой жизни и беспробудных пьянках. Быть может, самый близкий друг, Стинг, действительно поддержал бы Роуга, понял и принял, безмятежно улыбнувшись, как он это делает всегда, неизменно обворожительно и глуповато, а у брюнета все страхи развалятся прахом, обрушатся на его волшебном свету, но как же обидно, невыносимо больно будет, если Стинг и друзья отвернутся. Его душа, и так поглощенная тенью, покроется мраком и не выйдет на лучи света больше никогда, не осветится спасающим огнем Драгнила. Именно поэтому драконоубийца продолжал скрывать себя и свою далеко не благочестивую сущность.       Но огненный убийца, казалось бы, полный кретин и тупой сам по себе, порой излишне альтруистичный, но не блещущий умственными способностями, оказался чертовски проницательным. Во время заветной пьянки двух гильдий, Роуг, сам недоумевая как, попал в компанию Драгнила, который в тот вечер, что удивительно, не совался в драки, как он это привык делать издавна, сгоряча и не задумываясь, но в тот вечер двух юношей что-то заставило поговорить довольно откровенно, и они, как по воле кого-то коварного, раскрыли все карты перед друг другом. По началу Чени отнекивался на каждый наводящий вопрос, уклонялся от ответа и загадочно-напряженно молчал, но Нацу сумел вывести парня на чистую воду, едва начав рассказывать о себе. У Драгнила, поверил бы кто, тоже немало проблем с личной жизнью, которая не задалась будто бы с самого начала из-за неудобного «статуса», должности глупого клоуна в гильдии, а затем и в обществе, его характер был несовместим для знакомств, таких легкомысленных и «одноразовых», в каких розоволосый изредка, но очень нуждался, и Чени стал для парня точкой опоры, постоянным запасным жилетом, неким спасательным кругом, впрочем, это было взаимно.       Роуг некомфортно и резко выгибается, когда Драгнил кусает его лопатки через одежду, и решает снять жаркий плащ. Брюнету жарко и холодно, он будто в лихорадке, трясясь от жары, исходящей от розоволосого в непомерных количествах, словно Нацу — сплошной костер, и все укусы, следы есть что ни на есть настоящие ожоги. Чени горит от собственного желания, но холодит его трезвость, осознание что пара поворотов и вот — его позор, скверная истинная сущность на глазах друзей — Минервы и Фроша. До безумия, до странной, предупреждающей щеми в сердце страшно, а когда Нацу то ли нарочито, то ли невольно стонет, превышая дозволенную громкость, повторяя имя теневого убийцы драконов, ему видется непонимающий, потерянный, а затем разгневанный взгляд Минервы, убивающий, и настолько же уничтожающий, но лишь своей разочарованостью, опустошенный взгляд Фроша. Это убивало наповал, отбивало желание быть таким, какой есть, стыдило, но здравый смысл, прячущийся в глубине затуманенного разума кричал, визжал, глушил, взывая окститься, что ничего пакостного, позорного юноша не совершал. Роуг никак не понимал, отчего получил такой страх быть непризнанным, будто рос в семье заядлых верующих да гомофобов, но нет, его воспитывал чертов дракон, и ни о каких правил морали, связаных с сексом, любви с мужчиной или женщины он не слышал, не был обучен. Самому пришлось наверстать упущенное.       Волшебник саблезубов дергается от сильного укуса за оголенное плечо, а чужая горячая ладонь проскользнула под растянутую кофту и провела по напряженному прессу довольно резко. Эти действия заставляют брюнета отвлечься от размышлений, уводящих парня тонуть в пучине собственных переживаний и страха, он осмеляется, пренебрежительно цокает и с возмущением оборачивается на убийцу драконов. — Не отвлекайся, — низким тоном, изменившимся явно из-за возбуждения, требует саламандр, в очередной раз видя Роуга словно насквозь. Чени это взбудораживает, оживляет, неожиданно острая проницательность Драгнила, к которой, казалось, он никогда не привыкнет, была нечто новым, поразительным для брюнета. Он скалится, вспоминая, что даже и не подал никаких признаков того, что действительно отвлекся от процесса, и закусывает губу, а затем оборачивается к парню.       Драгнил, притянутый словно магнитом, припадает к чужим губам и целует с остервенением, водит ладонями по поджарому телу, наслаждаясь, как парень с былой страстью отвечает. Розоволосый входит во вкус и кусает чужие губы, вишневые цветом, вынуждая капли крови вытечь вновь из всех старых прокусов. Бледная кожа, словно саван, накрывший усопшего, сводили Драгнила с ума, соскучившись, он ненасытно блуждал губами, пальцами и языком по всем открытым участкам кожи. Нацу наловчился спустя год, набил руку, да и не только, умело заводя брюнета парой движений. Огненный убийца драконов похотливо улыбался, временами как кот, поймавший мышь, и вел себя он также по-издевательски, как с жертвой, не давая желанного. Он двигается резко, торопливо, но не делает по сути ничего, лишь бросает пару поцелуев по телу, но потом внезапно припадает к шее, заставляя ее покрываться багровыми пятнами все пуще. Драгнил приближается к уже покрасневшим ушам, водит разгоряченным языком по раковине, медлительно и мучительно, обжигая не менее жарким дыханием, рукою успевает грубо взять за вороньи пряди, вмиг разлохматившиеся, он немного оттягивает волосы, заставляя Роуга зажмуриться от боли. Парень прикусывает мочку уха, а затем выдыхает слишком притворно, громко, хрипит и вновь облизывает ухо, вновь как будто кот.       Нацу приближается к голове Чени, и, все еще держа рукою пряди, он медленно сжимал их, разжимал, а сейчас зарылся носом, будто прятался, и глубоко вдохнул, почувствовав куда больше, чем обычный человек, способный учуять запах другого. Драгнил жадно вдохнул запах Роуга, словно насыщаясь кислородом после долгого заплыва, и, как бы со стороны странно, нелепо и дико это выглядело, для этих двоих, впрочем, для любой пары убийц драконов это было нечто особенным, потрясающим чувством объединения, настолько личным и интимным это действие было для них. Чени нетерпеливо рыкнул и толкнулся бедрами вперед, пихнув розоволосого по паху, а затем дрожащими руками принялся за чужие штаны. Ремень бешено звенел в неловких пальцах, никак не распутываясь, и теневой убийца драконов, порядком возбудившись и взбесившись замедленности процесса, который, как бомба, имеет таймер, обозначающий окончание терпение дам за поворотом, собирающихся их искать, опустился на колени и с большей энергией попытался снять шаровары Драгнила. Но он внезапно замер, его сердце словно хитро запланировав так вовремя остановиться и избавить волшебника от мучений, стыда и будущего несмываемого позора, пропустило удар, больно кольнув изнутри, но к сожалению так и не решило остановиться.       Драгнил смотрел и злорадно и испуганно, этот поразительный во всем мальчишка, которому за четыреста лет, умел сочетать в себе завал противоположностей, от эмоций до черт характера. Он встречается с до смерти испуганным взглядом Роуга и как всегда улыбается, сам поражаясь, что творит. Чени, как и Нацу, услышал чьи-то приближающиеся шаги в их сторону, но парни настолько растерялись, остолбенели, что так и замерли, смущенные и потерянные. Адреналин стынет в жилах словно кровь в последние секунды жизни, парни едва ли не захлебываются воздухом от страха, облачившего их липкой неотъемлемой пленкой, сердце заходилось в ударах больше ста раз в минуту, рефлексы и инстинкты подсказывали бежать. Но тело было неподвластно до тех пор, пока шаги, бьющие набатом в напряженных перепонках, не повернули куда-то к выходу, что был далек от пары.       Роуг истерично засмеялся, все еще щурясь от непрекращающегося гулкого пульса в висках, мурашки холодили тело, а длинными отросшими волосами он до сих пор скрывал лицо, наклонившись, все трясясь. Нацу рывком поднял его, хищно взглянул, подавляя нервный смех, ведь сам не на шутку испугался. В безумных глазах Роуга бушевал шквал эмоций, он часто дышал и Драгнил был невероятно рад, замечая в черных, бескрайних омутах одичалые тени, что словно танцевали, как черти, ошалев, ведь этой столь нужной для темного убийцы драконов одержимости ему и не хватало, именно с розоволосым он терял контроль, желая сойти с ума, и у него выходило, безудержно, яростно, сплочено они творили сумасшествие и были тем безумно рады.       Роуга охватила опоздавшая волна восторга, сладостная нега прошлась по телу изнутри, он закусил губу и в упоении улыбнулся, ощутив, как то, чего ему не хватало спустя столько времени вернулось. Конечно, изумление от неожиданного (но не нежданного) прибытия Драгнила, запропастившегося так надолго, подавая надежду, что исчез навсегда, не до конца рассеялось в их до краёв полной безумством встрече, но сейчас удовольствие накатило будто вдвойне, исступление самозабвенное, страстное, искрило и выбивалось желанием. Чувство опасности его подогревало не меньше, чем огненные пальцы убийцы драконов, что пробирались по телу, оглаживая уж слишком мягко и торс, и грудь, и заостренные ключицы.       Обжищагющие губы приложились к бледной шее, от прежней бесцветности которой не осталось и следа, ведь вся она пестрила алыми следами безудержной страсти огненного волшебника. Брюнет хотел было снова прильнуть к чужим губам с поцелуем, но он успел лишь мазнуть по челюсти, ведь Драгнил отвернулся, а затем грубо перевернул парня к той же колонне. Ему хватило и пары секунд, чтоб сорвать чужие брюки и собственные шаровары, потратив лишь пару десятков жалких секунд на спешную растяжку, и также резко и бесцеремонно войти в брюнета. Роуг вскрикнул, задыхаясь и щурясь, он ударил по леденящей поверхности, и от прикосновения кулака, словно от удара молнии, пробежали мелкие ниточки тени. У Чени загудела голова, а туловище разрывалось от боли, он хотел возмутиться, поддаться на провокацию и предъявить, но Нацу лишь укусил за ухо и предупреждающе объявил: — Не думаю, что у Минервы и Фроша будет время ждать, пока ты приготовишься.       Грубые толчки выбивали из Роуга все силы, Драгнил не жалел парня и не стал ждать, начиная двигаться все резче, жестче, и Чени удивлялся, вспоминая, каким раньше стеснительным мальчишкой был Нацу, и каким наглым и самоуверенным он стал. Воспоминания, словно вчерашние, виделись брюнету, и он даже не верил, помня как смущенно целовал его Драгнил, поначалу даже не в губы, они оба боялись и себя и друг друга, своих желаний и действий, он помнил, как руки дрожали, когда они раздевались перед друг другом слишком медленно, оттягивая время, и все это сравнивал с животным, потерявшим рассудок «сейчас», поражаясь крайне.       Волшебник за спиною придыхал, шептал, не останавливаясь ни на секунду, забывая даже о партнере, его блуждающие руки порою останавливались в забытой паузе, а затем снова гладили и царапали напряженное тело саблезубого. Сквозь долгие минуты, пока Роуг пытался отвлечься от неприятных чувств, Драгнил нашел нужную точку словно случайно, не планируя этого, и наконец принялся доставлять удовольствие не только себе. Он потянулся к чужому животу и медленно водил по всем кубикам пресса, затем нагло опустив ладонь ниже, где Роуг трогал сам себя дрожащей рукой. Нацу уткнулся носом в пострадавшую шею брюнета, оставляя слабый поцелуй, за который в прошлом он бы наверняка стыдился, и дерзко убирает руку Чени от его члена, заменяя своей и прерываясь в толчках. Роуг скалится, злясь, что огненный убийца драконов всегда желает взять все под свой контроль, но ему ничего не остается — обет безбрачия и мирный (буквально во всех смыслах) образ жизни или просто временами наглый, сумасбродный и сумасшедший Драгнил. Его смуглая рука водит по крайней плоти то слишком медленно, то предельно суматошно, дерзко и резво, а брюнет, хмурясь, начинает двигать бедрами в такт чужим движениям.       Нацу громко дышит, едва ли не рычит, когда Роуг сжимает его кисть своей рукой, Драгнил двигается резче и быстрее, в его глазах наконец мутнеет и плывет, он даже не различает худощавую фигуру Чени и водит рукой стремительнее, живей, приближая их обоих к концу. Беглыми следами по телу парень проворно пробирается губами к чужой шее и, толкаясь в последние разы усердно, ревностно, кончает со стоном, следом за ослабевшим темным убийцей драконов. Роуг тяжело дышит, когда Нацу отстраняется чтобы одеться, брюнет следует его примеру и медлит, вытирая себя.       Чени поворачивается к Драгнилу, который смотрит слишком серьезно, в его темно-зеленых, как в глубоком болоте, читается озабоченность и настораживающая тревожность. От прежней похоти во взгляде не осталось и следа, всегдашняя задорность и беспечалие почему-то испарилось, и Роуга это пугает больше, чем любые воспоминания о былых схватках с темными гильдиями. — Ты чего? — брюнет непонимающе улыбается, надеясь развеять напряжённость в воздухе, но Нацу продолжает смотреть сурово и тревожно, а затем резко, словно его толкнули сзади, приникает к губам Роуга требующим поцелуем, который длится дольше, чем следовало бы, словно они видятся в последний раз, и это довольно обескураживало. Чени очень неловко, неуверенно отвечает, тянет руку к чужой голове, чтоб взяться за растрепанные пряди, но Драгнил также быстро отстраняется. Его потерянность во взгляде выбивала из колеи, внушала тревогу Роугу, он не мог даже предположить, в чем дело, и последующей фразой Нацу заставлял теряться в догадках еще более, тая скрытый смысл: — Когда я вернусь, тогда все и объясню, — он будто бы задыхался от переибзытка эмоций, словно прыгнул с парашютом или ограбил дом какого-то местного богача, —но обещай, прошу, что не выйдешь с Фрошем из города до тех пор, пока не буду здесь. Драконоубийца продолжал жадно вдыхать воздух, а потом схватил бумажку с заданием, на которое и собирался Роуг с Минервой, из рук Чени и тем обескуражив его в который раз, и медля пару секунд, застыв перед удивленным брюнетом, убежал, как обожженный, обратно к друзьям. Темный убийца драконов пытается бежать за ним, но не догоняет, останавливаясь у подруги, которая слышит от Драгнила требование «не выпускай Фроша и Роуга из города!».       Парень грустно вздыхает, чувствуя на губах последний поцелуй, что пылал, словно настоящий огонь остается на его устах, и маг даже не может догадаться, что заставило розоволосого так волноваться за него. Он думал, надеялся, что между ним и Драгнилом некий «фиктивный брак», отношения, преследующие цели не в любви, романтике, а в взаимовыгоде, но после озабоченного, беспокойного взгляда Салмандра, он сомневался, что Нацу считает точно также. Возможно, это пустой домысел, нелепое мнение, но поцелуи Драгнила отныне остаются не только следами страсти на теле, но и значимым, неизгладимым отпечатком в душе.