Иначе

*** - Финник Одейр! - объявила явившаяся на Жатву в Четвёртом дистрикте сопровождающая из Капитолия, подняв карточку с именем высоко вверх. На сцену поднялся высокий парень, волосы которого отливают медью. Марлин Уоррен следила за каждым его шагом, забывая дышать и напряженно растопырив пальцы рук, эти два слова, произнесённые капитолийкой, застали её в расплох, перевернули её казавшийся таким привычным и тихим мирок. Только не Финник! "Нет... - беззвучно шевелятся её губы. - Нет!". Почему нет добровольцев? Обычно кто-нибудь всегда вызывался отправиться на Голодные Игры по своей воле, а сейчас - тишина. Может быть, не захотели мешать Финнику или - это вероятнее - отомстить за то, что он так хорош? Даже девушки, которые гораздо старше Финна, заглядываются на него, а многие парни его ненавидят. Его готовили как профи с самого детства, но никто не рассчитывал, что он попадёт на Арену так рано. Соперники из Первого и Второго гораздо крепче, сильнее и старше, и Марлин, как бы сильно она ни верила в Финника, не могла представить, что её друг вернётся живым, да ещё и богатым и знаменитым Победителем, а не изуродованным трупом в простом деревянном ящике, о ком уже никто никогда не вспомнит.  Финник развязно подходит к сопровождающей и взмахом руки приветствует толпу, собравшуюся у Дома Правосудия, заставляя Марлин резко вдохнуть и прийти в себя. Она в пол-уха слушает разговор трибутов и сопровождающей: больше говорит Финник, остроумно и вместе с тем обстоятельно отвечая на вопросы капитолийки, или сам спрашивая её, в то время как хрупкая пятнадцатилетняя шатенка переминается с ноги на ногу, отступив вглубь сцены. Кажется, атмосфера на площади немного разрядилась: люди начали время от времени несмело улыбаться и даже нарушать практически абсолютное безмолвие, царившее здесь до этого. Только Марлин как завороженная смотрела куда-то в одну точку, не замечая происходящего вокруг. Наконец трибуты Четвертого дистрикта пожали друг другу руки и удалились, сопровождаемые миротворцами. Толпа начала редеть, обрадованные родители обнимали своих детей, некоторые плакали от счастья: не они! Восемнадцатилетние парни и девушки с выражением неописуемой радости на лицах спешили по домам или ещё куда, особенно громко смеясь и болтая, ведь больше им не придётся стоять на главной площади, ожидая своей участи. Марлин довольно долго стояла неподвижно, пока толпа вокруг неё редела. Затем девочка, очнувшись от оцепенения, сорвалась с места и заспешила к Дому Правосудия, чтобы успеть попрощаться с Финником Одейром, её другом, просто другом. Иначе и быть не могло: семьи Одейров и Уорренов жили в разных частях дистрикта - у семьи Финника хватало средств даже на специальную подготовку сына к Играм, а родители Марлин только и делали что пытались свести концы с концами, с раннего утра и до поздей ночи работая и подключая к труду двенадцатилетнюю дочь, зато учились дети этих разных семей в одной школе, и однажды, после яростного спора за кусок хлеба в столовой, который едва не перерос в драку, Финник твёрдо для себя решил, что ему нравится "эта наглая малявка", и что бы там ему не говорили родители, всё-таки подружился с ней, хоть Марлин и не сразу поверила знаменитому на всю школу Одейру. Надо сказать, что семьи детей действительно различались: Мистер Одейр, служивший капитаном крупного судна и его жена, работающая по дому, которые безбедно жили в центре, или Уоррены, ютившиеся где-то на отшибе и денег в глаза не видевшие. Мистер Уоррен работал матросом на судне, перевозившем пойманную рыбу в хранилища. Миссис Уоррен плела рыболовные сети, а Марлин помогала ей. Однажды Финник попросил научить и его плести сети: его отец, капитан большого корабля, не мог обучить сына своему ремеслу - слишком высока ответственность во время плаванья, поэтому он и присоединился к Марлин. Искусство плетения далось Финнику удивительно легко, и вскоре он даже мог сплести хорошую сеть на продажу, тогда как Марлин, учившаяся этому делу с пяти лет, по-прежнему не могла освоить его до конца. Когда работы не оставалось, Марлс и Финник убегали к укромной лагуне, скрытой от посторонних глаз буйной растительностью, и купались в нагретой солнечными лучами солёной воде, выискивая ракушки. Особенно ценными считались не жемчужные раковины, а крупные и яркие, пусть и не стоящие больших денег, находки. Под уступом в скале была вырыта ямка, куда была аккуратно сложена картонная коробочка с десятком жемчужин - никто из детей не додумался или не захотел продать их. Там же спрятали большую витую ракушку, которая гудела громким низким басом, если хорошенько подуть в неё. Там же, на пляже, Финник демонстрировал Марлин своё умение обращаться с оружием, которое ему пока что заменяли палки и ветки деревьев. Тогда девочке казалось, что её друг - самый умелый боец, который может одолеть хоть кого, а теперь она на дрожащих ногах идёт к Дому Правосудия и пытается придумать, что сказать на прощание тому, кого совсем недавно считала непобедимым. Мрачного вида миротворец, продержав девочку в коридоре так долго, что она начала бояться опоздать - многие хотели проститься с Финником Одейром, наконец открыл тяжелую дверь, выкрашенную в белый и равнодушно напомнил: "Три минуты.". Марлин шагнула в комнату и увидела приветливо улыбающегося друга. - Финник! - вскрикнула она и кинулась ему на шею. Слова вылетели из головы, девочка вся дрожала и не могла сказать ничего разумного. Финник усадил её на диван, а сам сел рядом, сжимая руку Марлин. - ...Постарайся победить... - бормотала его подруга, - ...Возвращайся... Поскорее, Финник, умоляю! Он шептал ей что-то о том, что не собирается умирать и обязательно вернётся, просил что-то кому-то передать... Марлин чувствовала, что через несколько мгновений дверь откроется и миротворец грубо выставит её из комнаты, а значит, надо спешить. Марлс снимает с волос новую бирюзовую ленту, купленную по меркам их семьи за немалые деньги, и повязывает её Финнику на шею, на манер бабочки. Он усмехается и, прежде чем немногословный мужчина в форме выволок Марлин в коридор, предупреждает: - Готовьтесь встречать Победителя! *** Через десять лет... Клеому трясло: пусть её саму не выбрали трибутом, в Семьдесят Четвёртых Голодных Играх примет участие тот, чьей смерти она боялась больше своей собственной - Пит Мелларк, сын пекаря, живший неподалёку, чьё улыбчивое лицо она привыкла видеть каждый день: утром, когда шла в школу, в течение учебного дня, в хлебной лавке, когда ходила за свежеиспечённой булкой... Между ними ничего не было, нет, просто Лео каждый раз, когда глядела на Пита, испытывала какое-то странное чувство, ей хотелось (ну, в самых скромных фантазиях, конечно) хотя бы взять за руку этого парня, и никогда не отпускать. Но приходится довольствоваться будничным "Привет", "Вон ту белую булку", "Извини", "До встречи" - Пит по уши влюблен в Китнисс Эвердин, озлобленную и неприветливую девушку из Шлака, которая, по слухам, из лесу целыми днями не вылезает, в компании этого Хоторна, а уж по нему сохнут все более-менее взрослые девчонки в школе поголовно - кроме Клеомы Рендалл. Пит, наверное, считает себя несчастным парнем, тайно влюбленным в гордую и неприступную красавицу, но вся школа-то прекрасно видит, как он теряется и краснеет при виде Китнисс или даже её младшей сестренки Прим. А Лео, которая каждый день, каждый час вспоминает о Пите Мелларке, из-за чего злится на себя, для парня просто соседка, постоянная покупательница, знакомая - ничего больше. Иногда девушка хотела бы схватить этого милого на вид, но такого (он и сам не подозревает об этом) коварного блондина за горло и крикнуть прямо в лицо: "Идиот! Китнисс ты не интересен, выйди из своего выдуманного мира! Я здесь, придурок, я люблю тебя, слышишь!?". Но Клеома никогда этого не делала: стоило ей лишь представить напуганное, недоуменное, но такое милое лицо Пита, который, казалось, вот-вот заплачет, как она сама начинала реветь от жалости к нему, забыв, что не видела его плачущим с тех пор, как им было по семь лет - Мелларк разбил коленку и потому позволил себе посетовать на жизнь. Сейчас Пита и - будто издеваются, хотя, скорее всего, она погибнет - Китнисс Эвердин, которая героически - "выпендривается!" - недовольно подумалось Лео, - вызвалась отправиться на Голодные Игры вместо сестры, забрали миротворцы, и теперь опечаленные родственники и знакомые будут на символические три минуты входить в комнату в Доме Правосудия и говорить те слова, которые боялись или не успели сказать раньше - оба трибута точно не смогут вернуться домой, лишь кто-то один, и то, если очень сильно повезёт - уже многие годы вечный неудачник, Двенадцатый дистрикт не видел победителей. "Может быть, стоит сказать Питу то, что я думаю?" - в нерешительности размышляла Клеома, но тут же перебивала себя: "Это не взаимно, только нервы ему буду мотать, он засмущается, а я, чего доброго, накричу на него... Глупо пытаться!". Но попрощаться всё-таки стоило: нет ничего необычного в том, что одноклассница, с которой Пит всегда был в неплохих отношениях, придёт проводить его - скорее всего, они больше не увидятся - почему бы и нет? Леo уверенным шагом направилась к Дому Правосудия, хотя внутри у неё всё сжалось в комочек, и хотелось больше кричать и бить посуду, а не идти с тихой напутственной речью к тому, кто был для девушки чуть ли не смыслом жизни. Когда Пит болел, и пару дней Клеома не видела его, она сама заболевала и оставалась дома, глядя из окна своей комнаты, находящейся на втором этаже, прямо в окошко к Питу и наблюдала за тем как он сидит с зачитанной до дыр книжкой в руках или что-нибудь рисует угольком на куске картона. До того как ей исполнилось лет одиннадцать, Лео смущалась и нечасто выглядывала из-за клетчатых занавесок, но позже, когда она стала старше и нахальнее, она могла часами буравить взглядом дом пекарей, с особенным интересом наблюдая за тем как Пит переодевается. В те моменты, когда её мама, жена аптекаря и, следовательно, неплохой медик, поднималась наверх, или же отец звал Клеому вниз, чтобы та помогла ему в чём-то, девушка злилась на весь свет, даже на Пита - будто это он прервал наблюдения за окном. На удивление, в коридоре совсем мало народу - Гейл Хоторн, мать и сестра Китнисс, дочь мэра, Мадж, и семья Мелларков. Надо сказать, дочку мэра Клеома всегда недолюбливала - слишком правильной она была, что ли. После того как пекарь и его семья попрощались с Питом (отец семейства зачем-то решил поговорить и с Китнисс - даже его интересует эта дикарка!), Лео тоже разрешили попрощаться. Девушка нарочито ровным шагом зашла в комнату и попыталась ободрительно улыбнуться, но вышла только жалкая гримаса. - Пит, - начала она, - Я никогда не думала, что могут выбрать именно тебя... - девушка нервно сглотнула, пытаясь держать себя в руках.Дальше она говорила что-то о шансах на победу, желала удачи несколько раз, а сама глядела на всё ещё какое-то потерянное лицо Пита, который, видимо, не может поверить в случившееся, и с трудом подавляла всхлип. Миротворец объявил: "Время!", и Клеома, даже немного радуясь окончанию встречи, вышла за дверь, снова пожелав своему любимому ("неужели он не видит?!") пекарю: - Удачи, Пит!