Sarah O`Neill: «Привет! Самолёт назначен на шесть утра, надеюсь, что без задержек. Ужасно соскучилась. Кстати, ты не узнавала по поводу комнат в кампусе?»
Candy Nelson: «Моя мама позвонила и договорилась, чтобы мы с тобой были в одной комнате. Она наплела что-то, по типу: «Ну они же только вылетают из родительского гнезда, всё новое и взрослое. Нужно держаться вместе.» »Sarah O`Neill: «Ахаха, ну, в её репертуаре. Ладно, завтра увидимся. Жди от меня презент, пушистик.»
Candy Nelson: «Вау, заинтриговала… Но я тоже кое-что тебе везу, звёздочка. Жду!» На моих губах засветилась лёгкая улыбка и, выкупив парочку книг, я побежала в сувенирную лавку через дорогу. Закупившись различными безделушками для Кэнди и новой комнаты, которые едва уместились в бумажном пакете, я побежала домой, дабы успеть на посиделки с девочками. С подругами мы проболтали больше трёх часов. Не обошлось без звонкого смеха и горьких слёз прощания. Мы все разъезжались по совершенно разным городам. Эбби и Тони хотя бы оставались в США, а вот моя самая лучшая подруга с пелёнок Нэнси поступила в Кембриджский университет, который находился не то что в другом штате, а на другом континенте. Крепко сжимая вспотевшие ладошки друг друга, мы вспоминали самые яркие моменты из детства. Как измазали сладкой ватой новый кашемировый диван у нас в гостинной. Тогда папа очень громко смеялся, сгибаясь пополам, пока мама превращалась в разъярённого дракона, краснея с каждой секундой и словно выпуская горячий пар из носа. Как только она приступила к её любимой части — чтению нотации — я совершенно абстрагировалась от всего, кроме одного. Весёлого, словно помолодевшего на десяток лет отца. Он так редко смеялся, да и вообще, показывал искренние эмоции, что я не могла не наслаждаться такими моментами. Помню, заметив мой внимательный взгляд и прикушенный зубами кончик указательного пальца, он весело подмигнул мне и, достав из большого пакета продуктового магазина упаковку зелёного скитлса, потряс ей в воздухе. Радостно вздохнув, я уже хотела было побежать за любимой сладостей, но отец спрятал её за спину, указав на измазанный розовыми ошмётками белый диван. Делать глазки как у кота в сапогах или устраивать истерику было бесполезно. Расправив смятую вельветовую юбочку, я подошла к дивану и начала медленно отдирать частички сладкой ваты и складывать их в разорванные упаковки. Я вернулась домой к полуночи. Обнаружив уже крепко спавших родителей, я приняла решение провести ночь за чашечкой горячего капучино и миской мандаринов, заканчивая читать роман. Но перед этим, раскрыв и мягко разгладив чистый лист дневничка, я расписала всю боль, которую чувствовала от уезда из родного места, страх неизвестности, который с каждой минутой накрывал всё сильнее, подогревая желание закутаться в шерстяной плед и, убежав на чердак, забраться в старый сундук. И всё тепло, разлившееся подобно горячему шоколаду по нутру при воспоминаниях о былом счастье, витавшем в доме О`Нил. Мысли заняли больше трёх страниц. Заполняя промежутки наклейками с Томом и Джерри, я убедилась в том, что почерк и вправду зависит от настроения. Первые предложения написаны чёткими, аккуратными буквами. А слова в последних предложениях больше походили на каракули ребёнка, нашедшего мамину матовую помаду. — Доброе утро, Сара, — буквально пропела мама, спускаясь по большой лестнице. Ей нужно было идти в актрисы. Она всегда умела безупречно изображать ту или иную эмоцию, что даже придраться было не к чему. Как и сейчас она скрывала под маской безмерного счастья свой страх того, что я сверну к своей мечте, а не к их. — Ну что, ты готова? Твоя машина тоже будет отправлена самолётом, дабы облегчить твои передвижения по городу. И, дорогая, когда ты нам уже расскажешь о факультете, на котором будешь учиться? Хотя, я тебя уже представляю в строгом чёрном костюме, сидящей в огромном офисе одного из небоскрёбов Нью-Йорка с кипой бумаг на столе и огромным внедорожником и личным водителем, ожидающим тебя на подземной парковке. — Доброе утро, мама, — расстраивать маму очередной попыткой достучаться, что я не хочу протирать дорогие брюки на кожаном стуле до конца жизни, не было желания при виде её искрившихся глаз. Захлопнув книгу, я подошла к женщине и поправила сбившись воротничок её шёлковой блузы. — Хочу чуть подольше хранить интригу, а то вдруг мне не понравится и я переведусь. Поэтому, скажу на Рождество. Чмокнув маму в щёчку, я сразу же побежала в свою комнату выносить личные вещи, ибо большие коробки вынесли дворецкие. Родители не стали провожать меня до самого аэропорта, поэтому крепко обняв и напомнив, что «для твоего лучшего будущего ты должна хорошо учиться», они закрыли жёлтую дверь такси. Через затонированное окно я продолжала вглядываться в помятое после недолгого сна лицо отца. Он так резко постарел. Частые морщинки на лбу и в уголках глаз, бледная кожа, густая щетина с небольшой проседью возле ушей, усталые светлые глаза. Буквально за секунду до того, как машина тронулась, он одними губами сказал то, что говорил реже, чем я признавалась в любви к химии. Три слова, из-за которых по щекам побежали слёзы, а с губ сорвался тихий счастливый смех. Откинувшись на спинку бежевого сидения, я прикрыла глаза, тихо прошептав. — И я тебя. Пройдя паспортный контроль, я сидела на мягком стульчике в зоне ожидания, наблюдая, как мою машину завозят в самолёт. С собой на борт самолёта я оставила небольшой кожзамовый рюкзачок с записной книжкой, наушниками и бутылкой воды с дольками лайма и лимона. Дворецкий и моя няня, проще сказать, люди, с которыми я выросла, провожали меня со слезами на глазах. Складывалось ощущение, будто я больше не вернусь в Аспен и не буду засыпать под шуршание раскладывающей чистые вещи в моей гардеробной миссис Добэрти. Больше не буду смотреть, как Фальц выгоняет наших собак, забежавших в намытую до блеска гостиную. Поднявшись на борт в VIP-класс, я была безмерно рада тому, что купила место рядом с окном. Подключив наушники к телефону и, включив специально подобранный плейлист с классической музыкой Крэйга Армстронга, я медленно, изредка вздрагивая от громкого смеха пожилого мужчины позади меня, смотрящего второй сезон «Теории большого взрыва», задремала, прислонившись к холодному ободку иллюминатору.***
Еле уместив все вещи в багажник и на задние сидения красного кабриолета, я посмотрела на наручные часы. Итак, сейчас только половина шестого. Значит у меня есть ещё целый вечер впереди перед первым учебным днём. Нужно вытащить Кэнди на прогулку по городку, чтобы узнать местоположение ближайшей кофейни и кинотеатра. Я отправила сообщение подруге о прибытии и, вбив в навигаторе нужные координаты университета, отправилась к пункту назначения, рассекая шоссе на Volkswagen Beetle. Спустя час езды, я уже могла лицезреть это творение какого-то архитектора. Я будто оказалась в очередном американском бестселлере. Огромных размеров коричневые здания завораживали одним своим видом, а снующие по тротуарам и пышным аллеям студенты вызывали тихий смех и убеждение в том, что даже старшекурсники те ещё дети. Оставив машину на стоянке, я только собиралась брать вещи, как увидела выбегающую из главного входа в общежитие белую кудрявую макушку. Кэнди. Я, бросив все вещи обратно в машину, побежала к ней навстречу и, заключив её в крепкие объятия, закружилась с ней в каком-то странном танце, боясь, что солнцезащитные очки могли улететь в любую секунду на асфальт. Слёзы сами собой побежали по щекам, которые в свою очереди ужасно болели от ниспадающей широкой улыбки. — Господи, наконец-то, — пропищала, подобно крохотной колибри, Кэнди, выпуская меня из своих оков. Её по-детски пухлые щёчки сверкали розовым румянцем, а вздёрнутый нос дёргался так, словно она вот-вот расплачется. — Наша комната на третьем этаже и не волнуйся, я помогу со всеми вещами. Кстати, я успела познакомиться с двумя классными девочками. Стефани и Адель. Ещё некоторое время они будут жить в соседней с нами комнате, потому что в Эллиот Хаус сейчас ремонт. Они обе уже на третьем курсе. Пойдём скорее, чего застыла?! Пока мы перетаскивали все вещи в комнату, белокурая подружка рассказала всё про университет, её жизнь, красивых мальчиков и какую-то местную нелегальную банду. Я ощутила небольшое головокружение от свалившейся информации, которую следовало бы запомнить. И от будто бесконечной энергии Кэнди. Она ни минуты не молчала или не бездействовала. Я не назвала бы себя ленивым и малоподвижным человеком, но Нильсен — это юла, для которой так называемым моторчиком служил паручасовой сон и чашечка крепкого чёрного чая. Занеся последнюю коробку, я только хотела начать всё расставлять, как к нам в комнату без стука ворвались две довольно привлекательные девушки, без стеснения рассматривая меня, словно я в это момент не стояла с округлёнными от удивления глазами. — Привет, я Стефани Майер, — звонко щёлкнув ровными рядами зубов, протянула руку в знак приветствия тёмнокожая брюнетка с кудрявыми чёрными волосами, напоминающими пружинки, светло-карими глазами и доброй улыбкой. — Ты же тоже первокурсница? Значит вы обе не в курсе завтрашней вечеринки? — Ой, конечно они не в курсе, Стеф. Я Адель Моринг, — девушка с чарующими кофейными глазами и огненно рыжими локонами подбежала ко мне и крепко обняла. Сладкий аромат, впитавшийся в ворот её водолазки, приятно окутал обонятельные рецепторы тонкими нотками апельсина, сливы и розы. Пробежавшись острыми ноготками вдоль моего позвоночника, она отстранилась, откинув указательным спавшие мне на лоб прядки. — Рада знакомству, Сара. Я уверена, что мы подружимся. А теперь, быстренько собирайтесь. Мы с шоколадкой проведём вам экскурсию по Кембриджу. Когда девушки вышли, мы с Кэнди, удивлённо переглянувшись, тихонько рассмеялись и пошли собираться. Белая майка на бретельках, чёрные широкие брюки в продольную полоску с высокой талией и чёрные слипоны. Самое то для пешей прогулки по вечернему Кембриджу. Волосы цвета кофейных зёрен я предпочла оставить распущенными, слегка подзавив на концах. Макияж, состоящий из бальзама для губ с легким бордовым оттенком, геля для бровей и хайлайтера, уже вошёл в привычку. Папа всегда шутил, что я могу любой официальный образ превратить в повседневный или даже похожий на спальный. Мы с новоиспечёнными подругами допоздна гуляли по паркам, торговым центрам и различным атмосферным местам, громко смеясь и напивая знаменитые хиты Рианны. Уже в одиннадцатом часу вечера мы зашли в небольшой бар неподалёку от университета. Там было совсем немного людей, поэтому мы заняли дальний столик, из-за которого удобнее всего было наблюдать за входящими и выходящими посетителями. Расслабившись под играющую из слегка поскрипывающих настенных колонок песню Willamette Stone — Heart Like Yours и заказав молочные коктейли, мы продолжили беседовать на различные темы. Стефани оказывается училась на стоматологическом отделении, борясь с паническим страхом крови, а Адель — на факультете бизнеса, ибо её семья являлась наследниками огромного количества коллекционного антиквариата. Моринг болела детской мечтой после выпуска открыть собственный музей, дабы разместить все эти антиквариаты для всеобщего обозрения. На первый взгляд эта рыжеволосая показалась мне ещё той эгоистичной и алчной стервой. Поспешу оправдаться — в моём городе все девушки с таким стилем, манерами и внешностью как у Адель были отвратительными особами, готовыми подсыпать тебе в суп слабительное, дабы ты провалила вступительные. Но сейчас, наблюдая, как Моринг чуть ли не танцевала, рассказывая о том, какие интересные экскурсии она планирует для детей в своём музее и какие подарки будут получать все посетители вне зависимости от билета, я вычеркнула очередную строку из списка сложившихся в моей голове клише, которые мне вбила в голову мама.