Скверная женщина

Инга не успевает ни соскучится, ни перевести дух. Закрыв глаза в своей камере, она вновь открывает их в тёмной сокровищнице. Рёбра монет привычно врезаются в ладони, сверху что-то давит, а сердце принцессы бешено бьётся под горлом. Прежде чем обменяться, Эвия, очевидно, была в ужасе и пряталась под кучей золотого хлама. Что привело её в такое состояние - неясно. Радом нет ни дракона, ни какой-либо другой опасности. Выждав несколько минут для верности, Инга выбирается из укрытия. Едва поднявшись, она чувствует непривычную тяжесть, тянущую голову назад. Девушка морщится и ощупывает затылок, ожидая найти какую-нибудь неудобную деталь платья или зацепившуюся драгоценность, но ладони упираются в скрученные тугим узлом волосы. Из горла вырывается непроизвольный короткий смешок, хоть, на самом деле, Инга вовсе не хочет смеяться. Она растеряна. То, что Эвия вернула свои длинные волосы, означало завершение её договора с Саулом. Больше она не станет засовывать ноги в капканы, прыгать с башни и намеренно бесить дракона. Если, конечно, ей не вздумается пожелать ещё какую-нибудь глупость. Инга разрывается между затопившим её облегчением и ужасом, что теперь, когда у Эвии не будет причин намеренно меняться с ней, дорога в этот мир окажется закрыта. Даже то, что в прошлый раз дракон позвал её сам, утешало мало, ведь сейчас его рядом не было. Принцесса явно испугалась по собственной инициативе. Без солнечного света сокровищница выглядит скучной и пустой. Инга уже была здесь ночью, но тогда светила луна, и её блеск, отраженный миллионом драгоценных граней, наполнял зал. Сейчас же едва можно разобрать, куда двигаться, а сокровища кажутся обычным железом. Чтобы справится с беспокойством, Инга торопится выйти хоть куда-нибудь и старательно смотрит под ноги, чтобы не споткнуться. Это несложное на первый взгляд занятие занимает её настолько, что она пропускает вдох, когда в глаза бьёт приглушенная зеленоватая вспышка. Свет на мгновение заливает сокровищницу и гаснет, не оставив следа. Его природа Инге неизвестна, однако, она заметила, с какой стороны был источник, и направилась туда в надежде встретить дракона или то, что напугало принцессу. Идти пришлось недолго. Довольно скоро золотые горы измельчали, и между ними показалось небо, заключенное в правильный полукруг. Ещё одна вспышка, на этот раз красная, разгоняет темноту. Она куда ярче, но Инга успевает прикрыть глаза рукой. Кроме этих взрывов света не происходит ничего, даже тишину нарушают лишь шаги самой девушки. Неестественный покой напрягает, но думать о нём совершенно не хочется. Инга желает лишь увидеть дракона и… Сделать что-нибудь. Что угодно, но с ним. Недезис не прячется. Сидит на краю, свесив ноги, и смотрит вниз. Такое уже было раньше: после того, как расплавил несколько золотых гор в порыве гнева, он сидел так же. Сейчас ничего не напоминало о том дне, волны застывшего металла сменились привычной россыпью драгоценностей, но в опущенных плечах дракона Инга видит что-то такое же тревожное, как и тогда. – Здравствуй, Недезис, – говорит она и садится рядом. Дракон вздрагивает и медленно оборачивается к ней. Эмоция на его лице непонятная: не то скука, не то глубокая задумчивость. Рассмотреть Инга не успевает – через мгновение её слепит ещё одной красноватой вспышкой. Сморгнув выступившие слёзы, она крепче цепляется за край каменного пола и наклоняется вниз, чтобы найти источник этих огней. Под плотной пеленой облаков ничего толком невидно, они напоминают тёмное беспокойно море, в глубине которого распускаются яркие цветы. Лишь некоторые выстреливали на поверхность и взрывались, на мгновение заливая светом сокровищницу. Такому взрыву должен бы сопутствовать оглушительный грохот, но в тишине не слышно даже ветра, который неизменно кружился вокруг башни. – Что происходит? – не поднимая головы, спрашивает Инга. Дракон явно не намерен разговаривать, потому ответа она не ждёт, но и не спросить не может. Эти вспышки напугали Эвию, они, вероятно, далеко не безобидны, а догадаться самой об их происхождении у неё точно не выйдет. Дракон, на самом деле, молчит, но, должно быть, делает за её спиной что-то такое, от чего облака рассеиваются, и в образовавшийся проплешине можно разглядеть толпу людей, копошащихся у подножья башни. Между ними тёмными пятнами выделяются машины, напоминающие Инге танки, распространённые в её реальности. С их длинных устремлённых в небо стволов срываются яркие искры и несутся вверх, чтобы взорваться светом. В уши вонзаются грохот, которого так не хватало, скрежет и лязг, сопровождаемые ветром. Инга коротко вскрикивает, закрывает уши руками и прижимается к Недезису, который, кажется, даже не шелохнулся. Его отсутствующий стеклянный взгляд пугает больше, чем вспышки и грохот вместе взятые. Всё заканчивается также резко, как и началось. Дыра в облаках затягивается, а шум смолкает так быстро, словно его просто выключили. Но Инга ещё долго зажимает уши ладонями и вглядывается в лицо дракона, не зная, что сказать. – Только не жги их, пожалуйста! – всё же произносит она. – Ты потом будешь злой, а мне это совсем не нравится. – Если ты просишь, то не буду, – спустя время, откликается Недезис, и уголки его губ едва заметно дёргаются. Инга думает, что это хороший знак, потому продолжает: – Почему они стреляют в небо? – Потому что идиоты. Дракон пожимает плечами, и полоска чешуи, к которой девушка прижалась щекой, режет ей кожу. Инга тут же накрывает царапину ладонью и снова наклоняется вниз, изо-всех сил надеясь, что её рана останется незамеченной. Сейчас это лишнее. Дракон не в лучшем состоянии, потому не хочется расстраивать его ещё сильнее. Попытки людей убить его не столько раздражают Недезиса, сколько огорчают. Инга видела его воспоминания, она знает, что раньше он мог быть им другом, а не угрозой. Однако понимание ситуации не даёт ответа на вопрос, что делать дальше. Любая фраза, приходящая в голову, кажется неуместной, потому остаётся только молчать. Вспоминается Даце, которая рассказывала о войне, сделавшей её заложницей в Урде. Она выглядит ровесницей Эвии, потому та, наверное, тоже пережила эту войну в детстве. Может быть, именно поэтому её так напугали выстрелы, самой Инге показавшиеся совсем нестрашными. Не боялся их и дракон, хотя люди внизу, скорее всего, считали своё нападение серьёзной для него угрозой. – Им кажется, что я летаю над ними, вот и стреляю, – продолжает Недезис, хоть Инга и не настаивает. – Через пару часов надоест, или они поймут, что это иллюзия, и примутся стрелять в стены. А после, когда кончатся заряды и истощится резерв магии, разобьют лагерь за лесом. А я пойду спать. – И сколько раз такое уже было? – Много. Очень много. В плане стратегии люди редко бывают изобретательными. Впервые Инга рада, что дракон не смотрит на неё. По ощущениям порез затянулся, и теперь она аккуратно тёрла щёку рукавом платья, чтобы убрать следы крови. Если бы это было её настоящее лицо, а не принцессы, то такая рана заживала бы дольше месяца, в то время как с беозаром регенерация занимала не больше пары минут. Спустя сотню различных по тяжести травм, подобное уже не удивляло, но впервые Инга задумалась, что было бы с ней, окажись она возле дракона в своём настоящем теле. Не протянула бы и часа, наверное. Безобидные сейчас порезы о чешую выпустили бы всю кровь, а даже самая невинная проделка Саула убила бы мгновенно. Но даже так, без магии беозара и Бессмертия Вероятностей, Инга согласилась бы обнять дракона. Но согласится ли он? Она настоящая ничем не напоминала принцессу. Её перетруждённое измученное тело едва ли можно назвать прекрасным. – А зачем тебе принцесса? – неожиданно для себя спрашивает Инга. – Должен же кто-то говорить мне, кого жечь, а кого не жечь, – Недезис вздыхает, но Инга спиной чувствует, что он улыбается. Обернувшись, она снова прижимается к плечу дракона и шепчет, снизу-вверх заглядывая в его глаза: – С золотом понятно – ты его ешь, но зачем же требовать ещё и дочь правителя? Если бы ни это, то люди бы не ненавидели тебя так сильно. – Потому что они идиоты, – нахмурившись, повторяет Недезис. – Я не просил их об этом. – Но ты же умеешь разговаривать. Просто сказал бы им, что не нужно… – До тебя я ни с кем не говорил. Взгляд дракона снова начинает напоминать чёрное блестящее стекло, и Инга, осознав свою ошибку, в панике тянется к его губам. Она снова сказала не то, что нужно, и единственный способ не ошибиться дважды – говорит без слов. Дыхание дракона сухое и горячее. Точно такое, каким должно быть. В него хочется вцепиться зубами, как в кусок свежего хлеба, и проглотить, чтобы заполнить пустоту, но Инга сдерживается и вдыхает медленно. Сейчас ей кажется неправильным отпускать себя и стараться забрать как можно больше. Она хочет отдавать сама. Потому касание выходит лёгким и ласковым, невесомым настолько, что его можно не почувствовать вовсе. Но дракону хватает. Это именно то, что ему нужно, и он обнимает девушку за плечи, сам углубляя поцелуй. – Я хочу спросить… О твоей жизни… – шепот в уголок её губ. – Можно? Инга кивает, не до конца понимая, на что соглашается. Её ответ дракону на всё, кроме одного единственного вопроса, всегда будет «да». – Когда ты стреляла, почему никто не сопротивлялся? Те люди защищаются, – Ненезис кивает вниз, – потому что видят во мне угрозу. А в твоей памяти покорно принимают смерть… Для людей это ненормально. Воздух в легких становится тяжелым и кислым. О том дне Инга рассказывала на допросах, говорила с Саулом, но никто не спрашивал её о причинах. Она и сама не знала. Не задумывалась. Существует очевидный ответ, лежащий на поверхности, но, произнесённый вслух, он кажется немыслимой чушью: – Потому что так велит Канон – свод правил, определяющий жизнь каждого гражданина. Согласно ему, власть в Едином Государстве абсолютна и всё, что случается, происходит с её ведома и позволения, а значит, ведёт к всеобщему благу. Любое сопротивление, даже защита собственной жизни, считается тяжким преступлением. – Но ты сопротивлялась. Ингу прошивает ледяной нитью до кончиков пальцев. Это то, о чём она всегда знала, но не могла придать мысли завершенную форму. Те жизни, что она забрала себе, вовсе не были её истинным преступлением, потому что всегда, уже с самого начала, она сопротивлялась… Всему. Регион, где она родилась, находился далеко от центра, и контроль там в её детстве ещё не был так силён. Агитационные экраны не весели на каждой стене, а книги, хоть и были запрещены, ещё хранили свой след в памяти людей. Инга знала сказку о драконе и могла смотреть на небо, когда положено было опускать голову вниз. И те, кто вырос с ней, были такими же. Но из её поколения не осталась никого. Система сожрала всех. Только ей удалось скрыть своё преступление и существовать дальше. До тех пор, пока Лидер не заметил, что она такая же бракованная деталь, как и он. – Да, – твёрдо признаётся Инга, – я сопротивлялась. У меня всегда был выбор, и я решила стать тем, кто стреляет, а не мишенью. Человек, вложивший пистолет мне в руки, точно знал, что я не только смогу выстрелить, но и буду рада сделать это. – Кто выжил, тот и прав, – говорит Недезис, а у Инги сердце обрывается и падает вниз, к подножью башни, и неистово колотится под ногами сотен солдат. Её выбор ужасен. За своё преступление она заслужила каждый день, проведённый в камере, но дракон говорит, что Инга права, и всё, действительно, становится правильным. Глаза вспыхивают от слёз, и она плачет, уткнувшись лбом в изгиб его шеи. От многократных повторений эти воспоминая стали тусклыми и тонкими, как бумага. Дотронься рукой – разорвётся. И никакой боли. Но с драконом всё иначе. Даже то, в чём Инга уверена, становится другим и ранит её. – В ваших действия нет смысла. Я не понимаю, зачем вы сделали всё это? —тихо спрашивает дракон. Сквозь собственное дыхание и колотящий в виски пульс Инга едва разбирает слова, но всё же собирается и отвечает: – Мы хотели, чтобы люди тоже сопротивлялись, чтобы поняли: Единому Государству плевать на них. Я была той, кто каждый день говорил, как прекрасна жизнь, а потом, тем же самым голосом, я считала трупы. Нельзя было закричать ещё громче, но никто не услышал меня. В своих надеждах мы били смешны. Власть не остановила трансляцию, даже полиция, словно в насмешку, явилась лишь после того, как упал последний рабочий. С самого начала было ясно, что бунт бесполезен. Длинная речь даётся Инге с трудом. Она задыхается, неосознанно сдирает ладони о чешую, а Недезис обнимает её и ещё теснее прижимает к себе. Он что-то говорит, но слова смешиваются со светом от очередной вспышки и растворяются в темноте. Инга чувствует только его сбившееся дыхание и горячие ладони, замершие на затылке. Возле узла слишком длинных волос. Ласковое тёплое движение не продолжается дальше. Инга ждёт, уже почти чувствует, как ладони спускаются на спину и оглаживают плечи. Но этого не происходит. Даже сквозь шум в голове и обжигающие слёзы эта заминка вызывает смутное беспокойство, которое уже через мгновение вспыхивает настоящей паникой. Слёзы тут же высыхают, Инга забывает об их причине и с новым ранее неведомым ей ужасом поднимает голову. Она ведь обещала Саулу, что не даст дракону уклониться от сражения. Но, напрочь забыв об этом, сделала совершенно противоположное. «Только не жги их, пожалуйста!» Ей так не хотелось снова толкать Недезиса в безумие, что она не подумала о Даце, милой Даце, которую хотела защитить. Эта мысль хлынула по венам ядовитой смесью из отвращения к собственной небрежности и страха, что и Саул забудет об их договоре. Или уже забыл. Новая вспышка, на этот раз ярко-синяя, режет глаза, но Инга не может зажмуриться. Не может даже моргнуть. Только смотрит болезненно широко на встревоженное лицо дракона. Он будто бы хочет что-то спросить, но не решается и только хмурится сильнее, а сама она способна только безмолвно смыкать и размыкать губы. Во рту совсем сухо, словно на языке никогда не было и кали воды. А под кожей так холодно, что не греет даже огонь дракона. Такого внезапного парализующего страха Инга не испытывала никогда. Не знала даже, что её скупое твёрдое сердце способно на чувство такой сокрушающей силы. Она говорила Саулу, искренне веря в свои слова, что жизнь Даце – её собственная забота, что помощь лишь даст ей шанс и до того, сможет ли она им воспользоваться, ей нет никакого дела. Врала. И себе, и ему. – Инга… – тихо зовёт Недезис. – Что с тобой? Что случилось? И в голосе его звучит тот тонкий дрожащий ужас, что девушка чувствует внутри себя. Он тоже боится. Только уже за неё саму, а не за Даце. Узнавание собственных черт в другом человеке, обычно раздражавшее Ингу, на этот раз приводит её в чувства, и она, тяжело сглотнув, всё же выдавливает из себя: – Ты знаешь… Саула? Недезис растерян, словно не расслышал её, или она вовсе ничего не сказала, но затем его широкий чётко очерченный рот сжимается в тонкую линию, и Инга понимает: знает. В самых своих потаённых мыслях она хранила надежду, что, на самом деле, с этой мразью Недезис не знаком и Саул соврал ей. Но надежда эта была слишком наивна и далека от реальности, чтобы сбыться. Инга не удивлена. Ей больно. И она ничего не спрашивает, только смотрит неподвижно. Объяснений не нужно, ей всё равно, но, должно быть, во взгляде что-то изменилось против её воли, и Недезис, помрачнев, поясняет: – Я много говорил с ним. Давно. Задолго до того, как заснул. – И ты позволил ему заходить в башню? – Да. – И не запретил после? – Нет… Он приходил сюда и что-то сделал тебе? И волосы… Его работа? Инге хочется рычать не меньше, чем дракону. Она даже чувствует огонь под рёбрами, вспоминая, чем именно обязана Саулу. Столько смешной бессмысленной боли скормлено его скуке, что даже она, сверхъестественно чуткая к чужому одиночеству, не может простить такой жестокости. Рассказывать о каждой своей ране, причинённой магом, не хочется, от одних воспоминаний сводит скулы, а растерзанная тисками щиколотка снова ноет. Потому Инга отвечает коротко: – Да. Недезис едва заметно вздрагивает и меняется в лице, словно девушка ударила его, а затем наклоняется и прижимается лбом к её макушке. – Прости, – тяжело шепчет он. – Прости меня. Саул утратил разум уже давно, и я сошел с ума вместе с ним, раз забыл запретить ему вход. Инга уже не злится. Её гнев потух так же быстро, как и разгорелся, потому теперь она силилась подобрать слова, чтобы утешить дракона. Та вина, которую она вынудила его почувствовать, казалась ей куда более тяжким бременем, чем вся боль, что она пережила по вине Саула. Это всё было вчера. А сейчас она хочет лишь успокоить свои сомнения и помочь Даце. – Прости, – на выдохе говорит Инга. – Ты меня прости. Я ведь обещала, что положусь на тебя в случае опасности, а сама только терпела и пыталась разобраться самостоятельно. Нужно было рассказать тебе раньше, и ни мне, ни принцессе не пришлось бы вступать с Саулом в сделки. – Сделки? – Эвия сговорилась с ним, что будет намеренно меняться со мной местами в обмен на свои длинные волосы. Мне же нужно было защитить дорого человека. Саул согласился сделать это с условием, что я не дам тебе остаться в стороне от конфликта с людьми. – Очень похоже на него… – вздыхает дракон. – В конце нашей дружбы он часто злился от того, что я мало вмешиваюсь в войны и всегда жду последнего момента. – Дружбы… Не понимаю, как ты мог связаться с ним… Её собственные чувства от общения с магом можно описать одним единственным словом: грязь. Она чувствовала себя испачканной после каждого слова, что говорила ему, и отказывалась верить, что Недезис по собственной воле касался этой мерзости. – Он не всегда был таким. Инга прикрывает глаза, чтобы представить другого Саула. Когда-то же он был человеком. Может, даже таким же хорошим, как Даце или Марис. Но жизнь его была слишком пустой и длинной, чтобы он смог сохранить в себе это качество. Сидя в своей камере, Инга часто пребывала в уверенности, что ещё немного, ещё один день, и она окончательно утратит рассудок. Станет одной из тех безумцев, чьи мутные глаза пугали её с агитационных экранов. Саул был таким же. Но это не оправдывало его. – Помоги мне, – медленно проговаривает Инга. – Хоть и поздно, но прошу: не дай умереть Даце. Если она ещё жива, защити её. Принеси сюда, в башню, или в другое место, где военные или Саул не достанут её. Пожалуйста… Голос дрожит. Инга умоляет так горячо, словно дракон может отказать ей. А она уверена, что не откажет. Но эта просьба о помощи, первая в жизни, даётся тяжело и с хрустом ломает в ней что-то сухое и окостеневшее. Не так давно Инга не могла даже представить у себя таких мыслей, а сейчас корила за глупость и молчание. Конечно, дракон поможет. Она же его принцесса, его жена, та, что велит кого сжигать, а кого нет. – Ты говоришь о той девушке из воспоминаний, которая хотела дом, между рекой и горами? – Да! – кивает Инга, внезапно воодушевлённая тем, что переполненная память Недезиса сохранила такую ценную для неё мелочь. – Ты сможешь её найти, зная только лицо? – Конечно, – коротко отвечает дракон. – Каждая встреча оставляет след. На мгновение Инге кажется, что на лице его промелькнуло недовольство, но он отвернулся и встал быстрее, чем можно было бы разглядеть точно. Инга вновь огорчена своей неспособностью понять чужие чувства. Его чувства. Может, на самом деле, Недезис не хочет спасать Даце? Или его неудовольствие относиться вовсе не к ней, а вызвано воспоминаниями о Сауле? Не спросить. И самой не ответить. Прикусив губу, Инга тоже поднимается и идёт вслед за драконом в глубь сокровищницы. Что он задумал – неясно. Спасать Даце – это в тёмное небо. На мгновение страх возвращается, впивается в горло стальной проволокой. Может, дракон передумал, и просто пойдёт спать. Но отдаться настоящей панике Инга не успевает: всего через десяток шагов Недезис останавливается, чертит на руке какой-то сложный символ и, наклонившись, прижимает ладонь к усыпанному монетами полу. По золоту, словно по воде, тут же идёт прозрачная рябь и исчезает быстрее, чем Инга успевает решить, не привиделось ли ей. – Теперь можно лететь, – обернувшись, говорит Недезис, а ей становится нестерпимо стыдно за своё сомнение. Она не знает, зачем нужна эта рябь, но без неё, очевидно, уходить из башни было нельзя. Дракон больше не теряет времени. Красная вспышка врывается в сокровищницу и будто смазывает очертания его тела. В один миг загоревшееся алым золото становится чешуёй, и на месте высокого молодо мужчины стоит раскалённое чудовище. Инга заворожена этой переменой больше, чем раньше, хоть и видела трансформацию до этого. Теперь она знает, какого быть драконом и чувствовать, как твоё маленькое гибкое тело становится твёрдым пламенем, а за спиной наливаются крылья. Воспоминание будет в ней жажду полёта. Нет, не того жалкого подобия, что она получит, забравшись на лапу, а настоящего. Собственными крыльями! – Недезис! – кричит Инга изо-всех сил. – Я не хочу, чтобы ты нёс меня! Я хочу лететь! Она бы, наверное, и сама не поняла свою просьбу. Следовало сказать об этом раньше, когда он ещё мог разговаривать, а теперь объяснить и без того смутное желание стало ещё сложнее. Но дракон слышит её. Его большая шестиглазая голова на длинной шее наклоняется так близко, что приходится отступить от потока горячего воздуха, и чёрный взгляд внимательно изучает девушку. Словно спрашивает, не испугается ли она. А затем Недезис уменьшается в размерах, словно шар, из которого выпускают воздух, и замирает, став не больше грузовой машины. Он вытягивает крыло в сторону на манер трапа и пригибает шею к полу. – Мне… Залезть на тебя? – неуверенно спрашивает Инга, хоть и не ждёт ответа. Она и раньше замечала, что дракон был разным, хоть и неизменно большим. О том, что он может меня размер тела по собственному желанию, догадаться несложно, но о том, чтобы сесть к нему на шею, Инга не смела и думать. Большие пластины в её сновании выглядели острыми. Она почти чувствовала, как их острые края до кости вспарывают ей бёдра при каждом движении. Но всё равно забралась на крыло. Ладони тут же оказались изрезаны, а хрустящее чёрное платье порвано. Предчувствующие страдание ноги крепко сжали твёрдые пластины. Инга не боялась лететь. Не боялась боли, хоть и не хотела её. Она смирилась. С драконом всегда так: удовольствие и мука мешаются поровну. Едва Инга нашла, за что ухватиться, дракон сорвался с места и нырнул вместе с ней в ночной ветер.