Ветер

      В четыре часа утра репетиция кажется уже бесполезной из-за усталости и невыносимой, благодаря нервному напряжению. Ведь неважно, сколько ни выходи на сцену — всегда как в первый раз, несмотря на то, что уверенность прибавляется в своих силах, в движениях, в том, как держаться и удерживать своё место перед фанатами, чтобы те продолжали гордиться любимой группой.       Первым засыпает Чонин, почти сразу, как садится на пол, оперевшись спиной о стену такой знакомой, уже родной, комнаты для практики. Смотря на вымотанного упорным оттачиванием танца парня, многие сразу же признают — необходим отдых — какой от них будет толк, если продолжат мучить себя до заплетающихся ног и падений.       Минхо потирает руку после случайного столкновения с Феликсом, и оба негласно решают отправиться с остальными отдыхать. Хёнджин откидывает взмокшую чёлку и пьёт воду, словно та почти вся уже покинула его тело с потом и необходимо срочно восстановить баланс. По взгляду в зеркало на всю стену ребята понимают, что танцор никуда не пойдёт, несмотря на любовь ко сну. Банчан сидит по-турецки и в это самое зеркало головой упирается, будто с самим собой проводя психологический бой. — Я недоволен, — вздыхает лидер, с ноткой категоричности поясняя:  — Именно собой недоволен. — Мне кажется, утром мы найдём здесь два трупа… — отпускает шутку Ли Ноу, но у присутствующих хватает лишь сил с грустью ухмыльнуться — слишком похоже на реальный исход. — Хён, ты ведь именно вступлением недоволен? — уточняет Хван, запрокидывая голову назад и оттягивая края воротника телесного цвета водолазки.       Крис наблюдает за ним в зеркало, за человеком, которому признался в чувствах ещё после той смущающей игры с пеперо на шоу, но получил лишь стеснительное: «Хён, это неожиданно… мне необходимо время…» И все эти дни лидер ощущает на себе взгляд, тёплый и смущённый, будто Хёнджин не верит, что в него может кто-то влюбиться, и ему страшно довериться. Уже почти полгода терпеливо ждёт, не переставая напоминать заботливыми мелочами о своих чувствах. — Я тоже недоволен ею, — смотрит в зеркало, боясь пересечься взглядом напрямую, повернув голову в сторону парня.       Устал от себя, от миллиона мыслей, в которых утопает уже столько месяцев: как изменятся их отношения, как ребята их примут или же им придётся всё время скрываться. И соврёт, если скажет: «Не влюблён», — поскольку все его взгляды в первую очередь направлены на Чана для того, чтобы быть уверенным, что с ним всё хорошо, иметь стимул улыбаться, получать вдохновение для песен. Всю его жизнь наполняет смыслом человек рядом, и в то же время — сделать шаг навстречу так страшно, но, быть может, стоит уже. — Так устал, — вздыхает, расстёгивая накинутую на водолазку рубашку, замечая, как стыдливо потупляет взгляд старший.       Хёнджин вымотан собой же: нерешительностью, вечными опасениями и в то же время — желанием быть рядом и узнать всю ту заботу и любовь, которую готов — по взгляду читается — подарить ему Банчан. Отдаться порыву ветра и быть собой, в противовес их песне — Хвану кажется, что именно с тем, к кому стремится сердце, он сможет обрести себя, поскольку слишком долго убегал и оставался в душевном одиночестве. — Я бы хотел ещё несколько раз прогнать эту часть… — наконец-то подаёт голос Кристофер, собираясь с мыслями, которые путаются в голове, словно сильный ветер смёл все в кучу. — Хён… — стыдливо теребит ткань. — Очень жарко, а ребята уже спят, не хочется их будить, копошась в вещах. Ты не против, если я сниму водолазку? — Нет конечно, — быстро отвечает парень, стараясь не нагнетать атмосферу между ними, и идёт к телефону, чтобы перемотать музыку на самое начало.       Хёнджину очень нравится его сценический костюм, что выдали заранее каждому, чтобы было проще готовиться, понимая, насколько могут быть скованы движения. И Чану нравится красивая рубашка с прозрачными вставками и изящной вышивкой. Младшему слишком неловко с оголёнными участками кожи, от того под ней и задумана блестящая, словно его собственная кожа, кофта. И перед старшим ему неловко, однако надеется, что подобная раскрепощенность с его стороны поможет преодолеть некие комплексы, ведь после признания для него любое касание и взгляд Банчана — особенные. И пребывает в смущении от каждого знака внимания, избегая, чтобы не выдавать себя остальным.       Посередине комнаты на полу нарисованы ангельские крылья мелом, как и задумано в выступлении, что для романтика Кристофера очень символично, ведь видит ангела в Хёнджине, лежащем между крыльев в ожидании, когда же подует тот самый ветер, что подтолкнет его к самому себе. И он неожиданно завывает из динамика, наполняя пространство комнаты, разрушая тишину, которую так боялись оба нарушить разговорами, предпочитая вместо них неловкие переглядывания.       Сделав глубокий вдох и выдох, Чан приступает к своей части, неотрывно смотря на своего ангела позади — словно без костей выгибается вслед за музыкой, рваными и удивительно одновременно плавными движениями рук рассекая воздух, вынуждая старшего затаить дыхание прежде чем приблизиться, чтобы продолжить в дуэте.       Ему невероятно стыдно, что попросил сделать интро именно для них двоих, тогда как планировалось обычное выступление, дополненное лишь vr с закадровым голосом Феликса и частью с хореографией с завязанными глазами. И, конечно, они недовольны этой частью, ведь какими бы отточенными их движения ни были, существует смущение, овладевающее обоими, однако Чан чувствует — Хёнджину нужна встряска, иначе время, которое он попросил, растянется в бесконечность. А ветер тем временем ворошит его чувства, на поверхность вызывая грусть и одиночество, несмотря на то, что человек, способный сделать его счастливым, так близко — всего в паре сантиметров нос к носу.       Концентрация хуже, они не должны оказываться настолько близко, и всё же тело от усталости ведёт, отчего шаги шире. Хван вздыхает тяжело, прикрывая глаза, приоткрывая губы, дыша рвано, хотя ни за что не признается в изнеможении и боли в мышцах. Чан видит, как наяву — младший сейчас заснёт, стоя перед ним, и потому нарушает молчание: — Давай с самого начала? — в ответ Джин смотрит неожиданно трезво в глаза напротив — так близко, словно в самого себя. — Давай, — соглашается, ощущая, будто атмосфера между ними меняется, как если бы это «с начала» означало бы — с начала для них.       Хёнджин трясёт промокшую рубашку, которая сразу же вновь липнет к телу, и Банчану неловко от мысли, что это выглядит сексуально — как чуть смуглая кожа и темные соски просвечиваются сквозь тонкую ткань, прозрачные участки и красивую вышивку.       Шум ветра, отражение в зеркале, где на этот раз наблюдает за ним, запрокинув голову и не отводя взгляд от движений старшего, на секунду сбившегося, но вошедшего в ритм снова. Хёнджин выгибается изящно и выполняет свою партию с новыми силами, но всё равно позволяя себе оказаться вплотную к Чану, тяжело сглотнувшему от такой близости, но в этот раз доводят вступление до конца и без ошибок. — Ещё раз, — колеблет чёрную кофту лидер, получая согласный кивок и наблюдая, как Джин ложится между крыльев.       Шум ветра, кажется, усилился, несмотря на то, что громкость не прибавляли. Ветер подгоняет Хёнджина быть смелым, разравнивает тот ворох чувств, что взбаламутил в Банчане, проносится между обоих и с новым движением лидера в сторону Хвана, не встающего наперекор музыке, кружит их, как два пёрышка. Крису кажется — внезапные объятия младшего, неожиданно притянувшего к себе, укрывают его, как огромные ангельские крылья.       Завалившись изначально неудобно, медленно перетекает в положение над Хёнджином, уложившим на широкие плечи руки, и дышит в шею, боясь поднять голову и встретиться взглядом, ведь по нему можно понять всё, что у младшего в мыслях. Хван не верит, что решился одёрнуть на себя Чана, перед этим бесстыдно рассматривая его партию в интро в зеркало, завороженный тем, насколько тот напоминает ему ветер — свежий, но тёплый порыв, который он желает, чтобы ворвался в его жизнь. И невозможно больше убегать — необходимо принять себя, как бы ни закружила их жизнь — вместе. — Хён?.. — шепчет в самое ухо еле слышно. — Давай сначала? — и чувствует улыбку старшего в районе ключицы, которой тот касается губами, смущая пуще прежнего. — Хёнджин, — теперь уже без опасений, что неправильно мог расценить действия Хвана, в глаза смотрит, замечая в них взволнованный блеск. — Я влюблён в тебя, будешь ли ты со мной? — и опускается, сталкивая их лбами, будто Джин в состоянии сейчас оттолкнуть и сбежать. — Буду, — с улыбкой выдыхает, не желая больше ускользать от себя и чувств, подается вперед, стесняясь пока что озвучивать слова любви.       Столько раз представлял губы младшего на вкус, их первый поцелуй, что и в мечтах отдавался возбуждением, но Крис не ожидал настолько поглощающей реальности, что даже действует по инерции, забираясь под края мокрой рубашки, касаясь горячей влажной кожи. Пересчитывает ребра, пока младший стягивает с него чёрную кофту, непотребно откровенную, позволяющую всем увидеть подтянутое тело, которое в данный момент — только в его распоряжении. И, благодаря вынужденному отстранению, в глазах напротив Джин видит столько счастья, что просто не в силах больше молчать: — Я в тебя тоже, — тихо-тихо, ладони на груди старшего укладывая и не понимая, как им быть дальше, ведь с их графиком довольно сложно устроить интимную жизнь, а так хочется ощущать друг друга на всех уровнях близости, отдаваясь взаимным чувствам с головой. — Давай просто почувствуем тела друг друга для начала, — словно читая мысли, но на деле — просто думая о том же, предлагает Банчан, осознавая, что Джин буквально бросается в омут с головой, а ведь, по натуре закрытый парень, не может в раз раскрепоститься. — У меня же крылья, так что… полетели?.. — улыбается, щуря глаза и позволяя старшему целовать более жадно и развязно, расстегивать медленно свою рубашку и, прежде чем снять, поцеловать сквозь прозрачный участок.       Неважно, что в группе все не раз видели друг друга обнажёнными — для Хвана это будто впервые. Он ужасно смущается, когда Крис, сидя на его бёдрах, разводит края рубашки в стороны, наслаждаясь прикосновениями к покрытой испариной коже, невыносимо медленно стягивая, широкими ладонями проходя по плечам и принимаясь целовать шею Джина, запрокинувшего голову от смущения, встречаться взглядом. Пусть и вверх тормашками, но младший в восторге от того, как красиво над ним склоняется Чан, рельефные плечи и лопатки которого отражаются в зеркале. Приподнимаясь и давая полностью избавить себя от рубашки, Хёнджин, прикрывая глаза, льнёт к теплому телу, оставляя кроткий поцелуй на плече.       В обнимку теплее и спокойнее, и всё же они должны почувствовать друг друга, потому Джин исследует на ощупь спину, проходя по позвонкам, перетекая ладонями вперёд и возобновляя поцелуй. Вычерчивает пресс и грудь, заостряя своё тактильное внимание на твёрдых сосках, которые так приятно теребить, обводя ореол. Приятно из-за реакции: того, как подаётся тазом, отчётливо показывая своё возбуждение; как более властно пальцы впиваются в кожу и зарываются во влажные волосы; и насколько глубоко в душу заглядывает, не открываясь от поцелуя и смущая тем самым сильнее.       Какими бы, на удивление, удобными ни были наряды для выступления, от них хочется скорее избавиться полностью. Ощущать ладонью возбужденный член Чана парню неловко и приятно одновременно. Он много раз видел одногруппника нагим, однако сейчас у них уже совсем иная связь, позволяющая почувствовать гораздо больше эмоций и реакций, вызванных ими и человеком напротив. И, расстегнув брюки, поглаживая сквозь ткань белья эрегированный фаллос, оставляя легкие прикосновения губ на шее старшего, ладони которого сливаются с его кожей на спине, пробуждая табун мурашек, Хёнджин счастлив, что решил не оставаться один, какие бы перемены ни принёс этот ветер.       Отстраняясь от расстроенного Хвана, Крис наконец-то лишает себя одежды и помогает раздеться парню, после быстро прижимающемуся к нему, чтобы скорее ощутить безграничное тепло и скрыть свое стеснение. Банчан с удовольствием дарит Джину бесконечные прикосновения и поцелуи, прижимая сильнее и укладывая на смятую одежду, не отрываясь от пленительных губ. Вжимается пахом между бедер младшего, оплетающего его торс ногами и жмурящегося, как если бы делал нечто постыдное. Безусловно, так и есть, однако… — Ангел мой, нас ждут гораздо более откровенные ночи, — на что Хёнджин смотрит, словно ото сна пробудившись. — Я понимаю, — шепчет, прикрывая вновь глаза. — Но стесняться не перестану. — Мне и это нравится, — улыбается в поцелуй, соединяя пальцы на членах обоих, ловя томный вздох.       Будто ураган, накрывает ощущение невероятной близости — одновременно душевной и плотской, в которой не существует «правильного» и «неправильного», которые разделял для себя Хёнджин. Ветер уносит переживания ненужные, когда рядом с нежностью и любовью человек, дарящий чувство душевной окрылённости, тепла и страсти, которую даже такому нерешительному парню не стыдно демонстрировать, подаваясь вперед, елозя под горячим телом возлюбленного человека и срываясь на стоны с его именем, позволяя себе любые прикосновения.       У Чана ощущение — снова научился дышать полной грудью, ведь долгое ожидание, пока Джин примет свои чувства и решится на ответ, перекрывало кислород. И счастье, испытываемое пусть и таким образом, переполняет, ведь их действительно тянет друг к другу с откровенным желанием познать всю глубину любви до дна.       Несмотря на зиму, в репетиционный зал будто ворвался тёплый ветер, не давая обоим замёрзнуть, получая ласки друг друга и первый, словно буря, оргазм вместе. С поцелуями, пятясь, стараясь не упасть, он гонит их в душ, чтобы смыть накопившуюся усталость и встретить утро обновлёнными.       Не желая расставаться, засыпают в обнимку на диване в гостиной, одним своим довольным и умиротворенным видом показывая проснувшимся одногруппникам, что выступление пройдёт идеально, ведь они — вместе, и больше не будут недовольны своим вступлением, в котором раньше чувствовалась неловкость.