Ни к чему

– Вылезай уже, – голос прорезался сквозь шум воды, отвлекая меня от сонного созерцания стены, покрытой прозрачными каплями. – Эй! – Не ори, – вылезать из-под душа не было никакого желания. Я с усилием провел по лицу ладонями, стараясь отогнать дремоту – спать по три часа в сутки определенно являлось порочной практикой, но в ином случае мне требовалось бы в них как минимум тридцать шесть часов, чтобы уделять сну хотя бы положенные шесть-восемь. – Ты там заснул, что ли? – от барабанной дроби кулаком хлипкая дверь заходила ходуном, а глухие удары отдались в висках ебучим набатом. – Да, блядь, не ори, – я задернул шторку и щелкнул замком, открывая дверь. Было бы немилосердно заставлять ждать человека с полным мочевым пузырем. – Спасибо, – Вадим ввалился в помещение, на ходу приспуская трусы. – Опять шторку не задвигал? Вытирать пол сам будешь. Как будто я когда-то отказывался. – Как всегда опаздываешь? – он прошелся пальцами по голому животу, почесал под пупком. – Подбросить до метро? – Ага, – я тяжело оперся рукой о стену, с трудом отводя взгляд. Привычно обдало смесью стыда и отвращения к себе. – Тогда вылезай, – зашумела вода в бачке, а меня окатило кипятком. Я молча опустил рычаг, выключая воду, и потянулся за полотенцем. Впрочем, особо напрягаться не пришлось, потому что Вадим сунул его мне в руку. Наскоро обернувшись, я вылез из ванны и вышел в коридор. Холодный воздух заставил поежиться – чертово отопление работало вполсилы. – Одевайся быстрее только, – донеслось вслед. – Ага, – повторил я и поплелся в комнату. В общем-то, одеться было делом пары минут. Я окончательно вытерся, натянул трусы, вытащил из-под стула носки, надел сначала их, потом спортивки, вытянул из горы вещей футболку, толстовку, оделся и принялся тереть полотенцем волосы – сушить их феном не было ни времени, ни желания. Из ванной все доносился шум воды. Я, помедлив, сел на край кровати и тупо уставился в пол. Старый, еще советский, паркет был покрыт мелкими царапинами, многих плашек не хватало. Хата убита в хлам. Зато съем обходится недорого. К тому же, учитывая наших соседей, ночами можно было хоть музыку врубать, хоть громко трахаться. Чем кое-кто часто пользовался. Вторым пунктом в основном. Девушки у Вадима всегда были громкими. Ну, или это он такой виртуоз. Блядь. Я зло растер лицо ладонями, пытаясь прогнать ненужные мысли. Но было уже поздно. Видимо, из-за глобального недосыпа самоконтроль отказался хоть как-то работать, и поток дерьма хлынул в мой бедный мозг. Я представил себе происходящее сейчас в душе. А еще то, что там происходило только что. Что я был абсолютно голым. Рядом с ним. Со своим чертовым братом. Иногда я думал, что смирился, что все может быть нормально. Думал, почему бы и нет, ведь время идет. Мне не пятнадцать. А потом случалось что-нибудь вроде сегодняшней херни и круг замыкался. Мне и надо-то было совсем немного: лишнее прикосновение, неосторожный взгляд в неподходящее время – и получите, очередной приступ шизы. Я сам загнал себя в ловушку. Потому что, осознавая всю бессмысленность, я не мог, как это говорят, отпустить проблему. Наоборот, осознание этой самой бессмысленности заставляло меня мазохистски раз за разом уже даже хотеть чувствовать. Конечно, чаще всего удавалось справляться, я просто не оставлял себе свободного времени, чтобы думать о лишнем, но порой… Как это случилось со мной? Я до сих пор не мог точно определить момент, когда пришло осознание. Порой, вообще казалось, будто это было со мной всегда. Настолько болезненно, что начинало ныть за солнечным сплетением. Потому что он… Не знаю. Он просто был моим братом. Я не представлял себя без него. Но вот когда обычная привязанность трансформировалась в это больное нечто – я не знал. Я посмотрел на свои подрагивающие руки, сжал-разжал кулаки. На душе было мерзко. Я снова ярко ощущал себя грязным. Если бы бог существовал, он был бы просто обязан испепелить меня на месте. – Чего сидим, мелкий? – Вадим прошлепал босыми ногами к шкафу, на ходу вытирая полотенцем плечи и грудь от капель воды. – Иди кофе выпей. – Не хочу, – зачем-то отказался я, хотя кофе был бы сейчас очень кстати. – Шагай, – он даже не посмотрел в мою сторону, зная, что послушаюсь. Поэтому отвечать я не стал. Просто встал и поплелся в кухню. Чайник грелся, кажется, невыносимо долго. Я стоял напротив, гипнотизируя прозрачные стенки колбы взглядом. На ней было непонятного происхождения засохшее пятно. Судя по цвету – скорее всего, от кетчупа. Как оно туда попало, вспомнить я не мог. В итоге, до закипания успел даже Вадим, он зашел, бросил на меня короткий взгляд и шагнул к холодильнику, протиснувшись между моей спиной и столом. На нашей четырёхметровой кухне до всего было несколько шагов. Я закрыл глаза. В тишине и темноте шум закипающей воды казался объемным. А еще я чуть подался назад, чтоб расстояние между мною и столом уменьшилось. Придурок. – Пусти, – Вадим, опережая свои слова, полез мимо меня на свое место, плотно притираясь грудью и пахом к моим спине и заднице. Я промолчал. Это утро надо было просто пережить. Моя шиза была хороша тем, что накатывала волнами. Днем мне, возможно, станет легче. – Ты мне сколько ложек насыпал? – это Вадим сказал одновременно с тем, как щелкнул, выключившись, чайник. – Две, – привычно коротко ответил я, заливая чашки кипятком. – Ладно, – брат коротким жестом потер переносицу. – Спасибо. Я снова не ответил. На этот раз потому, что был занят тем, что пытался донести до стола чашку, не разлив половину. Донести получилось, а вот нормально поставить – нет. Рука дрогнула, и на столешнице под чашкой расплылась небольшая лужица. – Опять полную налил, – Вадим заставил меня разжать пальцы. – Дай салфетку. Я дотянулся до пачки рядом с плитой, вытянул пару штук и отдал. Вадим принялся вытирать пролитый кофе. Я смотрел на его пальцы, прослеживая движения. На указательном у старшего был тонкий неровный шрам. И мне хотелось… Я отвернулся. Забрал свою чашку, сел напротив. – Ты сегодня как обдолбанный, – Вадим отпил из кружки. – Че-то случилось? – Не выспался, – я тоже сделал глоток. Пить не хотелось. Хотелось лечь, закрыть глаза и вырубиться хотя бы еще на пару часов. – С этим помочь не могу, – он криво коротко усмехнулся. Я невольно фыркнул тоже. Спал Вадим еще меньше меня. По крайней мере, когда я сегодня засыпал, он все еще втыкал в ноут. Только вот выглядел, в отличие от меня, не как свежий зомби. То есть выглядел, конечно, но не в такой степени. – Сожри что-нибудь, – Вадим поднялся и подошел к холодильнику. – Че там есть-то? Судя по звуку, он сдвинул какую-то банку. Я обернулся – на ее дне была какая-то плесень. – Сыр? – брат потряс передо мной куском в пищевой пленке. Завернут он был неплотно и один край подсох. От мыслей о еде мне стало еще хуже. Я мотнул головой и уставился в чашку. – Больше ничего предложить не могу, – Вадим закрыл дверцу. Это я знал и сам. Вчера вечером мы доели последнюю картошку, а в магазине, естественно, никто из нас не был. – Поехали? – я сделал глоток из кружки и поднялся. – Поехали, – Вадим кивнул и, закинув по дороге кружку в мойку, вышел в прихожую. Я последовал его примеру. Обувались мы в тишине. В полумраке лицо брата вдруг показалось мне измученным. Под глазами залегли глубокие тени, губы потрескались. Я бы мог протянуть руку и хотя бы хлопнуть его по плечу. Вадим надел второй кроссовок и разогнулся. Мы встретились взглядами на долгие несколько секунд, просто смотрели друг другу в глаза. В груди больно сжало. – Ты чего? – голос брата прозвучал как-то растерянно. Я пожал плечами и достал с вешалки куртку, закинул на плечо рюкзак. Вадим взял свой, звякнул ключами. Я посторонился, позволив открыть дверь. В лифте мы стояли напротив. Разница в росте у нас была одиннадцать сантиметров, и я смотрел Вадиму куда-то в район шеи. Иногда я представлял себе, как обнимаю его. Утыкаюсь лицом в место, где плечо переходит в шею, цепляю кожу губами. И это было, пожалуй, хуже всех остальных мерзких мыслей. Их всегда можно было оправдать шизой. Но это… Я опустил голову и уставился под ноги. Пол лифта был еще не таким грязным, как по вечерам, но это его не спасало. Как и меня. – Надеюсь, хоть до метро тебя нормально доброшу, пробки – пиздец, – Вадим, кажется, смотрел на меня. Глаза я поднимать не хотел, а потому спросил, так и глядя в пол: – Может, до уника подкинешь? – Быстрее будет на метро, – Вадим чем-то прошуршал в кармане. – Через центр сам знаешь, как оно сейчас. – Ага, – я знал. А попросил просто потому, что в метро сейчас отчаянно не хотелось. Голова гудела, а в животе мерзко крутило. Полный набор последствий недосыпа. – На том свете отоспимся, – почти серьезно пошутил старший. Я молча кивнул. – Эй, – он несильно толкнул меня кулаком в грудь. – Я приеду за тобой вечером. – В зал опоздаешь, – я сглотнул. – Ненадолго, – Вадим пожал плечами. – Какая разница. – Спасибо, – выдавил я одновременно с тем, как створки распахнулись на первом этаже. Вадим не ответил, просто подтолкнул меня в спину. *** Снег с машины счищать не пришлось, ночью его не было. Так что мы просто сели и через пять минут уже выезжали из двора. Что-то на минимальной громкости бубнило радио. Вадим молча смотрел на дорогу, пальцы от холода у него чуть покраснели. Потом он залез во внутренний карман, вытянул сигаретную пачку. Я привычно протянул руку, Вадим так же привычно вложил сигарету мне в пальцы. Зажигалкой я воспользовался своей. – Пора научиться свои вовремя покупать, – без укора сказал Вадим. – Ага, – я затянулся и прикрыл глаза. Хотелось отпустить себя и заснуть. Пускай даже на те десять минут, которые будут затрачены на дорогу до метро. Толку только. Я с усилием разлепил глаза и искоса глянул на брата. Он курил, часто затягиваясь, стряхивая пепел в приоткрытое окно. Воротник толстовки под полурасстегнутой курткой сбился, один шнурок был заправлен внутрь. Я знал, что если оттянуть воротник еще ниже, то на ключице можно будет рассмотреть небольшую родинку. Глупая мысль. Мне захотелось затушить сигарету о свою ладонь. На секунду я даже рассматривал эту идею серьезно. Интересно, что думает Вадим о пятнах сигаретных ожогов на моем правом предплечье. Мы никогда не обсуждали это. Как и многое другое. Мы вообще не очень-то много говорили о личных вещах. Мне было бы просто стыдно обсуждать свое дерьмо с единственным человеком, который меня любит, а что думал на эту тему Вадим, я не знал. Сигарета дотлела до фильтра, и я щелчком выбросил окурок в окно. – На месте, – оповестил меня брат, притормаживая у тротуара. – Пока, – я кивнул и вылез из машины. Хлопнул дверью. Вадим кивнул в ответ и тронулся. Как обычно мягко. *** Метро обдало теплом и шумом. Народу, как и всегда в восемь, было дохрена. Я остановился у платформы, сунулся за наушниками и обреченно вздохнул: конечно же, я забыл выткнуть из ноута и положить в карман. Меня ждали сорок минут бесцельного прослушивания шума поезда и разговоров пассажиров. Тошнотворная перспектива. Из тоннеля с шумом выехал поезд. Рядом сразу почувствовалось напряжение – народ взял низкий старт, чтобы как можно быстрее проскочить и занять места. Мне место не светило – стоял я в самой заднице. Дай бог получится просто протолкнуться в вагон. Не опаздывал бы, подождал следующий поезд. Состав окончательно затормозил и распахнул двери. Народ молча и целеустремленно рванул внутрь. Мне не оставалось ничего другого, как последовать их примеру. В итоге в вагон я протиснулся буквально за секунду до закрытия дверей. В спину больно впилась чья-то сумка. Поезд дернулся, отправляясь. Кто-то охнул, люди задвигались, утрамбовываясь и занимая более удобные позиции. Мне удалось протолкнуться ближе к центру, какая-то женщина явно намеренно растопырила локти. И правильно сделала. Мне же на такое просто никогда не хватало наглости. Я чуть сдвинулся и дотянулся до поручня. Прикрыл глаза. Станции мелькали одна за другой. Я уже занял место у двери, прислонился спиной прямо к запрещающей надписи. В голове было почти пусто. Я почему-то все думал о том, как Вадим сказал, что заедет за мной. Ничего необычного в этом не было, просто… Что «просто» – додумать не успел. Что-то справа оглушительно грохнуло, меня швырнуло в сторону, лицо и руку обожгло болью, дышать стало тяжело, звуки как будто заглохли, я абсолютно потерял ориентацию в пространстве. Сквозь ватную глухую тишину доносились какие-то крики. Правой руке было горячо и мокро. Щека пульсировала болью. Но движение не прекратилось, поезд, кажется, все так же несся по тоннелю. Я чувствовал это по вибрации пола. Что произошло – я понял почему-то сразу. Но страха не было, только дезориентированность. Я сидел, облокотившись о боковину крайнего сидения, и никак не мог заставить себя пошевелиться. Что со мной? Я сильно ранен? Нужно хотя бы… Я осторожно коснулся рукой лица. Там было влажно и горячо, пальцы задели длинную рваную царапину. Потом еще одну. В общей сложности насчитал три. Все лицо и шея были липкими и горячими. Правый рукав был изорван, промок и лип к коже. Я, как в замедленном действии, повернул голову и едва не выблевал утренний кофе на джинсы: рядом друг на друге лежали люди. Кто-то шевелился, пытался ползти, кто-то был совсем неподвижен. Буквально в десяти сантиметрах тихо и страшно хрипела девушка в красном пальто, пытаясь зажимать руками… красное месиво, которое осталось от ее горла. Все пальто ее на груди было изорвано так же, как и мой рукав, ткань пропиталась кровью. А я вдруг… Это ведь она стояла рядом. И она… Я все же блеванул. А потом подполз ближе, накрывая ее слабеющие на горле ладони своими руками, от ощущения снова замутило. Я сдернул чудом не слетевшую шапку, прижал к ране. Девушка что-то хрипела, но я зажал ее рот ладонью. Меня трясло крупной дрожью, я старался не смотреть ни на ее лицо, ни на грудь, ни тем более на пропитывающуюся кровью шапку. Вадим. Надо будет… Если я не позвоню, он меня прикончит. Мысль вызвала истеричный смешок. Но я не могу отпустить руки. Мне нельзя… Хорошо, что она уже почти не дергается. Позвоню на станции. Две минуты ничего не решат. Коленям было холодно и мокро. Весь пол рядом со мной был залит красным. В свете мигающих ламп это смотрелось… Да никак. Я скользил взглядом по раскуроченному вагону: по трупам, по оторванным конечностям, по тем, кто остался на ногах и помогал другим, и не чувствовал ничего, кроме отвращения. Я просто хотел позвонить брату. Это желание на данный момент было самым сильным. Я почему-то точно был уверен, что Вадим знает, что делать. Наконец, поезд выехал на станцию. Даже, скорее, вылетел. Но затормозил плавно. Я выдавил, едва слыша самого себя: – Держите на горле, – и попытался заставить девушку прижать шапку к ране. Но ее руки были какими-то совсем безвольными. Потеряла сознание? Ладно… Я схватил ее под мышки и потащил. Правая рука буквально горела от боли, но я упрямо тащил девушку к выходу, периодически спотыкаясь о чьи-то руки и ноги. – Парень! – кто-то схватил меня за плечо. – Тут «скорая»! Стой! А я не мог расцепить руки. Стискивал пальцы так, что было больно. Кто-то пытался остановить меня, что-то говорили. А потом в поле зрения появился мужчина в синей форме скорой помощи. Он вдруг крепко взял меня за плечо и сказал: – Положи. И я положил. Отпустил руки, отступил в растерянности. Вокруг нее засуетились, зазвучали какие-то приглушенные для меня команды. – Иди наверх, – бросил мне через плечо врач. – Там помогут. Я зачем-то кивнул и пошел, среди таких же растерянных грязных людей, доставая на ходу телефон. Экран пошел сеткой трещин, но на прикосновения реагировал. Я автоматически коснулся иконки с именем брата и прислонил телефон к уху. Гудки были едва слышны. А потом Вадим ответил: – Чего ты? – я разбирал слова, словно через слой бетона. – Тут… – голос захрипел, я откашлялся. – Тут… – сформулировать не получалось, мозг просто не генерировал нужные слова, и я беспомощно замолчал. – Что у тебя за пиздец на фоне? – в интонациях Вадима появилась напряженность. – Эй! – он повысил голос. От этого я вздрогнул так, будто он залепил мне воспитательную оплеуху. – Тут взрыв, – я слизнул с губ кровь. – В метро. И я… – Ты цел? – спокойно спросил Вадим. – Идти можешь? – Да, я… – я тяжело сглотнул отдающую металлом слюну. – Я в норме. Вадим, там девушка, она… – голос у меня вдруг перехватило, и я с удивлением понял, что из глаз катятся слезы, хотя плакать мне не хотелось. – На какой станции это произошло? – он говорил все так же очень спокойно и тихо. Ну, последнее мне казалось, я четко осознавал, что меня оглушило взрывом. – Я не… – и я вдруг с ужасом понял, что не знаю, на какой сейчас станции. – Я просто… – Я сейчас приеду, – дыхание у него чуть сбилось, то ли от быстрой ходьбы, то ли от бега. – Спроси станцию. В ленте пока нет ничего. Давай! Спрашивай прямо сейчас. Я спросил. Ответил какой-то мужчина с дипломатом в руке. – Будешь ждать рядом во дворе, не оставайся рядом с входом, – Вадим уже не говорил со мной, а давал указания. – Я приеду через пятнадцать минут. – Не отключайся, – жалко попросил я. – Вадим. – Я и не собирался, – я не слышал ничего, кроме его приглушенного голоса. – Сейчас на громкую переключу. – Да, – я вышел, наконец, на улицу, вдохнул холодный влажный воздух и закашлялся. – На улице? – поинтересовался Вадим. – Да, – я огляделся по сторонам. – Тут… – Сядь где-нибудь подальше, – резко велел он. – Подальше от толпы. – Ладно, – я зачем-то кивнул и поплелся влево от входа, вдоль стены. Щеки были мокрые: одна от непонятно откуда взявшихся слез, другая – от крови. Все тело дергало болью, правая рука едва слушалась. Я шел, слушая, как что-то говорит в трубку Вадим. Просто переставлял ноги. И время почти перестало существовать, остался только мокрый от растаявшего снега асфальт и голос моего брата. А потом я просто подошел к стене и сел на землю, прислонившись спиной к шершавому основанию. Вадим все так же что-то размеренно говорил. Кажется, описывал свой маршрут. А потом вдруг помолчал с секунд пятнадцать и сказал, не дав мне успеть испугаться: – Я на месте. – Я тут… – я лихорадочно заозирался, пытаясь понять, где нахожусь, но Вадим опередил меня. – Я тебя вижу. Почему ты так близко от входа? Я не ответил, потому что был занят тем, что пытался подняться на ноги. А потом рядом появился Вадим. Мне реально показалось, будто он возник из ниоткуда. Он молча смотрел мне в лицо, а потом… ...положил ладонь на мою здоровую щеку. Как-то очень мягко, но вместе с тем уверенно. Перед глазами у меня вспыхнуло, в горле пережало. Я смотрел ему в глаза и ничего не мог сказать. Просто тупо пялился, как будто меня ебнул инсульт, и я не могу произнести ни слова. – Что с рукой? – он осторожно провел пальцами по изорванному рукаву. Меня хватило только на то, чтобы пожать плечами, все силы уходили на то, чтобы сдержать всхлипы – это было явно что-то нервное, но Вадиму это видеть было определенно совсем ни к чему. – Тош, – он вдруг прижался лбом к моему лбу, положил ладонь на мой затылок – волосы там у меня были выбриты, так что я ощутил тепло его руки. – Ну, ты чего. Не плачь. Я с силой закусил губу, но мерзкие теплые капли все равно вытекали из глаз, не желая останавливаться. – Я отвезу тебя в больницу, – Вадим большим пальцем вытер мою левую щеку. – В нормальную. – Откуда деньги возьмешь? – я все же справился с собой и смог произнести это почти спокойно. – Со счета, – его пальцы скользили по моим запыленным слипшимся волосам в челке. – Но мы же… – начал было я. – Разговор окончен, – спокойно сказал Вадим, все продолжая гладить мои волосы. – Ладно, – мне не оставалось ничего другого, кроме как согласиться. – Вставай, – он подхватил меня под мышки и легко поставил на ноги. Я покачнулся, автоматически схватился за его толстовку на груди, оттягивая вниз. Родинка на ключице никуда не делась. В голове поплыло, я почувствовал себя так будто въебал дорогу мефедрона разом. Заторможенно потянулся пальцами, мазнул подушечками по этой чертовой родинке, оставляя на коже грязно-кровавый след. – Ты чего, мелкий? – тихо и мягко спросил Вадим. И тогда я подался вперед, вцепился здоровой рукой в его плечо и ткнулся лицом в шею, жадно вдыхая смесь запахов крема после бритья, туалетной воды и чистой одежды. С пару секунд ничего не происходило, а потом Вадим осторожно положил ладонь мне на спину.