Ни к чему

Рука зажила относительно быстро. Плотная ткань куртки защитила ее от осколков, и они всего лишь неглубоко вспороли кожу. Лицу досталось больше, но и там все было не так уж критично, разве что теперь, когда я улыбался, уголок рта непривычно стягивался, мешая сделать это полноценно. И о произошедшем теперь напоминали только свежие розовые шрамы. А вот психике повезло куда меньше: крыша моя поехала окончательно. Не то чтобы это был какой-то посттравматический синдром или что-то в этом роде. Я не ловил панических атак, не начал бояться метро. Но нормально общаться с братом больше не мог. От прикосновений мне было конкретно физически плохо, я не мог смотреть Вадиму в глаза. А ещё постоянно чувствовал себя настолько гадко, что хотелось взять пачку сигарет и всю ее затушить об собственную кожу. Просто, чтобы на время перестать ощущать что-то, кроме физической боли. Конечно, идиотом я не был и такими развлечениями не злоупотреблял. Единственное, что мне оставалось – минимизировать общение. Что было проблематично, учитывая, что я этого не хотел и жили мы в одной квартире. Я повадился сваливать из дома на час раньше Вадима, а приходить к полуночи – последнее удавалось легко, потому что никакие смены, кроме вечерних, я брать не мог из-за учёбы. В итоге выходило так, что виделись мы только в выходные и то мельком, потому что я от выходных отказался и работал в режиме нон-стоп. Я видел, что Вадим понимает, что дело нечисто, но объяснить ему ничего по понятным причинам не мог. И на все его попытки поговорить старательно морозился, делая вид, что мне плевать. Уверен, выглядело это одновременно и жалко, и отвратительно. А ещё меня начала мучить бессонница. Даже упарываясь на работе до почти невменяемого состояния, ночью я мог заснуть только на пару часов. В остальное время лежал на боку и пялился на Вадима, переживая спектр ощущений от злости до отчаяния. В те моменты я ненавидел себя настолько, что хотелось банально вывернуться из собственного тела, лишь бы не иметь с самим собой ничего общего. Возвращаясь в памяти в то осеннее утро, я думал не о взрыве, не о том, что видел в искорёженном вагоне поезда, а о родинке на ключице Вадима, о его ладони на моем затылке и пальцах, стирающих слёзы со щеки. И одновременно я отлично понимал, что все эти пиздострадания яйца выеденного не стоят, потому что основаны на психическом отклонении: толерантностью я не страдал и прекрасно знал, что подобное следует лечить. Естественно, данное осознание не добавляло душевного спокойствия, так как ощущать себя ебнутым на всю голову извращенцем мне не нравилось. Да и кому бы понравилось. Так тянулись дни. Иногда я опускался до того, что глотая злые слёзы, дрочил в душе, представляя, как Вадим гладит меня по затылку. В общем, весело и с пользой проводил свободное время. Сегодняшний вечер тоже не обещал ничего необычного. Я медленно повернул ключ в замке, стараясь особо не шуметь – часы показывали двадцать минут первого. В прихожей было привычно темно, но в кухне горел свет – из-за приоткрытой двери на потертый линолеум падал тонкий луч света. Я посмотрел на него с какой-то отчаянной ненавистью, и сам испугался этого чувства. Я докатился до того, что стал ненавидеть своего брата? От этой мысли по телу прокатилась неприятная волна. Мне захотелось выйти на лестничную клетку, закурить, а потом основательно затушить сигарету о предплечье. Я было взялся за ручку входной двери, чтобы выйти из квартиры и осуществить задуманное, но сделать это помешал Вадим, он возник в прихожей как-то совершено неожиданно, выйдя не из кухни, а из комнаты. Он молча стоял в коридоре напротив меня, засунув руки в карманы спортивок. – Привет, – я сумел выдавить это только спустя пару секунд. – Привет, – отозвался Вадим. Я молча принялся стягивать кроссовки, чувствуя на себе его пристальный взгляд. Сейчас хотелось одного – свалить отсюда как можно дальше. – Тош, – вдруг позвал он. В голосе словно была просьба. Я промолчал, сделав вид, что очень занят, снимая куртку, а потом попытался протиснуться мимо, чтобы свалить в ванную мыть руки. – Шагай на кухню, – Вадим упёрся ладонью мне в грудь, не позволяя пройти. – Есть разговор. Где-то за рёбрами, как раз под его ладонью, оборвалось. Я молча сделал шаг назад и поплёлся куда было сказано. Мысли в голове перестали быть внятными. Я только думал о том, что наконец, все испортил. Что через десять минут пойду собирать в рюкзак свои немногочисленные шмотки. От такого расклада меня затошнило. – Садись, – сказал за спиной Вадим. – Макароны будешь? Как будто у нас есть что-то другое. – Да, – я послушно кивнул и сел на табуретку. Потер пальцем мелкую царапину на столешнице. Вадим поставил передо мной тарелку, положил рядом вилку и сел напротив. Я был голодным со вчерашнего вечера, но от мысли о еде замутило ещё сильнее. Я ковырнул вилкой в макаронах и положил ее на место. – Антон, – от того, как брат произнес это я дёрнулся, он никогда не звал меня полным именем. – Что? – в горле пересохло. – Может, скажешь, что происходит? – голос у Вадима звучал устало. Пиздец. – Ничего, – я пялился на остывающие макароны и не мог поднять глаза. – Только не надо здесь этой херни опять, – попросил Вадим. И что мне делать? – Может, тебе… – он на секунду запнулся, – поговорить нужно? О том, что произошло. Тогда. Слова явно давались ему с трудом. А вот у меня к горлу вдруг подкатил дурацкий, почти истеричный смех. О том, что произошло? Я уронил голову на сложенные руки, пытаясь задавить в себе этот смех. – Эй, – на спину вдруг опустилась теплая ладонь. – Ты чего? – Ничего, – меня снова хватило только на это короткое слово. – Да блядь, Антон! – Вадим силой заставил меня выпрямиться. – Хватит пиздеть! – Отвали, – попросил я. – Пожалуйста. – Я хочу, чтобы ты со мной поговорил, – он сильнее сжал пальцы на моих плечах. – Мне не о чем с тобой говорить, – в глаза брату я смотреть не мог. К тому же чувствовал, как становится трудно дышать. Может… Я вдруг подумал, что могу сказать ему. Вот прямо сейчас. От осознания затрясло. Я даже посмотрел на свою руку. Она дрожала мелкой дрожью. – Ты… – начал было Вадим, тоже глядя на мою руку, но я его перебил. – Ты не захочешь знать, – слова прозвучали по-идиотски. Мне стало стыдно. – Может, это я сам решу? – Вадим сел рядом. Я пожал плечами, глядя на его пальцы, сцепленные в замок. Бог знает сколько раз я думал о том, как… Я не смогу. Нет. – Я твой брат, – озвучил Вадим. Именно поэтому. – Тош, ну… – он вдруг положил руку мне на предплечье. – Хоть скажи, что я сделал. Что? Это он решил… Мне захотелось ударить себя по лицу. Я даже представил, как ссаживаю кулак о собственную челюсть. – Это я сделал, – я скребанул ногтем по столу. Захотел своего брата. – Что именно? Наверное, сейчас Вадим уже трижды пожалел, что начал этот разговор. Я бы пожалел. – Да я… – во рту все высохло. – Это херня все. Если хочешь, я свалю. – Совсем крыша поехала? – это Вадим спросил почти ласково. – Слушай… – начал я, но договорить не успел. Вадим вздернул меня на ноги и впечатал в стену. Его пальцы больно стиснули плечи, но я чувствовал только тепло его тела. От ощущений повело. Я задергался, пытаясь вывернуться, но отпускать меня Вадим явно не собирался. Тогда я рванулся всерьёз, пытаясь оттолкнуть его от себя, пару десятков секунд мы молча боролись, а потом Вадим коротко ударил меня по лицу, на мгновение дезориентируя, и прижал предплечьем горло, лишая возможности особо сопротивляться. Наверное, он чуть не рассчитал, потому что я почувствовал, как из носа течёт горячее. Я осторожно тронул языком верхнюю губу, слизывая кровь, а потом сказал: – Я ебанулся, Вадим. Из-за тебя. – Подробней, – глухо потребовал он. – Что-нибудь про инцест слышал? – я понимал, что говорю максимально уебищными фразами, но поделать ничего не мог. – И как это относится к проблеме? – его предплечье все так же больно давило на горло. – Непосредственно, – я тяжело сглотнул. Повисла пауза. И в наступившей тишине мне казалось, что я слышу свое набатом стучащее сердце. Хотелось малодушно закрыть глаза. Интересно, ударит ли он ещё раз. Я бы ударил. – Ты сейчас серьезно? – в голосе у Вадима проскользнула растерянность, эта потерянная интонация мерзким ощущением отдалась в груди. – Я же сказал, что ты не захочешь знать, – и я сам поразился, насколько спокойно прозвучал мой голос. – И давно? – Вадим как-то осторожно убрал руку от моей шеи. – Тебе не о чем… – начал было я, но договорить Вадим не дал. – Я задал вопрос, – он жестко положил ладонь мне на плечо. – Говори. – Давно, – я снова попытался сглотнуть. – Не знаю, насколько. Несколько секунд мы молчали, а потом Вадим вдруг чуть отступил и велел: – Встань на колени. Я молча послушался. Мыслей в голове не было никаких. Даже когда он приспустил штаны вместе с бельем и притянул меня за затылок ближе. – Давай, – я слышал его голос как через слой бетона. Он меня презирает. Лучше бы ударил. Избил, нахрен. Я бы не сопротивлялся. Я стиснул ледяные пальцы в кулаки, в глазах защипало. Больше всего мне хотелось, чтобы это все оказалось обычным ночным кошмаром. В конце концов… Я поднял руку, неуверенно положил ладонь на внешнюю сторону бедра Вадима. Кожа у него была тёплая. Я залип на этом ощущении. Смотрел на собственные пальцы и чувствовал, как что-то больно лопается внутри груди, подступая к глазам. После всего этого останется только выпилиться. Я ткнулся лбом в его бедро и закрыл глаза. – Тош, – окликнул Вадим. Я бездумно поднял взгляд. А потом брат почему-то оказался очень близко, так, что я чувствовал его дыхание. – Твою мать, мелкий, прости, – я слышал это как будто из другой комнаты. Все мое внимание занимало то, как Вадим стирает кровь у меня из-под носа, как потом его пальцы скользят по моей правой щеке, касаясь каждого шрама по очереди. Мне было… Не знаю. Я не понимал, что происходит. Со мной. Вокруг. – Я не знаю, что с этим делать, Тош, – я смотрел в лицо Вадима и думал, что готов отдать все, что угодно, лишь бы он продолжал вот так касаться меня. – В душе не ебу. Как будто я ебу. – Можно, я тебя просто поцелую? – голос у меня сорвался. – Не в губы. Вадим молчал. Просто, кажется машинально, гладил мою щеку. А потом вдруг взял мое лицо в обе руки и коротко и мягко коснулся губами моих губ. Прикосновение отдалось словно во всем теле. Если б Вадим не держал, я бы, наверное, сполз на пол окончательно. – Я не могу так, как ты хочешь, мелкий, – руки он не убрал. – Извини. Я пожал плечами, чувствуя, как по щекам бесконтрольно течет влага. Жалкое зрелище. – Как так вышло-то, а, Тош? – Вадим большими пальцами вытер у меня под глазами. – Иди сюда, – он заставил меня податься вперёд и обнял, одной рукой придерживая за поясницу, а другой за плечи. Я уткнулся ему в шею и закрыл глаза. Ответа на вопрос у меня не было. Тупиковая ситуация. – Тебе станет легче, если мы переспим? – Вадим погладил ладонью мою спину. Мне будет охуенно. – Но не тебе, – голос не слушался. – Я бы… – Вадим помолчал. – Ты же мой брат, Тош. Это так не работает. У нормальных людей. – Я знаю, – я позволил себе тронуть пальцами его спину. – Пошли спать, – Вадим поднялся и дёрнул меня за руку, заставляя встать тоже. – Пойду покурю сначала, – попросил я. Вадим молча кивнул. Я сглотнул и поплёлся в коридор, нащупал в куртке зажигалку с пачкой, повернул замок и вышел на лестничную клетку. Дубак там стоял ещё тот – кто-то открыл окно. Я остановился на лестнице и прикурил. Сделал пару затяжек. Впервые, с момента взрыва, в голове было пусто. Я засучил рукав, стряхнул с сигареты пепел. Зачем-то провел пальцами по предплечью, перебирая подушечками шрамы от ожогов и осколков. Прижигать не хотелось. Я понял это с удивлением. – Ты опять? – Вадим стоял, облокотившись плечом о стену. – Думал об этом, – честно признался я. – И что? – поинтересовался брат. – Не сегодня, – я затянулся, пропуская дым в легкие. – Дай, – Вадим спустился ко мне и протянул руку. Я молча достал из пачки ещё сигарету, прикурил от своей и отдал. Он затянулся, прикрыв глаза. В тишине было слышно, как щёлкает мигающая лампа над лифтом. Я подумал, что где-то здорово проебался. Что у меня никогда не будет того, чего я хочу больше всего. Мысль была болезненной, но спокойной. Наверное, мне давно следовало принять это. Сигарета дотлела почти до фильтра. Я затушил ее о край банки, положил к остальным окуркам. Вадим тоже уже докуривал. Впрочем, добивать сигарету он не стал, тоже потушил ее и подтолкнул меня к двери.