Не думай

Сначала Хэнк просто закрыл вкладку. Но перед лицом все равно вставал образ, словно его выжгли на сетчатке глаза. Молодой Гэвин Рид — еще не такой крепкий, но уже с наглым взглядом и явно ебанутый на голову, — вылизывает хрен какого-то парня… Хуже всего было даже не то, что Хэнк наткнулся на порно с Ридом в главной роли. Первая четверть двадцать первого века выдалась яркой, провокационной и скандальной, как новая сексуальная революция. Поэтому, фото и видео интимного содержания, слитые в сеть, уже не могли кого-то удивить. Даже если на фото или видео собственной персоной ваш коллега. Самым тупым было то, что Хэнк досмотрел до этого момента. Он мог выключить сразу. Не давая сомнениям и любопытству завести его в столь неоднозначное положение. Мог, потому что, — кого он будет обманывать, — он сразу понял, кто перед ним. Первой мыслью, конечно, пришло удивленное: «Мать вашу, как он похож на Рида!», а второй — уже: «Нет, это точно Рид». Но Хэнк все равно отмороженно пялился в экран, глядя, как Рид бросает пошлые, немного неловкие шутки своему (коллеге? напарнику?..) партнеру, сидя на сером диване, потом они неловко придвигаются друг к другу и начинают лизаться. Трутся друг о друга, хватаясь за задницу. Заполошно дышат, отрываясь ненадолго от губ, чтобы оценить реакцию, и снова безумно целуются, будто желая сожрать друг друга. Пока Гэвин не сползает вниз… Так что вешать лапшу на уши, что Хэнк не остановил просмотр, чтобы окончательно убедиться, он будет кому-то другому. Хэнк выключил компьютер, прошел на кухню. Пошлая улыбка Рида засела в мозгах, будила странную смесь ощущений — от стыда и неловкости до мелкой дрожи в пальцах. Потому что он не мог, просто не мог признать, что этот жаждущий, возбужденный Гэвин ему… интересен. О таком не хотелось думать, такое не хотелось допускать. Поэтому он схватился за бутылку виски, чтобы плеснуть в стакан, но замер на полпути, выругался и вернул на место. В стакан набрал ледяной воды из-под крана и осушил залпом. За компьютер в тот вечер он больше не сел. * Его ждала долгая и мучительная рабочая неделя. Это он понял сразу, едва увидел Рида, торчащего у стола Миллера. Широкие джинсы и вечная куртка, будто ему всегда холодно. Разве нормальные люди так одеваются? Разве стоят над душой, пока другие работают, и отклячивают задницу, опираясь руками о край стола? Разве говорят так, что со стороны создается полное ощущение, что это флирт. Грубый и неприкрытый. «Ты придираешься, старик», — заметил Хэнк, останавливая неуместные ассоциации. Раньше он так не думал. Да и что, собственно, изменилось? Что хуже — Рид его тоже увидел. И крикнул: — Бодрое утро, лейтенант, — с легкой насмешкой, которую и не попытался прикрыть. — И тебе не болеть, — отозвался Хэнк, стараясь выглядеть так же расслабленно, как обычно. В памяти всплыл кадр из видео. Гэвин прикрывший глаза, льнущий к чужому паху… Видимо, волнение Хэнка прочиталось легко, потому что паршивец добавил: — У… Как все запущенно. Как чувствовал, оставил тебе антипохмелин на столе. Интересно, если бы он узнал, какой компромат на него всплыл, продолжил бы вести себя так же вызывающе? — Спасибо, милая, за твою заботу, — не остался в долгу Хэнк. Хотя и отметил, что прозвучало это далеко не так саркастично, как хотелось бы. Гэвин был последним мудаком. Нет. Гэвин был первым мудаком. Как король — первый среди равных. Даже хуже чем Перкинс, которого хоть не приходилось лицезреть ежедневно. Так вот, несмотря на свое мудачество, Рид и вправду оставил на столе стакан воды и пачку лекарства от похмелья. Лучше бы оставил кофе. Или устройство для стирания памяти. И все-таки Хэнк пытался справиться самостоятельно. Окунулся в работу с головой, стараясь как можно реже встречаться с Ридом. Для его же спокойствия, между прочим! Но с каждым случайным взглядом, с каждым пересечением в коридоре ли, в кафетерии ли — все о чем получалось думать, — это о том, как Гэвин с наслаждением сосет. И — о том, что же он делал на камеру еще. И Хэнк сдался. Хряпнул вискаря на два пальца для успокоения совести этим же вечером. Сказал себе: «Старик, это ничего, что тебя возбуждает Рид». Гэвин, в конце концов, внешне очень даже хорош. В меру симпатичен и не смазлив, держит себя в форме. И даже легкая небритость его и впрямь красит. Так что в этом такого — полюбоваться на красивых парней, которым головы сносит друг от друга? Но на второго, если честно, Хэнку было плевать с телевизионной башни. Он даже толком не помнил как тот выглядел. Куда там, когда всю дорогу пялишься на Рида? Как он целуется, напряженно прижимает к себе и ласкает чужое тело, тихо стонет от нетерпения и удовольствия. Каким он, оказывается, может быть, когда не говнится. Поэтому, решив все споры с собственными моральными ценностями, он все-таки сел за компьютер и открыл последнюю вкладку. По закону подлости видео должны были удалить. Или, его просто не должно было существовать. И Хэнк понял бы, что пропил последние мозги или заработал старческий маразм. Так должно было быть по всем параметрам правильного развития событий. Но видео открылось без проблем. И с монитора на Хэнка уставился бодрый и улыбающийся Рид в глупой майке с усатым Марио и мухомором. Единственное, что хотел Хэнк — чтобы он скорее ее снял. Все повторялось. Хэнк даже не думал перематывать, отмечая сегодня новые детали. Гэвин любил кусаться. И чуть выгибался, вслед за ласкающей рукой. Он дышал шумно, порой не сдерживая легкого стона. И скулы его слегка покраснели, несмотря на то, что он изображал из себя невесть какого опытного и раскрепощенного мачо. Зато сосал он так живо и старательно, что Хэнка бросило в жар от одного понимания, какие, оказывается, таланты спрятаны столь глубоко и далеко за маской самоуверенного негодяя, не способного думать о других. О нет, о других он явно думал. И тогда еще совсем не умел этого скрывать. Второй паренек что-то тихо буркнул, и Гэвин поднял на него взгляд. — Что? Ты хочешь, чтобы я тебя выебал? — Да, — выдохнул тот, что Хэнка совершенно не интересовал. И Гэвин чуть подался назад, чтобы наконец стянуть с себя аляповатую футболку наподобие той, что любили носить геи начала двухтысячных, когда смогли в полный голос, а затем даже с гордостью, говорить о своей ориентации. С каким-то странным умилением Хэнк отметил татуировку с головой тигра на лопатке Рида. Он до сих пор ее не свел, и Хэнк видел эту оскалившуюся морду пару раз, когда заставал его в раздевалке. Рид избавился сразу и от джинсов, пока второй возился со своей одеждой, и сразу бегло поцеловал, прежде чем развернул того к себе спиной. Целоваться Гэвин любил, судя по количеству поцелуев в этом не особо длинном ролике. И — по тому, что было снято с одного ракурса, Хэнк надеялся, что Риду хватило сознательности не вляпаться в настоящую порно-индустрию. Что данное видео просто доказательство того, что надо тщательно выбирать, с кем встречаться и записывать на камеру свои развлечения. И именно из-за этой надежды Хэнк испытывал дикую неловкость. Словно подглядывал в замочную скважину как старый извращенец. Он не обманывался — так оно и было. Но, если бы Рид сознательно снялся в полноценном гей-порно, Хэнку было бы проще. Это была бы ответственность Гэвина. Он бы отдавал себе отчет, что кто угодно будет смотреть и наяривать на то, как он трахается. Чтобы хоть как-то расслабиться, Хэнк налил себе еще виски. Казалось бы, чего проще — выключи и не страдай? Но Хэнк уже вкусил запретный плод и не мог остановиться. Не любопытство двигало им, а возбуждение, пробравшееся под кожу, засевшее в голове. Он знал, что не успокоится, если не досмотрит до конца. Теперь он даже сомневался, что успокоится и тогда. Да и… Гэвин не отпускал. Его уверенные, но плавные движения завораживали. Хэнк думал о том, какой он сейчас. Изменилось ли что-то? Так же внимателен с любовниками? Что, если он больше не спит с мужиками, и это был единичный случай? Но Гэвин совсем не походил на новичка. Единственное, что его немного сдерживало — наличие камеры. Не отсутствие опыта. Не отвращение к партнеру. Возможно, он даже его любил. По крайней мере, в его всеобъемлющей ласке сквозило что-то кроме похоти. Несмотря на глупые шутки и грубые речи. То, как он держал второго за бедро и медленно входил, касался губами угла челюсти и плеча, скользил кончиком носа по белой коже и множество других еле заметных глазу деталей, говорило о многом. О таком Гэвине не стыдно было думать. Хотелось разобраться в секрете дихотомии, понять, какой Гэвин настоящий. Даже если настоящий представляет собой непонятную ядреную смесь даже для себя самого. Хэнк игнорировал свое возбуждение, крепко держась одной рукой за стакан с прямыми гранями, а второй — за мышь. Дрочить на Рида он не собирался. Ни в коем случае. И едва не вылил остаток виски на стол, когда дверь скрипнула, а он судорожно свернул вкладку, словно его кто-то мог застукать за непотребством и устроить скандал. Рефлексы работали быстрее мозгов. Сердце за секунду разогналось до немыслимой скорости и стучало, казалось, сразу во всем теле: в висках, на шее и сильнее всего — прямо за ребрами. Гулкое и ощутимое как никогда. Еще есть. Еще работает. Он медленно обернулся и шумно выдохнул. — Сумо, дружище… Надо было научить тебя стучать. Пес медленно моргнул и тяжелой походкой подошел к хозяину. * Хэнк и не замечал, как Рид привлекателен. А теперь прозрел и никак не мог ослепнуть обратно. Гэвин пах сигаретами, кофе и типичным мужским парфюмом — резким и горьким. И он был единственным, по мнению Хэнка, кому это по-настоящему шло. Он часто хмурился, читая материалы по делу. Любил болтать, активно показывая что-то руками. Он был воплощением жизни своей неутомимой тягой к работе и постоянным мельтешением по офису. Он был везде, и все успевал. А еще Хэнк помнил, как его нахальная улыбка умеет становиться мягче. Хэнку хотелось, чтобы однажды Гэвин перестал быть нахальным, улыбаясь ему. Но никому не было дела до мечтаний унылого старпера, погрязшего в депрессии как в болотной трясине. Он и сам не хотел, чтобы кто-то его спасал. Но Рид своими постоянными подколами на грани фамильярности, торчанием на работе с утра и до позднего вечера, никак не оставлял Хэнка в покое. Он лез, правда лез, своим носом туда, куда не просили. Следил за чужими допросами, шатался на места происшествий, не отставал в обеденный перерыв, что оставалось только молиться неизвестно кому, чтобы это наконец прекратилось. Тем более теперь — когда Хэнк видел перед собой не просто настырного коллегу, а коллегу, которого, черт возьми, хочется! Зажать в темном углу и нагло поцеловать. Посмотреть, как удивленно распахнутся глаза с короткими густыми ресницами, а потом Хэнку просто вмажут. И правильно сделают. * — Мы с Крисом собираемся в тир. Рид прислонился бедром к краю стола и выжидающе скрестил руки на груди. Хэнк поднял на него взгляд, сказал ироничное: — Ну, поздравляю. — Пойдешь с нами? — Нет, — Хэнк вернул внимание к документу, открытому в терминале, старательно игнорируя желание снова посмотреть на Рида. — Почему? — А почему бы да? Мы с вами не друзья-товарищи везде вместе таскаться. Гэвин всплеснул руками, привлекая внимание посторонних к разговору. — Глядите-ка. Мы, оказывается, не достойны компании заслуженного героя полиции, достопочтенного лейтенанта Андерсона, — начал выводить Рид. Хэнк был уверен — специально. — Нарываешься, — предупредительно тихо проговорил он, все-таки взглянув в глаза. Гэвин зло щурился и готов был полыхнуть от любой искры. — Что, боишься облажаться из-за похмельной трясучки? — Рид, я предупредил, — Хэнк поднялся из-за стола, понимая, что все-таки заводится. Выпрямился во весь свой немаленький рост. Но Гэвин был не из пугливых и даже не сделал шаг назад. — Чего тебе надо? — Даже не знаю. Может, чтобы ты, наконец, прекратил заниматься пиздостраданьями и занялся делом? Рид приблизился, и запах его парфюма ударил в нос. Но не отрезвил, а сделал все только хуже. — Не лезь. Не в свое. Дело. — Почти по слогам произнес Хэнк, сдерживая прорывающуюся дрожь. Они некоторое время таранили друг друга взглядом, не желая сдаваться. У Гэвина было преимущество, о котором он, к счастью, не знал. Он мог победить. Мог заставить Хэнка пойти на попятную. Но Хэнк, чувствуя, как близок к провалу, применил свое последнее средство: — Моих навыков стрельбы вполне достаточно для того, чтобы попасть в собственный висок. Гэвин моргнул. А потом сдал назад с такой скоростью, словно обнаружил, что перед ним все это время стоял вонючий бомжара, а не Хэнк. Словно тот был чумным и грозил перезаражать тут всех. Хэнк был противен сам себе. Но был рад, что хотя бы на какое-то время сумел спасти от себя Гэвина.