Два дня, три года и шестнадцать лет

      - Я должен поговорить с тобой, дядя.       - Если о Ван Цзи, то не советую. Ничего нового я не скажу.       - Прошу, не будь так суров!       - Я ответил тебе. Это все.       - А если он не выживет?! Неужели твоя цель – в этом?       - Он нарушил правила! Нет, - он совершил преступление в глазах клана! Неужели ты не понимаешь этого?!       - Я понимаю, как это может выглядеть. Но дисциплинарная плеть – уже очень суровое наказание, а теперь ты требуешь для него три года изоляции? Это невозможно, дядя! Ему помощь нужна! Он в ужасном состоянии. Нет сил слышать его стоны, и не иметь права войти и помочь хоть чем-нибудь.       - У него было достаточно сил, чтобы стать отступником, и везде таскаться с Вей У Сянем! Значит их хватит и для того, чтобы восстановиться. Оставь его! Пусть подумает.       - Я не уверен, что он справится… Не будь жесток – он не может есть, и совсем не спит от боли.       - Так значит ты все-таки был у него?!       - Я был рядом, но не нарушал запрета. И за это ненавижу себя… Отмени решение, или хотя бы смягчи его! Я не могу потерять брата!       - Да с чего такие страхи? Потерять?.. Какая глупость… Это Ван Цзи! Ты забыл о его способностях? У тебя таких никогда не было, уж прости за откровенность! У него достаточно сил и он восстановится. Успокойся.       - Не в этот раз. Его духовные силы крайне истощены, дядя…       - Истощены? С чего это вдруг???       - Позволь не объяснять. Я знаю наверняка, - его дух почти сломлен.       - Сломлен?.. От чего? Ты что-то скрываешь от меня?       - Я дал слово ни с кем не обсуждать это. Даже с тобой. Умоляю, разреши увидеть его. Просто – увидеть… В конце концов, клан Гу Су Лань никогда не отличался жестокостью, и тебе, пока ты еще не был его главой, позволялось очень многое.       - Ты слишком дерзок Лань Си Чень!       - Дерзок, дядя, - у меня нет выхода…       На это глава клана Лань ничего не ответил. Он раздраженно ходил по комнате, а первый нефрит - бледный от ярости - с трудом сохранял смиренный вид и терпение, не сдвигаясь с места, словно указательный столб на перекрестке горных троп…       Где-то в глубине души глава клана признавал правоту старшего племянника, но был слишком разочарован младшим - своим лучшим воспитанником. Сквозь тысячи разумных мыслей в голове прорывалось лишь слово «предательство», а «предательство» и «Ван Цзи» никак не могли стоять в одном ряду.       Он хотел ответить Лань Си Ченю так, как следовало бы отвечать главе клана, но, несмотря на злость и глубокую обиду на Ван Цзи, что-то удерживало его от этого. Ему требовалось время, чтобы принять решение. Он молчал, и первый нефрит молчал тоже. Напряженную тишину между ними можно было рубить мечом.       Меч… Да. Пожалуй, именно этот предмет соответствовал остроте переживаний первого нефрита. Действительно, он вонзился в сердце Лань Си Ченя в тот момент, когда несчастный Вей У Сянь рухнул в пропасть на глазах Ван Цзи. Услышав отчаянный крик брата, старший Лань физически почувствовал весь его ужас и боль. Собственным телом, сердцем ощутил, как что-то живое оборвалось в его душе - ушла вера, ушла яростная мощь духовной силы брата, что была похожа на клокочущий вулкан, пока Вей У Сянь был жив и Ван Цзи был с ним рядом.       Цзе У Цзюнь думал о том, до какой же степени тяжело было у Ван Цзи на сердце, что он решился на открытое противостояние перед пещерой Вей У Сяня. Что значило для него – пойти против всех? Задумывался ли он об этом, когда как безумный стоял на своем, обещая пронзить мечом каждого, кто осмелится приблизиться ко входу в жилище погибшего друга. Защищая пещеру, он словно не осознавал необратимости случившегося, словно был уверен, что ее хозяин однажды вернется…       Еще тогда Си Чень испугался за брата, но позже стало еще страшнее – дисциплинарная плеть, назначенное дядей немыслимое количество ударов, которое не под силу перенести обычному человеку, и на фоне этого внезапная дерзость Ван Цзи, пылающая отчаянием в глазах. Ни стона, ни вскрика, лишь закушенные губы, кровавое месиво на спине, рваная от побоев белая нательная рубаха и полные боли резкие слова…       Лань Си Чень знал, что Ван Цзи обычно стойко переносит любое наказание, но в этот раз все было иначе, – брат был очень хрупок. Хрупок, потому что горевал всем существом и душевная боль давила его силы. Физическая боль при этом лишь усиливала душевную, но и это еще было не все… Ван Цзи мучился чувством вины, - это было самое ужасное.       Лань Си Чень понятия не имел, почему брат считает себя в чем-то виноватым, но именно догадка о таких его мыслях заставила обеспокоиться всерьез. Он был уверен – даже очень сильное физическое страдание не сможет принести такого ущерба духовным силам Ван Цзи, как разрушительные мысли. Он знал наверняка - они со сто процентной точностью принесут им смертельный ущерб, если срочно не вмешаться.       Он слишком хорошо знал упрямца-брата – тот мог надолго и глубоко погрузиться в себя, даже если задумывался о чем-то не столь драматичном, а уж в такой ситуации… Первый нефрит боялся даже представить, что творилось сейчас в его голове.       Лань Си Чень молился предкам каждую минуту, чтобы тяжелые и несправедливые мысли по отношению к себе оставили Ван Цзи, но это не очень помогало – состояние брата день ото дня не улучшалась.       Терпеть собственное бездействие Лань Си Чень больше не мог и, ожидая решения дяди, понимал, что действовать будет в любом случае, что попытка добиться разрешения - лишь дань уважения главе клана. И все-таки, его передернуло, когда он услышал его первые слова в ответ на свою отчаянную просьбу.       - Прямого разрешения я не дам, - после долгого молчания твердо ответил глава клана. И тут же словно скала упала с плеч Лань Си Ченя:       - Но, если сможешь все делать так, что ни я, ни кто-либо еще не будет знать, - продолжил дядя после короткой паузы - твоя удача. Если не сможешь – будешь строго наказан сам. Имей в виду.       - Благодарю Вас, дядя! – сказал он, почтительно кланяясь, и поспешил уйти, стараясь унять свое сердце, не подавая виду, насколько рад неожиданному результату «переговоров».       Он шел к Ван Цзи так быстро, как мог. Дух его, наполненный волнением и решимостью, приподнимал тело над землей и Лань Си Чень почти парил над ней. Двери в комнаты Ван Цзи он открыл быстро и бесшумно, прекрасно зная, что никто не станет отвечать на его вежливый стук.       Он увидел брата сразу. Тот свернулся на постели, подтянув колени к груди. На окровавленную спину его, всю в глубоких рваных ранах страшно было смотреть. В крови была постель, самого Ван Цзи сильно лихорадило, и в полусознательном состоянии он тихо стонал.       Лань Си Чень не смог перенести ужасного зрелища. Все, что было с собой – снадобья, чистую ткань для перевязки, раствор для обработки ран и прочее необходимое дрожащими руками он высыпал на тот самый чайный столик, за которым они с братом не раз наслаждались благородными сортами. Некстати пришедшую мысль о том, что за тем же столиком пили Улыбку императора Ван Цзи и Вей Ин он гнал прочь.       При одном взгляде на страдания брата он понимал, что мог опоздать – состояние Ван Цзи было гораздо хуже самых тревожных предположений.       - Ван Цзи, ты слышишь меня, Ван Цзи? Ответь… - звал он его вне себя от беспокойства.       Лань Си Чень крепко сжал ладони брата своими руками в надежде привести его в себя, но они были совершенно ледяные и на пожатие Ван Цзи не ответил. На бледном лице его бродили темные тени, сухие губы почти не отличались цветом от лица, глаза были закрыты – он был или в забытьи, или без сознания.       - Ван Цзи, это я. Прошу, отзовись! – умолял Си Чень, понимая, что едва улавливает дыхание брата. На этот раз ответом ему был стон. Ресницы Ван Цзи задрожали, но глаза по-прежнему не открылись.       - Умоляю, ответь. Ты слышишь меня? - на глаза Первого нефрита навернулись слезы. Он проклинал себя за то, что не пришел раньше, и был ужасно напуган тем, что видел. Но спустя минуту все ж мольбы его были услышаны – бледные губы Ван Цзи разомкнулись.       - Да… - едва слышно прошептал он.       - Слава предкам, Ван Цзи! Посмотри на меня. Это я… – сейчас, когда брат пришел в себя, Лань Си Чень скорей смахнул слезы и придал голосу как можно больше уверенности       – Ван Цзи лучше не знать о его переживаниях.       - Цзе У… Цзюнь... - некогда глубокий, бархатный голос Ван Цзи сейчас хрипел, и сам он был где-то между «небом и землей», жизнью и смертью – истерзанный, непривычно тихий, смирившийся со всем. Цзе У Цзюню было очень страшно, и он все время говорил, чтобы удерживать в сознании брата и не позволять малейшей слабости себе.       - Вот… Вода… Пей, пожалуйста. Нужно обработать твои раны. Ты сможешь сесть, Ван Цзи?       - Да.       Это «да» прозвучало тихо, твердо, - очень привычно, словно брат не был изранен и не истекал кровью, и Си Чень поверил бы ему в любой другой ситуации. Но Ван Цзи очевидно сесть не мог и Цзе У Цзюнь осторожно, стараясь не потревожить раны, потянул его на себя.       Тот со стоном рухнул на широкую грудь брата, и уткнулся лицом в его плечо, обжигая горячим дыханием. Цзе У Цзюнь мгновенно понял, что у него сильный жар. Ван Цзи тяжело дышал, упираясь ладонями в край постели…       Находясь в предельной близости, Цзе У Цзюнь наконец смог рассмотреть раны более подробно, и ему стало физически плохо от осознания ситуации: в крови была не только спина, кровоподтеки были также на ключицах, запястьях, даже концы лобной ленты были сплошь в кровавых пятнах. От белоснежной нательной рубашки Ван Цзи остались лишь воспоминания - Си Чень с ужасом думал, как снимать ее сейчас. Выдержит ли брат?       Напряженно размышляя над этим, он нашел выход. Верховой огонь – быстрая, холодная искра, - самый щадящий и самый эффективный защитный талисман, больше всего подходил в случае Ван Цзи. Цзе У Цзюнь помог брату лечь на живот, и мгновенно спалил остатки разодранной ткани.       Конечно, процедура была болезненной, но эту боль нельзя сравнить с той, которую пришлось бы терпеть, если б они попытались снять рубаху обычным способом. Влипшие, засохшие клочки ткани скорей всего и невозможно было бы высвободить из ран полностью, поэтому Цзе У Цзюнь был рад удачному выходу из положения. Но в процессе Ван Цзи резко дернулся и затих, и Си Чень очень испугался этой тишины.       - Ван Цзи, Ван Цзи! – вновь тормошил он его, едва не плача, - Не уходи, не оставляй меня, пожалуйста! Умоляю, держись, брат!       Но Ван Цзи не планировал умирать, и вновь внял его мольбам, даже приподняться попытался. Увидев это, Си Чень помог ему повернуться на бок и с облегчением увидел, что тот полностью пришел в себя, только страшно подавлен.       - Не молчи, пожалуйста, - мягко сказал Лань Си Чень, стараясь скрыть дрожь в голосе.       - Ты здесь… Цзе У Цзюнь, – наконец сказал Ван Цзи одними губами, и Си Чень метнулся к столику за всем необходимым для перевязки.       - Я сейчас… Сейчас… Потерпи, - говорил он. Его руки все делали машинально и через минуту уже готова была теплая вода, еще через пять – целебный настой и травяной чай, восстанавливающий силы. Оставив все это завариваться, Цзе У Цзюнь вновь бросился к брату. Взгляд сухих глаз Ван Цзи был обращен внутрь себя, словно он никого и ничего не видел вокруг.       - Потерпи еще немного, - я промою и обработаю раны. Нужно перевязать твою спину, - торопливо говорил Цзе У Цзюнь.       Не меняя взгляда, Ван Цзи молча кивнул. Пока первый нефрит обрабатывал и перевязывал раны, брат дважды терял сознание и Лань Си Чень дважды приводил его в чувства, вознося горячие молитвы о помощи предкам и всем бывшим главам Гу Су Лань…       Когда, наконец, процедура была закончена, Ван Цзи попросил воды и, сделав несколько глотков, бессильно опустился на постель. А потом - Цзе У Цзюнь так и замер, удерживая в воздухе пустую чашу – холодные пальцы брата вдруг нежно обняли запястье его свободной руки, голова склонилась к коленям, и сам он прижался к его бедру горячей щекой.       Цзе У Цзюнь сидел, боясь пошевелиться – Ван Цзи закрыл глаза, чуть сжал запястье, что так осторожно обнимал, и что-то попытался сказать. Цзе У Цзюнь весь обратился в слух.       - Не… Уходи… - наконец услышал он. - Не уходи… - прошептали порозовевшие губы.       Лань Си Чень даже не заметил, куда поставил чашу – глаза застилали слезы. Потрясенный, сейчас он впервые слышал просьбу о помощи из уст брата. А это была именно она, – Ван Цзи просил не оставлять его. Просил! Постичь это, даже сейчас, в объективных обстоятельствах Цзе У Цзюнь не мог. Он все больше убеждался, что брат не справляется с душевной болью – физические страдания не могли так довести его.       Одной рукой он осторожно обнял плечи Ван Цзи, а второй стал гладить его черные густые волосы. Он и хотел бы поговорить, но сейчас лишь глотал слезы, и повторял одни и те же слова.       - Не уйду, никуда не уйду… Ван Цзи… Я с тобой…