Два дня, три года и шестнадцать лет

      Здесь холодно и своды пещеры погружены во мрак. Я, кажется, ранен. Что-то с ногой - болит адски… Ненавижу такие ранения. Вроде ничего особенного, но очень мешает. Я вынужден сидеть и терпеть твои выкрутасы, Вей. Но ты невероятен – бесстыжее твое лицо! Что ты собрался делать?! О, не подходи, мне достаточно тебя и в одежде! Вей Ин! Прекращай!..       Кровь? Откуда ее столько?.. И на губах - тоже. И ты вдруг так быстро угомонился. Или весь этот спектакль был разыгран лишь для того, чтобы вышла застоялая кровь?.. Для этого ты напугал меня? А, ты умен… Каждый день убеждаюсь в этом все сильней, но не могу тебе помочь сейчас - нелепое ранение… Чем ты там занят?..       Ты сушишь одежду у костра и несешь очередную чушь, а я с наслаждением слушаю твой голос. Твои насмешки надо мной совсем не кажутся обидными. Здесь тихо, я закрываю глаза. Мне холодно, стены пещеры покрывает иней, я слишком устал, чтобы быстро заснуть, но вдруг - на моих плечах твое ханьфу… Ты сам ранен и устал не меньше, но заботишься в первую очередь обо мне. Почему?..       Мне не привыкать мерзнуть или мучиться от жары, но твоя одежда – теплая. Как ты сам. На твою откровенность очень хочу ответить чем-то таким, что с недавних пор во мне прорастает с огромной скоростью и силой. Я не знаю что это, но дрожу не от холода, это правда. Кажется, счастье смотрит на меня твоими бесстыжими глазами… Мне нельзя долго думать об этом. Вообще нельзя об этом думать. Я должен поспать, чтобы быть полезным тебе завтра. Поэтому сегодня больше ничего не скажу.       Но разве это сон? Где мы? Это мои руки мертвой хваткой впиваются в тугую нить, способную уничтожить чудовище… Да, мы снова в пещере и моя травма как-будто почти не беспокоит, но ты, Вей!.. Ты, кажется, способен на что угодно, бесстрашие – твое имя. Что за темные призраки кружат над твоей головой? Кричишь мне что-то, но твой стон заглушает слова, и я их не слышу. Мерзкое чудовище захвачено тобою в плен одним ударом меча… Что это за меч, что способен убить его? Не понимаю. Я ничего не понимаю с тобой.       Мои ладони словно лезвием меча разрезает натянутая нить, но я держу, потому что ты там – висишь над озером в шаге от клыкастой пасти мерзкого чудовища. Я восхищен, Вей! Каждый раз примеривая на себя твой невероятный героизм, я не уверен - смог ли бы также, как ты? Ты очень сильный, ты безрассудно смел. Правда иногда мне кажется, что тебе все равно – жить или умереть… Погибнуть я тебе, конечно, не дам. Не будь я Хань Гуан Цзюнь!..       Ты упал в воду и следом рухнула кровавая морда черепахи, - мерзкое чудовище перестало существовать. Это сделал ты, Вей! Ты! Моя роль слишком скромна, чтобы быть сколько-нибудь значительной. Я несу тебя на берег и не верю: ты легкий, тонкий, как стебель лотоса, - где в этом изящном теле живет такая мощь? Ты смертельно бледен, и я придерживаю твою голову, склоненную к моему плечу. И вновь это странное чувство… Очень странное.       Нет. Я не сомневаюсь – прямо сейчас у тебя будет столько духовных сил, сколько нужно для восстановления. Ты тихо прерывисто дышишь, дрожишь и твой болезненный трепет передается мне. Я боюсь за тебя, словно несу в руках хрупкий сосуд - только приди в себя, чудо! Чудо? Я давно назвал тебя так, и прозвище это за краткий срок слишком сильно изменилось: чудовище, чудак, чудо…       Чудо, - это ты. Тебя хочется согреть, с тобой хочется быть рядом… Обнять? Полное безумие, но это именно то, чего я хочу. Я отдаю тебе свою силу. Через канал, пощелкивая разрядом, она перетекает из моего тела в твое запястье. Немного кружится голова, но это ерунда, важно, что ты открыл глаза и говоришь со мной. И что, – опять смеешься? Ты все еще в шоке от пережитого ужаса, но уже жалуешься на скуку? Ты точно псих! Только что совсем не было скучно, ни тебе, ни мне.       А теперь - плачешь? Потому что - что? Стоп. Ты плачешь, потому что боялся, что никогда больше не увидишь… Меня??? Как?.. Я для тебя важен?.. Неужели я могу надеяться на искренность твоей теплой дружбы, твоих странных, манящих чувств? Ты хочешь, чтобы я спел… Да я станцевать готов – плевать на ногу! Радость, что ты жив - это я чувствую на самом деле. Но больше всего я хочу губами прижаться к твоим холодным ладоням. Хрупким, сильным, и таким красивым – впервые в жизни вижу красивые руки у кого-то не из клана Лань. Когда думаю об этом, меня охватывает трепет...       Открыться? О, нет! Нет! Нет!.. Нет… Лучше я буду петь для тебя. Ту мелодию, что родилась давно. Ту, что написана для тебя…       Но, что со мной?.. Что за тьма окружает меня и душит? Голова кружится, я чувствую себя одиноким. Где я? Вей… Куда ты уходишь?.. Ты оставляешь меня одного? В этой холодной, пустой пещере с трупом чудовища в озере? Мне плохо, тошнота подкатывает к горлу… Мне очень плохо… Я не согласен! Не хочу без тебя… Твои глаза все дальше, ты улыбаешься, смеешься. Ты удаляешься, и я не чувствую больше твоих пальцев в ладони, ничего не чувствую… Лишь парализующая боль во всем теле – от ягодиц до загривка. Вей Ин… Вей Ин! Не уходи! Не оставляй меня! Вернись…       - Вей Ин… Нет… Не уходи… Я с тобой… Не бросай меня одного… Вей, мне страшно… Вей… Вей… – мокрая от пота голова Ван Цзи металась по бедру Цзе У Цзюня и тот никак не мог его разбудить.       - Ван Цзи, Ван Цзи! Проснись! – Лань Си Чень даже слегка ударил брата по щеке, желая как можно скорее прервать его кошмар. Но он не представлял, что его ждет, когда Ван Цзи, действительно проснется… Наконец, тот приподнялся над его коленями, явно не осознавая, где находится, поднял голову, и взглянул на брата прекрасными, полными отчаяния глазами.       - Убей меня, Цзе У Цзюнь,- сказал тихо и твердо. - Не могу… Не хочу так жить…       - Ван Цзи, что ты… Это дурной сон… Прошу тебя. Ты ранен… Что угодно может присниться, если потерять столько крови, - пытался он успокоить Ван Цзи, но тот словно не слышал его. От убежденности, холодного спокойствия тона, которым он говорил, у Цзе У Цзюня мороз шел по коже.       - У тебя есть меч, ты всегда его с собой носишь. Или мой возьми - Бичень отлично справится с задачей. Одного удара мне хватит. Прошу, сделай это, Цзе у Цзюнь. Побелевший от боли и страха Цзе У Цзюнь не задумываясь стиснул Ван Цзи в объятьях.       - Не смей… Не смей! Не смей!!! - почти кричал он, прижимая брата к груди. Он зажал ему ладонью рот, не давая произносить страшные слова.       Спустя минуту глухой борьбы тот внезапно затих, в момент обмякший, бессильный. Он кусал зубами плотную ткань ханьфу на плече Цзе у Цзюня, но ни одна слезинка так и не скатилась по его щеке.       - Плачь. Ради всего святого, лучше плачь! - умоляюще говорил Си Чень, продолжая исступленно гладить затылок, виски и разгоряченное лицо брата.       - Я… Не справлюсь, Цзе У Цзюнь… не возись со мной, – сквозь рваное дыхание слышались слова Ван Цзи и резали Си Ченя по-живому.       Он только и мог, что гладить брата по голове, сжимать в объятьях, и шептать какую-то чушь. Он собирался быть рядом сколько это возможно, но прекрасно понимал, что невыносимую боль от потери близкого человека пережить Ван Цзи может только сам. Как же ему было страшно! Воочию наблюдая, насколько глубоко пустило корни отчаянье в душе брата, он думал как отвлечь его, как-то перебить его мысли.       - А я и не знал, что ты такой страстный, брат, - сказал он первое, что пришло в голову, - вот же откуда твоя заклинательская сила, оказывается…       Но все было без пользы - то, что раньше заботило Ван Цзи едва ли не больше всего на свете, сейчас не имело для него никакой ценности, и не могло стать темой для отвлеченного разговора в столь трудную минуту. Ван Цзи если и слышал его, то понимал лишь сквозь пелену своих переживаний.       - Сила? – мрачно усмехнулся он. - Я слишком слаб. Раньше думал, что способен перенести что угодно - это так смешно… Я вижу его во сне. Постоянно. Каждый раз, когда просыпаюсь, понимаю, что хочу остаться рядом. Только даже это мне не дано - он все равно уходит. С улыбкой на губах. Ты ведь знаешь, какая у него улыбка. Все бы отдал, чтобы увидеть ее снова… Но он не хочет быть со мной даже во сне…       - Я… - Цзе У Цзюнь осекся. От этих слов Ван Цзи у него перехватило горло, и ему стоило немалых усилий вновь продолжить говорить выдержанным тоном. Си Чень прекрасно справился с этим, однако состояние его души по-прежнему читалось в необычно резких движениях: он быстро поднялся, дрожащей рукой откинул назад раздражающие в этот момент прекрасные густые волосы, и направился к столику, где готовились снадобья.       - Я принесу восстанавливающий настой, – сказал он, не оборачиваясь. - Он очень горький, но ты должен выпить его весь.       Когда он возвращался назад с полной чашей, Ван Цзи приподнялся, опираясь на локоть. Поза давалась ему с трудом, но он терпеливо дожидался брата. Он не прятал глаз, но словно знал то, что тот увидит в них - слишком мучительно, и потому смотрел в сторону.       Длинные волосы закрывали половину лица, фигура исхудала, обычно сияющая, ровная кожа побледнела и поблекла, но даже сейчас, в этом виде и в этом состоянии Ван Цзи был очень красив. Раньше Цзе У Цзюнь не раз замечал за собой, что с гордостью любуется братом. Вот и сейчас он видел в нем прежнего Ван Цзи и горячо надеялся, что он быстро поправится.       - Выпей, пожалуйста – сказал он, подсаживаясь ближе, подставляя плечо, чтобы брат мог на него опереться.       С израненной спиной Ван Цзи мог лежать лишь на животе или на боку, и Си Чень старался устроить его так, чтобы измученное тело все же могло немного отдохнуть. Не видеть, не чувствовать эту заботу Ван Цзи не мог. Горячая благодарность переполняла его сердце, как никогда он понимал сейчас, насколько нуждается… даже не в помощи брата, а просто – в его молчаливом присутствии. Он пил настой из его рук, и душевная буря медленно уходила, словно огромная волна, разбившаяся о скалы, тихо отступает в море, чтобы набрать свою силу вновь. Си Чень знал, что она придет снова, возможно, не единожды, и надеялся, что будет к этому готов. Сказать, что ему было больно – не сказать ничего. Он любил Ван Цзи, но никогда не говорил ему об этом, да и не принято было в Гу Су Лань говорить о чувствах…       В настое, что он приготовил, помимо сильных восстанавливающих снадобий были и те, что при сильных болях дают возможность заснуть, и Си Чень надеялся, что они избавят Ван Цзи от кошмаров. Он смешивал рецепт лично и ждал, что результат обязательно будет. Но Ван Цзи заснул далеко не сразу. Он долго еще лежал, устроив голову на руках на коленях Си Ченя, глядя внутрь себя – молчаливый, тихий, и Цзе У Цзюня очень это беспокоило.       - Ван Цзи... – осторожно обратился он к нему. - О чем твои мысли сейчас?       - Тебе не понравится, - равнодушным голосом отозвался брат, не меняя ни позы, ни взгляда.       - И все-таки? – Лань Си Чень собирался быть в курсе любой правды, как бы горька она ни была.       - Сердце не хочет биться, глаза не могут плакать. Это пройдет однажды. Наверное. Но прямо сейчас желание одно – исчезнуть, - ответил Ван Цзи. Си Ченю тяжело было слышать такое, но виду подавать он не собирался.       - Ты попробуй заснуть. Как твоя спина? – сказал он мягко и осторожно приподнял край чистой нательной рубашки, в которую ему удалось переодеть брата пока тот спал. Заметив промокшую от крови перевязочную ткань, он нахмурился и глубоко вздохнул.       - Спина? А что с ней? – странно ответил Ван Цзи и тут же, словно вспомнил - Ах, да… Да… Неважно.       - Тебе нужно больше спать - так быстрее восстановишься, - попытался уговорить его Си Чень. Но то, что услышал от брата в ответ на свои слова, второй раз повергло его в растерянность и одновременно подтвердило всю тяжесть состояния Ван Цзи.       - Ты… Можешь положить мне на затылок свою ладонь? – неожиданно спросил тот тихим, чуть виноватым тоном.       - Да, конечно… - торопливо ответил Си Чень и осторожно коснулся его волос. Ладонь скользнула ниже – Цзе У Цзюнь надеялся незаметно гладить брата по голове до тех пор, пока тот не расслабится и не заснет, но Ван Цзи не позволил.       - Не надо. Оставь ее там, я попробую уснуть, - сказал он снова и закрыл глаза.       Цзе У Цзюнь замер, стараясь не спугнуть мирную тишину, что наконец заполнила пространство. Это был первый раз, когда глубоко пострадавшая духовная сила Ван Цзи прекратила искрить тяжелой депрессивной энергией и уподобилась штилю. Си Чень знал, что это временно, но от всей души молил предков, чтоб его ожидания были обмануты…       Прошло немало времени, прежде чем тело Ван Цзи отяжелело, тихое дыхание выровнялось и он, наконец, заснул. Уже во сне (возможно Ван Цзи снилось что-то) он повернулся, вынул из-за головы одну руку и, нащупав вторую ладонь брата, едва заметно сжал ее.       - Ты старший… Ты старший… Цзе У… Цзюнь... – прошептали его губы.       Эти слова Ван Цзи Цзе У Цзюнь слышал лишь однажды, в глубоком беззаботном детстве, когда они поссорились из-за меча - отцовского подарка старшему сыну. Цзе У Цзюнь вспомнил, как мать увещевала Ван Цзи, что красивый и тяжелый меч должен принадлежать старшему брату.       - Кто у нас старший? Ван Цзи – отвечай, – спрашивала она его с укором. Ван Цзи, нахмурив брови долго упрямо отмалчивался, но потом, словно приняв решение, решительно подошел к Цзе У Цзюню и ему ответил на вопрос матери: «Ты старший, Цзе У Цзюнь. Ты – старший». Затем церемонно поклонился и, гордо выпрямившись, прошел мимо вожделенного меча, даже не взглянув на него. Уже тогда Цзе У Цзюню захотелось подарить брату все самые лучшие мечи мира…       «Что угодно для тебя, Ван Цзи, – думал он. - Только живи, пожалуйста».       Цзе У Цзюнь не спал уже третьи сутки...