* * *
— С добрым утром! — Снейп на этот раз решил позавтракать вместе со всеми. В восемь утра в столовой Хогвартса завтракали ученики и профессора, и свободных мест практически не было. Поэтому гостям замка еду подавали в девять, когда начинались занятия. — С добрым утром! Хорошо, что вы здесь, — сказал Гарри, — а то мне вчера устроили коллективную взбучку за то, что отпустил вас, не выяснив куда и на сколько времени! — Поттер сокрушенно развел руками. — Отпустил?! — сардонически удивился Северус. — Смешно, — сухо заметил он. — Я сам обхохотался. Истерически, — возмущенно добавил Гарри, энергично перемешивая кашу. — Мне даже стало интересно, — Северус положил подбородок на сцепленные в замок пальцы и обвел присутствующих ядовито-насмешливым взглядом, — как мистер Поттер должен был не отпускать меня? — Дело не в том, чтобы не отпускать, а в том, чтобы узнать, куда вы направляетесь, — с упреком сказала Гермиона. — За вами охотятся мракоборцы! А мы даже не знаем, где в случае чего вас искать. — Скажите, миссис Уизли, кем я, по-вашему, являюсь? — устремив на нее холодный взгляд, спросил Снейп. — Я — маленький несмышленый ребенок? Или, может быть, напротив, выживший из ума старик? Смею вас заверить, что нахожусь в здравом уме и полной памяти и в контроле не нуждаюсь. Гермиона покраснела и опустила глаза. От неловкости и обиды ей вдруг захотелось плакать. — Ну зачем вы так, профессор? — в своей обычной напевно-протяжной манере вступилась за подругу Луна. — Вы не услышали главного. Мы волновались за вас. Смысл ведь вовсе не в том, чтобы вас контролировать, а чтобы иметь возможность прийти на помощь. Разве помощь может потребоваться только неразумному и слабому? Теперь настала очередь Снейпа стушеваться. Он оказался совершенно не готов выслушивать откровения о том, что кто-либо (кроме матери или маленькой Лили) о нем беспокоится, и не знал, как реагировать. Особенно после той строгой отповеди, которую только что прочитал. И самое ужасное: у него не было оснований усомниться в сказанном. — Видите ли, Луна, — он хмурился, но скорее озадаченно, чем гневно, — не стоило вам беспокоиться. Я был там, где мне ничего не угрожало, и риск встретить мракоборцев был нулевым, — Снейп замолчал, но по-прежнему чувствовал на себе пристальное внимание. Пришлось добавить: — Я искренне ценю вашу заботу, — медленно, с трудом подбирая выражения, произнес он, — и, если мои слова обидели вас, Гермиона, я сожалею, — снова пауза. — Но я не могу и не буду обещать, что стану отчитываться о каждом своем шаге. Прошу всех принять это как данность, — без прежней жесткости и холодности, но непреклонно закончил он. — Что ж, рассчитывать на иное было бы глупостью, — со спокойной бодростью сказала Джинни. — Просто вы теперь знаете, что ваша участь нам не безразлична. Само собой разумеется, это не обязывает вас посвящать нас в свои планы. Мы это понимаем. Снейп напряженно кивнул. "Вы теперь знаете, что ваша участь нам не безразлична". И до этого разговора произошло более чем достаточно, чтобы он "знал", но почему-то чувствовал себя так, будто в самом деле только сейчас "понял", а что-то в глубине души противилось "поверить". — Вот и договорились! Может быть, уже есть начнем? — высказался Рон, обрадовавшись, что девчонки наконец-то разрулили ситуацию, которую зачем-то устроил Гарри. — Я — за, — с готовностью поддержал Снейп, мечтающий отвести от себя избыточное внимание и поговорить о важном. — Гарри, насчет Баблфлопса ничего нового? — спросил он спустя некоторое время. — Нет, — Поттер потер переносицу под дужкой очков, — хотя сигнализацию с его квартиры мы не снимаем, а Драко через какие-то свои связи вышел на полицию и вроде бы должен сразу узнать, если Баблфлопс приобретет билет на поезд или самолет. Но, честно говоря, мне кажется, мы его упустили, и он уже давно не в Швейцарии, а, может быть, и не в Европе. Что ему мешало уехать на случайно пойманном такси, остановиться у каких-нибудь знакомых… или воспользоваться фальшивыми документами? Я понимаю, что прекращать поиски нельзя, но нет ни одной ниточки, чтоб зацепиться. — Есть одна идея. Говоришь, предводительница анимагов меня помнит? — он дождался утвердительного кивка. — Тогда попробуем обратиться за помощью к ней.Там ждут
2 февраля 2020 г. в 09:29
Греция — райская земля живописных скал, пронизанных ущельями и гротами, плодородных утопающих в зелени долин, чистых рек и родников. Это край, где не бывает зимы, а ноябрь — это период, когда еще собирают с деревьев последние плоды инжира, в разгаре плодоношение финиковых пальм и только начинают созревать первые апельсины и мандарины.
Горы Пинд, пересекающие страну полукругом, тянущиеся с востока на запад, а затем сворачивающие к югу, обнимают периферию Фессалию. Здесь на некотором удалении от побережья Эгейского моря, достаточном, чтобы не быть в гуще многолюдного туристического потока, но в то же время позволяющем ощущать ласковое морское дыхание, расположился маленький городок Курнавос.
На самой окраине Курнавоса уютное маленькое поместье. Густой зеленый сад, окруженный со всех сторон жестколистным кустарником — удачная цель для трансгрессии. Но Северус предпочитал не рисковать. Он трансгрессировал в заранее выбранные для этого укромные тупички административного центра Клариса, брал напрокат автомобиль и уже обычным человеческим транспортом добирался до заветного места. Здесь он знал — его ждет внимание, забота и искренняя любовь. Эта любовь бескорыстная, вечная, не способная на забвение или предательство.
Северус припарковал арендованный седан у аккуратного выкрашенного голубой краской низкого штакетника. Постучал в калитку условным стуком и вошел во двор. В конце короткой аллеи, обрамленной хурмой и оливами, виднелся небольшой беленый дом под черепичной крышей, увитый плющом и плетущимися розами. Когда гость уже поднимался на крыльцо, навстречу ему вышла седая худощавая женщина в цветастом домашнем халате.
— Сынок! — радостно произнесла она и крепко обняла Северуса за шею. — Какое счастье — с тобой все в порядке. Почему ты так долго не подавал о себе вестей? Я ведь волнуюсь за тебя, — мягко пожурила мать.
— Просто закрутился. Дела, — виновато улыбнулся сын.
— Кушать хочешь? — хлопотала старушка. — Ты всегда отказываешься. Ты вообще, наверное, плохо питаешься? Похудел опять. Ты не болен?
Эйлин с тревогой заглядывала в глаза сына. Он был очень похож на нее. У нее были такие же, даже с возрастом не выцветшие, жгуче-черные глаза, длинный чуть загнутый книзу нос, небольшие губы. Для женщины она была высокой, выше ста семидесяти сантиметров, но немного сутулилась, хотя в молодости обладала хорошей осанкой.
— Со мной все хорошо, — по-доброму снисходительно улыбался Северус.
— Ты хотя бы в этот раз останешься погостить? — с надеждой спросила женщина.
— Нет. Извини, не могу, — сын снова старался смущенной улыбкой загладить вину, — но обещаю больше надолго не пропадать.
— Ну давай хоть чаю попьешь. Я испекла пирог с персиками. И варенье есть из фейхоа. Ты же любишь, — обретя на старости лет ту жизнь, о которой мечтала, Эйлин при каждой встрече словно старалась компенсировать сыну все то, чего не могла дать в детстве.
— Хорошо, на пироги и чай согласен, — рассмеялся Северус.
Он посмотрел на буйную зелень за окном, весело чирикающих воробьев, пятна солнечного света на столе и подумал: «Хорошо, что купил ей здесь дом. И враги не додумаются искать, и место несравнимо приятнее Паучьего тупика».
— Как у тебя дела? — спросил он.
— Все хорошо, сынок, — ответила мать, но чуть заметно вздохнула при этих словах. Это не укрылось от Северуса, как и непродолжительная заминка, предшествовавшая ответу.
— Мама? — в его голосе появилась угроза. — Не все хорошо, так? — рявкнул он, ударив раскрытой ладонью по столу.
— Северус, нет! — испуганно воскликнула Эйлин. — Ты неправильно понял! — она быстро отрицательно качнула головой, но сын ее уже не слушал. — Дело совсем в другом, — крикнула она, бросаясь вслед за ним в коридор.
— Тобиас! — со злостью и ненавистью гаркнул Северус, и весь дом содрогнулся.
Из дверей подсобки в конце коридора появился Снейп-старший. Сын двинулся на него черной тучей.
— Ты снова обижал мать? — гневно спросил он, приближаясь.
— Нет, — ответил Тобиас, глядя на него искоса и робко.
Снейп-младший схватил старшего за грудки одной рукой, тот и не пытался сопротивляться.
— Ты пожалеешь, если это окажется неправдой, — прошипел Северус, грубо и бесцеремонно вторгаясь в сознание Тобиаса.
Грядки с помидорами. Разговор с матерью за обедом... о планах насчет урожая мандаринов. О свадьбе у соседей. Ремонтирует культиватор. Говорит с соседом о дожде. Возвращается в дом. Обнимает мать — лицемер!
— Сынок, пожалуйста! Отпусти его, — издалека донесся умоляющий голос Эйлин. — Я просто вспомнила, что Рокси умерла… А тебе решила не говорить, — ее руки гладили по плечу.
Северус отпустил ворот клетчатой стариковской рубашки. Брезгливо взглянул в лицо, старое, морщинистое, без былой щегольской смазливости.
— Рокси? — повернулся он к матери.
— Даже моя магия не смогла ее больше удерживать.
— Жаль. Кошки живут намного меньше людей, — остывая от гнева, грустно сказал Северус.
Мать постаралась увести сына и сочувственно смотрела на мужа.
— Зачем ты так? Он ведь не сделал ничего плохого.
— Я не могу быть в этом уверен.
— Но выслушал бы сначала меня…
— Нет, извини... Ты всегда была слишком благосклонна к нему, всегда за все прощала. Я не могу полагаться на твои слова, — Северус старался говорить, как можно мягче. Обижать мать ему совсем не хотелось, но и допускать, чтобы этот деспот снова издевался над ней, хотя бы возможность такого, он не собирался.
— Ты напрасно тревожишься на его счет. Ты не хочешь этого видеть, но он изменился, — сказала мать, когда они снова оказались в светлой уютной кухне.
— В смысле — стал старым и немощным? Я заметил, — резко ответил Северус. — Это не означает, что он стал лучше.
— Нет, по-настоящему…
— Я не верю, что такие могут меняться по-настоящему, — устало сказал сын.
— Но ты не прав, сынок, — старалась убедить его Эйлин. — Он сделал тебе много плохого, но вина не только его. В первую очередь это была моя ошибка…
— Прекрати, мама, — беззлобно перебил Северус. — Мы обсуждали это сотню раз. Ты была виновата: опоила его зельем — женила на себе. И что? Он мог, когда обман раскрылся, уйти. Я мог бы понять, если бы он просто бросил нас. Зачем он остался? Чтобы отравить каждый наш день.
— Его удерживало чувство долга, — слабым голосом возражала женщина, — ведь у нас уже был ты. Он не хотел оставить тебя без отца…
На лице Северуса появилось такое выражение, как будто его вот-вот стошнит, и мать замолчала. Но он только выдохнул.
— П-ха! Так это еще и было проявлением заботы! — театрально изумился сын. — Ладно… Зачем мы говорим о том, в чем никогда не приходим к согласию? И, кстати, я просил не употреблять этого слова.
— Но, если бы ты не запрещал ему попадаться тебе на глаза, когда приезжаешь, то, возможно, сам бы понял, что я говорю правду. Я не ошибаюсь.
— Нет. Нет. Хватит, — Северус поднял руки ладонями вперед. — Ради тебя я согласился с тем, чтобы он жил здесь. Я притащил его с помойки. Но я не хочу смотреть на него. Насмотрелся.
Повисла тишина. Женщина с нежностью и грустью смотрела на сына. Он смотрел в угол комнаты, потом перевел взгляд на нее. В его глазах читались любовь и шутливый упрек.
— Ты хотела меня пирогом накормить.
Эйлин всплеснула руками, засуетилась. Она стояла посреди кухни и движением пальцев творила бытовую магию. На плите зажегся огонь, и в две секунды вскипел чайник. Подлетел заварник и жестяная банка с чаем, чаинки стайкой перетекли из одной емкости в другую, туда же — струя кипятка. Одновременно из духовки показался пирог, вскочил на подоспевшее блюдо, без ножа разделился на треугольные ломти. Дверца холодильника выпустила вазочку с ароматным болотно-зеленым вареньем из фейхоа.
Северус с улыбкой наблюдал за матерью. Он всегда любил смотреть, как она колдует. Он умел делать все то же, что и она, но в ее колдовстве было что-то особенное. «У тебя магия не обычная, а волшебная», — отчасти в шутку, отчасти всерьез говорил он.
Потом Северус ел пирог, а мать сидела рядом, время от времени поглаживая его по руке, украдкой рассматривая и стараясь понять, что происходит в его жизни. Спросить бы. Но он ведь такой: не понравится вопрос — возьмет и исчезнет, еще и пропадет на месяц… Но все-таки…
— Мам, — Северус насмешливо посмотрел на Эйлин, — ты сейчас думаешь так громко, что уши закладывает. Нет, девушки у меня по-прежнему нет.
Не успела она додумать невольно возникшую мысль…
— О, Мерлин! Тем более — нет! — воскликнул сын, выказывая высокую степень изумления.
— Какой же ты бываешь невозможный! — нервно засмеялась Эйлин. — Вот как с тобой общаться, если ты узнаешь мои мысли раньше, чем я сама успеваю их осознать?
— Так бывает, когда ты думаешь слишком взволнованно, — он говорил тихим бархатным голосом, взял мать за руки. — Не нужно. У меня все в порядке.
Нежно обнял, а она со вздохом прижалась.
Они проговорили дотемна. Северус немного рассказал о делах компании, о диверсификации, о новых рынках, о том, как сегодня устроил менеджерам проверку без предупреждения и привел их в тонус. Потом упомянул, что наведывался в Лондон и в Хогвартс и виделся со старыми знакомыми. Поговорили о том, что Макгонагалл по-прежнему очень тактична и благопристойна, а социопатия Филча прогрессирует.
Потом сын поцеловал мать и трансгрессировал, а она пошла к мужу в подсобку. Тобиас сидел на низкой скамейке и перебирал двигатель от культиватора. Его руки были в мазуте.
— Как у него дела? — не поднимая головы, поинтересовался Снейп-старший.
Эйлин присела рядом, приобняв мужа, положила голову ему на плечо. Она любила его всю свою жизнь, и большую часть времени — безответно. Терпела грубость и жестокость, полагая, что расплачивается по счетам. Сын тоже никогда не видел отцовской любви, только окрики да оплеухи. Правда, рано проявившиеся магические способности ребенка быстро отвадили родителя от привычки распускать руки. Но скандалы и хроническое безденежье были неизменными спутниками их семьи, поскольку Тобиас тратил на собственные развлечения почти все деньги, что зарабатывал. Так продолжалось, пока взрослый Северус не выгнал Снейпа-старшего из дома. Выгнал и заблокировал для него все входы. Эйлин тогда очень боялась, что Тобиас донесет на сына за использование магии против маггла. Но этого не случилось. Пока она жила в Коукворте, то, таясь от сына, передавала мужу, ютившемуся где придется, еду и иногда деньги. Потом вернулся Волдеморт, и Северус настоял на ее переезде в другую страну, но ему пришлось согласиться на просьбу, чтобы Тобиас отправился с ней. Муж тогда, в первый день на новом месте, стоял перед Эйлин на коленях и, целуя руки, просил прощения. С тех пор все изменилось, но не в глазах сына.
— Говорит, что все хорошо, — она вздохнула. — Мне жаль, что он так поступает с тобой.
— О чем ты, Эйлин? Он все делает правильно. Лучшего я не заслужил, — Тобиас тяжело вздохнул. — И что он мне, собственно, сделал? Мог бы превратить в пыль. А он за все время даже ни разу не ударил… Хотя имеет полное моральное право. Знаешь, мне паршиво не от того, что Северус за воротник меня подержал, в мыслях покопался… Просто, когда такое происходит, вспоминаю о том, какой я был… сволочью.