Месяц спустя
Лучи раннего солнечного света проникали сквозь тяжелые шторы, но разбудило его шевеление на матрасе. Некоторое время Джейме не хотел открывать глаз, надеясь снова заснуть. Он вспомнил, где находится, когда почувствовал слабый запах духов. Уголки губ неуловимо поползли вверх. Грудь что-то щекотало. — Я уже говорил тебе: пялиться на людей, когда они спят — жутко, — пробормотал он с закрытыми глазами. Ему не нужно было смотреть на нее, чтобы увидеть. — Но ты мне нравишься, когда спишь, — промурлыкала она, медленно приближаясь. Джейме чувствовал каждый изгиб ее тела сквозь шелк. Он протянул руку вслепую, и она обвила ее вокруг себя. Черт, она свернулась в его объятиях, положив голову ему на грудь. Джейме наслаждался теплом ее тела, ее весом на нем. Он наклонил голову, чтобы понюхать ее волосы. Она засмеялась. — И еще называет меня чудилой, — насмехалась она над ним. — Наркоман. — Наконец он решил, что пришло время открыть глаза. Он смотрел, как на его торсе покоится корона светлых волос, и поцеловал ее в макушку. Она подняла глаза, зеленые, как у него — его зеркальное отражение. — Привет, — сказала она, мягкая, как летний персик. — Привет, — пробормотал он. Он поцеловал ее в лоб, в переносицу. Потом перевернулся, чтобы видеть ее тело целиком. Руки уже становились требовательными, скользя под тонкий шелк, чтобы найти кожу. — Обожаю воскресные утра, — вздохнула Серсея, приподнимая таз, чтобы коснуться его паха. Он улыбнулся, прикасаясь к твердому соску, выступающему сквозь тонкую ткань. — Не могу придумать лучшего способа прославить Господа. — Джейме внезапно прекратил свое богослужение и со стоном перекатился на спину. Серсея опешила. — Что? Почему ты остановился? Джейме тяжело выдохнул, закрывая глаза одной рукой. — Сегодня воскресенье, да? Серсея сузила глаза. — Да. — Ему уже не нравилось, к чему все идет. — И.. ? — Это то воскресенье, — простонал Джейме. Он видел, как выражение лица Серсеи сменилось со смущения на раздражение. Он не хотел поднимать эту тему снова. — Пожалуйста, не начинай. — Не начинать что? — она невозмутимо подняла бровь. — Это ты вместо того, чтобы трахнуть меня, собираешься на встречу с Тирионом и партией. Джейме снова перекатился на бок, закинул ногу на нее и прошелся легкими поцелуями по ее челюсти и подбородку. — Ты же знаешь: ничем на свете я не хочу заниматься так, как тобой. — Ловкими пальцами он начал играть с соском, вопреки здравому смыслу: ему нравилось, как ее лицо расслаблялось каждый раз, когда он это делал. Он взглянул на часы на ее тумбочке. У него абсолютно не было времени на это; он должен быть в Сити к полудню, а на часах уже половина одиннадцатого. — Я обещаю, что скоро вернусь. И мы сможем… — его глаза блуждали по ее телу, и он изо всех сил пытался оторваться. — ... продолжить. Напряжение, исходящее от нее, он чувствовал даже когда встал с кровати. — Это не выход, и ты это знаешь, — заявила она. — Зато это единственная причина, по которой Тирион все еще со мной разговаривает, — напомнил ей Джейме. Он прошел в ванную, в чем мать родила, зная, что она будет смотреть. Он остановился на пороге и обернулся, чтобы взглянуть в последний раз. — И вообще, кого мне поддерживать? Ренли? Или хуже... Станниса? Тирион, очевидно, лучший кандидат. — Он сделал паузу. Серсея, сидя на кровати и сложив руки на груди, всем своим видом показывала сомнение. — А еще я ему должен, — сказал Джейме, наконец. Было очевидно, что она с ним не согласна. Они говорили об этом столько раз. Серсея считала, что Тирион вел себя как ребенок, и что его разочарование — просто напросто ревность, потому что Джейме дал что-то ей, а не ему. Но Джейме знал Тириона лучше Серсеи. Раны брата были глубже, и Джейме не мог не чувствовать себя виноватым: он не сожалел о том, что дал Серсее то, чего она хотела; просто хотел, чтобы Тириону не пришлось расплачиваться за это. Поддержка его кандидатуры и встреча с партией было наименьшим, что он мог сделать, и это помогло собрать воедино части того, что он сломал. Серсея, может, в это и не поверит — Джейме списывал все на соперничество между братом и сестрой. Она была агрессивной и ревнивой: ему нравилось, что она так сходила с ума — показывать свою любовь по-другому она все равно не умела. Он уже был в душе, под струями горячей воды, когда она постучалась сквозь стекло душевой кабины. — Знаешь, — начала она, — Тайвин почему-то не доверял Тириону. Должна быть какая-то причина. — Да, — ответил Джейме, — он был мудилой, а Тирион — карликом, вот и весь сказ. Серсея рисовала узоры пальцем на запотевшем стекле. — Я просто говорю, что, может быть, он не лучший кандидат. Только потому, что он - семья... это не должно влиять на твои решения. Она начинала его нервировать. Какой прекрасный способ испортить хороший день. — А сейчас ты ведешь себя, как избалованный ребенок, — сказал он ей, пытаясь не обращать на нее внимания, выливая немного шампуня на ладонь. Затем он начал массировать кожу головы. — С тех пор, как он решил участвовать в гонке, ты ведешь себя с ним, как форменный дьявол. Почему? Ты получила, что хотела. Пусть и он возьмет свое. Серсея не ответила. Молчала она довольно долго. Слишком долго, понял он, когда смывал шампунь. Когда он обернулся, она исчезла: единственным доказательством того, что она вообще была в комнате, был крошечный узор на стекле душевой. Внизу она нарисовала что-то, похожее на слово. Нет.***
На задних сидениях с Тирионом было неуютно. На самом деле, не только там, а в течение всего месяца. Джейме не хотелось думать, что брат ему больше не доверяет, но обвинять его он тоже не мог. Он играл грязно и открыто предпочел Серсею. Своим ходом он дискредитировал Тириона не только перед лицом семьи, но и для мира акул, в котором они жили. В течение многих лет о Тирионе Ланнистере говорили, как об умнейшем человеке Лондона. Кем он был сейчас? Карликом, которого обыграл его собственный брат. Он тысячу раз говорил Тириону, что это не входило в его планы; он извинялся и говорил, что никогда не хотел причинить ему боль. Тирион, предпочитавший пассивную агрессию внешней враждебности, угощал его безразличием все две недели. Но однажды утром Тирион объявился на кухне и сказал, что он может все исправить, если поддержит его кампанию. Джейме, который в последнее время только и делал, что трахал Серсею и смотрел крикет, был более чем счастлив найти способ помириться с Тирионом. Конечно, это не значило, что все будет как раньше. Вряд ли после предательства такое вообще возможно. Тем не менее, Джейме чувствовал, что они движутся в правильном направлении. — Что-нибудь слышно от дяди Кивана? — спросил Джейме, наконец оторвав взгляд от телефона. Тирион все еще был очень сосредоточен на своем и ответил, не поднимая глаз. — Он до сих пор не отвечает на мои звонки. А тетя Дженна ответила, — добавил он. — Назвала тебя витающим в облаках дебилом. Джейме застонал, глядя в окно. — Мило. Тирион усмехнулся. — Могло быть и хуже, — сказал он, наконец, положив телефон в нагрудный карман. — Она могла бы назвать тебя лижущей жопы шалавой, — Джейме нахмурился. — Но это досталось Серсее. Джейме покачал головой. За двадцать четыре часа ему удалось повернуть всю семью против Серсеи и себя. Это был побочный эффект, который он предвидел, хотя надеялся, что они успокоятся быстрее. Прошел месяц, а возмущения клана Ланнистеров и не думали заканчиваться: он потерял счет количеству юристов, вовлеченных в дело. Тирион был единственным, кто не нанял адвоката. — В конце концов они с этим справятся, — сказал Тирион, как будто он читал мысли брата. — Клянусь, в глубине души тетя Дженна что-то видит в Серсее. Где-то очень, очень глубоко. Джейме кивнул самому себе, потерявшись в пейзаже за окном. Большинство людей не знали, что встреча с партией означала встречу с очень узким кругом людей, которые решали судьбу политики лейбористов в стране. А людьми этими были Оленна Тирелл, Иллирио Мопатис и таинственная рыжая женщина по имени Мелисандра. Оленна Тирелл была старшим Тиреллом, и выделяла большую часть суммы для всех лейбористских кампаний… если считала, что противник того стоит. Иллирио Мопатис сделал себя из ничего: будучи польским иммигрантом, он создал себе определенную репутацию и теперь был экспертом по иностранным чувствам. Это означало, что он знал, какой кандидат понравится зарубежным странам, а какие с треском провалятся. Никто не знал, за что отвечала Мелисандра, но ее голос учитывался наравне с двумя другими. А им нужно было два из трех. Больше всего Джейме переживал об Оленне Тирелл. После того, как он исключил Тиреллов из торговых соглашений, он был уверен, что старуха имела на него зуб. Но теперь, когда компания принадлежала сестре, Оленна может посчитать выгодным проскользнуть обратно в сделку. Иллирио Тирион понравится: дипломатом он был великолепным, без сомнения. Тириона любили все. Что касается Мелисандры… он не мог сказать, чего она ищет в кандидатах, но все, что ему было нужно, это два других голоса. Это было сложно, но не невозможно. Они прибыли в загородный клуб за несколько минут до того, как часы пробили полдень. Их встретили и проводили в сады. Столы были разбросаны по всей лужайке. Люди отдыхали в тени маленьких белых павильонов, курили сигары и пили дорогой ликер. Джейме провел большую часть своей жизни в этом месте — в подростковые годы ему по душе был старый добрый бунт. Возможно поэтому все казалось таким странно незнакомым. Люди наблюдали за ними, пока они шли, и Джейме шкурой чувствовал их пристальные взгляды. — Господа, сюда, пожалуйста, — сказал им официант, когда они замедлили шаг, чтобы осмотреть окрестности. Тирион снова взглянул на Джейме. Было что-то необычное в обращенных к ним взглядах. Как будто они знали что-то, что Тириону и Джейме было неизвестно. Они нас, что... жалеют? Когда ты Ланнистер, тебя никто не жалеет. У тебя есть все. — А, вот и они! Они увидели большого лысого мужчину, который звал их впереди. Он был одет в льняную рубашку и брюки карго. Рядом с ним сидела Оленна Тирелл. Линии, запечатленные на коже старухи, отдавали какой-то королевской властью, которой Джейме никогда не видел на матери — Джоанна в его воспоминаниях была молода, а ее кожа — гладкой. Вторую женщину не заметить было невозможно: она выделялась на общем бело-бежевом фоне. С пылающе красными волосами, одетая в бордовое, она сверкала рубинами на груди. Мелисандра, знал Джейме. На ее лице не было ни единой эмоции. Она едва удостоила вниманием их приход. — Мы вас ждали, — сказала Оленна Тирелл. Тирион остановился, как вкопанный, а за ним и Джейме, всего в нескольких футах от стола, при палящем дневном свете. Троица была не одна. Напротив них сидела темнокожая женщина с вьющимися волосами, которые доходили до плеч, одетая в простой зеленый костюм, спиной к Тириону и Джейме. Она обернулась и улыбнулась. — Будь я проклят, — пробормотал Тирион, качая головой, все еще не веря. Джейме был слишком занят пятым человеком за столом. Он видел ее светлые волосы, ее лицо, вспышку зеленых глаз и красные губы. Она посмотрела через плечо, красные когти звякнули по бокалу. — Ваша сестра как раз рассказывала нам о том, что ее показатели взлетели до небес, — взволнованно сказал Иллирио. Джейме не смог скрыть одолевшего его разочарования. Она обыграла его, обманула его, победила его. Он отвлекся, позволил ей проползти и перешагнуть через него. И вот к чему это привело: она сидела здесь и снова пыталась заполнить пустоту внутри себя — требуя большего, большего, большего. Пока, —ответила она ему в Халле, когда он спросил, хватит ли ей его. Теперь он видел, что она никогда не будет довольна, никогда не будет счастлива. Она всегда будет стремиться к чему-то более высокому, большему, более глубокому. Пока раны не загноятся и не останется ничего, кроме как отрезать каждую зараженную конечность.***
— Тирион, подожди, — Джейме бросился вслед за братом вниз по ступенькам, которые вели обратно на парковку. — Ты знал, — отрезал Тирион; не вопрос, а обвинение. — Клянусь, я не знал, — сказал он громко, стараясь не отставать. Его ноги, возможно, были длиннее, но брат был быстрее. — Тирион, пожалуйста, подожди, давай поговорим. Тирион остановился на последней ступеньке. Он обернулся, уже вне себя. — Хватит с меня разговоров. Хватит с меня разговоров о ней, — Джейме тяжело дышал. Брат никогда так не злился, даже на него: — С тех пор, как она вошла в твою жизнь, она только сеет хаос. Я задолбался. Это я ей не отдам, Джейме. — Он имел в виду выборы. Джейме этого и не ждал. — Если она хочет войны, я готов. — Если бы ты мог с ней просто поговорить... — Ты что, блять, не видишь? Я не ты! — закричал Тирион, и Джейме заткнулся. — Я знаю, ладно? Я все знаю. Знаю с тех пор, как впервые увидел, как ты расставляешь для нее эти проклятые цветы. — В своей ярости Тирион выглядел побежденным. — Ты правда думаешь, что единственная причина, по которой она не ударила тебя в спину, это потому что она тебя любит? — Джейме презирал то, как брат насмешливо издевался над этим словом, любовь. — Потому что она не любит. Она на это не способна. Это бездонная жадная яма. Она будет играть с тобой, пока ты не отдашь ей все, а потом она просто прыгнет к тому, кто больше предложит. — Остановись, — прорычал Джейме. Тирион понизил голос. — Это если она не зарежет тебя, как последнего. Джейме сжал кулаки. — Боже, прекратите орать, вы поднимите на уши весь клуб. Серсея спускалась по ступенькам, положительно сияя. Она скрывала взгляд за большими солнцезащитными очками. Джейме знал, что она делала так, когда ей было что скрывать. Или, возможно, ей было стыдно. Он хотел надеяться, что она все еще может испытывать стыд. Таэна шла прямо за ней, неся портфель. Именно она озвучила новости: — Они сказали, что вы оба жизнеспособные кандидаты, и они будут следить за тем, как изменится общественное мнение в течение следующих нескольких месяцев. Выборы отложат до декабря. К сентябрю определятся с кандидатом. Тирион отказался смотреть на Серсею, но наградил Джейме тяжелым, пристальным взглядом, прежде чем вернуться к машине. Серсея повернулась к Таэне: — Подожди меня в машине, ладно? Джейме обратил внимание, что они выглядели, как соучастницы. Это так его разозлило: как бы он ни любил видеть улыбку на лице сестры, ему не нравилось, когда ее улыбки были не для него. Джейме смотрел, как Таэна спускается по оставшимся нескольким ступеням и садится в другую машину. Тем временем Серсея преодолела несколько ступеней, которые отделяли их, поэтому, когда он обернулся, их глаза были на одном уровне. — Мне жаль, что ты узнал таким образом, — сказала она. Сожаления в ней не было ни на йоту. Она выглядела высокомерной и удовлетворенной. — Я знала, что ты попытаешься остановить меня. Гнев. Он пузырился под кожей, и Джейме не знал, как реагировать. — Ты знала, как много это значит для него, — пробормотал он в неверии. — Ты знала, как много это значит для меня. — Да ладно, будет весело! — попыталась она, включая очарование. Она знала, что делает это намеренно, и он это не переносил. Все было поддельным, искусственным, маской. — Мы посражаемся пару месяцев, и пусть победит сильнейший! Джейме кипел. Его кулаки дрожали. Он не мог поверить в ее желчность, в то, что это все для нее просто игра. Это уже не просто игры. Она не только предала Тириона, она предала его. — Когда это закончится? — прорычал он. — Прошу прощения? — Я спросил, — он сделал шаг вперед. — Когда это закончится? Губы Серсеи приоткрылись. Даже за ее солнцезащитными очками он знал, что она начала защищаться. Больше не было игривости ни в лице, ни в голосе, когда она ответила. — Тогда, когда я скажу. У него что-то дернулось в животе, когда она это сказала, и он возненавидел себя за это. Еще он ненавидел себя за то, что сейчас, когда она не вызывала у него ничего, кроме омерзения, он все равно думал о том, как трахнуть ее в машине. Пусть Таэна видит, как она стонет каждый раз, когда она с ним. Должно быть, Серсея это почувствовала, или это было написано у него на лбу, потому что она надулась. — Ну же, Джейме, — мяукнула она. — Давай не будем ссориться. — Она наклонилась, почти касаясь губами мочки его уха. Ладони оказались у него на груди, кончики пальцев скользили по хлопку. — А если мы все-таки должны, то давай сделаем это без одежды. Она улыбнулась последний раз и ушла к машине. Она открыла дверцу и обернулась к нему. — Ты идешь или нет? — спросила она, держа дверь открытой. Он посмотрел в сторону машины, в которой его ожидал Тирион. Джейме медлил.