Paraboles

Слэш
NC-17
Заморожен
31
Kobblepot_swag соавтор
Размер:
54 страницы, 9 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Награды от читателей:
31 Нравится 8 Отзывы 6 В сборник Скачать

Пролог

Настройки текста

Никто не должен покидать своего ближнего, когда тот в беде… обязан помочь и поддержать своего ближнего — если хочет, чтобы ему самому помогли в несчастье. © Мартин Лютер.

____

Жизнь, бесконечно стремящаяся к своему концу бурным потоком, не оставляла ни единого шанса вернуться туда, где она началась, не оставляла возможности исправить ошибки, стачивая камни на своём пути и меняя русло по собственному желанию. Был ли то рок, или лишь бесполезная попытка считать, будто есть кто-то всесильный, способный спасти увязшую душу в собственных грехах? Грязную и утопающую в жестокости, как в кипящей смоле, а через время и вовсе увязшую по самое горло там, откуда нет, не было и никогда не будет возврата. В Готэм, пожалуй, действительно стоило приезжать умирать, а не дожидаться чуда, ниспосланного Богами. Кажется, уже никого из них, граждан пропащего городишка, не спасти, не показать яркое и блистающее солнце. Свет, в кромешной темноте.

____

Кажется, будто всё шло своим чередом. Перестрелки, убийства, Пингвин, новые проблемы, Пингвин, подозрительные личности, Харви, ланч, Пингвин, долги, совместная жизнь с Лесли и все прочие радости жизни в Готэме. Впрочем, всё абсолютно стандартно и аналогично тому, что и должно быть. Ничего, что выбивалось бы из привычного серого «нормально» по-Готэмски. С эдакой перчинкой собственного безумия, без чего-либо «необычного». Не то, чтобы Джеймс особо жаловался. Вовсе нет, у него просто и банально не было выбора: отказаться от всего и сбежать, или молчаливо делать свою работу и кивать головой, как деревянный болванчик, которых ставят на панель «джипов». Или же просто свалить все свои проблемы на Пингвина, сделать его виноватым, как и все в тот вечер. Хотя, постойте, нет, стоило обвинить даже целую армию «пингвинов», которая решила нарушить порядок и радостную идиллию пиршества на мероприятии нового мэра, Тео Галавана, который явно совершил то, что весьма и весьма не понравилось Кобблпоту. Но Джим прекрасно понимал, что перекладывать груз ответственности нет смысла, ведь вина целиком и полностью лежала на этом новоявленном «мэре», решившем сделать всё, дабы подмять под себя преступную и не очень власть, действующую в городе. Не просто занять самую верхушку, нет, а, подобно маленькому ребёнку, сломать старое и возвести на руинах свою собственную Империю, сделать больно всем и каждому, кто мог бы оказаться поблизости и кто представлял какую-либо мало-мальскую угрозу. И Освальд, будучи главой мафии, первый попал под удар. Любовь Кобблпота к матери была видна невооружённым глазом, ведь та была его поддержкой и опорой на протяжении всей жизни болезненного, но только лишь поверхностно и для матери, мужчины. Гертруда, несмотря на все тяжести и невзгоды, искренне старалась ради сына, отдавая всю себя без остатка ради него, делая для Освальда всё, что только было в её силах. Она видела в нём маленькое дитя, нуждающееся в материнской любви и опеке. И, в конце-концов, настолько сильно вбила себе эту мысль в голову из-за долгих и упорных страхов, что потеряла рассудок и поплатилась за это собственной жизнью, оставляя Освальда один на один со всей несправедливостью и жестокостью, царящими в этом городе. Тот хрупкий и невинный, но исключительно на первый взгляд, птенчик, вынужденный учиться летать самостоятельно, с влажными голубыми глазами, которые замечали отнюдь не все, поблёскивающими на свету и создающими ощущение ломкости, хрустальности его души, равно как и тело, израненное многочисленными драками и перестрелками, пожалуй, ещё даже времён Фиш, которое приходится прятать под всеми костюмами, как и душу — в ненависти и жестокости. После матери у Освальда остался лишь один человек, к которому он не испытывал ненависти, по отношению к нему не было корыстных мыслей или исключительного желания добиться чего-либо. Хотя, всё же, добиться Пингвин от него хотел чего-то необъяснимого для них двоих, лишь для них, в некотором роде, даже интимного, того, что нельзя раскрыть или показать, намекнуть. Хранить в себе и с немым обожанием вспоминать каждое мгновение — всё, что оставалось Освальду из-за невозможности получить нечто большее. Но, так или иначе, бывшее самым желанным, только существовавшим для него. Не заметить тот по-собачьи восторженный взгляд, которым Освальд смотрел на старшего детектива в моменты их коротких встреч, было невозможно. Хотя… Джеймс Гордон прекрасно справлялся с этой задачей, будто это была его вторая работа. Гордон отчего-то становился тупее винной пробки, хотя для Освальда и являлся самой желанной бутылкой вина, прикидываясь, что не видит всего происходящего, или действительно был так глуп и слеп до одурения, подобно тем душевнобольным, коих видел в Аркхэме. Поэтому в Кобблпоте он видел своего рода «соратника» и «помощника», который совершенно бескорыстно помогает, порой подставляя себя, раскрывать детективу дела, но и не более того. В отделе, кажется, не шептался только слепой и глухой об этих двоих, а Нигма даже предположил, будто разгадав главную загадку Гордона, что у детектива хронический кретинизм, а это, к всеобщему сожалению, неизлечимо абсолютно и никогда не лечилось. Вероятно, за этой импровизированной сценой, когда Освальда всё с тем же восторгом смотрит на него и, едва-едва дыша, заглядывает в глаза, озвучивая свою просьбу, а Джим, недолго поразмыслив, выдаёт что-то грубое, невнятное, хотя смысл был понятен, лишь бы побыстрее отстал. Но и этого Кобблпоту было достаточно. Тот, сияя подобно самой яркой звезде в ясную ночь, расплывался в довольной и радостной улыбке и направлялся далее по своим делам, и всё прочее для него уже не имело значения. Он счастлив.

«Дай мне надежду, о, моё проклятье.! Знай, греховных мыслей мне сладка слепая власть, Безумец прежде, я не знал, что значит страсть.»

Но был ли он так счастлив в этот вечер? Когда столь знакомое, до боли родное в сердце лицо стояло между ним и его целью собственной мести? Был ли он счастлив, что приходится направлять ружьё не на того, кому хотел отомстить, а на того, ради чьей жизни сделал бы всё, лишь бы не пропал? А ведь уже сделал… Вернул ему чёртову должность, из-за которой стоит здесь и сейчас, заставляя руки дрожать сильнее, сбивая прицел. Абсолютно отвратительно чувство тревоги, тупая и ноющая боль, щемящая сердце, заставляли нервничать и беспокоиться с каждым мгновение всё более и более, лишая возможность следить за всем происходящим вокруг, лишая хоть какой-то концентрации. Ведь в любой другой ситуации всё было бы закончено за доли секунды, но именно сейчас приходилось медлить, не замечая того момента, как пуля снайперской винтовки прошла сквозь одежду и плоть, пронзая плечо, не позволяя дальше удержать оружие в руках, а самому устоять на ногах. Позорный проигрыш… Уже не первый раз. А Джим колебался, находясь на распутье, не зная, куда кинуться. Продолжать выполнять приказ? Развернуться и застрелить Галавана? Начать успокаивать Освальда и говорить, что всё будет хорошо? Хотя последний вариант казался удивительно странным… Ведь Освальд был таким жалким в тот момент, что это и не удивительно. Каким бы идиотом Гордон не казался, а той любви, которую Пингвин к нему испытывал, он не заметить не мог. Он видел, но старательно игнорировал. Сперва из-за Барбары, после из-за Лесли. Мысли о том, что Кобблпот мог нравиться ему в подобном смысле, как женщина, казались чем-то немыслимым. Нет, даже не так. Чем-то до ужаса абсурдным. Конечно, во времена своей бурной молодости, в частности, учёбы, несколько интрижек нетипичных для гетеросексуального мужчины всё же были. Можно даже сказать, что чуть более, чем нетипичные, имеющие откровенно непристойные гомосексуальный характер с продолжением в виде пьяных взаимных ласк и пары поцелуев, но не более того. Все они оканчивались сконфуженными переглядками и неловкими разговорами с просьбами мирно разойтись и не издеваться друг над другом. То есть, ничем особо хорошим. Что со стороны Джим, что со стороны его партнёра, желания продолжить не было. Да и дел становилось всё больше, отчего любая подобная возможность просто-напросто становилась похожа на шутку. Дружескую шутку. По крайней мере, Гордон на это искренне надеется и не вспоминает более. Освальд не знал о столь неудачном опыте детектива, даже и предположить ранее не мог, иначе он мог попробовать всё изменить… Но и сейчас ему было отнюдь не до этого. Конкретно в этот момент почему-то было страшно. Внешне Гордон выглядел довольно спокойно, хотя внутри что-то неприятно тянуло там, где у людей обычно сосёт под ложечкой. Он разрывался на части, метаясь из одного угла сознания в другой. И выстрелить в Освальда нельзя — он вполне закономерно на потерю близкого себе человека злился и хотел отомстить. И ослушаться приказа, отдав Галавана ему на растерзание тоже нельзя — это идёт вразрез его убеждениям, собственным моральным ориентирам, что всему следует быть по «букве» закона. Но здесь… Здесь совсем иная ситуация. Простой и каждому понятный человеческий закон — око за око, зуб за зуб. И этот закон был куда весомее, чем все остальные, закреплённые конституцией и международными организациями по правам человека. По закону Галаван — чистый и невинный человек, нет доказательств его вины, даже мало-мальской зацепки. А Освальд — преступник, психопат, убийца, который делает всё по велению собственного безумия, по велению его разума. Но… Да. Тео сам виноват в том, что его хотят убить. Все всё знают, да просто доказывать не хотят, откупится же. Даст побольше денег, поугрожает своими людьми, сделает пару выстрелов, пригрозит близкими и родными, и дело готово — он снова законопослушный гражданин, который абсолютно чист и невиновен. А Кобблпот — душевнобольной человек… В глазах Гордона на мгновенье проскользнули жалость и понимание. Освальд просто бежал с того места, как самое настоящее раненое животное, прячущееся от охотников. Испуганная косуля с затравленным заплаканным взглядом. Кобблпот не хотел видеть перед собой эту картину… Мама, Галаван, Джеймс и его неуверенный, слабая хватка в руке, держащей пистолет, а потом красное марево боли, которое мешало думать, мешало видеть и понимать, куда он едет, существует ли он вообще, или был убит, а это проносится его жизнь перед глазами, как дорога боли? Позволяло только сглатывать слёзы, рвано дышать и ехать вперёд, до ближайшего переулка, где можно бросить машину этого идиота. Даже не было алкоголя, чтобы залить рану! Вопреки всему, Джеймс среагировал быстро, и вместо того, чтобы и дальше следовать инструкциям, направился за Освальдом. Выхватил ключи от рабочей машины, вернулся в автомобиль и завёл его, дав по газам, дабы успеть поймать. Ведомый исключительно внутренним желанием что-либо для чего-то решить, может, даже и ради себя самого, он не осознавал это на самом деле. Всё стало схожим с каким-то сюрреалистичным сном, где Гордон был не-собой, наблюдая за происходящим со стороны. Свернуть, проехать на красный, едва не врезаться в кого-то… И промотался так бесцельно, в итоге всё-таки задев столб и едва не угодив куда-то под мост. Неожиданно накатила усталость. И что теперь? Освальда уже не догнать, он слишком далеко. Да и, наверное, видеть Джима ему хотелось менее всего. Отправив короткое сообщение Харви, дабы те занялись разбором этой «проблемы» самостоятельно, мужчина направился к себе домой. Терять было нечего. А Освальд и вовсе не знал, куда идти… Он остановил машину, просидел в салоне около десяти минут, держась за плечо, хотя кровь сочилась сквозь пальцы. Поэтому решение пришло само собой — идти в ближайшее место, откуда его не прогонят, где его не убьют. Это была квартира детектива, на которого он возлагал свои последние надежды. Пусть от боли Кобблпот начинал практически терять сознание, пусть нога напоминала о себе, пусть приходилось ловить испуганные взгляды людей вокруг… Но он дошёл до своей цели, даже поднялся на нужный этаж, а детектива ещё не было, или не будет. Вдруг он давно переехал? Освальда это не волновало, да кто-нибудь его найдёт, поэтому, опираясь на стену спиной, он плавно опустился на пол, закрывая свои уставшие и покрасневшие от слёз глаза. Наверное, Кобблпот просидел так порядка минут двадцати, но точно не более получаса. Джеймс нашёл его у себя под дверью весьма быстро, ведь ехать было совсем недалеко. Но как же было неожиданно встретить Освальда там. Взъерошенного, тяжело и глубоко дышащего, в пропитанной кровью одежде в районе плеча, всем своим видом и одним взглядом голубых глаз, которые постепенно начинали терять свой блеск, просящего о помощи. Гордон, в начале оторопев и хорошо разглядев гостя, тут же осёкся и поднял того с пола, похлопав по щекам, дабы оценить его состояние. По бледному лицу, на котором уже явно выделялись веснушки, стало быстро понятно, что следует поскорее как-то это всё решить. Джим затащил Кобблпота к себе в квартиру и стал на ходу раздевать, довольно громко шепча что-то себе под нос, вроде того, что бы тот не отключался и хватался за сознание. В подобной ситуации это было кстати. Времени на лирические паузы и философские беседы абсолютно не было. Уложив на диван, Гордон окончательно его раздел и довольно спешно, силясь не поддаться необъяснимому чувству паники, которое пробирало его второй, кажется, третий раз за столько времени, не позволяя много раздумывать над всем, достал аптечку и стал проводить необходимые манипуляции. Протереть кровь, вылить какое-нибудь обеззараживающее средство, кое-как достать пулю, ещё раз всё залить, наложить повязку и тугие бинты, хотя ему и нужно было в больницу, стоило зашить рану, но это было невозможно для обоих. И, наконец, выдохнуть, дав Освальду таблетку обезболивающего, насколько это было возможным вообще, когда его сознание угасало. В конце-концов, он, закончив хрипеть и шипеть, мирно заснул или, что вероятнее, просто потерял сознание. Но достаточно спокойно задышал, дыхание выровнялось, а сам Кобблпот перестал дёргаться и вздрагивать. Кобблпот не верил своему счастью, думал, что удача окончательно оставила его в этой жизни. А Джеймс появился весьма вовремя, когда он практически терял сознание. Освальд только и успел почувствовать, как детектив подхватил его, сжимая. Тогда уже Кобблпот обратил на Гордона свой взгляд полной надежды… Надежды, что тот не оставит его. Вероятнее всего, следующим утром он будет извиняться и извиняться, спеша уйти, жалея, что испортил тому рубашку, диван, испачкал пол, поставил того перед фактом, что придётся покрывать преступника. Но сейчас, лежа на этом диване, он лишь мог стонать от боли, впиваясь короткими ногтями в обивку дивана и закатывая глаза. Ведь он чувствовал каждое движение… Как рана горит, как пинцет раздвигает плоть и проникает внутрь, как давит повязка. А в такие редкие моменты прояснения он видел напряжённое лицо Джеймса, казалось, что у того на щеке его, Освальда, кровь. Впервые детектив так близко, впервые не хочет оттолкнуть Кобблпота, который провалился в темноту именно с этим воспоминанием, находя наконец-то своё спокойствие. Джеймс потёр уставшее лицо и ушёл умывать руки и частично одежду от крови, кривясь. Почему-то запах железа вызывал иррациональный страх за неожиданного гостя. Вскоре детектив взял мягкую губку, которую ему зачем-то в качестве подарка вручил Харви на день Святого Валентина вместе с женским набором для душа, что было весьма и весьма кстати в данный момент, и набрал тазик тёплой воды, возвращаясь и обтирая Освальда от крови, впрочем, делая всё максимально отрешённо, скорее, из необходимости. После чего детектив переодел его в свою тёплую пижаму и всё же уложил осторожно в кровать, накрывая одеялом. Вот так. Спокойствие и сон. Этого Пингвину наверняка сейчас и не хватало. Необходимо лишь принять душ самому и лечь спать на диван, что Джим вскоре со спокойной душой и сделал, перед самым своим сном проверяя гостя ещё раз — всё ли в порядке. Кажется, что тот даже спит, дыхание ровное, как и у обычного человека во сне. Это вселяло некое спокойствие за раненого Освальда, успокаивая душу детектива. Поэтому он расположился на диване, подкладывая подушку под шею. Ещё один сумасшедший день закончен… На самом деле, Джеймс надеялся, что Лесли не будет ругаться за долгое отсутствие и в принципе отсутствие у неё всю ночь. Какая-то мелочь ведь, совсем не страшно оказаться один на один с раненым преступником-психопатом-убийцей и чёрте-знает-кем ещё, как только его гостя не окрестили, словно у того не было имени или фамилии, лишь глупая кличка мальчика с зонтиком, который всё с тем же восторженным взглядом смотрел, кажется, на любого, кто протянет ласковую руку и нежно коснётся кожи, не ударив и не навредив. Действительно, мелочь, которой так не хватало в Готэме. Будь Освальд в сознание, то он бы буквально выл и плакал бы от радости, что этот вечно холодный детектив так заботится о нём, что он не безразличен Джеймсу. Но оценить всё это он сможет лишь придя в сознание. А как скоро восстановится организм, потерявший столько крови, перенесший столько бессонных ночей и нервов, — вопрос, вразумительный ответ на который вряд ли найдётся так быстро, как хотелось бы. Да и неужели ему будет до того? Особенно, когда измождённое тело погрузилось во тьму, абсолютно не желая возвращаться туда, где до этого было так больно, сыро и холодно.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.