Я исцелил тебя, вывел душу твою из могилы. Я сохранил тебе жизнь, чтобы ты не сошёл в могилу (см. Псалом 29:3-4).
____
Медленно, совсем лениво поднималось солнце над горизонтом, наконец освещая спящий город. Нежно потянулись жёлто-красные лучи к верхушкам небоскрёбов, словно языки пламени, лижущие хрупкое стекло, которое, кажется, ещё чуть-чуть и расплавится, закапает и потечёт холодными ручьями вдоль широких дорог прямиком в Готэм-ривер, равно как первая наледь, образовавшаяся за ночь. Свет согревал серый бетон, покрытый сырыми пятнами, освещая всё, что случилось на улицах за прошедшую ночь… Насилие, кражи, убийства, угрозы, вандализм — без всего этого не проходило и дня в городе. Но ни дымчатому небу, ни прохожим не было дела до этого, если беда не касалась их жилища. В этом вопросе все казались эгоистами, думая о своей боли. Люди постепенно просыпались, оживляя пустынные улицы, заполняя магазины, офисы. Вопреки желанию понежиться в холодном свете, поднялся ветер, который достаточно быстро заволок недавно прояснившийся небосвод густыми, взбитыми тучами грязно-свинцового цвета. Сначала мелко закапало, а после хлынул ливень. Ничего необычного — на дворе была поздняя осень со всеми её прелестями: дождями, грязью, слякотью и холодом, пробирающими порывами ветра до самых костей. Совсем скоро должна была наступить зима, и природа охотно готовилась к этому периоду. Сбросила листву с деревьев, которая расстелилась гниющим ковром и отвратительным сладковато-дурным ароматом, оставляя одни лишь уродливые голые стволы. Отправила бедных птиц подальше от континента. Казалось, что замершее время было лишь дрёмой единого существа настолько огромного, что человечество перед ним представлялось не более, чем десятком надоедливого скота, овец, которые отбились от стада и пастуха, а оно лишь пересчитывает их перед сном.____
Когда Освальд открыл глаза поздним утром после ночи, проведённой без движения, он просто пытался понять, где находится… Это не потолок и койка в больничной палате, это не съёмная квартира Виктора Зсасза, это не дом, в котором они жили с матерью, это не темнота и не свет в конце тоннеля, даже не улица, где Пингвин ожидал себя найти. Только тогда Кобблпот осознал, что Джеймс оставил его у себя. Уступил свою кровать, свои вещи… Осознание этого вызвало на лице легкую улыбку, после которой он сразу же поморщился из-за малейшего движения раненой рукой. Но пришлось терпеть, лишь издавая сдавленный и тихий стон, который вырвался непроизвольно… Нужно вставать… Он считал, что чем быстрее встанет на ноги, тем скорее избавит Джеймса от проблем. Детектив проснулся без пяти минут десять и осознал, что совсем проспал. Собираться на работу уже не было смысла, только время зазря потеряет, да и приедет к ланчу, а там его Буллок развернёт и отправит искать Пингвина, который был совсем рядом, буквально под боком — в соседней комнате. Но знать этого кому бы то ни было, явно не стоило. Всё-таки, настолько интимные моменты жизни Джима касались исключительно его самого и собственной совести, неустанно блюдущей каждый поступок. Отправив пару коротких SMS Харви, мужчина сонно потёр лицо, тяжко вздыхая. Нет, Гордон никогда не был праведником, более того, абсолютно мало задумывался о спасении собственной души. Ведь если сделать малое зло сейчас, а после что-то большое хорошее, то неупокоенная совесть не будет так грызть, сжигать изнутри, но подобное уже давно не было успокоением. Может, совесть действительно спит? Или, всё же, сумел продать всё святое, когда позволил себе оставить Барбару одну, когда та невероятно нуждалась в родном тепле и понимании? А, может, и вовсе сделка с дьяволом, что удалось провернуть вне собственного сознания, навсегда освобождаясь от сердечных мук? И подобное, кажется, уже давно должно было успокоить скребущие порывы. Так отчего же абсолютно не было успокоения? На душе становилось гадко. Где-то в глубине разгорался истинно адское пламя, способное выжечь всех грешников изнутри. Но почему-то не выжигало самого Гордона, принося исключительно страдания, выдерживать кои становилось с каждым днём всё тяжелее и тяжелее. А кого, например, тому же Освальду, когда тот смотрел матери в глаза и видел сплошной страх? Когда понимал, что она всё знает. Когда просыпался от мерзкого голоса Марони, с заметным акцентом выкрикивающим «Монстр!». Какого было тому, кто видит последствия своих действия здесь и сейчас? Бог посылает испытания каждому по силам его, казалось, что тому свыше виднее, какие муки могут вынести души детей его.Проходя долиною плача, они открывают в ней источники, и дождь покрывает ее благословением; Псалтирь 83:7
Хотя и казалась порой, что губит он, ломает людей, а не закаляет их, все человеческое, что сам в души возложил топчет, лишая их подобия своего. И совесть, которую ощущали пламенем они за каждое прелюбодействие, совершенное по знанию и незнание, он в них возложил, та ведь как стрелка компаса указывала на моральную ценность поступков. Но люди и её не ценили, как и добро все, ниспосланное Господом, сами в себе закрывали ее, черствели, злом истинным становясь, тогда и все недоброе на их плечах оставалось. А в некоторых она цвела, некоторые настоящим живым добром становились, которое и о греховных делах помыслить не могли. Но что было грехом...? К несчастью, сам Бог мир этот устроил так, что ни один грех уже искупить нельзя будет, зло запоминал он, поэтому и припоминал до конца жизни. Ещё какое-то время Освальд лежал в постели, пытаясь свыкнуться с мыслью о том, какой он неудачник, какое отвратительное чувство любовь, ведь она губит всех! Из-за неё умерла мама, из-за неё он ранен, не смог осуществить свою месть, из-за неё подверг опасности Джеймса. Джеймс… Кто они теперь? Все ещё «друзья», как и ранее? Враги? Или же долг теперь за Освальдом? Все было слишком сложно, он не мог дать ответа на все вопросы, которые задавал. А после раздумий взглядом нашёл часы: уже достаточно поздно, детектив должен быть на работе. Именно время толкнуло его встать, мысль, что он не встретит Гордона, не нарвется на разговоры о чести и морали, не помешает тому… Совсем не жуткая жажда, усталость, нужды в очередной таблетке обезболивающего, хотя и лучше было бы что-то уколоть, действует намного эффективнее. Недавнее происшествие напоминало о себе во всём, поэтому на кухню пришлось идти… Нет, кухню пришлось искать в незнакомой, но, к его везению, небольшой квартире, опираясь здоровой рукой о стену, не смотря по сторонам, стараясь просто ничего не сбить и не сломать. И цель была найдена, какая удача. Следом первый попавшийся стакан. Руки, откровенно говоря, тряслись, будто у него начался тремор. Вода была набрана, и Кобблпот стал жадно пить, несмотря на то, что сам и обливался, не имея возможности как-то поддержать руку, даже опереться о что-то. Какой позор… Успокаивало одно — его никто не видит. Где-то в отдалении завибрировал телефон. Гордон нехотя посмотрел на звонившего — Ли. Вероятно, Буллок не успел ей сообщить, что тот крайне занят (на самом деле, занимается целым ничем), а именно, поимкой опасного преступника, который захотел убить мэра. Это ведь достаточно убедительная отговорка, дабы не разъяснять всего произошедшего? В газетах и без подобных описаний вполне хватает всяческих новостей и домыслов в них. Отвечать не хотелось, наверняка кто-то сообщит Лесли, что с ним абсолютно всё в порядке, жив-здоров-сильно-занят. Как раз, судя по звука, Освальд наконец-то пришёл в себя и стал беспричинно лить воду на кухне. Пришлось оторваться от собственных размышлений и от плена тёплого одеяла, проверяя, всё ли в порядке. Иначе придётся ещё и мыть пол из-за кое-кого, кто собирается, вероятно, устроить целый плавательный бассейн в небольшой квартире. А какой большой счёт придёт… Гордон неспешно прошёл на кухню, дабы, скорее, осмотреть проснувшегося гостя. Он застал Освальда как раз в момент, когда стакан выскользнул из рук и упал на пол, чудом не разбившись. Вновь разлилась вода, образовывая приличную лужу. Без приветствий, с обречённой усталостью, Джим достал половую тряпку и протёр пол от воды, ещё не реагируя на слабые попытки извиниться или нечто похожее на них. Наконец, покончив с импровизированной уборкой, тряпка оказалась на прежнем месте. Детектив позволил себе взглянуть на Кобблпота, ожидая какой-либо реакции, но по итогу не выдерживая и начиная диалог первым. — Зачем ты встал? Не мог позвать? — всё так же устало, с некоторым раздражением сказал Джеймс, схватив его за руку и возвращая, как маленького, обратно в спальню. — Ну, я жду. Скажи что-то в своё оправдание. Почему именно он попал в эту ситуацию? Почему именно сейчас? Почему в его квартире? Ведь Освальд испугался. Он думал, что Джеймс на работе, поэтому едва мог совладать со своим страхом. Услышав шаги в гостиной, Кобблпот ведь просто мог пропустить звук открывающейся двери. Вчера его могли увидеть, а сегодня прийти и добить… Мысль об этом сковывала всё тело, не давая вовремя и с нужной силой сжать пальцы на влажных от капель воды стенках стакана. А когда появился Гордон, то Освальду и оставалось смотреть на него, как провинившейся собаке, осознающей свой пусток, ведь не хотел доставлять неудобств, каков идиот… — Джим, я не знал, что ты дома, — наконец тихо ответил он, оказавшись в постели на том же месте, где и ранее. — Мне лучше, я уйду сегодня, мне так неудобно… Мужчина некоторое время молчаливо поглядывал на Освальда, доставая вновь аптечку и обезболивающее, после занимаясь подготовкой всего необходимого для свежей повязки. — Куда ты пойдёшь? На улицу? Или снова будешь тереться у меня под дверью? Сиди уж тут, тебя ищет Галаван, сейчас мой дом — самое безопасное место для подобных случаев, — Гордон сел на кровать, стягивая с гостя рубашку для замены бинтов. Тот отчего-то смущённо зарделся, глубоко выдыхая от стыда и дёргаясь, когда засохшая кровь стала отходить вместе с тканью. Дальше последовали уже привычные действия. Обработать, замотать потуже. — Мне некуда было идти, Джим… Я найду, сейчас найду... А Галаван пускай ищет, чего мне уже терять? — звучало скучно и грустно, будто Освальд хотел пожаловаться, но только если на самого себя. Детектив был прав во всем, Освальд был благодарен, но если бы оказался в его квартире и постели при других обстоятельствах, то сопровождалось бы всё это ещё и радостью. Ведь Гордон так близко, касается так осторожно… Это приносило удовольствие до того момента, пока мужчина не потянул за повязку, отвлекая от всей приятной абсурдности. Освальд терпел, кусал тонкие губы, но старался не издать и звук, строя из себя мужчину, но получалось у него это так же, как и у маленькой девочки не плакать из-за разбитого колена, — никак. Но пытка закончилась, тогда он уже смог посмотреть на детективы своими влажными голубыми глазами. — Спасибо тебе… — голос немного дрожал, но это было искренним. Одного взгляда в глаза Освальда хватило, чтобы на душе кошки неприятно заскреблись, раздирая и без того слишком хрупкий внутренний мир, едва давая оправиться самому после очередного удара. Было что-то в этом неправильное, слишком сентиментальное. Но Пингвин весь такой: немного нескладный, походящий на неопытную постановку в театре. Невинная девушка из него никакая, зато затравленный котёнок — прекрасный. — Тебя нигде больше не задело? — поинтересовался мужчина, отдавая Кобблпоту таблетку обезболивающего. Грустный раненый котёнок, отчаянно нуждающийся в помощи. От такого сравнения Гордон вздрогнул. — Нет, только плечо, — Освальд невольно даже слегка улыбнулся, слыша и видя такую заботу со стороны детектива. Ведь он был совсем не такой, как хочет казаться. А ещё с большей радостью он выпил таблетку, о которой мечтал с самого пробуждения. Котёнок..? Для него это было бы самое оскорбительное сравнение. Да, он нуждался в помощи, но такого бы потерпеть не смог. Ведь котёнка столько раз пытались утопить, а он выбирался и упорно лез дальше. И ведь смог! Разве это не заслуживает похвалы и уважения? Да и вообще, почему не раненый птенчик? Это шло ему куда больше…Мои слёзы — что капли вина, Когти словно из обсидиана. Моё зеркало — это Луна, Кровожадная дева Диана.
Детектив спокойно выдохнул, позволив себе наконец расслабиться и не думать о том, что с неожиданным гостем может что-либо случиться ещё, помимо кровотечения. И тут же вспомнил о еде. В желудке заурчало. Гордон, если ему не изменяет память, остался вчера без ужина. Сегодня утром, соответственно, без какого-либо завтрака. — Ты голоден? — спросил Джим. Ну конечно же голоден! Глупый вопрос, скорее, чисто формальный, из вежливости. Они оба хотят есть, оба вчера претерпели достаточно проблем, а Освальд более всех, разумеется. Наверное, это был очередной неловкий момент для Освальда. Отнял у него время вчера, мешается сегодня, принося различные неудобства, а сам даже не может сделать что-либо в знак благодарности за терпение и беспокойство. А ведь Кобблпот запомнит… Потом на всё добро ответит тем, что будет в его силах. — Голоден? Ох, совсем нет, не беспокойся, — чуть хмурясь, ответил он. Был ли голоден Освальд на самом деле? Не знал сам, по крайней мере, его сознание точно, ведь столько мыслей, волнений, стресса, что становилось совсем не до еды. А тело… Тело было радо и элементарному покою. — Голоден, — с тихим вздохом проговорил мужчина, поднимаясь с постели и направляясь на кухню искать или готовить что-либо съестное. Кажется, где-то оставалось что-то от позавчерашнего ужина из какого-то ресторана. Впрочем, если разогреть, то будет достаточно съедобно. В любом случае, они оба не были такими уж прихотливыми. — Сиди здесь, я быстро. Понял? Освальду нечего было возразить, да и был ли смысл спорить с детективом? Поэтому, стоило тому только скрыться из комнаты, Пингвин устроился чуть удобнее, опуская голову на подушку и прикрывая глаза. Какое же это было удовольствие… Тёплая и мягкая постель, в которой ещё вчера спал Джеймс, где пахло им. Кобблпоту становилось стыдно за себя, ведь такие мысли больше походили на размышления маньяка, который тайно проник в квартиру своей жертвы во время её отсутствия. Или одержимого, который бредил во сне, в своих мечтах о том, кого так самоотверженно любит. — Да, Джим, я послушно сижу здесь. Ты ведь не против? Тем более ты был прав… Последнее Гордон пропустил мимо ушей, невнятное чириканье волновало менее всего. Мужчина ушёл на кухню и осмотрел содержимое холодильника. В самом деле, не хватало мыши, решившей свести счёты с жизнью в прохладном месте. Но что-то уж точно было. Какие-то замороженные овощи, полуфабрикаты сродни пицце и мясного фарша. На верхней полке даже нашлись подмороженные томаты вместе с открытой банкой пасты. В нижнем ящике, под столовыми приборами оказалась пачка спагетти и каких-то сушёных приправ и трав. При большом желании, получится весьма вкусно. Вот и Джеймс, имея большое желание, приступил к готовке. Достать большую кастрюлю, налить туда воды, поставить на плиту и включить, оставляя закипать. Достать фарш и закинуть его вариться, предварительно кое-как слепив из него нечто отдаленно напоминающее шары. Будь Гордон более уставшим, то закинул бы туда и спагетти, но как-то рука не поднялась. Уже начинало такое смахивать на глупость. Пришлось поставить вторую кастрюлю с ними. Вода начинала закипать. По началу шебуршания Джеймса на кухне Освальд и вовсе не замечал. Просто тишина… Ни радио, ни телевизора и надоедливых новостей, ни постоянного шума от машин, ни криков пьяных бездомных, даже порой раздражающих возгласов детей не было. Но потом Освальд всё-таки заметил звуки с кухни, которые стали удивительным открытием. Неужели детектив Джеймс Гордон умеет готовить? Какая приятная черта стала дополнять его образ в мыслях Кобблпота. Ведь это так неожиданно, такой мужчина… Хотя он бывает одинок, живёт уж точно один. Ведь Освальд тоже умел готовить! Тогда в голове и что-то переключилось. Точно создастся впечатление, что его ужалило что-то, но Пингвин тихо заглянул в кухню. — Джим, я могу помочь тебе...? — просьба прозвучала как-то тихо, с некоторой надеждой в голосе, будто Освальд действительно хотел быть полезным, искренне желал помочь. — Я же сказал тебе сидеть. Куда вылез? — несколько раздражённо спросил детектив, доставая уже готовые тефтели. — Чёрт с тобой. Следи за спагетти, разварятся, иначе будем есть пластилин. — Но я… — тихо начал Освальд, опуская голову и хмуря брови. Неужели он так неприятен Джеймсу? Но затем услышал согласие, которое хоть как-то помогло приподнять ему настроение. Поэтому после слов детектива Кобблпот прошёл к плите, стараясь не мешать Гордону, но своевременно заглядывая под крышку кастрюльки и уменьшая огонь. — Что ты? Что, Освальд? — детектив принялся делать из томатной пасты и приправ соус, довольно обильно поливая им тефтели. — Как там спагетти? Освальд лишь поджал губы, не собираясь как-то оправдываться перед Джеймсом. Разве он сделал что-то плохое? Нет, а собираются его отчитывать, будто уже сделал что-то эдакое и подлое. — Я ничего не испорчу, не думай так, — тихо ответил Кобблпот, помешивая их обед и обращая внимание на упаковку, из каких сортов сделаны спагетти, рекомендуемое время варки. А там и отключил их, по внешнему виду оценивая, что они готовы. — Добавишь в них немного масла, когда сольёшь воду? — Да, угу, — Джим кивнул и сделал ровно так, как и сказал Освальд — это действительно имело смысл. — Будешь тефтели? — Да, спасибо, — Кобблпот осторожно опустился на стул, наблюдая за Джеймсом. Задаваясь больше вопросом о том, кто научил его готовить, а не о том, будет ли он есть… Он не в том положении, чтобы отказываться, злить Гордона. Мужчина молча сел рядом, разложив не то завтрак, не то обед по порции на каждого, принялся есть. Оба молчали, лишь было слышно, как стучали вилки по тарелками. Никто не пытался заговорить, банально хотелось поесть, поэтому счесть относительную тишину неловкой паузой они явно не захотели. Гордон был целиком и полностью занят своими мыслями, а Освальд — украдким поглядыванием на него, будто кто-то может запретить ему это. Это заняло порядка двадцати минут, да и еды было не так много, чтобы всё растягивать до часа. После Джим поднялся и включил кипятиться чайник, несколько лениво проходясь рядом с Освальдом. Тот отчего-то тоже вскочил, оказываясь рядом со своим объектом обожания в столь опасной близости, так, что вполне можно было услышать, как бешено бьётся сердце, как щёку опаляет горячее дыхание. Пингвин на пару мгновение даже забыл, что нужно выдохнуть, заворожённо «впитывая» каждую секунду интимной близости.