Рабство - не приговор

      А ещё Джексон много работал, что не могло не расстраивать парня, который видел, как эти нагрузки сказывались на чужом самочувствии. За пару месяцев тёмные круги под глазами стали нормой, а светящаяся улыбка меркла с каждым днём всё больше.       Феликс чувствовал, что должен что-то сделать, как-то помочь, но даже его забота не спасала. Он всё же стал личным водителем, после длительных уговоров, отвозил мужчину на работу, чтобы после – забрать. Большего, увы, сделать мальчишка не мог.       – Джек, может тебе сменить работу? – спросил однажды Феликс, когда они лежали в кровати после очередного трудного дня.       – Нет, малыш, всё в порядке. Просто навалилось…       Джексон мог приходить поздней ночью, находя парня задремавшим в кресле, и относил его в комнату, чувствуя уколы совести. Это было видно утром в глазах, а потому Феликс улыбался и твердил, что это пустяки.       А в один такой вечер мужчина и вовсе не пришёл домой.       Парень уснул на диване, а проснулся от кошмара с криком и слезами на щеках. Ему вновь снился предыдущий хозяин, его мерзкие слова, грубые действия, наполненные ненавистью, презрение в глазах. Это давно не был образ Джека, после того случая перед ним появлялось только реальное лицо насильника, которое навевало панику. Как бы хорошо ни складывалась новая жизнь, но старые раны иногда открывались, показывая, что ничего не проходит бесследно.       А теперь Феликс проснулся посреди ночи один в гостиной, а не в тёплых объятиях, что пробудило ещё одно липкое воспоминание. А что, если Джексон устал от него и снова ушёл к кому-то другому, с кем не пришлось бы возиться и осторожничать? Но он ведь не мог так поступить...       Противоречивые мысли душили и не давали покоя, из-за чего парень провозился на кровати до самого утра, без шанса выспаться. На сердце было какое-то странное предчувствие, но это можно было списать на паранойю и страх за своё хрупкое счастье.       Вытащил его из размышлений дверной звонок, разнёсшийся громким звуком по пустой квартире.       Первая радость от прихода Джека спала, ведь на пороге стоял не он. Это была госпожа Ван. Вся разбитая и с опухшим от слёз лицом. В этот момент Феликс осознал, что не виделся с ней уже больше месяца, и даже не думал, что женщина могла так сильно постареть. На висках залегла седина, а мешки под глазами, кажется, не сходили уже очень давно. Даже фигура ссутулилась и помрачнела.       – Ох, милый мой мальчик, тебе придётся быть таким сильным и смелым теперь… – её голос дрожал, а ком в горле не дал продолжить, вырываясь всхлипом, когда женщина заключила растерянного паренька в крепкие объятия.       – Госпожа Ван, что стряслось? – как же он не хотел это спрашивать. И до чего же сильно не желал слышать ответа, осознавая, что произошло что-то ужасное. Сердце ведь не обманешь.       – Джек нас покинул. Этот эгоистичный ребёнок… – напускная злость была быстро смыта горькими рыданиями и истерикой.       Феликсу пришлось сцепить зубы, проглотить собственные слёзы и усадить госпожу на диван, наливая ей успокоительное. Когда она смогла спокойнее дышать, то опустилась на подушку, медленно засыпая, а в последний момент передала большую папку с надписью «Феликсу», которая была написана до боли знакомым почерком.       Несколько скатившихся слезинок всё же упали на простынь, когда парень закрылся в спальне и забрался с ногами на большую кровать. Осознание неизбежного накатывало слишком стремительно.       Он медленно провёл пальцами по неровным буквам, словно стараясь изменить то, что находится внутри. А через несколько мгновений открыл её, высыпая содержимое на кровать. Там были десятки каких-то документов, суть которых не разобрать в таком состоянии, какие-то бланки, счета, бумаги. А ещё было письмо в запечатанном конверте с той самой кривой надписью.       Парень завис на секунду, а после выдохнул и открыл, натыкаясь на сложенный и исписанный лист. С первой же строчки он понял, что сдерживать слёзы больше нету сил.

Маленький мой, родной, любимый Феликс. Прости меня, идиота, если сможешь. Я так перед тобой виноват. Я обещал подарить тебе прекрасную жизнь до конца дней, но промолчал о том, что это наступит слишком скоро. Как бы я хотел иметь больше времени, чтобы любить тебя и быть всегда рядом. Когда я потерял сознание, то в моём мозгу нашли опухоль. Я так боялся тебе сказать… Так не хотел, чтобы ты меня бросил. Глупо? Думаю, что да, но уже ничего не могу исправить. Будь моя воля – я бы держал тебя в своих объятиях до последнего мгновения существования этой чёртовой вселенной. Но, увы, у всех есть свой срок и мой уже исчерпан. Я старался продержаться дольше, чтобы быть рядом, помочь, поддержать. И знаешь что? Ты справился, маленький мой! Ты самый сильный духом мужчина, которого я только знаю. Ты смог пережить то, что другим даже не снилось. Ты вновь научился доверять и искренне улыбаться. Как же я обожаю твою волшебную улыбку… Она придавала мне сил, когда я истощался и хотел опустить руки. Это было так трудно… Но ты мне помогал. Своими ужинами, поцелуями, голосом. Ты просто невероятен. Последние месяцы я провёл в изучении различных законов и правил, касающихся проданных в рабство людей. Естественно, всемирная борьба с рабовладением не в моих силах, но тебя я был обязан спасти. И, так как моя мама юрист, то она мне во многом помогла и поддержала. А ещё будет рядом с тобой, когда я не смогу… Так вот, мы сделали всё возможное и невозможное, чтобы на тебе не было ярлыка раба. И у нас всё получилось, малыш, представляешь?! В папке ты найдёшь свой новый паспорт, страховку и кучу других вещей, которые есть у обычного человека, они все твои. Также, я переписал на твоё имя свою машину, квартиру и все счета в банках. Там немного, но на первое время хватит. Не думаю, что ты быстро сможешь стать самостоятельным, но я тебя прошу, нет, умоляю, маленький, найди своё счастье в этой жизни! Я был в ней только эпизодом, но, надеюсь, что важным. Я люблю тебя и очень хочу, чтобы ты продолжал искренне улыбаться. Помни обо мне, но не живи прошлым и радуйся жизни так, словно это твой последний день, мой храбрый котёнок.

      ***       – Мэри, а где у вас нож для торта взять? – из кухни выглядывает белокурая, сияющая широкой улыбкой, голова Феликса.       – Верхний ящик, милый, – парень кивает и уносится обратно, возвращаясь с приборами и блюдцами.       В столовой собралась вся семья Джексона, которая приняла мальчика со всей любовью, и если с родителями он был знаком давно, то с братом и сестрой встретился только после смерти Джека.       Он уже не тот маленький и испуганный мальчишка, который появился на их пороге, но его любят в этом доме и ждут, словно самого родного ребёнка.       – Как прошёл тур? Что интересного видел?       – Знаете, превосходно! Я первый раз побывал в Европе, там так красиво. За последние три года – это самое масштабное моё путешествие. Только подумать: полгода! Уму непостижимо. Я очень устал, но так приятно снова вернуться домой.       – Мы тоже рады тебя видеть, родной. Я помню, что Джексон хотел, чтобы ты занялся музыкой, и он был бы горд узнать, что ты стал известным на весь мир певцом, – госпожа Ван грустно улыбнулась, являя взору глубокие морщины вокруг глаз.       – Вы правы. Я буду вечно ему благодарен за помощь и поддержку. А ещё за то, что дал мне такую прекрасную семью.       И пусть Феликс потерял свою первую и трепетную любовь, но он обрёл самого себя и силы жить дальше. А ещё он точно никогда не забудет того, кто подарил ему новую жизнь.