Map of the soul: 7

            В переплетении душ, в тонком полете изящных и чистых чувств, рождается мягкая, укрытая любовью несгорающей и неумирающей мелодия, объединяющая сердца, которые любят искренне, вечно. В этой мелодии столько всего можно услышать: от ноток бесконечного, безграничного счастья, до горького послевкусия долгого, мучительного ожидания. Услышав ее, вы не сможете остаться равнодушными, сердце сразу начнет трепетать, биться сильнее, пробуждая бабочек, которые своими крыльями будут заставлять вас гореть от непонятного чувства сильнее. Соврет тот, кто скажет, что его сердце мертво, а чувств быть не может, и любовь только красивое слово — такая искренняя любовь стирает все предрассудки.       Черные глаза, огромные с миллиардами застрявших в них звезд, смотрят с не скрытым любопытством, осматривают все по сотому кругу, изучают и запоминают. На губах пухлых легкая-легкая улыбка цветет, медовая кожа красиво переливается в теплых лучах солнца. Волосы каштановые кучерявые красиво лицо обрамляют, сверкают своей мягкостью, призывают к себе прикоснуться. Крылья огромные длинные-длинные, мощные черные с острыми тонкими перьями шлейфом расстилаются позади своего хозяина. Все такой же красивый как бог, как будто и не было этих семисот тысяч лет полных безграничной тоски.       Чонгуку не верится, что все это реальность, просто не верится, хотя с того момента, как он Тэхена привел в Рай прошло уже четыре дня. Четыре дня, а Чонгук считает, что все это жестокая иллюзия, только холодная ладонь Тэхена в теплой архангела и дает знать, что все происходит в реальности.       Чон, честно, в тот момент, у той пещеры, на краю мира хотел зарыдать, сбросить свою маску сильного и крепкого архангела и просто зарыдать, падая на грязную землю. Но держался, сжимая зубы, задыхаясь от чувств, которые его разом начали переполнять. Только руки предательски дрожат, только в голове вдруг пусто стало, только глаза отказываются поверить в то, что видят.       Из пещеры Тэхен выходит в ободранных, грязных лохмотьях, которые больше обнажали, чем прикрывали. У него глаза, как и обычно, черные, всепонимающие, огромные и такие родные, что у архангела сердце предательски сбивается с ритма, начиная нестись бешеннее, прямо к нему, к любимому, только к нему. Тэхен такой же, какой и был, высокий и красивый, с волосами каштановыми длинными, черными глазами и этими прекрасными крыльями глубоко-черного цвета. Он такой же, если исключить тот факт, что во взгляде больше нет той тяжести, что он когда-то нес с собой, не было боли, и зверя того, в цветках глицинии тоже не было. На архангела смотрели совершенно чистые глаза, красивые с толикой детской наивности и любопытства.       Чонгук тогда сразу, с замирающим сердцем, с комом в горле из слез, понял, что Тэхен его, и правда, не помнит, не узнает. Архангел был к этому готов, тысячу раз прокручивал в своей голове сцену их воссоединения. Но оказалось, что он до беспомощного к этому не готов. Он не сможет просто стоять и смотреть, он хочет вперед броситься на шею Тэхену. Только нельзя. Его не помнят. Но хватит и одного того, что сам Чонгук свою любовь помнит, вечно, и он обещал, а обещания свои привык сдерживать. Столько ждал… столько ждал!..       — Я… — а голос ломается так, что удивительно, как его вообще слышат. Хотя Тэхен же Хаос, он обладает многими силами, намного большими, нежели архангел, который даже сейчас не смог бы выше него прыгнуть. — Я Чонгук.       Тэхен улыбается, мягко так, чисто-чисто, беззаботно. У Чона от этого в глазах щиплет, у него ноги слабые трясутся. Перед ним живой, в физической оболочке стоит тот, кого он ждал семьсот тысяч лет! Кого уже отчаялся когда-либо увидеть! Кого… кого так любит, что прямо сейчас готов как слабак разрыдаться, потому что невыносимо все это, он не может поверить! Не может! Он должен потрогать, должен прикоснуться, нужно знать, что это не иллюзия!       — А я кто? — спрашивает Тэхен, глядя прямо в глаза Чонгуку и тут же хмурится. — Ты расстроен, потому что я… — запнулся, подбирая нужное слово, — безродный? — Конечно же, он ничего не помнит, конечно же, не знает, кто он, что у него есть семья, есть те, кто его любят, есть Чонгук, которому неважно, кто перед ним стоит — Хаос, Дьявол — хоть кто. Главное, что Тэхен!       — Я не расстроен, — Чон силится улыбнуться, но у него не выходит, зато слеза срывается с глаза, утекая вниз под пристальный взгляд черных глаз. — Я счастлив!       Тэхен непонимающе хлопает глазами, ему снова тяжело даются все эти чувства. Как тогда, так и сейчас, в оболочке Хаоса ему не нужны были эти эмоции, он был прост, хоть и сложен. Ему придется учиться всему заново — Чонгук это понимает, и почему-то слезы от этого его еще сильнее душат. Он не ощущает, что потерял кого-то важного, раз Тэхен его не помнит, он ощущает, что наконец-то обрел самого нужного, и готов все сделать, только чтобы в этот раз он был самым счастливым.       — Но ты плачешь, — веско замечает Тэхен, перекладывая позади себя черные крылья удобнее, — наверное, это из-за меня, я тебя напугал. — Он хмуро брови на переносице сводит.       — Из-за тебя, — с улыбкой отвечает архангел, смахивая со щеки еще одну слезинку, — я счастлив из-за тебя.       — А кто я такой? — живо интересуется Тэхен, с любопытством рассматривая Чонгука.       Он бы к нему даже подошел, только боялся спугнуть, он провел уже целую неделю в этой пещере совершенно один, и не хотел бы, чтобы это прекрасное создание его сейчас покинуло. Быть одному совсем не хотелось, а у архангела были такие добрые глаза, и он пошел на контакт и… Хаосу кажется, словно он его уже давно знает, миллионы лет. В груди сердце трепещет при виде этих звездных глаз черных, и даже маленькие кристаллики слез не портят их. Странное чувство, Хаос определенно не знает, откуда оно и что обозначает.       — Тэхен, — выдыхает Чонгук, осознавая вдруг, как давно не произносил это самое любимое имя вслух. Самое любимое имя, которое Хаосу дал Джин, Чон менять не станет. — Тебя зовут Тэхен, а меня Чонгук.       — Зовут?       — Это твое имя, так к тебе будут обращаться другие.       — Ты мне их покажешь? — в черных глазах вмиг вспыхивает интерес еще больший.       Да, он видел каждую душу, но не смел ни к кому приблизиться, его бы испугались. Он вот только сейчас рискнул с Чонгуком заговорить, к счастью тот не убежал, остался.       — Я заберу тебя отсюда, — шепчет архангел, все еще отчаянно стараясь справиться со своими чувствами, но проигрывая в этом самому себе. — Ты же пойдешь со мной? — Чонгук с трепетом замирает, протягивая Тэхену свою руку, дрожащую от волнения. А что если откажет? Что если не пойдет?! Столько неизвестных, столько страхов…       — Пойду! — счастливо улыбается Тэхен, без раздумий хватая Чонгука за протянутую ладонь своей холодной.       С того момента вот уже четыре дня прошло, а архангел все равно каждый раз этот момент вспоминает, как самый счастливый, хотя счастья в нем было до сих пор столько, что его на части от этого рвало и не важно, что его не помнят, достаточно того, что сам Чонгук Тэхена помнит и никогда не забудет. Архангел сразу оповестил Намджуна, Тьма с Хосоком прибежали в то же мгновение, даже Люцифер поднялся из Ада, чтобы встретить давнего друга.       На Хаоса все как на чудо смотрели, не могли поверить, что этот день настал, все с ним заговаривали, пытались дать хоть какие-то толчки, чтобы прежние воспоминания ожили, только все это было напрасно. Тэхен ничего не помнил. Но и это не важно. Главное, что он вернулся, все ведь уже отчаялись давно, и вдруг произошло такое чудо! На него насмотреться не могли, с ним наговориться не могли, каждый долгом считал об их прошлых отношениях напомнить. Тэхен был всем рад, добр, открыт для знакомств, только все это время крепко сжимал в руке ладонь Чонгука, не желая ее отпускать. И это все видели. Намджун архангелу подмигнул, давая знать: «Важно, чтобы, когда он очнется, рядом с ним был кто-то, кто его любит!». Вот что имел в виду Ману, когда это говорил. Первая привязанность, желание быть с тем первым. Вот что тогда произошло, вот почему Джин один только тогда Тэхену и был нужен. Точно так же, как Чонгук сейчас, и Чонгук любит, он искренне, до сих пор до глубины души любит Тэхена, он его душу хранит, бережет ото всех. Любит. В этот раз Хаос будет самым счастливым, Чон все сделает ради этого.       — Здесь красиво, — говорит Тэхен, нарушая идеальную тишину, прерываемую лишь шелестом мягким ветра и пением птиц, где-то там, высоко в кроне деревьев, стоящих вдоль мирного, спокойного ручейка.       Черные глаза сверкают такими бриллиантовыми переливами, что и сомневаться не стоит — в этот раз, и правда, красиво, не лживо, а по-настоящему, живо и уникально прекрасно. Здесь в каждом, даже в самом маленьком закуточке, ощущается глициния Чонгука, его неудержимое, отчаянное желание сделать мир лучше, построить новый лучший Рай, дав ему настоящую, порой пусть и горькую, но жизнь, со всем разнообразием ее вкусов!       Чонгук смотрит на Тэхена очень жадными глазами, огромными и почти несдержанными, потому что… да, потому что он ждал свою любовь семьсот тысяч лет! И не важно, что они уже четыре дня вместе, не важно, что Чонгук все продолжает и продолжает вот так завороженно смотреть, потому что налюбоваться он никак не может на Тэхена. Есть мнение, что любовью в итоге наедаются, она становится пресной, безвкусной. Но это не так, любви, самой настоящей и искренней любви всегда предельно мало, ею никогда не становишься сытым, дышишь, словно воздухом, но только перестаешь вдыхать, и сразу ощущаешь невероятную боль, сразу тянет сделать спасительный глоток этой упоительной любви.       — Тебе нравится? — спрашивает Чонгук, хотя знает ответ, он просто не может до сих пор поверить, что Тэхен настоящий, что это он.       С ним хочется говорить, случайно касаться его рукой, в глаза смотреть близко-близко и слушать, как свое собственное сердце в груди сходит с ума, дико сходит с ума от одного ощущения аромата, с которым связаны самые прекрасные и самые печальные моменты в жизни Чонгука. С ароматом, про который можно сказать всего одну фразу — ты пахнешь, как любовь.       Тэхен на архангела оборачивается, одним взглядом черных глаз заставляет его забыть о мире вокруг них, о том, что здесь есть и другие души, и другие небесные создания, только Тэхен, только эти чарующие звездные глаза. И словно как тогда, как многие сотни тысяч лет назад они все те же, все так же гипнотизируют своей глубиной и знаниями, все так же тянут Чонгука к себе ближе, предлагают ему коснуться, потрогать, потому что коснуться архангела сам Тэхен хочет, только боится того спугнуть. Но вот вселенской тяжести, огромной дыры в груди, вывернутой наизнанку и кровоточащей при том души во взгляде черном нет. Он легкий и счастливый, сверкающий искренней и чистой влюбленностью, непомерной красотой. Чонгуку хочется, чтобы Тэхен навсегда таким остался — пусть лучше не вспоминает, и не надо, он достаточно настрадался за свою жизнь, пусть побудет счастливым. Но одновременно с этим архангел с тяжестью осознает, что ему придется рассказать все Тэхену, даже если тот так и не вспомнит все, ему придется рассказать, это та правда, о которой он имеет право знать. Та правда, которая сделает ему больно, но которая ему нужна, ведь она часть его, и сколько бы лет не прошло — частью его и останется.       — Да, — улыбается Тэхен и лениво хлопает крыльями по траве, с удовольствием утопая в огромных черных глазах Чонгука.       К архангелу тянет, к нему хочется просто прикоснуться, рукой провести по молочной щеке, но страшно. Тэхен видит, что Чон его не боится, что, наоборот, к нему тянется, но не может этого чувства ни описать, ни понять, и рушить ничего не желает. Он очнулся один на краю мира, в холодной и неприветливой пещере, он пробыл в ней целую неделю, на протяжении которой лишь издалека разглядывал миры, но сам оставался одинок. То, что Чонгук пришел тогда грустный к его пещере, до сих пор казалось просто чудом! И все здесь создания казались чудом, они отчего-то хоть и боялись Тэхена в большинстве своем, но разговаривали, многие называли «Гадесом», вспоминали какие-то истории, радовались его появлению. Они не были против того, что Чонгук его сюда привел, наоборот, кажется, были счастливы, или Тэхен снова что-то спутал в этих сложных чувствах?       — Мне нравится здесь, — он улыбку тянет легкую архангелу, а у Чона от нее сердце в ушах радостно бьется. Семьсот тысяч лет! — И мне нравится имя, которое ты мне придумал.       «Не он», — думает Чонгук, потому что совсем не он. Этим именем его нарек Джин давным-давно, дал имя и привел в Рай, где чистую душу исковеркали и выбросили в Ад, а сейчас Чонгук делает почти то же, что и его отец, только он ни за что не станет причинять такую боль Тэхену, не предаст, не бросит. Да, почти отчаялся его дождаться… да… но любит так сильно, все так же сильно. И когда-то этого чувства даже боялся, но не сейчас, теперь не боится, оно то, что дало ему путь к жизни, когда все вокруг словно было покрыто мраком.       — Это не я, если честно, — Чонгук улыбается и полную грудь аромата лилий набирает, чтобы сердце по-новому кругу безумно сходило с ума. — И я обязательно тебе расскажу, но позже.       — Хорошо, — легко соглашается Тэхен и щурит глаза от яркого солнца, красиво так, забавно, Чон никогда не видел, чтобы он так делал раньше, сейчас он весь словно был и тем самым, но другим. Он был легким и воздушным, беспечным — да, он был беспечным. — А здесь разве не бывает ночи никогда? — Тэхена уже давно этот вопрос волнует. Не то, чтобы он любил ночь и все темное, просто внутри непонятная тоска от невозможности увидеть звездное небо. Такое ощущение, что когда-то он много и долго на него смотрел, смотрел и кого-то ждал.       — Нет, — отвечает Чонгук, глядя на красивый профиль, а потом прямо в глаза, в которых скользит капелька грусти. Или Чону показалось? — Ни душам, ни ангелам или архангелам отдых не нужен. Но, — высший руку поднимает, словно собираясь ею глаза от солнца закрыть, но на деле силу свою призывает, хватается ее пушистыми, но при том прочными, лапами за саму материю этого мира, стараясь ее изменить, — честно, я и сам хотел сделать здесь ночь, — признается Чонгук, — только мне силы в этом все еще не хватает.       Он смог мир создать, смог задать ему вектор развития, но все-таки было вот это маленькое, но абсолютно не легкое колдовство, которое архангелу не подчинялось. Звезды жили в его глазах, в душе, но не желали появляться на небе у него над головой, материя напрочь не принимала такого изменения, потому что это страхом лежало на душе Чонгука — а вдруг, отдав звезды для этого мира, он навсегда лишится возможности встретить Тэхена еще раз?! Что если совершив такую ошибку, он разрушит ту магию, что Хаос ему подарил и тогда… тогда никогда! И даже сейчас, сидя с живым Тэхеном рядом, архангел в себе перебороть этот порыв никак не мог! Ему все кажется, что вот прямо сейчас вся эта прекрасная иллюзия сгинет, и он очнется один среди цветков лилий в дендрариуме, где часто проводил свое время. А все это окажется жестоким, хоть и невероятно реалистичным, сном. Страшно!       — Я могу, — предлагает Тэхен, даря Чонгуку улыбку, и слегка наклоняется к нему, глядя в черные глаза с непозволительно близкого расстояния, с такого, что у Чона дыхание перехватывает, хоть ему и не обязательно дышать, у него сердце с оттяжкой, больно вбивается в ребра, предлагая еще больше сократить между ними расстояние, всего лишь прикоснуться, большего и желать не стоит! — Вот так, смотри, — и Тэхен архангела за руку берет, их пальцы переплетает, а у Чонгука, по ощущениям, вот уже и остановка сердца близится. Он все это время отчаянно боялся даже к руке Тэхена прикоснуться, только сам Хаос за него и цеплялся, может, это и было первым таким серьезным толчком к тому, что все это далеко не сон?! — Нужно сделать так.       Тэхен в небо голубое смотрит, явно не понимает, что Чонгук сейчас ни на какое колдовство смотреть не может, ни какую красоту вокруг не замечает, кроме самого Хаоса, кроме его холодных рук, головокружительного аромата лилий и тонкого трепета легкой души прямо у сердца Чона. Так волшебно, намного прекраснее всего, что Чонгук видел за эти семьсот тысяч лет, и словно дежавю — в тот их последний день у моря Тэхен ведь тоже все время смотрел на архангела, ни на прекрасные виды вокруг, а на своего архангела, потому что в мире не было ничего, что по красоте своей могло сравниться с ним. Они словно поменялись местами сейчас, и именно Тэхен был чистым и наивным созданием рядом с Чонгуком, который хлебнул горя. Но правда заключается в том, что, по итогу, Чону все придется рассказать, он не может быть жертвой, как бы правдоподобно все это ни звучало, жертвой в этой истории всегда был и останется Тэхен, которому снова придется окунуться во мрак… но архангел этого отчаянно не хочет!       Для Хаоса любое колдовство такое же простое, как для людей возможность дышать, он просто не задумывается о том, что делает. Делает и все — магия сам Тэхен, она в его крови, в глазах, в губах и крыльях, даже в душе, которую до сих пор хранил Чонгук, не зная, следует ли ее отдать или пока рано?! Вдруг на него свалятся все воспоминания из-за этого, и он просто загнется под ними? Страшно! А Тэхену, похоже, ничего не страшно, кроме как лишиться даже в этой «новой» жизни Чона, потому он легко так через его руку своей силой хватается за голубое небо и тянет его прочь, словно одеяло сворачивает, чтобы пропустить темно-синие космическое небо с миллиардами мерцающих звезд.       Красиво! Чонгук как бы ни стремился смотреть только на Тэхена, а все равно по итогу и на звездное полотно смотрит, выдыхает с улыбкой на губах, понимая вдруг, что эта далекая и отчужденная картина стала намного краше и теплее, когда рядом с ним оказался живой Тэхен, сжимающий его руку в своей по-прежнему, хотя в этом нужды уже не было. А Чонгук и не думает сопротивляться или смущаться, он ждал семьсот тысяч лет. Он бы и сам был не против постоянно держать Тэхена за руку, постоянно к нему прикасаться, чтобы из раза в раз себя убеждать, что это не иллюзия, но боялся как-то не так повлиять на Хаос, боялся его спугнуть или сделать больно своей несдержанностью.       — Ты создал очень красивые миры, — говорит Тэхен, вдыхая полной грудью аромат глицинии.       Он знает, что многие из звезд над его головой — творения рук архангела, просто знает и все, никаких объяснений по этому поводу он не может дать. Он не знает, кто он, не осознает, что он великая стихия, что он Хаос, только понимает, что отличается от Чона, похож на Тьму и на Намджуна, которые все это время его навещали. Но большего сказать не может, он совсем недавно родился из своего духовного тела в физическое, в попытке увидеть весь мир, который так долго его окружал. В попытке… найти кого-то?       Чонгук прямо в черные глаза напротив заглядывает и тонет, тонет с широко распахнутыми объятиями, радостно тонет, отдавая всего себя Тэхену, чтобы тот вспомнил, Чон понимает, что это слишком эгоистичное желание и все-таки желает, чтобы он вспомнил. Но не тьму, не смерти, а архангела, только архангела. Может, это возможно? Может, возможно не вспоминать боль, а только светлые и счастливые моменты? Наивное желание и эгоистичное отчасти.       — Я рад, что встретил тебя, — продолжает Тэхен, а легкая улыбка по-прежнему на его губах играет, а в глазах черных звездное небо отражается, чистое небо, настолько нереально прекрасное, которое Чонгук не думал, что когда-либо, вообще, сможет увидеть. — Я давно хотел тебе сказать спасибо, что ты пришел тогда к моей пещере.       Тэхен голову поворачивает и смотрит прямо в глаза архангела, на дне которых трепещет огонек, вспыхивает и гаснет, вспыхивает ярче и гаснет медленно-медленно, а потом снова вспыхивает, словно собою все освещает. В точь повторяет биение сердца Чонгука, которое бедное с ума дико сходило от горькой радости, радости со вкусом слез.       — Я был там один, — Тэхен, видимо, не понимает, какие чувства в Чоне вызывает своими словами. Он дико путается в этой сложности эмоций и бесконечных чувств, у него за плечами четыре дня, в которых он пытается еще понять сложную структуру живых существ. — Я очнулся и был один.       У Чонгука больно в ребра вбивается сердце, он сам того не понимая, даже в своей руке чужую ладонь плотнее сжимает. Это он виноват, что Тэхен очнулся на краю мира в полном одиночестве. Он ведь обещал его ждать, но сдался в итоге, не смог каждый день получать в ответ пустоту ледяную, потому сдался, потому заставил Тэхена в одиночку прожить на безжизненной планете целую неделю. Чонгук совсем не предал свою любовь, но именно это чувство им и владело, ему все отчаянно казалось, что он Хаос предал, бросил его, потому что устал. Хоть какую бы силу не набрал за эти годы, а останется все таким же жалким и беспомощным архангелом.       — Но потом пришел ты и забрал меня в это прекрасное место, я должен сказать тебе спасибо за это. — Улыбается Тэхен и смотрит так тепло-тепло, а Чонгуку бы хотелось, чтобы он его ненавидел, чтобы накричал или осудил, что оставил одного.       Да вот только Хаос всего этого не помнит, для него архангел тот, кто дал ему дом, кто принял, кто вот уже четыре дня постоянно был рядом, кто смотрел всегда огромными глазами на него, красивыми глазами, очень красивыми, но в них столько всего, что Тэхен никак этот клубок из чувств распутать и понять не может. Он только осознает, что их словно магниты друг к другу тянет, сильно тянет, порой даже останавливать себя не хочется.       Чонгук плотно зубы стискивает и слезы глотает, он не должен быть слабаком, не должен! Он же обещал остаться сильным, обещал бороться! Но сейчас он себя люто ненавидит за ту слабость, да и за слезы эти тоже. Сделанного не исправишь уже, он сделал то, что сделал, как бы ни хотел приносить Тэхену боль, а, похоже, именно ее и принес ему с самого начала, когда сдался и бросил. Теперь остается только сожалеть об этом, только крепко держать себя в узде, чтобы не разрыдаться, потому что Тэхену свои слезы придется объяснить теперь, он плохо разбирается в чувствах, потому пояснение потребуется в любом случае, ведь он просто может не так все понять, Чонгук не хочет такого. Архангел не желает создавать никаких недопониманий, которые когда-то воссоздал его отец, сделав Тэхену невыносимо больно.       — А я счастлив, что ты пошел за мной, — Чон через силу давит улыбку, тонет в черных глазах самых космических, вдыхает аромат лилий все глубже и глубже, так, что, кажется, давно пьян им, а то и зависим. Хотя зависим он давно.       Архангел так фокусирует все свое внимание на том, чтобы не дать себе расклеиться, что не замечает совсем, как тянется к Тэхену ближе. Дышит прерывисто сквозь приоткрытые губы, слушает бешеное сердцебиение где-то в ушах, бросает короткий взгляд на алые губы напротив, а потом снова в глаза черные смотрит и преодолевает разделяющее их расстояние, стремясь прямо к объекту своего самого искреннего сумасшествия.       А Тэхен не отшатывается, не стремится оказаться от обезумевшего архангела подальше, он купается в звездном свете, льющемся с неба, смотрит на нереального Чонгука чистыми, красивыми глазами и позволяет ему делать все, что тот хочет. Это отчего-то кажется правильным, словно Тэхен и раньше позволял Чону действовать так, как тот хочет. Но этого, конечно же, не могло произойти, они ведь только встретились…       Чонгук глотает вязкую слюну, уже почти и забыл вкус этих пухлых губ, стремится их коснуться, вспомнить поскорее, получить эту манящую дозу в кровь, заглушить в себе последние нотки недоверия к реальности происходящего. Бум-бум-бум! — сердце в ушах бешеную чечетку отбивает, душа радостно прыгает, ждет, жаждет, а Тэхен еще смотрит своими магическими глазами пристально, топит в них, архангел не вправе тянуть. Он же не делает ничего плохого — всего лишь целует того, кого так крепко и навсегда любит.       — Чонгук! — позади архангела раздается голос Намджуна, от которого Чон тут же подпрыгивает и нещадно краснеет, пряча взгляд в укрытой синеватым мраком траве.       И хорошо, что Тэхен сейчас сделал ночь, отлично, потому что не понять, что делал Чонгук, Намджун явно не мог. А архангелу неожиданно стало донельзя неловко за это, они же с Тэхеном братья и… неловко! Он еще и руку тянет из пальцев Хаоса, да вот только тот ее по-прежнему сжимает и явно не собирается отпускать, словно архангела у него сейчас отберут. Тэхен на Намджуна смотрит с явным интересом, он знает, что их силы близки, но не понимает почему, не видит связи, потому что лишен памяти.       — Я так понимаю, это вы устроили ночь в Раю? — Ману у брата у своего спрашивает, хотя еще вопросительно и на архангела косится, да вот только тот делает вид, что трава прямо под его ногами намного интереснее неожиданной смены самой материи в Раю. Намджуну хочется на это усмехнуться или хотя бы улыбнуться, но он сам себя сдерживает, потому что знает, что Чонгук смущен. Чонгук, но только не Тэхен, который явно не понимал, что сейчас произошло — учить его разбираться в чувствах будет нелегко.       — Да, это я, — отвечает Хаос уверенно и крепко-крепко их пальцы с Чоном переплетает, чтобы даже различить их было невозможно, чтобы одно стало частью другого.       Он понимает, что архангела у него никто не собирается отнимать, но все равно отчаянно за него хватается, потому что знает, что без него внутри распускает крылья завывающая болью пустота, которую он уже познал, пока целую неделю ожидал, когда хоть кто-нибудь навестит его пещеру на краю мира.       Намджун на это только улыбку тянет, Тэхен, конечно, знатно изменился, сейчас был легким и почти беспечным даже, но кое-что у него было ни в одной из жизней не отнять — его непробиваемый и несгибаемый характер. А еще честность, ту честность, которая многих так пугала.       — Что-то случилось? — Чонгук, наконец, лицо поднимает на Намджуна, надеется, что его красных щек не будет видно в этой темноте, забывая, что у первородных нереально прекрасное зрение.       — Некоторые души испугались, да и ангелы, — Ману рукой указывает на звездное небо, которого здесь никогда не было, лишь вечный день, ведь Чонгук всегда только печально улыбался на просьбу создать ночное небо, он ведь боялся так никогда Тэхена не увидеть. И вот так резко, так неожиданно целая Вселенная вспыхивает над головами жителей Рая, конечно, это должно было испугать. — Правда, — Намджун улыбается, глядя на крепко сцепленные руки Чонгука с его братом, — небо слишком очаровательное, чтобы долго его бояться.       Тэхен непонимающе хмурится, взмахивает крыльями, убирая их, чтобы не мешались, губу кусает, глядя на Намджуна, силясь понять, что тот имеет в виду.       — То есть, мне убрать это небо?       — Нет, — отрицательно головой качает Чонгук, оборачиваясь, заглядывая в черные глаза и сразу в них утопая, забывая даже, что Ману рядом, и что не надо так самозабвенно отдаваться на волю этим чарующим колодцам у него на глазах, надо о приличии помнить. Да вот только у архангела еще и тогда присутствовала эта черта в характере, прострелившая душу насквозь, в которой он никак не мог Тэхену сопротивляться, отдавая ему всего себя. — Ты же не сделал ничего плохого, — улыбается Чонгук, а сам и не замечает, как снова тянется к Хаосу, — жители Рая уже давно хотели увидеть звездное небо, но я не мог им его дать. Потому не надо, оно очень красивое.       Как твои глаза — не договаривает, потому что вся Вселенная не могла поместиться на небе за раз, а в черных глазах Тэхена спокойно существовала, красивая и неповторимая. Какую бы силу не получил от Хаоса Чонгук, а стать ему ровней не сможет никогда. Он и есть сам мир, звезды, Вселенная, а Чон лишь архангел. Но даже маленькому архангелу не кажется, что он обычная единица в этом мире, когда на него так самозабвенно смотрит Тэхен, желая если и не прикоснуться, то смотреть на него так вечно.       — Кхе-кхе, — Намджун привлекает к себе внимание, разрушая волшебный момент. Он бы и не влез, но Чонгук начинал явно забывать, что Тэхену требуется общение не только с ним, но и со всеми вокруг, он должен учиться и развиваться. Да, Чон ждал его семьсот тысяч лет, но не должен был из-за этого превращаться в жадного собственника, в конечном итоге, он и сам это понимает. — Чонгук, у тебя есть срочные дела. — Напоминает Намджун, стараясь всеми силами делать вид, что не замечает еще одного смущенного взгляда архангела. По итогу, побороть такую зависимость друг от друга они явно никогда не смогут.       Чонгук успокаивающе выдыхает, стараясь унять бешено бьющееся в груди сердце, пытаясь себя успокоить и вспомнить, что, вообще-то, да, вообще-то, у него, и правда, есть обязанности и дела. Он самый старший архангел в Раю, он не должен превращаться в Михаила и ему подобных, которые лишь каждый день вкушали плоды красивой жизни, при том предпочитая ничего не делать. Да, у Чона много помощников, которые снимали с него часть обязанностей, но главное оставалось и останется на нем — поддержание мира и равновесия. Это не значит, что он вмешивается в порядок вещей, он именно что и следит, чтобы другие не вмешивались. За последние столетия кто-нибудь хоть раз, но пытался сломать равновесие, развязав войну.       — Ты уходишь? — Тэхен хмурится, глядя на архангела. Он не хочет, чтобы Чонгук уходил, понимает, что не имеет права его удерживать и все равно не желает оставаться без него. У Чона на шее висит маленькое черное перо, в котором заключена душа Тэхена — он это прекрасно знает, просто ощущает это и все. И вот, когда Чонгук уходит, когда оставляет его одного, у Тэхена словно, и правда, отнимают душу, только берегут, не бросают в грязь, а берегут трепетно и красиво.       — Намджун прав, — Чон извиняюще смотрит в черные глаза, — у меня, правда, есть дела. Но с тобой останутся твой брат и Тьма…       — Я здесь! — воздух рядом с Ману резко сгущается, выцветает красками, оставляя только черный, дымчато-черный, который настолько быстро рассасывается, что этого маленького волшебства и не заметно было бы, лишь девушку красивую, улыбчивую очень, которую и язык не поворачивается назвать самой Тьмой.       Намджун устало выдыхает, да, сестра теперь была с Хосоком, однако это нисколько не умиляло ее доставучего, слишком уж жизнерадостного для темной стихии характера, приправленного прямым нежеланием никому подчиняться. Один Хосок на нее влияние и имел, но она довольно-таки быстро нашла на него свои способы давления, добиваясь желаемого.       — Мой брат? — переспрашивает Тэхен, удивленно поднимая густые брови.       Чонгук только мысленно дает себе знатного пинка, осознавая, как сейчас облажался! Они решили ведь Хаосу пока не говорить о том, что две стихии рядом — это его родня, потом, по ходу дела, собирались его посвятить в это, но вот архангел просто взял и все испортил! Маленький и глупый!       — Я твоя сестра! — Тьма вмешивается скорее, чем мозг Ману или Чонгука успевает сообразить, что Тэхену ответить. — А Намджун твой брат! — она радостно хлопает в ладоши, и черные глаза ее тьмой переливаются. Она всегда в хорошем настроении, всегда абсолютно! Ей, в общем-то, наплевать на планы этих двоих, по итогу ничего плохого нет в том, что она все выдала своему брату об их родстве! Облегчила всем задачу, да!       — Допустим, — легко соглашается Тэхен, склоняя голову к плечу с небольшим прищуром черных космических глаз. И это так похоже на Гадеса, что Чонгука нехило так бьет током через их все еще сцепленные руки, заставляя с открытым ртом смотреть на Тэхена. Вспомнил? Или это просто издержки характера дают о себе знать? — Но куда ты уходишь? — черные глаза смотрят прямо в душу архангелу и словно… просят?.. просят не бросать, не уходить. Не отпускай меня.       У Чонгука гулко вбивается в ребра сердце, возбужденно дрожит и кричит почти, тоже просит, чтобы архангел сейчас никуда не уходил. Но он должен, это его обязанности, которые бросать не стоит все равно.       — Я останусь здесь, в Раю, — поясняет Чонгук, и глаза оторвать от черных зрачков не может. — Просто улажу кое-какие проблемы и все. С тобой останутся Намджун и Тьма, сегодня еще и Люцифер обещал подняться.       Это был почти их небольшой план, в котором они отчаянно желали, чтобы Тэхен все вспомнил. Если окружить его всеми, кто был с ним до этого забвения, то могло случиться, что Хаос все вспомнит. В любом случае, нужно было предпринять хоть что-то.       Архангел в черных глазах видит, что отпускать его даже ненадолго, Тэхен не хочет, но все-таки выдыхает обреченно, кивая в знак согласия, выпуская ладонь Чонгука из своей руки.       — Хорошо.       — У-и-и-и! — Тьма тут же подскакивает радостно, хлопая в ладоши, глядя на двух своих братьев. — Мы повеселимся сегодня!       — Без вот этого! — предупреждает ее Намджун, хмуро глядя на сестру, которая его даже и не слушала. Для нее угрозы — пустой звук! — Чонгук, я иду с тобой сегодня, — Ману прямым текстом сказать не может, но завуалированно дает понять, что сегодняшние проблемы они будут решать в поддержке с первородным. — Потому с Тэхеном только Тьма останется, и еще Люцифер. — Вряд ли Хаос понял что-то, намеки, как и чувства, как и многое, что входит в состав психологии, ему неизвестно, непонятно. Оно и к лучшему, иначе Тэхен ни в жизнь бы не согласился отпустить сейчас Чонгука.       Архангел только в черные глаза смотрит и извиняется молча, что вынужден идти, но обещает, что вернется, обязательно вернется. Он теперь никогда Тэхена не отпустит, никогда.       — Да ладно, идите! — Тьма снова вмешивается, ее только чудо на месте сейчас и держало, так ее тянуло броситься к своему старшему брату, к создателю, вообще-то, утаскивая с собой «весело» изучать Рай, как она это делала в свой первый здесь день. — Я и одна с братиком повеселюсь, пока вы решаете свои скучные дела, — даже Чонгук расслабляется, закатывая глаза на эти слова.       Тьма никого не слушалась, зато с ней Тэхену явно не будет скучно и одиноко. Чон и так ощущает себя виноватым, что ответно заставляет снова ждать Тэхена, но ему все-таки, и правда, нужно общение с другими, они должны попытаться помочь ему вспомнить. Но Чонгук все равно скрепя сердце сейчас на ноги поднимается, снова надевая на плечи груз ответственности за Рай и за мир, в его всеобщем понимании.       — Давай устроим Люциферу сюрприз! — предлагает Тьма Тэхену, даже не дожидается, когда Ману с Чонгуком уйдут, они ее все равно остановить не смогут, а Хосок тоже уходит «решать важные дела», потому черноволосая красотка абсолютно свободна и вольна делать все, что хаосом вертится у нее в голове.       — Сестра! — предупреждающе произносит Ману, да вот только девушка на него даже не смотрит, как и на Чонгука, который даже засомневался разом, не желая никуда идти и оставлять Тэхена с этой бестией.       Конечно, она не сможет ему ничего сделать, к тому же они родня, ну, Хаос ее создатель, потому за него можно было быть спокойным. Но Чон не может, потому что он ждал семьсот тысяч лет, а у Тьмы в голове полно тараканов, которые желают развлечений и каждый день праздник-праздник-праздник! Совсем не вяжущийся с ее природой характер!       — Отлично, так и поступим, — спокойно говорит Тэхен, продолжая лениво сидеть на земле, собирая в черных глазах весь свет, льющий с далеких звезд в красивом небе, — а потом ты еще примешь духовную оболочку, неожиданно появишься из воздуха и скажешь ему: «Бу!», чтобы напугать. — Тэхен на ноги поднимается и спокойно так смотрит на сестру, не замечая, как все вокруг ошарашено смотрели на них, ожидая, что будет дальше.       — Нет, не приму! — Тьма капризно топает ногой. — Я и так могу напугать! У меня много силы!       Тэхен безразлично жмет плечами:       — Как хочешь, — отвечает он. — В любом случае, я не собираюсь участвовать в этом, но могу посмотреть.       Чонгук в осадок выпадает, потому что этот Тэхен нереально похож на того! Но при всем при этом в нем нет той тьмы, из-за которой в черных глазах вспыхивали яркие огненные костры злости, которая сметала на своем пути просто все. Однако сейчас Тэхен был спокоен, просто болтал со своей сестрой и не более, просто болтал, вынуждая ее подчиняться, потому что не заставлял ее себя слушаться. Он разрешал ей все, не был против проделок, но именно это ее и останавливало, ведь все вокруг постоянно ее одергивали, потому она, отчасти, и делала многое вопреки мнению брата, Чонгука или Хосока. Однако благодаря Тэхену в черных глазах девушки остановилась от этого сама тьма, не понимая, как себя вести в ситуации, когда тебе разрешили абсолютно все, пообещав никак не пытаться отговорить или остановить.       — И не будешь мне мешать? — Подозрительно спрашивает Тьма, глядя на брата огромными глазами полными неверия.       — Нет, — Тэхен жмет плечами, мягко улыбаясь сестре, — по итогу в неприятности влипнешь ты. — Хаос оборачивается к Чонгуку, который поверить не может в то, что слышит. Да, он помнит, что Тьма слушалась Тэхена раньше и только его, но ведь сейчас тот ничего не помнит, ведь сейчас он не Гадес! Однако это ему не мешало снова заставить сестру себя слушаться. — А когда придет Люцифер? — спрашивает он у архангела, по глазам видно, что не хочет отпускать того, но не настаивает, просто верит, что тот к нему вернется.       — Он обещал прийти сегодня, но когда точно, я не знаю, — отвечает Чонгук, нехотя отходя от Тэхена, оставляя его, потому что проблемы ждать не любят. — Не уходи от него никуда, — говорит архангел Тьме, которая радостно тут же понеслась к брату, все-таки рассчитывая с ним хорошенько повеселиться. — Я скоро, — улыбается Чонгук Тэхену, на прощание любуясь миллиардами звезд в черных глазах.       А Хаос в ответ улыбается, он явно не хочет отпускать архангела, но и не держит его, понимая, что не может его насильно к себе привязать, просто права на это не имеет. Они знакомы всего ничего, и пусть Чонгук к нему невероятно добр, и пусть все его здесь радушно приняли, а Тьма с Намджуном, и правда, похожи на его родню, это не дает Тэхену никаких прав на архангела, абсолютно никаких. У него внутри из-за этого осознания, около сердца спокойного что-то больно колет, сворачиваясь в узел, он не может дать объяснения себе, что это, почему ему вдруг так тоскливо? пусто? одиноко? стало от того осознания, что Чонгук ему, в общем-то, никто?! Непонятное, но очень сильное чувство.       — Братик! — Тьма Тэхена со спины обнимает, радостно сверкая улыбкой во весь рот. — Чем займемся?       А Хаос тоскливо смотрит на спину архангела, которая медленно удаляется от него, скоро и вовсе скроется за густыми розовыми кустами, оставляя Тэхена одного. От него буквально сейчас уходила его душа, и даже не в ней дело, Хаос не испытывал никакого дискомфорта, живя и без нее, но почему-то без нежного аромата глицинии, без архангела — ломало. Тэхен полную грудь чистого воздуха выдыхает, и на небе резко вспыхивает теплое солнце, а бесконечное полотно звезд сменяется мягким голубым цветом.       Чонгук оборачивается, смотрит на Тэхена с улыбкой, машет ему рукой, только словно не прощается, а дает понять, что обязательно вернется, а потом растворяется за розовыми кустами на пути к Белому замку, макушку которого даже здесь видел Хаос отлично.       — Это что за смена? — Тьма не отлипает. Она была с Тэхеном долгие полмиллиона лет, они вместе через многое прошли, она не забыла. Пусть Хаос и забыл, а она не забыла.       — Нужно доработать, — тихо поясняет первородный, — день должен сменяться ночью, нужно перешить материю.       — Ну, это-то ты можешь! — уверенно кивает Тьма, наслаждаясь возможностью брата просто обнять, просто иметь возможность к нему прикоснуться.       Это оказывается настолько мелкие, но ценные желания, не тот факт, что от присутствия Хаоса ее сила увеличивается больше, чем вдвое, а вот это незаметное, что тепло в груди разливает — счастье. Да, она Тьма, но она живая, она тоже чувствует, выйдя из духовной оболочки, она научилась чувствовать, а еще любить. Она Хосока любила сильно-сильно, и Намджуна с Тэхеном, и Рай красивый и миры бесконечные, у нее очень доброе, но при том безжалостное сердце.       — Ты ведь знаешь, кто я? — неожиданно задает вопрос Тьме ее брат, а она тут же замирает, осознавая, что оказалась поймана.       Чонгук решил пока дать Тэхену возможность к миру и жителям его привыкнуть, отдохнуть, со всеми познакомиться, а потом уже пытаться грузить его информацией важной, в попытке воскресить его память. Но что было естественно — Тэхен начал интересоваться своим происхождением гораздо раньше, он же не слепой и видит, что значительно ото всех отличается, от каждого здесь, даже от Тьмы и Ману, хоть они и были чем-то похожи.       — Задай этот вопрос Чонгуку, — Тьма пытается ускользнуть от ответа, забывая, что упорство в характере — это у них общая черта на троих.       — Вы с Намджуном похожи друг на друга, но не я, — Тэхен хмуро сводит на переносице брови густые, — кто я? Почему я был один в той пещере? Раз вы моя семья, то почему вас там не было?       Тьма больно сглатывает, пряча лицо в черной ткани рубашки у Тэхена на спине, но продолжая крепко его держать руками. Он умный, он не просто так Хаос, он первородный из первородных, конечно, он легко понял, что что-то большое ему не договаривают, что-то от него скрывают. Было вполне естественно, что он начал интересоваться всем, что происходило вокруг него.       — Братик, — выдыхает Тьма, наконец, — давай, мы ответим на все твои вопросы, когда придет время, а? — предлагает девушка. — Когда Чонгук скажет, что можно все тебе рассказать, тогда я ничего не утаю, не хочу тебе врать.       — Так, это Чонгук не хочет, чтобы я… что-то узнал? — не до конца понимает Тэхен, но все-таки картинка у него в голове быстро достраивается.       Он помнит, как в первый день его окружили разные существа, пытаясь что-то напомнить, что-то рассказать о том, чего он не знал, и он помнил, как Чонгук тогда многозначительно покачал головой, после чего все эти истории прекратились. Тогда это казалось не важным, но сейчас, кажется, что-то от Тэхена пытались если и не скрыть, то пока попридержать в секрете. Но что? Это что-то плохое, да? Хаос уже успел понять, что скрывают в основном только что-то плохое.       — Он тебя любит, потому ему страшно, — отвечает Тьма, и от Тэхена отлепляется, обходя его, чтобы встать к нему лицом. — За многое страшно, — девушка кусает себя за губу, складывая руки на груди.       А Тэхен только сильнее хмурится, стараясь кое-что понять. Чувства — это сложно. Он их изучал, но давалось это с тяжелейшим трудом! Однако страх различать было очень легко отчего-то или злость допустим, ложь даже, радость, хоть ее корень не всегда был понятен, а сама она бывала запятнана чернотой. Но вот это в груди, то что рвется и скребется длинными когтями, в кровь сдирая все…       — Что такое «любовь»? — Тэхен на сестру смотрит, задавая ей вопрос, как единственному существу, которое, кажется, впервые при нем произнесло идеальное описание всего того урагана, который творился у Хаоса внутри. — Чонгук меня любит?       Тьма натягивает улыбку, осознавая вдруг, что снова облажалась, выдавая все. Но с другой стороны, разве не слишком уж очевидным выглядел архангел, который буквально приклеился на эти четыре дня к Тэхену? Конечно, очевидным, — легко себя оправдала девушка, потому и забыла о том, что, в общем-то, снова торопила события.       — Это чувство, — поясняет она, — когда во всей Вселенной тебе не нужен никто, кроме него одного, — Тьма тепло улыбается, вспоминая про Хосока, — и словно весь мир вокруг него замирает. И от этого и радостно, и грустно, порой даже страшно, — признается девушка, смотря в черные глаза напротив, в очень глубокие глаза, которые стремятся все понять. — Когда его нет рядом, ты постоянно о нем думаешь, тебе важно, как он себя ощущает, как себя чувствует. Он важен, не ты, а он в первую очередь. — Тьма улыбается, объясняет ровно так, как может, как сама чувствует, все-таки чувство это описать словами нереально сложно.       Тэхен медленно моргает, кусает себя за губу, думает усиленно, стараясь все понять. Тьма сказала, что Чонгук его любит, значит, все это он испытывает к нему. Наверное, может девушка и ошибается! А сам Тэхен, а он Чонгука любит? Ему, и правда, грустно, когда того нет рядом, в груди что-то непонятное шевелится, противно так, предлагает пойти за Чоном, потому что… а вдруг он не вернется?! Это станет самым страшным, потому что, кажется, Тэхен заразился этой любовью, ведь ему никто не нужен, кроме Чонгука, он просто хочет сорваться сейчас и бежать за ним. Но отчего-то стоит на месте, у Чона дела, а Тэхен может ему только мешать. А ожидание в своей природе — отвратительно.       — Как понять, что любишь его?       Тьма улыбку тянет:       — Ты любишь, всегда его любил.       — Всегда? — непонимающе поднимает брови Тэхен.       — Я скажу то, что не должна, — Тьма уверенно смотрит на брата, — но ты умеешь любить, по-настоящему, красиво, — она все помнит, каждый взгляд Тэхена, брошенный на Чонгука, их улыбки, а главное помнит, как Гадес отдал свою чистую душу в обмен на архангела, рискнул всем, получая в ответ абсолютное ничего на долгие полмиллиона лет, за которые держался только на одном. — Прислушайся к себе, разве хоть кто-то рождает у тебя в груди тот трепет, что Чонгук?       Тэхен мог бы поспорить, он здесь всего четыре дня, но смысла в споре не было. Потому что «нет», никто кроме архангела ему не нужен, никто, кроме него не заставлял так с оттяжкой биться в груди сердце и тихо, но настойчиво проситься в руки Чонгука. Тэхен все еще в сомнениях, все еще думает, что может где-то ошибаться, где-то придавать своей персоне слишком уж важное значение, но кое-что отрицать не может — черные глаза, звездные глаза большие и такие невероятно наивные, искристые виделись ему каждый день с момента, как он очнулся один в той холодной, отчужденной пещере.       *****       Хранить мир так долго было ужасающе сложно, включая, что война — омерзительное слово — лежит в основе психики не только людей, но и всех живых существ. Когда все идет своим чередом, когда тишина затягивается, обязательно найдется тот, кто решит ее нарушить, кому становится слишком скучно или слишком мало земель, богатств, подданных, да чего угодно! И самый лучший для этого способ — завоевания.       Чонгук не допускал никаких завоеваний, войн или чего-то подобного, никакого геноцида, который устроила Суа. И все-таки везде он успевать не мог, вмешиваться в чужие дела не мог, он оставался архангелом, который не смел лезть в чужую политику. Войны по итогу были, небольшие стычки внутри отдельных миров, но порой все-таки даже попытки устроить что-то поглобальнее.       Старые боги были для всех мертвы. Тьма, Ману и Люцифер — опасные соперники, которые вечно помогают Чонгуку, но они не Гадес, не всемирно знаменитый владыка Ада, бывший покойный владыка, чье имя до сих пор приводило всех существ в ужас. Чон обладает большой силой — да, но что это, по сравнению с тем, что Тэхен щелчком пальцев стирал в пепел целые миры? Ничто. Именно так и считали многие старые расы, пытавшиеся посеять смуту в системе мироздания, пытаясь устроить новую войну. Их, пожалуй, сдерживало только то, что миры за пределами девяти измерений недавно открыли свои двери для всех, желая знакомиться, делиться знаниями и учиться, и все они как один поклонялись единому богу, которого именовали Хаос, и против которого не смели идти. Великий создатель дал им жизнь, небо над головой, еду, дал им возможность не знать бед войны, закончив геноцид, устроенный Суа. Они не знали, что Хаосом был Тэхен, для них это все еще была духовная единица, создавшая мир и продолжавшая поддерживать в нем жизнь. Эти миры были идеально выстроены изнутри, а потому и к войне не стремились, к которой многих подбивали драгсы, до сих пор не смирившиеся с поражением семисот тысячелетней давности.       Один из представителей этой расы сегодня был здесь, в Раю, пойманный перед вратами в небесное владение с чистой душой, взятой чуть ли не в заложники, чтобы иметь способ проникнуть сюда, чтобы… А вот зачем, драгс упорно молчал, скалясь Чонгуку в образе молодого юноши, коим он не являлся. Все, что знал архангел — он не первый раз стремится так в Рай попасть, и он не обычный рядовой гражданин своего измерения, он почти что военачальник, очень важная личность. То ли провоцировал, то ли что-то разнюхивал — было не понятно. Только вот поделать с ним ничего Чонгук не мог, если бы его бросили в темницу или казнили — это бы стало началом войны, которую драгсы так жаждали, ведь пойманный — военачальник, а не обычный беженец. Ситуация была очень не простой, и, к сожалению, как ее решить пока Чонгук не знал. Сегодня ему помогал сам Ману, но, честно, толку от этого не было никакого.       — И что? — усмехается драгс, вальяжно откинувшись на спинку стула, сидя за столом небольшим прямо напротив Чона, рядом с которым стоял Намджун с парой огромных черных крыльев за спиной и Хосок, уверенно положивший руку на эфес меча, покоившегося у него на поясе. Он не может воспользоваться своим оружием, но будет необходимо и обязательно обнажит лезвие. — Снова отправите меня обратно? — драгс презрительно смотрит на Чонгука, которого ни разу не боится, вообще, ни капли. — А когда с целым войском приду, то же самое будет?!       Чон сохраняет спокойное выражение лица, за годы, которые прошли, он научился быть невероятно сдержанным и сильным в моральном плане. Многое с ним произошло, из-за чего ему пришлось научиться справляться с любой ситуацией с самым холодным разумом и сердцем.       — Войны не будет, как бы ты не хотел. — Отвечает архангел. — Бессмысленное уничтожение осталось давно в прошлом.       — Тебе не удержать мир, — драгс скалится, поочередно смотрит на Намджуна, а потом на Хосока, которые около Чона стоят, но они на него впечатление тоже не производят. В жилах его народа кипит жажда войны, жалкие архангелы со своими ценностями мира не смогут остановить новую волну. Она всех под собой погребет, абсолютно всех! — Да, ты стал сильнее, чем я тебя помню, но в душе все тот же жалкий архангел, коим и был всегда! — Чонгук не реагирует, драгсы хотят войны, для них любой повод за повод сойдет. — То, что Гадес подарил тебе силу, ничего не значит! Ты просто заменял ему игрушку, которой больше нет. А по итогу, даже ты закончишь, как Юнги. — Скалится довольно драгс, видя, как поменялся в лице Хосок при этих словах. Да, самого архангела сломать не удалось, но оборона уже была пробита. — Когда Гадес его бросил, он сдох, то же ждет и тебя! — Чонгуку больно, внутри у него все в узел сворачивается только при упоминании имени маленького демона, который свою жизнь отдал, чтобы архангел смог жить, который жизнь отдал, потому что тоже любил, сильно любил, чисто и очень красиво.       — Думаю, тебе пора, — вмешивается Намджун, который прекрасно знает, что ощущает Чонгук сейчас. Он ведь так и не сказал Тэхену, не сказал… он сейчас не может, и это так больно, на самом деле. — Надеюсь, что больше тебя не увижу.       — Ману! — Драгс в оскале отвратительном тянет улыбку. — Твой хозяин погиб, так теперь служишь новому? Был с повелителем Ада, а теперь лижешь пятки архангелам?! — презрительно хохочет драгс, всеми силами не желая прекращать весь этот разговор.       Его сердце жаждет войны, он хочет отобрать у жалких небесных все, что они построили — сладкие земли, а потом можно и Ад забрать! После той войны все снова мирно расселись по своим гнездышкам, не желая ничего делать, словно забыли, что сильные всегда будут пожирать слабых. Драгсы сильны, и они желают реванш за то позорное поражение, в котором сгинуло больше половины всего их войска без следа, они жаждут крови и смерти!       — Даже со всей своей мощью тебе никогда не стать ровней Гадесу, так и останешься на побегушках! Без него вы жалкая горстка выродков, которые возомнили себя стражами мира! — выплевывает драгс, и тут же в черные глаза смотрит Чонгука, продолжая: — Ходит слух, что ты был шлюхой Гадеса, когда твое царство падет, можешь предложить себя нашему королю, надеюсь, навыки свои не растерял!       Хосок дергается, явно желает выхватить свой меч и снести голову или язык отрезать драгсу, который специально на конфликт нарывается, специально ломает все их, вроде бы как «стойкое», равнодушие. Ничего подобного — долго остаться бесстрастными они никак не могут, и драгс это знает. Он победителем смотрит на Чонгука, прямо его провоцируя, если архангел сорвется, то войны не избежать будет. А потом резко открывается дверь, и все разом застывают, оборачиваясь на вошедшего в светлый кабинет сейчас затянутый тьмой напряжения, парившего в каждом клочке воздуха.       В этот момент, кажется, само время замерло, не веря в увиденное, не веря в то, что предстало пред ее метафизическими глазами. В кабинет входит Тэхен, нисколько не смущенный таким к себе вниманием, он глазами черными смотрит на Чонгука, явно радостный, что смог его здесь встретить, а затем на драгса, не ожидая явно увидеть в Раю другое создание, а не ангела. На Тэхене все черное, он как-то инстинктивно тянулся к темной одежде, ею подчеркивая всю глубину своих нереальных глаз, а позади него по полу шуршат крылья могучие, самые неповторимые во всей Вселенной. И у Чонгука от этой картины ярко в голове вспыхивает сотня воспоминаний о том, как Тэхен именно в таком облике обычно приходил на защиту архангела, именно так обычно и выглядел. Только бы взгляд потяжелее, позлее и было бы просто не отличить этого Тэхена от Гадеса.       Драгс вздрагивает, все это время считал себя настоящим победителем, ведущим лицом готовящейся войны, но резко вздрагивает, соскальзывая со стула на ноги, огромными глазами, не верящими глядя на Тэхена. Все считали Гадеса мертвым! Семьсот тысяч лет его никто не видел, никто о нем не слышал, он же сгинул тогда в Аду со всеми! И вот живой владыка самой Жизни и Смерти стоит напротив драгса, заставляя его покрыться липкой коркой страха.       — Повелитель! — юноша на колени падает, низко голову опуская, чтобы никак не выдать своего неуважения к Тэхену, он еще и дрожит заметно, привлекая к себе внимание абсолютно всех. Его маска идеального победителя дала полный сбой. — Гадес, повелитель, я бы никогда, никогда бы ничего против вас не сделал! Мы бы никогда!.. — заверяюще тараторит драгс, хотя отлично помнит, что еще никому не удалось уйти от наказания, особенно после того, как этот кто-то тронул самых важных для Гадеса существ.       Тэхен явно не понимает, что здесь происходит, он, вообще-то, бродил по Белому замку, потому что кое-кого искал. Тьма с Люцифером о чем-то там цапались, а ему было просто скучно, потому он и пошел на небольшую прогулку. Он не слышал разговора, который здесь состоялся, не знал, что это было за существо, и почему оно вдруг упало ему в ноги. Все, что он видит, это удивленные лица, смотрящие на него, и огромные, черные глаза Чонгука, отчасти такие же ошарашенные, но отчасти озаренные радостью от появления здесь Тэхена. И дело не только в том, что он так легко заткнул драгса одним своим видом, Чон просто счастлив увидеть своего Тэхена, а не слушать пустоту ледяную, которой веяло от пещеры на краю мира.       — Ты сделал что-то плохое? — несмотря ни на что, интересуется у драгса Хаос, внимательно на него глядя, замечая его страх, который пробирался ему буквально в мозг, сковывая все тело, заставляя еще ниже к полу прогибаться, словно мечтая под него мимикрировать.       — Простите меня, простите меня! — запричитал юноша, сжимая пальцы в кулаки явно чтобы сохранить остатки гордости и просто не разрыдаться, вымаливая прощение у Гадеса, хотя отлично знал, что того это никогда не останавливало.       — Я не ангел, чтобы прощать, — просто отвечает Тэхен, и три пары глаз разом ошарашено оборачиваются на него, не веря в то, что слышат. Гадес всегда говорил эту фразу всем, кто стоял перед ним на коленях, и всегда ровно с таким — беспристрастным выражением лица.       У Чонгука сердце забилось чаще, сильнее. Вспомнил? Неужели, вспомнил? Но понять этого сейчас не может — Тэхен прямо смотрит на драгса, изучая его своими проницательными черными глазами. Жалкое создание — жаждущее войны, не способное увидеть красоты в мире и спокойствии, в процветании. Тэхену не хочется его прощать и даже слушать не хочется, он плохо разбирается в чувствах, но эту черную душу, выпачканную добровольно в жажде войны ради войны, он видит отчетливо, и она ему отвратительна.       — Повелитель, пожалуйста! — молит драгс. — Мы все сделаем, как прикажете! Мы же не знали, не знали!..       Тэхен уже на юношу и не смотрит, ему откровенно не интересно, у него позади крылья красиво переливаются в свете разноцветной мозаики окна, а черные глаза смотрят прямо в ошарашенные Чонгука. Архангел все еще не понимает — это правда тот Тэхен? Он, правда, вспоминает что-то по кусочкам? Или Чон просто накручивает себя, и только ему кажется все это знакомым?!       — Чонгук, ты можешь мне помочь? — Тэхен вопросительно смотрит на архангела. Он не хотел вмешиваться, пока у Чона были важные дела, но обстоятельства к тому привели. Да, и, кажется, но как-то Тэхен, сам того не понимая, смог все проблемы разом решить, иначе, как объяснить эти ошарашенные взгляды, обращенные на него? — Я встретил душу перед воротами, кажется, она потерялась.       Хосок не верит, он просто не может поверить в то, как эти два абсолютно разных состояния уживаются в одном теле. А еще он не может отчего-то поверить в то, что забыл Тэхен все навсегда. В это не верилось, особенно, когда своими ушами и своими же глазами видишь, как прежний Гадес порой рвется на свободу. Ангел смотрит вопросительно на Намджуна, который стоит рядом, но тот мотает головой только, давая понять, что сейчас объяснять все — не время.       — Иди, я разберусь, — говорит Чонгуку Ману.       Теперь-то драгс точно обратно не вернется в Рай, теперь его длинный язык на все миры растрепет, что великий Гадес вернулся! И отчего-то Намджун железно уверен, что после даже те, кто желал войны тихо заткнутся, просто молясь, чтобы Тэхен их не тронул. Пожалуй, сейчас на их счастье просто, что он ничего не помнит, что многого еще не понимает, потому что он точно никого бы не пощадил, если бы узнал, как они отзываются о Чонгуке.       Архангел просто кивает, последний взгляд бросает на драгса, но тот, кажется, и сам готов деру дать отсюда, потому Чон просто выходит следом за Тэхеном за дверь, позволяя Ману и Хосоку разобраться с их неожиданно пропавшей проблемой. Пропавшей, благодаря улыбчивому существу, стоящему рядом. Правда, улыбчивому только Чонгуку, не только архангел голодными глазами каждый день поедал Тэхена, тот тоже не мог отказать себе в желании постоянно смотреть на Чона. Для него это было абсолютно нормально. Да, он узнал от Тьмы про любовь, но до конца во всей широте и глубине этого чувства все еще разобраться не мог. Это требовало куда больше времени, нежели половину дня.       — Что случилось?       — Эта душа заблудилась, — Тэхен в сторону отходит, убирая крылья, и Чонгук видит перед собой молодого парня, совсем зеленого, неожиданно распрощавшегося с земной жизнью и… ангела к тому же.       Ясно становилось, отчего он заблудился. Обычные людские души, попадавшие в Рай, не помнят ничего о прежней жизни, но только не ангелы и архангелы — они помнят, для них переход всегда тяжелый и запутанный, они часто теряются, сходя с моста в лимбо, потому что память зовет их обратно в людскую жизнь. Другие ангелы — постарше — стремятся помочь молодым, но бывает, что теряют их порой, сами не могут их найти. Видимо, с этой душой случилось то же самое, а нашел ее Тэхен, который должен был быть с Тьмой и Люцифером!..       — Проводите ее, — говорит Чонгук двум ангелам у входа в свой кабинет, которые должны были охранять драгса, но в этом боле не было нужды.       Никуда он не денется после того, как увидел Гадеса. Они все кажутся несгибаемыми, пока дело не касается кого-то, кто в миллиарды раз их сильнее. Ангелы Чону кланяются, без нареканий выполняя свой долг, они бы раньше увели душу, да вот только Тэхен настоял, что этот вопрос может уладить только главный архангел. Да он просто хотел его увидеть и все!       Чонгук выдыхает, чтобы наполнить легкие ароматом лилий, самым любимым, и его тянет взять Тэхена за руку и пройтись с ним по бесконечному коридору, расспрашивая о произошедшем, но он этого не делает, потому что… потому что он до сих пор не понимает — нужно ли, чтобы Тэхен все вспомнил или же нет? Сейчас он беззаботный и счастливый, а потом… что будет потом?       — Почему ты один? — Чонгук к окну отходит, составленному из мозаики, только для того, чтобы любоваться разноцветными переливами на черной радужке глаз Тэхена. — Почему Тьма не с тобой? А Люцифер? Он разве еще не появился?       — Появился, — отвечает Хаос, растягивая губы в яркой улыбке, — я просто хотел увидеть тебя.       И архангел от этих простых слов, словно из реальности выпадает, у него, по ощущениям, бабочки в животе до смерти сердце своими крыльями защекочут в радостном полете от услышанного. Они не виделись всего от силы полдня, но тяга обоих друг к другу была по-настоящему крепкой, для кого-то может болезненной, но для Чонгука самой ценной в мире. Пусть его хоть сотню раз назовут шлюхой Гадеса, ему на все эти злые слова наплевать, ведь он любит Тэхена чисто и искренне не за его силы и статус, просто любит. У любви нет оснований.       — Ты скучал? — Чонгук сам не понимает, как этот вопрос у него с губ сорвался, как он такое смог сказать тому, кто считает, что с ним знаком всего четыре дня! Но он с замиранием сердца смотрит в черные глаза, смотрит, как брови хмурятся, как Тэхен о чем-то думает, но по итогу уверенно выдает:       — Скучал.       Он до сих пор не может понять этого чувства, не может объяснить его действия, почему оно вдруг у него в груди рождалось только при одном взгляде на архангела, но одного отрицать никак не может — без Чонгука было пусто, было чертовски пусто, почти больно. Может, это потому что душа Тэхена у архангела, а может, потому что им владеет то самое чувство, о котором говорила ему сегодня Тьма.       — Ты меня любишь? — Тэхен прямой и понятный, как лбом об стенку, а у Чонгука окончательно останавливается сердце, просто не желая больше функционировать. Да. ДА! Любит, всегда… — Тьма сказала, что ты меня любишь, потому боишься мне что-то рассказать.       Чон упускает даже тот момент, в котором думает, что девушке надо научиться держать язык за зубами, упускает момент, в котором вдруг допускает мысль, что этот Тэхен ведь может и не любить его ответно так же сильно, одно у него в голове вертится — этот момент настал. Настало время, когда Хаос начнет интересоваться очень многими несостыковками в рассказах всех вокруг, очень многими «позже расскажу» и еще более невероятным — что все вокруг его знали. Когда Чонгук его в Рай привел, его мгновенно все окружили, болтали с ним как с давним знакомым, хоть он ничего и не помнил. Чонгук тогда на это внимание не обратил, он был и сам поражен таким долгожданным событием, но стоило не забывать, что по итогу Тэхен начнет все анализировать и во всем разбираться. Он очень умный, он Хаос, в конце концов!       — Почему он назвал меня Гадесом? — Тэхен кивает подбородком на дверь кабинета. — Откуда вы все меня знаете? Почему мне кажется, будто я уже бывал здесь, в Раю? Почему у меня такое ощущение, что я вечность ждал тебя, что я тебя знаю? — И черные глаза вопрошающе смотрят на архангела, жаждут ответов, им нужны ответы.       А Чонгуку отчего-то хочется расплакаться, он губу больно кусает и глотает предательские, ненужные слезы. Он так боялся всего этого, так боялся, что Тэхен его никогда не узнает, что не будет его помнить, забудет о них, об их отношениях, обо всем, что они пережили! Это было невыносимо больно все эти семьсот тысяч лет! Да, он помнил, обещал и потому помнил, но ужасно боялся, захлебывался в страхе от осознания, что к нему придет Тэхен однажды, но будет он уже не тем, другим Тэхеном будет, словно чужим и незнакомым. Не его, такой Тэхен уже будет не его. Но, кажется, страхи были беспочвенны отчасти, потому что Хаос помнил, не то, чтобы даже помнил, но ощущал, в нем остались какие-то отголоски воспоминаний, а еще дикая привязанность к Чонгуку, которая никуда не желала деваться.       — Люблю, — шепчет архангел, проглатывая новую порцию слез. Знает, что не время, знает, что еще слишком рано такое говорить, ведь Тэхен еще даже не акклиматизировался толком, но сдержать себя не может, когда твердо повторяет: — Я тебя люблю. Люблю уже семьсот тысяч лет и буду продолжать любить.       У Тэхена спокойно крылья на полу лежат длинным богатым шлейфом, у него глаза черные в себя Чонгука утягивают, а аромат лилий в кровь новым наркотиком поступает.       — Я не знаю, что это за чувство, не знаю, как понять, что люблю тебя ответно, — честно отвечает Хаос, — но я не могу без тебя, не могу даже нескольких минут пробыть один, чтобы в итоге мои мысли не вернулись к тебе. Мне нравится твоя глициния, и улыбка нравится, и глаза черные нравятся, мне нравится смотреть на тебя, отчего-то в такие моменты ты отводишь глаза, но мне все это нравится.       Чонгук не может себя сдерживать боле, он слушал все это с замершим в груди сердцем, да, он просто был уверен, что в ответ получит ответ «Нет», или «Не знаю», ведь это было бы вполне объяснимо. Но архангел получил самое красивое признание, настоящее, абсолютно настоящее признание, и пусть даже сам Тэхен еще этого не понял. Чонгук не станет торопить, он все еще за многое боится, но теперь хотя бы знает — это его Тэхен, его. Архангел стремительно с объятиями на Хаос налетает, оплетает его руками крепко, пряча лицо в сгибе шеи и дышит, дышит лилией, лишь бы не разрыдаться сейчас. Надо быть сильным, он должен быть сильным. Его сердце бешено вбивается через ребра в грудную клетку Тэхена, явно дает понять, где оно желает быть, куда стремится. У него лавина из слез таким плотным комком в горле встала, что, кажется, душить его начала. И не важно, что архангелу можно и не дышать, он дышит, чтобы с каждым новым глотком воздуха напитывать себя любимой лилией, самым желанным, наркотическим ароматом, без которого ломало, душу выворачивало наизнанку, было невыносимо больно.       Тэхен сначала стоит, не знает, как реагировать на все это, но потом ответно прижимает к себе Чонгука, надеясь, что это можно, что архангел от него после такого не убежит. Ведь держать его за руку, кажется, было вполне нормально все это время, но вот полностью коснуться, прижать к себе это нежное тело казалось чем-то запретным, чем-то, чего, ну, никак нельзя было делать просто так, нужно было обязательно спросить на то разрешение у самого Чона или же, вот как сейчас, убедиться в его чувствах. Тэхен ни капли не врал и не лукавил, когда говорил, что в архангеле ему так нравится, он, правда, не может объяснить этого, но, кажется, знаком с Чонгуком уже давно, ему так спокойно, когда он дышит глицинией и так внутри пусто, когда ее нет. Невероятно пусто. И да, ему, кажется, теперь до мурашек нравится обнимать архангела, потому что это так… правильно? Пожалуй, что да. Кажется, именно этого не хватало им обоим. А по поводу того — любит или нет — пусть Чонгук побудет рядом, пусть будет вот как сейчас рядом, и Тэхен обязательно в себе разберется, обязательно поймет это чувство, просто не осознавая еще того факта, что любовь не понять, она просто есть и все, она просто есть в его сердце, и она полностью вся отдана Чонгуку.       — Пожалуйста, дай мне время, и если того будет не избежать, я все тебе сам расскажу, — шепчет Чон, потому что ощущает, что голос у него слабый, подними он его выше и, кажется, просто не сдержит свою плотину из слез. — Я думал, что ты вспомнишь, но слишком мало времени прошло, а ты слишком быстро понял, что что-то вокруг происходит, — архангел отчаяннее вцепляется в черную ткань рубашки у Тэхена на спине, щекочет пальцы о длинные перья, дышит лилиями и это так… так всего этого не хватало! — Но если ты очень хочешь все узнать, просто так мне и скажи, я ничего не стану утаивать от тебя.       Тэхену очень хочется, на самом деле, он все эти четыре дня только и делал, что замечал, как от него что-то скрывают, как незаметно к чему-то подталкивают, ожидая от него хоть какой-то реакции, но получая в ответ тишину. Потому что Тэхен просто не понимал, что от него было нужно, он не знал, чего от него ожидают все вокруг, к этим всем, он мог с точностью отнести — Намджуна, Тьму, Люцифера и Хосока. Чонгук отчего-то никогда и ничего не пытался в его памяти словно воскресить, он словно всего этого боялся. И то, как сейчас он поступил, — давая Тэхену право выбора, было предельно честным и открытым, и как бы Хаос ни желал правду узнать, а Чону верил, вот так просто ему верил. В конечном итоге, пусть в голове у Тэхена и вертится куча вопросов, на которые он все никак не может получить ответа, а ведь они не настолько уж и важные, как архангел, мягкий и трепетный архангел в его руках.       — Вы хотите, чтобы я что-то вспомнил, — только отвечает Тэхен, вдыхая аромат глицинии с кудрявых волос Чонгука, очень нежных, почти шелковистых, приятных на ощупь, он даже себя не сдерживает, прикасаясь к ним щекой.       — А ты помнишь? — архангел даже выдыхает тихо, боясь упустить ответ, а сам держится, держится за Тэхена.       Он просил его когда-то не отпускать себя, навсегда оставить жалкого Чона у себя хоть рабом в Аду, но вот так вышло, что сам сейчас вцепился в Хаос, одним этим говоря, что не отпустит, не даст ему никуда уйти, никуда не отпустит.       Тэхен даже не задумывается, когда уверенно отвечает:       — Нет, — иначе бы в голове у него не было столько вопросов, — ничего не помню. И, честно, никого из вас, только, — он губу закусывает, слушая прерывистое дыхание Чонгука, — что-то мне кажется знакомым. Сад в Раю, словно я там был уже когда-то, Белый замок и эти разноцветные витражные окна, — Тэхен смотрит на красивую мозаику, и глаза его тут же многоцветным звездопадом вспыхивают, только Чонгук этого не видит сейчас, — звезды, они сейчас другие, не только по расположению, а еще потому, что тогда, когда я смотрел на них, мне было грустно, а сейчас нет. Наверное, потому что ты сегодня был рядом, потому что я отлично помню твои глаза, ничего не помню, а их помню, — Тэхен улыбается, слегка отстраняется от архангела и смотрит в эти звездные, укрытые легкой полуночной дымкой глаза, в те самые глаза, которые, кажется, никогда не забудет.       Его Тэхен, — эта мысль бьется в голове у Чонгука счастливо. Да, ничего не помнит, да, Чону по итогу придется ему все рассказать, каким бы болезненным это не было, но правду поведать будет нужно, если он сам все не вспомнит. А какие-то отголоски событий у него в голове явно остались, не все стерлось без следа, он помнит нечто, что больше всего оставило для него впечатлений, конечно, Рай был в числе этих вещей, ведь сюда его впервые привел Джин, как Чонгук сейчас. Но архангела отдельно очень греет, что Тэхен помнит его, что он был важной частью его жизни, они ведь так сильно друг друга любили! Чон до сих пор, и верит, что Тэхен тоже.       — Пойдем, — Чонгук с улыбкой аккуратно берет Хаос за руку, у него от этого все внутри трепещет и снова хочется с объятиями на него налететь, но Чон себя сдерживает, не позволяет сейчас таких вольностей. — Я на сегодня закончил все дела.       — А куда? — Тэхен идет следом за Чонгуком сам, у него лениво по полу крылья шелестят, очень красиво, между прочим. И, честно, ему наплевать, куда идти, главное, чтобы куда-нибудь с архангелом. Тэхен просто еще не понимает, что невероятно зависим от аромата глицинии, что за ним готов куда угодно пойти, что угодно сделать, если его владелец попросит. — А кто было то существо, которое назвало меня Гадесом?       — Драгс, — отвечает Чонгук незамедлительно.       Он рад, что Тэхен не требует ответов на все свои вопросы сразу, что не допрашивает архангела, выпытывая буквально все. Чон расскажет, если будет нужно, но все-таки ему было страшно потерять такого беззаботного отчасти Тэхена, очень нежного, воздушного почти. Но правду знать он должен, это его правда о его жизни. Однако, может… может, он все-таки и сам все вспомнит? Просто если даже расскажет все Чонгук, это будет совсем не то. Чон просто запутался, он просто дичайше запутался в этом — хочет ли он, чтобы Тэхен все вспомнил или нет! Он уже выяснил, что Хаос его по-прежнему полностью из памяти не стер, помнил, но было много чего другого, что даже через боль он должен был вспомнить, был Юнги и… Чонгук сам пропускает тот момент, когда сильнее сжимает руку Тэхена в своей, не желая ее отпускать. Мысли о маленьком демоне до сих пор делали очень больно.       — Они хотят войны, всячески нас провоцируют на нее. — Объясняет Чонгук, жуя губу.       — У них слишком мало ресурсов для войны, — Тэхен смены настроения Чона, конечно же, не замечает, задумчиво глядя в белый высокий потолок коридора, но словно видел и не его вовсе. Конечно, архангел просто забыл, что Хаос может видеть каждую душу во Вселенной. — Их силы и магии не хватит, чтобы победить таких, как Намджун или Люцифер или даже ты.       Чонгук останавливается даже, глядя на Тэхена с немым вопросом в черных глазах. Хотя да, не следовало забывать, что сам Тэхен о том, кто он, не подозревает, а потому и не понимает, что одним своим появлением заставил военачальника драгсов нехило струхнуть, забывая о том, что они планировали войну. Гадес вернулся — это повод для всех забыть о своих мерзких планах, чаша весов резко склонилась не в их пользу.       — Что? — не понимает Тэхен, замечая взгляд, которым на него все это время смотрел Чонгук.       Не просто влюбленный, не верящий словно. Чон думает о том, что будь это действительно Гадес, то драгс бы живым сегодня не ушел, но с другой стороны это был все-таки отчасти Гадес, Чонгук отлично помнит, как часто тот любил о чем-то рассуждать, что-то рассказывать, всегда при том глядя куда-то далеко в небо. Архангел лишь лишний раз убеждается, что это его Тэхен, его, просто без груза боли на плечах, просто тот, который забыл о своей прошлой жизни почти полностью. Чонгук обязан помочь ему вспомнить, как бы ни было больно, а он обязан, не просто рассказать о том, что произошло, а именно что помочь вспомнить.       — Сегодня ты помог мне разобраться с этой проблемой, — отвечает Чонгук и легким взмахом руки заворачивает прямой портал, имея на то право, как старший архангел, собравший Рай по кусочкам. Раньше бы такое отняло у него много силы, но не сейчас. Сейчас это казалось легким очень, абсолютно мелочным. Чонгук повзрослел. — Думаю, теперь они нас не потревожат.       — Он меня испугался, — хмурится Тэхен, вспоминая, как драгс в страхе упал перед ним на колени. И не то, чтобы Хаос хотел просто его отпустить, да, на мгновение, но у него в голове мелькнуло желание его наказать, ведь архангел был явно не счастлив такому гостю, но Тэхен по итогу ничего не сделал, однако драгс все равно его испугался. Словно в прошлой жизни он был тираном!       — Да, — Чонгук не имеет смысла отрицать это, — тебя многие боятся.       — Я был плохим? — в лоб задает вопрос Тэхен, смотря пристально в черные глаза, которые разом теряются, не зная, как бы мягче ответить на этот вопрос.       Ведь Гадес был настоящим деспотом для всех, кто помнит времена его правления Адом. Другое дело, что никто не знал, кто он, но от этого страшнее становилось в разы сильнее, ведь по щелчку пальцев даже Намджун не может стереть мир в прах.       — Отчасти, — кивает Чонгук, кусая себя за губу, такое говорить совсем не хотелось существу, которое уже и не помнит, что сделало в прошлой жизни, — ты был иногда слишком «слишком», но при том никогда не врал.       — Значит, — Тэхен рукой свободной взмахивает, и портал мгновенно набирает нужную ему силу, разбрасываясь прозрачными искрами в разные стороны, предлагая в себя шагнуть. Чонгук ошибался, ему никогда не соревноваться в силе с Тэхеном, — это не первый мой цикл жизни, да? — Как бы ни хотел не спрашивать обо всем, о прошлом, о том, что надумал, а не может, некоторые вопросы никак не желают успокоиться в голове.       Чонгук глубоко вдыхает лилию, мягко тянет Тэхена за собой в портал. И тот идет, просто подчиняется и идет за Чоном, уже слыша отзвуки измерения, в которое его ведет архангел. Но Тэхен не боится ни капли, он доверяет Чонгуку, как тогда, когда взял его за руку на краю мира и пошел за ним, не зная, куда и что его там ждёт. Слепое доверие.       — Не первый, — отвечает Чон, останавливаясь на той стороне сразу, как только делает первый шаг.       Здесь опасно, ни ангелы, ни архангелы обычно сюда не спускаются без крайней нужды, это равно погибели, и отчего-то Чонгук железно был уверен, что именно здесь и был Тэхен, пока должен был находиться со своей сестрой и Люцифером!       Здесь очень красиво, туман густой, подсвеченный вечно закатным розовато-золотистым сиянием переливается красивыми клубами, закрывая картинку дальше, чем на расстоянии вытянутой руки. С обеих сторон шумят мягкие реки, их здесь две, и они невероятно идеально переплелись, доказывая, что даже несовместимое может сосуществовать вместе. Но самих рек не видно, слышно только их шум и не более, туман слишком густ и наполнен невероятным дурманом. Для Чонгука он пахнет лилиями, всегда будет пахнуть ими, его проверяют на прочность таким образом, если не сможет сопротивляться, то сгинет здесь навсегда. Но рядом с Чоном стоит Тэхен, его живой наркотик, тот, ради которого Чонгук готов бросить даже все сюрреалистичные мечты, которые ему предлагает этот туман. Они стоят прямо на мосту, который ведет в царство мертвых, они в лимбо, в опасном месте, куда суются только демоны, коим абсолютно нечего терять.       — Ты ведь не перед вратами Рая нашел ту душу, да? — Чонгук смотрит отчасти такими же туманными глазами на Тэхена, как и все здесь, он крепко держит холодную руку, и она его не пускает навстречу мягкому шепоту, которым зовет его лимбо двинуться по мосту мертвых. Этого нельзя делать ни для одного бессмертного создания, иначе время для него возобновит свой ход, но в обратном направлении, и к концу моста придет младенец, ничего не помнящий младенец.       — Нет, — Тэхен улыбается просто, яснее ясного, что на Хаос лимбо влиять просто не может, — я гулял здесь, когда нашел ту душу, в Раю я почти уже все изучил, потому и спустился сюда. Хотел в Ад, но решил однажды с Люцифером туда попасть. — А потом смотрит на Чонгука, который просто поверить в услышанное не может! Ну, Тьма точно получит за то, что даже нескольких часов за братом усмотреть не могла! — Мне нельзя было сюда? — спрашивает Тэхен, хмуря брови.       Как правило, ему не запрещали никуда ходить и ничего делать, потому он и спустился в лимбо, чтобы посмотреть на него собственными глазами, но, кажется, Чонгук в восторге от услышанного не был. Конечно, пусть архангел хоть тысячу раз понимает, что с Хаосом просто ничего не может случиться ни в лимбо, ни в Аду, да, нигде, вообще-то, потому что душу его хранит сам Чонгук, но оттого переживать он не перестанет. Он лишь четыре дня назад снова смог Тэхена увидеть, терять его так быстро, совсем не хотелось.       — Это лимбо, — Чон вздыхает, зная, что бы он не сказал, а на месте удержать Тэхена не сможет, он только переродился — для него интересен абсолютно весь мир, — а это мост через Стикс и Лету, — Чонгук указывает на едва виднеющиеся под ногами каменные силуэты плит. — Справа Стикс шумит, а слева Лета, — поясняет архангел, уверенно не слушая, что поют ему реки в своих мягких переливах, — это царство мертвых. Лимбо — это срединный мир, сюда попадают души, покинувшие физическую оболочку, отправляющиеся в другое путешествие в зависимости от жизни, которую прожили — или в Рай или в Ад. — Тэхен просто кивает, кажется, он и так все это знает. — Души, которым суждено стать ангелами или архангелами не забывают свою человеческую жизнь, когда здесь оказываются, они стремятся снова стать живыми и потому с моста бегут, они теряются, и мы не можем их найти, потому что нам здесь быть тоже не безопасно. — Архангел выдыхает, крепче сжимая в пальцах руку Тэхена, чтобы не ринуться на голоса, которые зовут его дальше по мосту, пойти, увидеть, узнать. — Мы не можем идти по мосту, потому что теряем на нем память с каждым шагом, как и каждый, кто сюда попадает, — Чонгук закусывает губу, вспоминая, как по молодости желал спасти каждую душу, и губил своих же ангелов, не понимая системы лимбо, — а сойдем, и блукаем в тумане, не имея шанса выбраться. — Чон в черных глазах напротив тонет, отдается им снова и снова, уж, где он и готов сгинуть, так точно не здесь. — Мы можем так случайно зайти в Стикс и просто умереть, или в Лету и навсегда лишиться памяти. — Тэхен хмурится на этих словах, но Чон уверенно качает головой. — Нет, с тобой произошло вовсе не это. Ты особенное создание, на тебя не действует магия рек или этого места, ты ведь даже не слышишь голоса, которые зовут тебя пойти дальше по мосту.       — Слышу, — неожиданно отвечает Тэхен, — но зачем я за ними должен идти? — Хаос обычной логике не поддается.       Срединный мир по своей структуре близок к Аду, такой же запутанный и неизученный, живым или бессмертным здесь, в общем-то, не место. Магия здесь сильная и древняя, существующая еще до зарождения жизни, ей сопротивляться долго никто не может, даже Чонгук ощущает, как мягкие руки, словно метафизические, его окутывают и тянут сойти с моста, посмотреть на этот мир, который никто не видел. Только Тэхен его крепко держит, не дает и шагу ступить на зов многочисленный всех когда-либо умерших душ. Стикс рядом. Но, конечно же, Хаос хоть и слышит эти голоса, а воздействия они на него, ровно, как и это место, не имеют. Он ведь старше каждой пылинки в бесконечной Вселенной, это ведь он создатель и бог, его печать стоит на каждом уголке галактики. Потому он так легко сюда спустился, потому и ту душу нашел и вместе с ней в Рай вернулся — он и есть самое опасное существо во Вселенной, ему нечего бояться. Чонгук это все понимает, а все равно за Тэхена боится.       — Это тяжело объяснить, — архангел ближе подходит к Хаосу, берет его и за вторую руку, потому что соблазн сойти с моста был невероятно велик. — Ты сильнее нас всех, — говорит Чон, — на тебя не действуют все эти голоса, а нас они зовут в пропасть, и сопротивляться им очень сложно.       Тэхен хмурится на это, сам не замечает, как начинает держать Чонгука очень крепко за руку, давая понять, что не отпустит его ни за что и никуда. Это его архангел, он его первый увидел! Тэхен даже крылья невероятно большие поднимает, разрезает ими уверенно густой туман. Он абсолютно непобедимое существо, жалкая магия лимбо не имеет на него никакого влияния, но и не за себя становится страшно.       — Если тебе опасно находиться в этом месте, то почему мы здесь? — в черных глазах шевелится беспокойство, яркое беспокойство, собравшее в себе и золотистые, и даже розовые всполохи далекого, невидимого для глаза неба.       Чонгуку хочется по щеке Тэхена провести пальцами, собрать яркие золотые полосы на ней, так идеально подходящие медовой коже, но он ничего этого не делает, потому что если отпустит сейчас руку, то голос псевдо-Тэхена, зовущий его из тумана сделает свое дело, и Чонгук глупо бросится за ним в Стикс, осознавая, но, не боясь последствий.       — Это все, что я могу сейчас тебе раскрыть — ты самое сильное существо во всей Вселенной, — улыбается архангел. — В мире нет магии, которая может тебя остановить или силы, которая может с тобой тягаться.       Тэхен, видимо, верит в это с трудом, потому что мотает головой только. Раз это не первый его цикл жизни, раз он уже однажды потерял память, то получается, что не такой уж он и сильный! Все же его помнят, а он вот нет! Все не так, не так!       — Поверь мне, — просто говорит Чонгук, глядя в черные глаза, в самые красивые, нереально космические глаза, — ни я, ни Намджун или Люцифер сюда спуститься не можем, это равносильно смерти для нас, но ты просто пришел сюда, чтобы прогуляться. — А так и было, Тэхен ведь из-за скуки спустился в срединный мир, которого боялись абсолютно все существа во Вселенной. — Ты создал портал по легкому взмаху руки, — напоминает архангел, — а небо мгновенно заставил превратиться из дневного в ночное.       Тэхен не считает это особо сильной магией, но Чонгук просит ему верить, и он верит. Только ему и верит. «Только тебе доверяю». — В голове всплывает фраза, заставляющая Тэхена разом всего собраться, чтобы ухватиться за это воспоминание, но оно ускользает, перед глазами остается только лицо архангела, который пытался до него донести нелегкую правду.       — Магия погоды и природных состояний только кажется легкой, на деле это очень трудное колдовство, ему учатся десятки тысяч лет, а ты просто взял и сделал. — А против этого Тэхену даже сказать нечего, для него, и правда, все это невероятно легко, обыденно. Он колдует, не задумываясь о том, как это происходит, хотя уже не раз замечал, что многие его фокусы повторить не мог даже Намджун, который был его братом!       — Но если я всемогущий, — Тэхен корчит гримасу на эту фразу, заставляя Чонгука влюбленно улыбнуться на это, — а Тьма моя сестра, а Намджун брат, то почему они не такие, как я? Я знаю, что не такие, я это чувствую, но ты сказал, что даже им здесь не безопасно.       — Семья не обязательно объединяется по крови, — Чонгук все-таки руку свою из ладони Тэхена вытаскивает и проводит по мягкой щеке подушечками пальцев, даже убирает каштановую прядку волос за ухо Тэхену, когда вдруг понимает, что за поднятыми крыльями могучими голосов он больше не слышит. Хаос просто их перекрыл, боясь потерять Чонгука. Невероятная, немыслимая сила! — Вы первородные, потому и называли себя семьей, честно, в ваших отношениях я не силен, знаю только, что вы постоянно вместе и все.       Первородные, — вертится у Тэхена в голове, но стирается медленно с каждым новым легким касанием к щеке пальцев горячих Чонгука. Зачем ему, вообще, слушать голоса, предлагающие пройти по обычному мосту, если утопать в черных глазах напротив, давая им над собой полную власть, куда прекраснее?!       — Я хочу тебя кое о чем попросить, — говорит Чонгук медленно, тихо почти, потому что сам не замечает, как ответно проваливается в черное космическое озеро глаз Тэхена. — Не рискуй собой, пожалуйста, даже не смотря на всю твою силу, я очень сильно переживаю о том, что с тобой может что-то произойти, — Чонгук видит в черных колодцах прямое возражение, видит, что держать на цепях Тэхена не получится, он не тот, кто сидит на месте, и все же архангел просит. — Я не хочу тебе ничего запрещать, я ведь не бог, чтобы ставить границы, просто хочу тебя попросить быть осторожнее. — Чонгук мягко пальцами стекает Тэхену на шею, ему хочется сейчас ближе к нему подтянуться и оставить горячий поцелуй на этих алых губах, но архангел себя в этот раз сдерживает. — Хотя бы ради меня — не рискуй собой, я не смогу пережить твоего отсутствия еще раз.       Тэхен хмуро сводит брови. С одной стороны ему и не запрещали ничего делать, но с другой просили никуда не лезть и ни во что не ввязываться. А ему хотелось, у него внутри природа Хаоса кипит, он желает мир изучать. Но вот самое отстойное, что без Чонгука он не хочет, не может, кажется, уже. Ему нужен архангел, чтобы отправиться в далекие миры, которые своим сиянием его манят, но чтобы рядом обязательно был Чон и только так. Но архангел, кажется, именно этого и боится, боится, что где-то Тэхен встретит опасность, что с ним что-то случится. И, честно, по своей еще наивности легкой, Хаос этого не понимает, он просто не понимает, что Чонгук ждал его семьсот тысяч лет и не хотел глупо потерять.       — Но я могу здесь многие души вытащить.       — Я не заставляю тебя все время сидеть в Раю, — отвечает Чон, — конечно, ты можешь мне немного помочь, можешь иногда вытаскивать отсюда души, я лишь прошу тебя никуда не исчезать, не сообщив об этом мне. Второй раз я такого точно не вынесу.       *****       В вечерних сумерках все преображается, яркий и богатый красками сад меркнет, но при том вспыхивает темно-зеленым, насыщенным цветом, мягким и упоительно прекрасным. Надвигается ночь, и это время особенно ценно в Раю, потому что ничего темного здесь как бы быть ни для кого не должно, но теперь все иначе. Черный — это боль, это новое принятие реальности, в котором доброе и злое всегда будет сосуществовать друг с другом. К тому же, нереально прекрасно это проклевывающееся из-за прощальных бледно-оранжевых лучей звездное небо, укрытое розовыми сливками нового Млечного Пути. Нового, потому что, благодаря Тэхену, его можно увидеть гораздо-гораздо ближе, четче, хоть оно и остается все таким же недостижимым.       Очень многие души не спят и не разбегаются по своим комнатам, им не нужен отдых, как и ангелам и архангелам, но полюбоваться в сотый раз на божественно прекрасное ночное небо хотят все. Эта та картина, которая никогда не наскучит.       Чонгук очень много раз за эти семьсот тысяч лет смотрел на звездное небо, и оно ему приелось, честно. Но то, которое показал Тэхен, а может именно потому что он был рядом, делало полотно расшитое этими чудесными блестками особенным, на него все еще хотелось смотреть, с некой грустью в сердце, но уже с чувствами. Раньше звезды не могли уже родить в архангеле ни долю эмоций, а сейчас почти ураган, желание улыбаться глупо, не смея объяснить причину даже себе.       С того разговора их с Тэхеном в лимбо прошло больше полутора недель. Хаос, конечно, не мог сидеть на месте, так же, как Чонгук решал свои дела, он отправлялся исследовать что-то, но всегда архангела предупреждал об этом, оставляя на его подушке в покоях пару своих черных перьев. И это так символично на самом деле, потому что Гадес делал ровно так же. Но Тэхен не просто любопытствовал в своих путешествиях, он из лимбо вытащил около двадцати потерявшихся душ, некоторые были уже не в очень хорошем состоянии, но он и это исправил легким взмахом руки. Чонгук обычно с Тэхеном никуда не отправлялся, очень хотел узнать, чем Хаос занят в свое отсутствие, но дел накопилось слишком много, и их следовало уладить сразу, пока они не превратились в монстров.       Драгсы растрепали всем о том, что их военачальник видел Гадеса, потому в Рай просто повально просились представители разных существ для «улучшения отношений между нами и вами», все просто хотели удостовериться, что Гадес, и правда, живой. Ведь в таком сценарии расстановка сил резко смещалась, и Чонгук мог бы для своей выгоды этим воспользоваться, но никогда этого не сделал бы, отказывая всем в посещении Рая. Пусть Тэхен живет той жизнью, которой хочет, пусть хоть раз будет абсолютно счастливым.       Чонгук выдыхает мягкий, теплый все еще воздух, чтобы наполнить его ароматом лилий. Он сидит на возвышенности, на холме, под которым пролегает небольшая полоса зеленого луга, а дальше спокойная ветвь реки. У архангела мягко на траве покоятся огромные белые крылья, он ими нежно потряхивает порой, когда сердце в груди окончательно сходит с ума. У реки Тэхен, он яркими вспышками золотистого цвета разбрасывается в воздухе, и они летят красиво, изящно почти, но безбожно тают, опадая на водную гладь, чтобы потом резко вспыхнуть, превращаясь в маленького, яркого светлячка. Этих насекомых здесь уже было около двадцати, потому что одному было бы грустно в таком красивом мире — по мнению Тэхена. Рядом с братом Тьма крутится, она бегает по лугу, безуспешно пытаясь научиться этому фокусу, рядом Хосок на траве сидит и только на все на это улыбается тихо, он как никто другой знает, что на месте девушка сидеть не может и не умеет. У Тьмы большая сила, она ее длинными дымчатыми пальцами стремится зацепить кусок волшебства Тэхена, а другой частью себя же воспроизвести этот трюк со светлячками, но у нее ничего не выходит. Она Тьма, а Тэхен Хаос, владыка всего живого и даже мертвого, даже того, чье состояние можно поставить под вопрос.       Чонгуку нравится смотреть на такого Тэхена, кажется, он был таким всегда, но это неправда. Гадес, которого знал архангел, был жертвой жестокого и очень серьезного проступка. В черных глазах не было звезд, была лишь тьма, но сердце, несмотря ни на что, умело любить. Оно красиво любило, чисто и ничего в замен не требовало. В конечном итоге, Чонгук полюбил Дьявола, и это его никогда не страшило. А сейчас Дьявол был другим, словно и тем же, но все равно другим.       — Он может вспомнить? — тихо задает вопрос архангел, опуская голову и оборачиваясь слегка, чтобы смотреть на Намджуна было удобнее. Ману рядом сидит, тоже смотрит на звездное небо, но явно видит нечто другое, нежели Чонгук или Тэхен.       — Почему нет? — Намджун задает риторический вопрос, глядя на архангела своими спокойными черными глазами. — Я такого не говорил, — он тянет легкую улыбку, — я сказал лишь, что он все забудет, но не говорил, что не сможет вспомнить. — Чонгук хмурится, закусывает губу сильнее положенного и взгляд отводит на фигуру Тэхена, который, услышав мольбы Тьмы, решил научить ее своим фокусам, зная, что это будет все равно провальным. Намджун внимательно следит за глазами Чона, за его хмурым лицом, за тем, с какой скоростью у него мысли пробегают в черных зрачках, потому и спрашивает: — Что тебя так волнует? Ты же сказал, что он говорит, будто помнит тебя.       Да, Чонгук рассказал кое-что Намджуну, поделился радостной новостью. Однако после много думал над словами Тэхена, потому что не думать у него просто не выходило. Архангел всегда по сотне раз одно и то же прокатывал в своей голове, а уж то, что касалось Тэхена — самого любимого существа во всей Вселенной — проанализировал по сто раз за каждый день. Тогда Чонгук был просто счастлив услышать, что именно он оказался той единицей, которую мозг Хаоса запомнил, не стер, не отфильтровал, а запомнил как нечто важное и ценное. Но ведь Тэхен не сказал Чонгуку, что помнит его, он сказал лишь, что…       — Не меня, а только мои глаза. — Чон снова жует губу, нещадно ее раздирая до кровавых капель и смотрит на Намджуна, который спокойно ожидает от него продолжения. — Знаешь… у Юнги были точно такие же глаза. — Выдает все, что его грызет Чонгук, слушая, как сердце только при одном имени маленького демона больно ударяется в ребра, медленно, но чертовски больно.       Чон еще тогда, в далеком «тогда» заметил, как невероятно похожи глаза Тэхена, Юнги и его собственные, ненормально похожи, почти необъяснимо ненормально. Правда, объяснимо теперь. Они все были связаны, все крепко любили, сильно, чисто причем, не требуя ничего, но спокойно соглашаясь быть жертвой, если того надо. Они любили Тэхена, разделяя не только непроглядную черноту его глаз, но еще и этот космос, что жил в каждом из них.       — Думаешь, что он помнит не тебя, а его? — Легко догадывается Намджун, получая в ответ кивок от архангела. — Конечно, разное может произойти, — Ману вздыхает, смотря, как красиво смеется Тэхен, глядя на бешенство Тьмы, которая так ничего и не смогла наколдовать, — все-таки он был очень важной частью его. — Намджун слегка голову поворачивает и на Чонгука смотрит, цепляя боковым зрением, как у архангела нервно подрагивают крылья на траве. — Ты давно не был в дендрариуме?       Чон на Тэхена взгляд переводит, он сейчас такой счастливый, не вечно мрачный с грузом ответственности на плечах, а легкий, светящийся ярко-ярко, заряжая своей энергией всех вокруг. Хочется, чтобы он навсегда таким остался, но это такой эгоизм, в купе с тем, что Чонгук мечтает, чтобы вспомнил Тэхен только его, не все печали и жуткие события, а лишь его. Архангел не может так поступить на самом деле, и как бы отчасти горько ему не было от осознания, что Тэхен может помнить Юнги больше, чем его, ведь с демоном провел времени дольше, а надо не забывать, что именно Мин был тем существом, которое заслужило больше всего памяти в сердцах каждого. Чонгук не может допустить, чтобы Тэхен забыл Юнги, забыл свою душу. Но и бросать его в омут головой вот так сразу не может.       — Я не могу оставить Тэхена одного, — Чонгук моргает медленно и переводит взгляд на Намджуна, по-прежнему нервно шелестя крыльями по траве, — а брать его с собой, чтобы он так вспомнил обо всем — слишком жестоко.       Чон не знает — поспособствует ли встреча с маленьким демоном хоть какому-то сдвигу в памяти Тэхена, но проверять этого не желал. Дендрариум очень могущественное магическое место, там время замерло, там всегда будет ровно та секунда твоей жизни, в которую ты в него ступишь. Тэхен точно что-то ощутит или вспомнит, но вспоминать сразу с такого момента было слишком жестоко, Чонгук не желал быть жестоким.       — У него много вопросов и так, а появится еще больше.       Намджун кивает согласно:       — Лучше будет, чтобы он сам вспомнил, а не чтобы ты ему рассказал. Прошло слишком мало времени, еще рано отчаиваться, может память к нему и вернется. — Все-таки с Юнги они были связаны очень крепко, даже Ману считает, что встреча с его телом в дендрариуме сильно ударит по потерянным воспоминаниям. Да, может Тэхен все и вспомнит в таком случае, но это будет невероятно болезненно для него, ужасающе жестоко. Пусть лучше прибывает в тишине, здесь в Раю, где может по кусочкам к нему память и вернется. А не вернется и не беда.       Чонгук с печальной улыбкой отворачивается, снова любуясь своим прекрасным Тэхеном. Идеальным и волшебным, как произведение искусства, на которое хочется смотреть снова и снова, а оно все больше нравится, с каждым взглядом. Архангел тысячу раз, сжимая в руках рубашку на груди, чтобы сердце успокоить, которое ядом одиночества обливалось, в болезненных криках вспоминал это лицо, руки, крылья могучие, всего Тэхена вспоминал. А сейчас мог вот так запросто им любоваться столько, сколько душа пожелает. Он хохочет там, на лугу, со своей сестрой, хватает ее метафизический черный дым — воплощение самой Тьмы, руками и с легкостью ее превращает в нового светлячка, показывая как это надо делать. У Тэхена это выходило красиво и легко, а вот Чонгук уверен, что не смог бы сам такое сделать, как и Тьма, которая провалила уже двухсотую попытку.       — Он такой счастливый сейчас и добрый. — Чонгук и сам не замечает, как начинает радостно улыбаться, смотря на свою любовь, укрытую мягким светом далеких звезд. Ночь наступила полная и бескомпромиссная, красивая, как и ее создатель. — Наверное, он всегда таким был.       Намджун улыбается, откидывая назад белые пряди волос. Чон все такой же наивный, каким и был! Более чем ясно, что в нем так привлекало Тэхена, какую бы жизнь он не проживал. Хотя, наверняка, не только это.       — Нет, он же Хаос, Чонгук, он не может быть априори ни добрым, ни злым, он просто есть все одновременно и ничто при том. — Отвечает Ману, привлекая к себе внимание архангела, который тут же удивленно округлил глаза на такую информацию, хотя, в общем-то, понимал, что Хаос очень сложная и многогранная единица мира. — Это ведь всего лишь его физическая оболочка, — Намджун одними глазами указывает на Тэхена, который одним крылом легко отбил шуточный удар своей сестры, вышедшей из себя, ведь у нее ничего не получалось, — ровно, как и моя, ровно, как и у Тьмы. — Чонгук слушает Ману внимательно, но не улыбнуться не может, когда видит, как девушка забавно злится на своего брата. Они кажутся совсем обычной семьей, если исключить тот факт, что они первородные. — Мы духовны, а физическое воплощение нам не нужно на самом деле, — Чонгук вопросительно поднимает бровь, снова смотря на Намджуна, — просто мы тоже хотим ощутить каково это, мы хотим почувствовать себя по-настоящему живыми.       — Вы ведь не можете быть настоящими братьями с ним, да? — Как бы они не были похожи на семью, а семьей все-таки не были.       Их отношения для Чонгука всегда были необычными, и он никогда о них не спрашивал. Но сейчас любопытство в нем кипело, а может тот факт, что Тэхен недавно пытался у него и сам узнать об их семейных узах, потому архангел сейчас проявил интерес.       — Это сложно. — Намджун пальцем чешет висок, потом вздыхает и продолжает: — Тэхен наш создатель, — Чон это знает, и просто кивает, подталкивая Ману продолжить, — он это мы, и ты, и даже солнце над нашими головами, и эти звезды, — Намджун с улыбкой в небо красочное смотрит, — и животные, и даже эти светлячки, которых он создал. — Чонгук смотрит на водную гладь, в которой вместе со звездами сейчас отражались светящиеся живые огонечки, движущиеся, дарящие любому глазу возможность насладиться красотой их полета. — Все, что есть вокруг нас, даже чего мы не видим, как магия в наших жилах, это Хаос. — Продолжает Намджун. — Мы все — это его многоликое представление. Просто мы с Тьмой первородные, его почти первая попытка создать что-то. Мы называем себя семьей, потому что с момента основания Вселенной были только мы трое, и как-то так повелось, что Тэхен не наш бог, ты знаешь, он не любит, когда его так величают, а наш брат.       Чонгук кивает на это, в самом деле, многие не смогут дать точного определения семьи, это ведь далеко не кровные узы совсем. Первородные на то и первородные, что их было всего трое, когда зарождалась целая Вселенная. Естественно, что они были одиноки, естественно, что именно связь друг с другом и дала им шанс не выжить, а увидеть мир, который они хотели бы построить. Они не боги, они просто семья, которая может дать жизнь, ведь видит в ней незримую ценность.       Чон по привычке тянется к перу, висящему на тонкой цепочке на шее, у него появилась привычка постоянно его трогать, как только он начинает сильно нервничать, о чем-то задумываясь. А его мысли то и дело приходили к одному и тому же — сможет ли Тэхен все вспомнить? Стоит ли его оберегать от болезненных тем? Насколько он уязвим в своей оболочке без души? Когда он был Гадесом, Чона этот вопрос тоже волновал, но он жил тогда и функционировал, и все было хорошо. Но сейчас это уже не Гадес, а Тэхен и… слишком много неизвестных.       — Что если я отдам ему душу? — тихо произносит архангел, сжимая в руках траву. — Он все вспомнит?       — Может, да, а может, и нет. — Намджун отвечает, как и обычно, спокойно, оглашая все варианты без утайки, не стараясь просто обнадежить.       — В смысле? — А вот Чонгук неожиданно ответа не понимает. — Это ведь его чистая душа, она должна хранить все воспоминания. — В любом случае, архангел в это свято верит. Душа — самая ценная единица, не деньги или золота, а душа. Раз Тэхен переродился, но при том душа его была все время у Чонгука, она должна была лишь очиститься от грехов Тэхена, но при том помнить все, что с ее владельцем произошло.       Намджун пристально смотрит архангелу в черные глаза, прежде чем выдать жестокую правду:       — Не чистая, Чонгук. Он отдал тогда свою душу в обмен на твою Аду, сильной и темной магии, этот контракт навсегда, и миллиарды лет не смогут ее очистить, никогда. — Чон просто каменеет в этот момент, в статую превращается, услышав такое. Он наивно полагал, что с перерождением Тэхена все его прошлые грехи, сделки, да, вообще, все, что с ним связано пропадет. Это ведь теперь новое создание, он ведь без памяти и… Но Чонгук-то все еще здесь, не черт, а архангел, красивый и сильный архангел, чистый. Наивный очень при том при всем. Тэхен ведь отдал свою душу за него, он совершил сделку, и даже годы не смогут ее снять, он навсегда останется покрыт тьмой, которую забрал у Чонгука, лишь бы тот жил нормальной жизнью. Кажется, архангел эгоистично забыл, кому обязан своей жизнью. — Он знал, на что шел, не вини себя. — Намджун видит, в какой ступор впал Чонгук, и потому пытается его хоть немного из него вытащить.       — Но я не могу. — Выдыхает архангел, пусто моргая. Он думал, что теперь все наладится, но… нет, не наладится.       — Он искупил свой грех, как создатель, — Намджун снова смотрит на Тэхена, который об этом разговоре, даже не подозревая, играл с сестрой, — но то, что спас тебя — грехом не считал никогда, просто жил с этим и все, не жалел о том, что сделал. — Чонгук губу кусает многострадальную, руки сцепляет на коленях в замок. Он его всегда спасал, помогал, всегда был его словно ангелом-хранителем. А вот настоящий ангел, то есть, архангел ни разу не дал ему взамен ничего ценного. Он получал, но не отдавал. Только сейчас это понял. — Юнги как-то сказал, что его душа все равно намного чище, чем у всех небесных созданий, потому что он никогда не лжет не только окружающим его существам, но и самому себе.       У Чонгука екает сердце только при одном имени маленького демона. Он ведь его тоже тогда спас, отдал свою жизнь… вокруг все ради архангела чем-то жертвуют, а он ведь не заслужил! Что он сделал такого, чтобы все вокруг отдавали за него свои жизни?! А ведь Юнги Тэхена тоже любил, они ведь тоже могли быть вместе…       — Я никогда не спрашивал, — Чон сглатывает, но на Намджуна так и не смотрит, больно слишком все это, да и в личное архангела понесло, однако знать хочется, — но…       — Я никогда не любил, Чонгук, я не могу сказать тебе точно. Но думаю, что по-настоящему и очень сильно. — Намджун отвечает так, как видит, как помнит все отношения между Гадесом и Юнги. Он ведь один из всех и знал, что маленький демон Тэхена любит по-настоящему, только тщательно это скрывает. А сам Гадес… что ж, его душа — это потемки, но Юнги смог ее не только сберечь, но и осветить. — Тэхен был настоящим ураганом, когда попал в Ад.       Чонгук пальцы свои крепче сжимает, чтобы не поддаться всем своим чувствам, остаться сильным и стойким, но внутри сердце полыхает огнем, там боль и пепел, которым укрыт весь Ад до сих пор. Самая чистая и красивая душа была свергнута в преисподнюю тем, кого любила — Чонгук, даже семьсот тысяч лет прождав, не сможет никогда ощутить эту боль, потому что его не предавал любимый. Предательство не просто так считается самым ужасным грехом, после него раны не заживают.       — Он бесился, — продолжает Намджун, погружаясь в тяжелые мысли о прошлом, — уничтожал все на своем пути — ему было очень одиноко и плохо, — Ману помнит его вспышки гнева, помнит, как он стирал в пыль каждого, кто осмеливался у него на пути встать, помнит, как Тэхен призраком слонялся по своему замку в Аду, бесполезно мечтая хоть как-то успокоить рану в груди, кровоточащую с каждым днем лишь все больше и больше, не думавшую зарастать, — он сам себя убивал, лишь бы унять боль от предательства Джина.       Чонгук больно сглатывает подступившие слезы, ему сейчас хочется сорваться и броситься к Тэхену, обнять его и не отпускать. Но тот явно что-то заподозрит после такого, а Чон не сможет ему объяснить свой порыв, не сделав еще больнее. Потому он просто сидит рядом с Намджуном и слушает его ответ на вопрос, который сам и задал.       — Я не мог ему помочь, я в этом был абсолютно бессилен, потому что не мог дать ему того, чего жаждала его истерзанная душа. — Любви. Она жаждала такой банальной и для кого-то бесполезной любви. И ничего более. Тэхен умел любить, и это чистая правда, он красиво любил и искренне, только вот его чувства раньше были никому не нужны. Чонгуку от этого знания отдельно очень больно. — И тогда это, правда, был его личный Ад, в котором он платил за грехи, только не за свои, — печально усмехается Намджун, — я надеялся, что однажды, хоть однажды, его отпустит, но этого не происходило, становилось только хуже.       Чонгук слезинку маленькую смаргивает, надеется, что ее не заметно, она прорвала его плотину в итоге, потому что нужно быть по-настоящему черствым, чтобы эта история никак не тронула тебя. Тэхен просил любви, но именно ее никто не хотел ему давать. Монстры не могут любить — Гадес этот стереотип сломал изящно почти, доказав, что его чувства сильные и искренние.       — Он чах почти на глазах, другие говорили — прогнивал, а для меня просто чах. — Намджун смотрит на Тэхена, который весело смеется над сестрой, и сам не может поверить, что это его брат, его брат, который никогда не позволял себе быть таким беспечным, вечно находясь в режиме ожидания, когда кто-то ударит его ножом в спину. — И вот однажды в Аду появился Юнги. — Ману тянет красивую, но нереально грустную улыбку, которая тут же отражается и на лице Чонгука. Они одинаково эту боль от потери маленького демона помнят. — Я не сразу понял, что произошло, но Тэхен тогда пришел дико злым, кричал про какого-то мальчишку, который даже банальный приказ выполнить не может, и все продолжал и продолжал бурчать что-то про него.       Очень похоже на Гадеса, Юнги, скорее всего, ему с первой встречи понравился, но отрицал он это долго и упорно. Его душа была истыкана иглами предательства, она кровоточила и ныла каждый день, ей нельзя было влюбляться повторно — предать его незнакомец мог легко. Но именно что в лице Юнги Тэхен нашел для себя такое редкое, но нужное успокоение. До появления Чонгука только Мин один и мог угомонить гнев Гадеса, не боясь его совсем. Тэхен успокаивался, потому что боялся Юнги сделать больно.       — Бесился, дай боже, когда хоть кто-то его имя произносил, хоть кто-то к нему пытался приблизиться, — вспоминает Намджун все с той же печальной улыбкой, — у себя в покоях держал, но сам к нему даже не приходил, потому что называл его «обычной душонкой, которых полно в Аду». — Чонгук не может на это не улыбнуться, Юнги, видимо, топил лед в его душе, но Гадес не желал этого признавать, потому и не приходил к нему, но и другим не позволял прикасаться — тот еще собственник. — А потом произошло кое-что мерзкое, — Намджун мрачнеет, опуская историю с массовым изнасилованием Юнги, не желая этого даже вспоминать, — Тэхен тогда был невероятно зол, — сжег всю часть дворца с теми демонами, а потом еще с месяц гонял каждого, кто, по его мнению, желал маленького демона. Собственник, злющий Дьявол. — Он с того момента любого в порошок стирал, когда кто-то на Юнги хотя бы глаза поднимал. — Чонгук даже не стремится узнать, что с Юнги произошло — явно что-то не радужное, пусть это останется секретом. — Бесился все еще, говорил, что мальчишка просто его игрушка — не желал признавать. — А Юнги тоже называл себя игрушкой — вспоминает Чонгук, тоже не желал ни перед кем признавать, что Тэхена любит. Они такие похожие… были…. — Но оно и так было понятно — его черная, испачканная во тьме душа снова позволила ему влюбиться.       Чонгук знает, знает отчего-то, что именно Юнги был тем самым, который не дал тогда Тэхену окончательно утонуть в своей личной тьме, забывая о том, что в сердце теплятся маленькие лучики надежды. Демон их сберег, льды заставил таять, он был самым недооцененным, самым прекрасным и, конечно же, любимым. Такое должно было признавать очень нелегко, но Чонгук признает, что Тэхен любил Юнги не меньше, чем тот любил его, иначе не позволил бы ему так близко, непозволительно близко к себе приблизиться, не доверил бы ему свою душу.       — Потому, предвещая твой последующий вопрос, — да. Есть большая вероятность, что Тэхен его тоже не забыл. Такие чувства просто так не забывают.       *****       Бессмертным, в общем-то, необязательно спать, да и есть тоже, они напитываются энергией самого мира, восполняя запас силы не только магической, но и духовной, и физической энергий. Многим из них даже не обязательно дышать, это просто остается привычкой у них, или же они ощущают некий аромат, которым постоянно хочется питаться. Прямо как Чонгук, который нашел невероятную прелесть в аромате лилий, собирая их ну, уж слишком непозволительно близко с шеи Тэхена, лежа с ним рядом на огромной кровати в своих покоях, где Хаос и поселился. Он спал, по-настоящему спал, закрыв свои прелестные космические глаза, только длинные ресницы подрагивали на медовых щеках, отбрасывая красивые тени от восходящего за окном солнца. Тэхену тоже не обязательно спать, он ведь Хаос — энергией его восполняет каждое живое и неживое существо в безграничной Вселенной, но он порой засыпает, лежа рядом с Чонгуком, потому что во сне к нему приходят яркие картинки. Чон бы все отдал, чтобы узнать, что ему там снится, может прошлое? Или будущее? Что-то очень привязавшее к себе внимание Тэхена, но что, тот так до сих пор и не сказал, лишь улыбнулся однажды на вопрос архангела, ответив, что и сам не знает. Чонгуку, конечно, было очень интересно, но он не настаивал, главным образом, потому что все это время, что Тэхен спал, он мог вот так беззастенчиво его разглядывать, даже мягко трогать медовую кожу щек, дышать лилиями и просто наслаждаться мгновениями тишины и единения с Тэхеном. Он семьсот тысяч лет не мог себе даже позволить такого, потому сейчас насыщался сполна, и все равно всего этого было мало. Чонгуку Тэхена хотелось, по меньшей мере, крепко прижать к себе и никуда не выпускать, забывая про все свои дела, про все вокруг.       Одно Чон за этот месяц понял хорошо — память к Тэхену возвращаться явно не спешила, а сам он не спешил пытаться вытрясти все ответы на свои вопросы из архангела, хотя помнил, что тот обещал, что расскажет все, если Хаосу это так будет нужно. Видимо, нужно не было, потому что Тэхен продолжал жить легкой и отчасти беззаботной жизнью, продолжал исследовать мир огромный и порой спускаться в лимбо, каждый раз за это получая тяжелый взгляд от Чонгука, которому все казалось, что с Хаосом может произойти что-то ужасное. Это были не только отголоски того осознания, что он ждал его семьсот тысяч лет, тому виной теперь еще стало глобальное движение старых народов, которые жаждали узнать — жив Гадес или же нет? Стоит им опасаться, совершая что-то рискованное или нет? Кроме военачальника драгсов его никто не видел, Чонгук в Рай не пускал никого, кроме душ, что естественно, информация вытечь просто не могла, а у тех, кто возомнил себя новыми богами, кипело терпение, грозясь просто взорваться. Если Гадес жив, то чаша весов резко поменяет свою сторону.       Чонгук выдыхает устало и снова тянет носом с шеи Тэхена аромат лилий, крепко держа его за плечи, почти ложась ему на твердую грудь, чтобы было удобнее. Очень двусмысленно это выглядит, почти провокационно со стороны архангела, и он бы даже хотел, чтобы так все и было, да, вот только ни на одну его провокацию Тэхен до сих пор так и не отреагировал. И дело даже не в том, что вот сейчас Хаос спит, даже когда он бодрствует, когда обнимает мягко Чонгука за талию, а тот тянется к нему за поцелуем, он просто чмокает его в лоб и все! Просто большое и несправедливое все! Ну, неужели Чонгук больше не вызывает желания?! Неужели он не сексуальный и притягательный?! Как можно его не хотеть, когда он буквально сам падает в руки?! Чонгук не то, чтобы был зациклен на сексе, но постоянно находясь с Тэхеном, его тело снова жаждало этих жадных прикосновений. В плотских утехах нет ничего плохого, нет греха в них, почему что-то, что приносит наслаждение должно быть сразу заклеймено грехом? Тогда прочтение книги, от которой мы получаем бурю эмоций, восторг, возбуждение и часто даже настоящее наслаждение, тоже должна считаться грехом! Но отчего-то в грех было вынесено только то, что непосредственно относится к телу и душе, словно все разом должны были надеть на себя мешки, закрыться в темных комнатах и не сметь даже думать о том, что у них есть тело, которое хочет и душа, которая жаждет. Чонгук давно уже выкинул эту прогнившую философию, приняв ту, в которой нет ничего плохого в том, что не приносит вред другому.       В дверь тихо, коротко стучат, напоминая, что у Чона есть дела. Сегодня он должен был собрать и проводить души, которые решились на повторное перерождение на новый путь, почти даже подарить им свое благословение, чтобы их новая жизнь принесла им только счастье и любовь. Чонгук, честно, очень любит такие дни, их бывает очень мало, многие души боятся перерождения, но когда такое случается Чон всегда с радостью проводит всех желающих к небесному мосту, пройдя который они забывают все, что с ними произошло в Раю, возрождаясь на Земле новым поколением.       Чонгук нехотя отлепляется от Тэхена. Его на части рвет, он должен быть и там, и тут, но вынужден выбирать, и он выбирает, тихо выходя за двери своей спальни. Не в пользу любви, а долга, потому что именно своей любви и обещал стать самым лучшим архангелом, которым Тэхен будет гордиться.       За дверью Хосок стоит, он, видимо, и стучался к Чону, напоминая о том, что пора выдвигаться на службу почти. Ангел весь в белом, красиво белом, не ослепительно, а очень сдержанно, правильно. Так, как любит Тьма, которая вечно фырчит, что этот белый ей уже надоел, он режет глаза и «Ну, почему вы не можете хоть раз надеть красное?! Или голубое?! Или черное, наконец!». Пожалуй, Чонгук никогда бы ее не услышал, если бы сам недавно не начал все это прокручивать в своей голове, составляя план.       — Доброе утро! — улыбается Хосок, глядя на птичье гнездо на голове Чона, который не спал, но ворочался в постели, создавая из своих волос полный хаос.       — Доброе! — Архангел только вздыхает на это, пытаясь хоть как-нибудь пригладить свои волосы, чтобы лежали нормально, но из этого явно не выходило ничего хорошего. Ладно, кажется, у него в кабинете есть расческа, она должна помочь ему справиться с запутанными прядями. Жаль, что для жизни никто так и не придумал расческу.       — Сегодня особенный день, тебе нужно привести себя в порядок, — говорит ангел, намекая, что у Чона бардак не только на голове, у него рубашка белая вся помялась, джинсы сильно собрались в гармошку, а уж про развязанные ботинки, кое-как натянутые на ноги, можно было ничего не говорить. Да даже в глазах у Чона все еще стоял если и не сон, то явная не сосредоточенность, желание с закрытыми глазами валяться где-нибудь в своей кровати, а желательно в объятиях кое-кого. Ленивое состояние, вот идеальное его описание.       — Я знаю, — отвечает Чонгук со вздохом, они идут через длинный коридор, раскрашенный светом от разноцветной мозаики окон, прямо в кабинет архангела, где он окончательно проснется, приведет себя в порядок и приступит к выполнению всех дел на сегодня. Хотя на деле очень хочется оказаться рядом с Тэхеном, когда тот проснется, с улыбкой наблюдать, как он медленно хлопает глазами, окончательно возвращаясь в реальность. И пусть все звучит, как сопливый, розовый бред — не важно для архангела, главное быть счастливым с тем, кого любишь.       — С момента, как Тэхен появился здесь, все больше и больше душ желают перерождения, они перестают его бояться. — Замечает Хосок, идя рядом с Чонгуком.       Он видит, что тот все еще в своих мыслях, потому старается его настрой поменять. Все-таки проводить души к мосту может только старший архангел, и он должен сделать все правильно, Хосок не хочет, чтобы Чонгук по рассеянности допустил ошибку, ангел не просто так его советник в Раю и правая рука. Он помогает ему, ведь унести всю ношу один Чон точно бы не смог.       — У него очень сильная энергия, — говорит архангел, снова пытаясь примять волосы к голове, но те упорно завитушками вставали вокруг лица, не желая принимать покорную форму. А ведь Чон не стрижет их, потому что помнит, что Тэхену они жутко нравились!       — Не думаю, что только в этом дело. — Они входят в кабинет Чонгука, в наполненный мягким светом кабинет, лишенный бумаг, книг и прочего-прочего, в самый, пожалуй, «спокойный», с точки зрения обычной психологии, кабинет. — Многие души он лично привел из лимбо в Рай, — Хосок опускается на большой белый диван, глядя, как Чонгук останавливается у напольного огромного зеркала, с неудовольствием отмечая, что на голове у него, и правда, бардак. — Это не только ангелы и архангелы, он ведь с моста приводил обычных людей сюда. Наверняка, много с ними разговаривал, как-то повлиял на их решения.       Да, Тэхен, как никто другой, умел влиять на решения других, не то, чтобы себе во благо, скорее он просто раскрывал глаза, на порой самые очевидные вещи. И пусть Чону до сих пор не очень нравилось, что Тэхен так рискованно гуляет по лимбо, а отрицать он его положительного влияния на Рай не мог. С его приходом словно все поменялось, жизнь стала цвести краше, счастливее, неугомоннее. Чонгук просто не знал, а все в Раю поменялось именно потому, что архангел ощущал себя намного полноценнее теперь, с Тэхеном, его энергия искрила и била отовсюду, мир вспыхивал разноцветными красками и радовался просто новому дню.       — Но так и не вспомнил, — вздыхает Чонгук, распутывая запутанные кудряшки волос. На то, чтобы привести себя в порядок уйдет больше времени, чем он думал.       Хосок кусает себя за губу, закидывая ногу на ногу. Да, Тэхен все еще был Тэхеном, тем Тэхеном, который не знает о том, что он Гадес, что за его плечами жуткая и длинная история, мрачная очень. Отчасти это было хорошо, ведь сейчас он был счастливым, не зная, кто он, и сколько вокруг него было боли. Но с другой Хосок отлично понимает, что ему нужно вспомнить, он понимает, что Чонгук хочет, чтобы его вспомнили. Между ними была такая страсть, а сейчас лишь розовые поники. Каким бы нежным не выглядел Чон, а уж Хосок-то знает, что полюбил он Тэхена не за мягкий нрав.       — Скажи честно, ты ведь хочешь, чтобы он вспомнил тебя? — ангел приподнимает вопросительно бровь, с легкой улыбкой глядя на отражение Чонгука в зеркале, который ответно смотрел на него, разминая затекшие плечи от долгого, но безрезультатного распутывания волос.       — Да, — вздыхает архангел, честно отвечая. — Он улыбается мне, мы подолгу разговариваем, даже порой обнимаемся, но… — Чон жует губу, нещадно краснея, сразу делая вид, что распутывать кудряшки волос невероятно интересное занятие. — Но он не обращает на меня внимание, как на… — архангел снова осекается, не смея продолжить.       Хосок улыбается уже открыто — просто не может себя сдержать. Чонгук хоть и считается его начальником, но на деле такой очаровательный и наивный, влюбленный. Отличное его описание — влюбленный, жаждущий страсти. И Хосок его на деле отлично понимает, он ведь с Тьмой тоже не сразу сошелся, у них много всякого было.       — Как на свою вторую половинку? — подсказывает ангел, а Чон просто кивает, пряча свои полыхающие красным щеки, немного повернув корпус, хотя Хосоку не надо даже видеть архангела, чтобы знать, что тот сейчас смущен отчасти. — Может, тебе стоит изменить имидж или намекнуть ему открыто. — Подсказывает ангел, задумчиво качая ногой в воздухе.       — Изменить имидж? — Чон оборачивается, даже забывая о своих красных щеках. Вот чего он не ожидал, того не ожидал!       — Одень что-то более… — Хосок смотрит на всего архангела, стремясь подобрать слово больше сюда подходящее, но ничего не приходит на ум, кроме: — что-то более, Чонгук.       Чон закусывает губу, снова отворачиваясь к зеркалу. На нем обычная белая рубашка, ну, сейчас помятая, правда, но до этого идеально отглаженная, чистая и ослепительная! Ну, и он ведь так всегда ходил, даже тогда, когда они впервые встретились, он был в белом. Так зачем менять имидж? Но вот тут Чонгук отлично помнит, как Тэхен его тогда нарядил в тот костюм от Мики, как намекал, что узкие штаны на архангеле ему больше нравятся, нравится на нем черный. Пока Чон жил в особняке Тэхена, то постоянно носил черное, ведь носил он вещи самого Гадеса, и в тот их день у моря… Да, пожалуй, Чонгуку, и правда, стоило сменить свой стиль хоть немного, хоть немного, чтобы привлечь внимание Тэхена к себе, не просто его внимание, а желание! Но, что если все это провально? Что если этим он только создаст пропасть между ними или непонимание?! Да и что в себе изменить Чонгуку, кроме стиля одежды?!       — Ты же знаешь, что ему нравится — так действуй. — Хосок словно мысли архангела читает. Да, он знает, но…       — Может, его вкусы поменялись. — Чонгук жует губу, разглядывая себя в зеркале. Он совсем не изменился за это время, все такой же маленький архангел рядом с великим Хаосом.       — Не попробуешь, не узнаешь. — Жмет плечами Хосок, глядя на отчасти напряженную спину Чона.       А архангел думает, он боится и стремится одновременно что-то поменять, как-то действовать. Но, честно, так страшно, что если не понравится не только самому Чонгуку, но и Тэхену. Он ведь божественно красив, даже помятый с утра выглядит как милый медвежонок, а не как архангел, который, по ощущениям, словно пил несколько дней, не просыхая. Нуар пил! Однако менять в себе что-то нужно было, Чонгук уже сколько раз с неоднозначными намеками лез к Тэхену, но получал в ответ сплошное ничего, приправленное нежными улыбками и словами о том, что архангел сегодня невероятно милый. А он милым быть не хочет! Он хочет быть сексуальным!       — Подстриги меня. — Неожиданно выдает Чонгук, продолжая смотреть на себя в зеркале. Да, его кучеряшки нравились когда-то Тэхену, но что если его вкусы, и правда, поменялись?       — Что? — Хосок глаза округляет, считая, что ослышался. Да, он умеет стричь, и чаще именно он и стрижет Чонгука, но вот архангел на протяжении семисот тысяч лет сохранял волосы одной длины, а сейчас… да, Хосок предложил ему перемены, но не такие же!       — Андеркат. — Выдает Чон, уверенно смотря на свое отражение.       — Что?! — Хосок весь опадает на диване, не веря своим ушам. Чтобы Чонгук просил о таком!.. Да, он, видимо, серьезно настроен!       — Ты сам сказал — поменять имидж.       — Не так же глобально! Я предлагал просто сменить вещи с белых на черные или надеть прозрачную сорочку под пиджак! — Восклицает Хосок, не представляя даже, как будет выглядеть Чонгук с андеркатом! Это же… это же будет совсем другой архангел, абсолютно другой, но и без внимания, он правда, не останется в таком случае.       А Чон думает, что надеть прозрачную сорочку под пиджак не такая уж и плохая идея.       *****       В нашей психологии с нашей первой ошибки в жизненном опыте заложена одна нерушимая правда — не рисковать понапрасну никогда. По-другому, это отчасти можно назвать учением на своих ошибках, но именно что риск, попытка испробовать нечто снова, и толкает нас к тому, чтобы наступить на свои же грабли дважды. И не то, чтобы Чонгук так уж и горел желанием получить от стервы-судьбы смачный удар, но все-таки был готов пойти на риск, даже осознавая, чем все может обернуться.       Для кого-то может показаться очень эгоистичным, что архангел желает, чтобы Тэхен вспомнил именно его. Но что плохого в том, что он желает, чтобы любимый его вспомнил? Он же не пытается сделать из него монстра или оружие, он просто любит, потому и желает быть любимым со всей той страстью, какая была у них раньше. Любовь — самый сильный и непобедимый наркотик, сколько ее не выпивай, сколько не насыщай голодное сердце, а будет мало и мало. Чонгук знает, что Тэхен его любит, хоть тот так и не разобрался в этом сложном чувстве, но Чону хочется, чтобы он его не просто любил, чтобы между ними галактики взрывались от напряжения. Очень личное желание, но исключительно искреннее, без приукрас и прочего, что так любят добавлять в таких ситуациях, стараясь скрыть, чего по-настоящему жаждет сердце. Страсти.       Чонгук решился, он, конечно, и до этого был настроен более чем серьезно, но когда сделал, понял, что не пожалеет. Наверное. Хосок сделал ему андеркат, как тот и просил, оставив основную массу волос все той же длины, что они и были раньше, лишь немного подрезав кудряшки. Чон не любит себя хвалить и восхищаться собой, но сейчас, глядя на себя в зеркало, не мог отрицать того факта, что выглядеть он с этой прической стал взрослее, горячее… у архангела от одного этого слова, в голове мелькнувшего, запылали щеки.       И да, Чонгук послушался совета Хосока, и надел прозрачную черную водолазку под кашемировый пиджак, такого же цвета узкие черные брюки и грубые ботинки, которые Тэхен даже сейчас предпочитал носить, хотя Чон его понимал — в них было невероятно удобно при том, что выглядело все более чем впечатляюще.       Сам Хосок просто стоит в стороне и грешным делом думает, что даже он бы не оставил такого архангела без внимания. Чонгук выглядел… запретно, обычно так демоны появляются перед человеческими душами, чтобы склонить их на свою сторону, архангелы или ангелы никогда так не одеваются и уж точно не стригут андеркат! Но может, это и поможет Чону добиться того, чего он так жаждет. Хосок старается об этом не думать, потому что и сам при этом краснеет, но мысленно держит за Чонгука кулачки.       — Не слишком? — архангел оборачивается к другу, вопросительно поднимая бровь. Да вот только если он раньше с этим жестом выглядел невинно, то с открытым лбом и выбритыми висками… мимо Чонгука явно никто не сможет пройти.       — Нет, — Хосок уверенно отвечает, хотя «слишком», уж очень слишком! Тэхену должно понравится, не иначе. — Смелее, ты отлично выглядишь! — ангел показывает большой палец вверх Чону, на что тот только успокаивающе выдыхает, набираясь смелости выйти в таком виде из своего кабинета. Хосоку хочется пойти за ним, но он себя сдерживает, потому что архангел и так смущен — по нему это отлично видно.       Чонгук не уверен, совсем не уверен, что все делает правильно, что он, как главный здесь архангел должен подавать такой пример младшим! Не уверен, что Тэхену понравится, он же все это время не обращал на него должного внимания, да, обнимал и мягко в щеку целовал. Но все это детские игры! Чонгуку нужно было большего… он хотел снова, как тогда, перейти все границы! Но Тэхен либо этого не понимал, либо считал Чона сумасшедшим, либо архангел его просто не возбуждал, потому что не понять намеки Чона, когда он буквально срывал рубашку с Тэхена, было просто не возможно!       — Я пойду, — выдыхает Чонгук, слушая ни как Хосок ему подбадривающе говорит: «Удачи!», а как в груди разгоняется в бешеном темпе сердце, не веря, что Чон пошел на такой шаг! Да он и сам не верит до сих пор, просто рискует и все, просто выходит за дверь своего кабинета, сразу сталкиваясь нос к носу с удивленным донельзя Намджуном, который даже пару шагов назад делает, чтобы удостовериться, что глаза его не обманывают и перед ним Чонгук, а не кто-то еще. — Эм, — архангел мнется сам на пороге, понимая, что не ожидал так быстро встретить кого-то из знакомых в ТАКОМ виде, — ты что-то хотел?       — Нет, — мотает головой Намджун, даже если и хотел, то сейчас явно бы не вспомнил, на его памяти Чонгук так выглядел… да никогда он так не выглядел! А еще Ману отлично знает, к кому он в таком виде направился, а потому даже не думал его удержать, дела немного подождут.       — Я тогда пойду, — архангел резко отворачивается, пряча краснеющие щеки.       Его много раз рассматривали демоны, пошло облизываясь на чистое тело, но его никогда так не рассматривали знакомые, даже не с похотью больше, а с неким… уважением, пожалуй, что так, а еще с определенным знанием, куда это он таким аппетитным направлялся. И это смущало, потому архангел так стремительно несся по коридору, сохраняя самый невозмутимый вид при встрече с ангелами, которые часто-часто встречались ему на пути. Это как закон подлости! — Чонгук встречал почти всех, пока направлялся в свои покои, давая каждому жителю Рая полюбоваться на свой новый образ!       Все были впечатлены вызывающим имиджем Чона, все дар речи при встрече с ним теряли, огромными глазами его рассматривали, но самым важным для архангела оставалось одно — нужно, чтобы этот образ оценило всего одно единственное существо, всего одно! Чонгука почти лихорадит, когда он подходит к двери в свои покои, сразу ощущая аромат лилий, значит, Тэхен все еще был внутри, аромат был силен, если бы Хаос ушел, он бы ослабел очень быстро. Небеса пахнут лилиями, но аромат Тэхена полностью воспроизвести не могут.       Сердце, по ощущениям, бьется где-то в горле, набатом отдаваясь звуками эха в уши, чтобы весь мир заткнуть, чтобы ничего не слышать боле. В животе настоящий нервный узел скручивается, тянет противно, пульсирует почти, потому что страшно. Невероятно страшно, Чонгук так не нервничал, даже когда девственности с Тэхеном лишился! Но сейчас банально боялся не понравиться ему в этом искушающем образе!       Чон глубоко выдыхает и двери распахивает, проходя внутрь своей спальни, сразу натыкаясь взглядом на Тэхена, сидящего в кресле у окна, с закрытой книгой на коленях. Прочесть что-то по этому божественному лицу Чонгуку не удается, скорее всего, именно потому что он дико нервничал прямо сейчас, представая в таком диком образе перед Тэхеном.       А дальше тишина и долгий-долгий, сканирующий до глубины души взгляд черных глаз, в которых утонуть так же легко и сладко, как в теплых, укачивающих водах моря. Он смотрит на всего архангела разом и при том подмечает каждую в нем деталь, начиная с новой прически и одежды, заканчивая черным пером, легко просматривающимся за прозрачной тканью водолазки.       — Сегодня какой-то праздник? — наконец, спрашивает Тэхен, поднимая бровь.       Архангел мысленно топает ногой недовольно. Да неужели не возбуждает?! Неужели, ничего не скажет по поводу его дьявольского вида?! Но внешне остается спокойным, лишь глубже в комнату проходит, к Тэхену идет красиво, грациозно, стараясь произвести еще большее впечатление, чем сейчас.       — Не то чтобы, — отвечает Чонгук, присаживаясь на край подлокотника кресла прямо рядом с Тэхеном, глядя на него сверху вниз, но четко ощущая себя все равно намного меньше.       На Хаосе все черное, обычные черные джинсы, рубашка, правда, дорогая шелковая, но выглядит он все равно мощнее в энергетическом плане, чем Чонгук в новом образе. Под Тэхена хочется сладкой зефиркой растечься.       — Я хочу пригласить тебя на свидание. — Улыбается архангел, ощущая себя увереннее, когда не получил прямого ответа пойти и переодеться. Есть же вероятность, что Тэхен просто не хочет смущать своими словами Чонгука, или же не хочет смущаться сам, произнося такое. Но архангел буквально ощущает, что Тэхену его новый образ нравится, хоть тот ничего и не сказал до сих пор.       — На свидание? — он поднимает вопросительно бровь, глядя в черные глаза Чона. — Что это такое?       А Гук спешит, хоть и не желает этого признавать. Тэхен вернулся всего ничего по времени, до сих пор встречались вещи, которых он не понимал. Но архангел ждал его слишком долго, потому и не замечал, что мчится он явно впереди паровоза.       — Когда двое возлюбленных отправляются куда-нибудь вместе, чтобы уединиться и провести время друг с другом, делая все, что душа пожелает. — Объясняет Чонгук, смотря, как быстро до Тэхена доходит суть сказанного.       — То есть мы возлюбленные? — неожиданно задает вопрос Хаос, не моргая глядя на Чона, ожидая его ответа.       — Я уже говорил тебе, что я тебя люблю, — улыбается архангел, аккуратно проводя пальцами по гладкой медовой щеке. И он знает, что Тэхен его тоже любит, просто он все отчаянно пытается анализировать чувство, которое анализу не поддается. — Но если ты сомневаешься, то свидание поможет тебе определиться, — добавляет Чонгук, — можно хорошо узнать друг друга, если остаться наедине.       Тэхен просто кивает, Чон загорелся пойти с ним на свидание, так пусть это будет свидание, в любом случае, Хаос очень любит проводить время с Чонгуком, с ним спокойно и хорошо, просто можно ни о чем не говорить, но даже напряжения не возникает, только легкость невероятная. И не важно вовсе, что они и так часто оставались наедине и так неплохо друг друга знали, Тэхену так, вообще, кажется, словно всю жизнь! Архангел засветился идеей, так Хаос готов его поддержать, включая, что, возможно, они впервые выберутся куда-то вместе, кроме Рая. Тэхен бы много красивых мест хотел показать Чону, которые нашел в своих путешествиях, но у того было слишком много дел, потому он никогда не настаивал и не предлагал. Лишний раз искушать было ни к чему!       — Я не сомневаюсь, — улыбается Тэхен, и руку поднимает, прикладывая указательный палец к выемке пупка Чонгука, заставляя того разом вздрогнуть, глядя на Хаос по меньшей мере удивленно, — ты мне, правда, нравишься. — У архангела сердце делает кульбит, когда Тэхен пальцем скользит выше, буквально кожу через прозрачную ткань обжигает, а сам Чонгуку в глаза смотрит, явно хочет, чтобы тот сошел с ума! — Ты его всегда с собой носишь? — Тэхен голову к плечу склоняет, останавливая продвижение своего пальца вверх прямо рядом со своим же пером, которое висело у архангела на шее.       Зараза! Чонгук думал, что… много чего он думал! А получил вот это?! Где справедливость?! Как сломать эту железную выдержку Тэхена?! Как заставить его хотеть?!       — Да, — спокойно отвечает архангел, заглядывая в черные глаза, чтобы уцепить там хоть отголосок того, что Хаос не остался безразличным к виду Чона, но, не имея возможности в этом настоящем бардаке из мыслей хоть что-то прочесть! — Оно всегда со мной. А ты? Ты будешь со мной? — Чонгук сам своей храбрости и прямолинейности удивляется, а вот Тэхен нет. Он улыбается, вставая на ноги, становясь выше Чона, как, в общем-то, и было правильно.       — Конечно, я с удовольствием отправляюсь с тобой на свидание. — Говорит он, и Чонгук счастливо вскакивает следом за ним, глядя в самые красивые во всей Вселенной глаза. Пока все идет относительно отлично, конечно, архангел так и не получает нужного ему внимания, но это, как говорится, поправимо.       Чонгук берет Тэхена за руку, ближе к нему подходит, в другой ситуации даже бы снова попытался его поцеловать, но сейчас позволяет себе только такие — безобидные мелочи.       — Я уже выбрал нам место. — Улыбается Чон, сверкая глазами, дышит лилиями радостно, один этот аромат его, кажется, и питает последнее время, он энергию дает и повод жить, его обладатель все это дает. — Просто усиль, пожалуйста, портал. — Просит Чонгук, в этот самый момент закручивая магический водоворот.       Тэхен просто кивает, без лишних усилий, даже не взглянув на портал, дает ему необходимую мощь, заставляя, словно сам воздух разбрасываться прозрачными бесконечными искрами в разные стороны от невероятной энергии.       — А что мы будем делать? — Тэхен продолжает на архангела смотреть, и запоминать по-новому кругу каждую черточку его лица, взмах красивых ресниц, приподнятые в легкой улыбке уголки губ.       Чонгуку не нужно было менять свой имидж, чтобы становиться красивым, он и так им был. Очень красивым — для Тэхена, который не уставал им восхищаться. Архангел ему нравится не только за внешнюю красоту, он нравится, потому что… Тэхен до сих пор не может толком объяснить это чувство, ни описать его не может. Просто рядом с Чонгуком он ощущал себя полноценнее, счастливее, аромат глицинии почти дурманил, а черные глаза звали в себе утонуть. Тэхен с удовольствием все бы это сделал, если бы не боялся потерять из-за своей несдержанности Чонгука.       Архангел Тэхену улыбается ласково, хотя с его новой прической это больше выглядит провокационно, словно он вызов бросает Хаосу — сможет и в этот раз сдержаться или же его маска падет, и он к ногам архангела?! Чонгук крепко за руку держит Тэхена, когда вместе с ним ступает в портал, мгновенно оказываясь на той стороне. На Земле.       Перед ними до боли знакомый пейзаж, невероятно красивый, но рождающий тоску в сердце. Тот самый пляж, на котором они были в их последнюю встречу. Далеко к ярко-оранжевому диску закатного солнца растекается безграничное море, мягко плещется о берег, стремясь достать до сегодняшних гостей. Оно-то до сих пор здесь, оно-то тоже помнит, их помнит, тот день помнит, все помнит абсолютно. Где-то вдалеке кричат чайки, о далекие величавые скалы отчаянно бьются волны, мечтая эту вершину когда-нибудь покорить. Покорят. Чонгук помнит этот пейзаж досконально, он с точностью может сказать, что скалы стали меньше, тоньше где-то, где-то даже опали, море к берегу подобралось ближе. Жизнь меняется и течет, только для бессмертных все словно остановилось.       Чонгук смотрит на Тэхена, а тот огромными глазами смотрит только на невероятный пейзаж перед собой. У него каштановые волосы почти алым горят в свете заходящего солнца, кожа медовым блеском окрашена, и только глаза по-прежнему отражают космос во всем его превосходстве.       Почти, как тогда, — думает Чонгук с некой печалью. Он прямо видит себя совсем молодым архангелом, которого Гадес привез на этот прекрасный пляж, он помнит, как бегал с волнами наперегонки, но за семьсот тысяч лет даже следов его здесь не осталось уже. Он никогда сюда с того момента не приходил, потому что знал, что будет невероятно больно. А теперь он снова с Тэхеном, теперь не больно, лишь слегка грустно.       — Все, что ты захочешь. — Наконец, отвечает Чонгук, ощущая, как Хаос их руки сильнее переплетает, не желая Чона отпускать. Он медленно к нему оборачивается, с очень серьезным лицом спрашивая:       — А почему только я? Разве у тебя нет желаний?       Архангел тянет улыбку. Ближе подходит к Тэхену, у него под ногами шуршит галька и песок, море плещется совсем рядом — атмосфера максимально романтичная, включая, что здесь они одни. Чонгук дышит лилиями, наполняет себя ими сполна, но действует крайне медленно, чтобы не спугнуть Тэхена.       — Много, поверь, — архангел аккуратно убирает каштановую прядь волос Хаосу за ухо, хотя бриз с моря все равно растрепет шевелюру снова, Чону просто нравится прикасаться к Тэхену, — но я пока их попридержу. — Улыбается Чонгук, не сдерживается и скользит черными, голодными глазами на пухлые алые губы. Поцеловать Тэхена очень хочется, это желание готово все границы перейти на самом деле.       — А почему ты так одет? — Хаос снова осматривает Чонгука с ног до головы, без капли смущения во взгляде, но зато с искоркой, которую архангел успевает заметить.       — Тебе не нравится? — он невинно хлопает глазами, ловя взгляд черный Тэхена. Нравится, Чонгук и без утверждения знает, что нравится. Архангел выглядит чертовски вкусной конфеткой!       — Нравится, — честно отвечает Тэхен, снова скользя взглядом по полупрозрачной водолазке, которая показывала много, но лишь дразнила, дразнила снова прикоснуться. Именно то, на что архангел рассчитывал. — Ты очень милый.       Чонгука словно по голове чем-то тяжелым ударили. Милый?! Он милый?! То есть все эти старания канули в Лету?! Он, черт возьми, не милый, а сексуальный, дьявольски желанный архангел! Мистер Гадес, откройте уже свои глаза и увидьте, чего так желает от вас Чонгук! Ему нужны не няшности и милости, он хочет, чтобы Тэхен его, как раньше, через плечо перебросил и унес в свое логово, где любил долго и сладко!       Но Хаос от мрачного Чона отворачивается и снова смотрит на невероятный пейзаж перед ним, а в сердце тоска почему-то, тоска и что-то еще, чему Тэхен никак не может дать описание. Он не помнит этот пляж, но словно видел его уже.       — Как ты нашел это место? — Тэхен долгим взглядом провожает длинную волну, ударившуюся о берег, и снова смотрит на Чонгука, который тут же взгляд уводит в гальку под ногами, тихо отвечая:       — Кое-кто мне его показал. — И добавил бы, что это сам Тэхен, да вот только потом столько всего придется пояснять, открывать правду придется, и Чон этого хочет на самом деле. Но ведь то, что он все расскажет Тэхену, и то, что он сам вспомнит прошлое — разные вещи. Хотя по итогу, как бы архангел не бегал, а ему придется рассказать все Хаосу, хотя бы в память всех тех, кто не пережил те события. В память о Юнги…       — Я? — Тэхен в упор смотрит на Чонгука, заставляя его одним коротким словом ошарашенно округлить глаза, сильнее вцепляясь в руку Тэхена, боясь, что тот отпустит. Что тот… а вдруг вспомнил? — Не удивляйся так, — несколько печально улыбается Хаос, — я не помню очень многого, но я не глупый, я давно понял, что когда-то мы с тобой были больше, чем друзья. — Чонгук сглатывает больно, слушая, как сердце бешено в груди бьется. Значит, Тэхен его не игнорировал, он все это время соединял отрывки своей медленно возвращающейся памяти, стараясь понять, кто они друг другу, что произошло, все стараясь проанализировать и понять. — Я помню твои глаза, — повторяет Тэхен с улыбкой, мягко скользя большим пальцем по молочной щеке архангела, — иногда вспоминаю отрывки фраз определенные, только не могу вспомнить, кто их сказал, а если я, то кому. — Тэхен с печальной улыбкой отворачивается к закатному солнцу, выдыхая: — Мне, кажется, что я забыл не только тебя, но и кого-то еще очень важного.       Сердце Чонгука окончательно не выдерживает. Он с объятиями налетает на Тэхена, крепко прижимая его к себе. Он должен был уже давно все рассказать, он не должен был думать о всяких «если» и «что», он обязан был рассказать, а не быть эгоистом. Да, Тэхену может быть больно, и самому архангелу тоже от того, что он поведает, о маленьком демоне, которого сердце Тэхена помнило до сих пор. А Чонгук был железно уверен, что «кого-то важного» для Хаоса был именно Юнги. Такие чувства просто так не забывают, ровно, как он не забыл архангела, не смог и Мина. Даже за столько лет в духовном состоянии не смог. Нужно раскрыть правду, нужно перестать думать только о благоприятном исходе. Где тьма, там и свет и наоборот — не надо об этом забывать.       — Если хочешь, я все тебе расскажу. — На ухо Тэхену выдыхает Чонгук, сдерживая лавину внутри себя. Будет больно, но важно не это, в конце концов.       — Не надо, — Хаос мотает головой, укладывая руки на талию Чону, крепче его к себе прижимая, — я попытаюсь все сам вспомнить, к тому же мы на свидании, не надо о грустном. — Тэхен прекрасно знает, что архангелу невероятно тяжело из-за этого туманного прошлого, он знает, что ему больно, ощущает это, и делать Чонгуку плохо не желает. В конце концов, по отрывкам, но он сам вспоминает что-то, нужно просто еще немного времени, некуда гнать лошадей.       — Так, чем ты хочешь заняться? — Чон старается тоже уйти от болючей темы, он готов, правда, все выдать Тэхену, но тот о правде не настаивает, и архангел не может ему просто сейчас взять и вывалить все на плечи. Все-таки это полностью касается Тэхена в самых болезненных местах, если он готов подождать, то и Чонгук тоже. Только… только тяга к Хаосу у Чона остается, чего он никак не может — ждать, когда тот решится действовать. Архангел сменил образ, специально провокационно оделся для Тэхена не чтобы получить пустоту в ответ.       — Я даже не знаю, — честно отвечает Хаос, слушая, как бешено ему о грудь ударяется сердце Чонгука, явно отчего-то с ума сходит.       Тэхену, честно, просто хорошо в красивом месте наедине с мягким архангелом, пахнущим головокружительной глицинией. Он готов с ним так в обнимку стоять долго, может, даже что-то вспомнит за это время. Хотя самым главным ему кажется вспомнить именно Чонгука, включая, как тот отчаянно этого желал. Но вместе с ним в сердце, словно не хватает воспоминаний о ком-то еще с черными волосами и дикими лисьими глазами. Однако в Раю Тэхен так никого похожего до сих пор и не встретил, а может, это потому что лица полностью он так, в мелькнувших воспоминаниях, и не разглядел?!       — У тебя есть предложения?       Чонгук улыбается на это, хотя его лица и не видят. У него есть, одно из тех предложений, о которых без стеснения он даже подумать не мог, но хотел. Ему нужно внимание, не эти милашности, в которых они даже сейчас просто обнимались на берегу моря, хотя архангел в руках Тэхена более чем желанный и согласный на все. Страсть. Именно страсти не хватало Чонгуку, не хватало сумасшедшей любви, у которой не бывает, и не было границ никогда. Ему нужен не секс, а те голодные взгляды, которые на него бросал Тэхен, под которыми он плавился. Он должен, он желает знать, что по-прежнему безумно любим, запретно. Такое небольшое, но очень странное желание, которое, честно, возникает в сердце каждого хоть один раз.       — Есть одно, — Чонгук тянет улыбку шире, слегка отстраняясь от Тэхена, чтобы заглянуть в эти космические глаза с непозволительного расстояния, а потом медленно потянуться к алым губам, безумно мечтая ощутить их вкус. Он еще и руками так незаметно скользит под шелковую ткань рубашки Тэхену, обжигаясь о твёрдость его мышц, о мягкость кожи, которую хочется не только трогать, хочется по ней языком в наслаждении провести, собирая медовый вкус с ароматом лилий. Божественный нектар!       — Чонгук, — Тэхен его руку, скользящую вверх по ребрам, останавливает, серьезно в глаза черные смотрит, продолжая: — я думаю, ты слишком торопишь события.       — Я хочу, — Чон облизывает губы, а сердце его набирает обороты все больше и больше, отбивая чуть ли не миллион в минуту! Тэхен отчетливо слышит каждый удар, и он знает, он все прекрасно знает.       — Не надо, — Хаос улыбается Чону и легко преодолевает разделяющие их сантиметры, за подбородок берет архангела, придвигая его лицо к себе так близко, заглядывая в глаза, что почти губами его губ касался, как Чонгук и хотел, когда говорил с ним. — Я знаю, что ты меня хочешь, знаю, что специально надел все это, а лучше сказать, просто снял с себя все, — усмехается Тэхен, облизывая губы, кончиком языка задевая и губы Чона, заставляя архангела даже вздрогнуть от этого, ощущая, как колени задрожали, не смея Чонгука больше держать. Зато Тэхен держал, крепко одной рукой к себе за талию прижимал. — Ты меня провоцируешь уже очень давно, ты думал, я не знаю? А я знаю, — и снова улыбка, от которой Чон плавится, только краем сознания понимая, что его неоднозначные намеки были восприняты правильно, Тэхен только делал вид, что не понимает, все понимал этот гад! — Но давай пока не будем спешить? Ты не хочешь делать больно мне, а я тебе. Ты мне очень нравишься. Я должен убедиться, что с тобой все будет хорошо, что ничего плохого не произойдет, если мы будем вместе больше, чем друзья. — Чонгук хочет возразить, но его обрывают, не давая и слова сказать. — Я хочу быть с тобой больше, чем друзья, хочу, чтобы ты был мой, потому что я точно могу сказать, что люблю тебя.       *****       Туда-сюда, туда-сюда, так и ноги бешено бегали по комнате, так и сердце в груди отчаянно билось о ребра, напоминая, что все еще стремится оказаться в сильных руках, способных вынести абсолютно любую ношу. А архангел, словно и забыл, что Тэхен очень сильный, он же Хаос как-никак, он вынес множество травм, а главное среди них — жестокое предательство того, кого любил. Так, с чего архангел решил, будто и воспоминания свои он заново принять не сможет? Да потому что ему было просто страшно от осознания, что добрый и веселый Тэхен снова сменится мрачным и жестоким. Но с другой стороны Чонгук бешено желал, чтобы его вспомнили, он желал страсти между ними, запретной любви, дикости, пожалуй, порой даже пугающей, но только не его, зависимости, которая его и сейчас тянула к Тэхену.       И все это в голове Чона так запуталось, что запутался и он сам, не понимая, чего же он хочет больше — чтобы вспомнил или нет?! А чего хочет сам Тэхен? Он ведь по-настоящему старается все вспомнить, а что не получается — он просто из мозгового анализа выносит. Но при всем при том видит, что Чонгуку не легко даже ответить «да», на многие вопросы, и, заботясь о нем, он его и не спрашивает ни о чем. Но воспоминания медленно возвращаются, потому Тэхен и рыщет в них, стараясь все сделать сам. Он даже понял, что с Чонгуком они были намного ближе, чем друзья или знакомые, понимает, что они не меньше, чем любовниками были. И по праву, да и по желаниям самого архангела, мог спокойно взять то, что его, но играл в чертова рыцаря, когда этого никто не желал! Хотя вот тут Чонгук просто забывает — Тэхен всегда таким был. Когда архангел тогда напился, и у Хаоса была возможность воспользоваться его телом — он не стал, да даже когда сам Чонгук ему начал предлагать, когда у них завязались отношения, Тэхен все пытался его отговорить, все пытался, словно спасти его от самого же себя. Ему было абсолютно наплевать на себя, но Чонгук ему был дорог как тогда, так и сейчас настолько, что он от него отказывался, ради самого же архангела. Но последнего вот это все бесило дико! Потому он и ходил бешенный из одного угла своего кабинета в другой, забавляя этим ходом своих сегодняшних гостей.       Правда, если Хосок и Намджун молча сидели на диване с почти непроницаемыми лицами, ожидая, когда Чонгук остынет и начнет нормальный диалог, то вот Люцифер считал долгом влезть змеёй в каждое слово!       — … то есть, он все это время знал, какие сигналы я ему подаю, но просто делал вид, что ничего не замечает! — рычит архангел, сверкая черными глазами на ни в чем неповинный пол под ногами. — Что просто не понимает моих намеков! А то, что мы спим в одной кровати, нехилый такой намек, нет?!       Люцифер плотоядно тянет губы в улыбке, облизываясь. Ярко-голубыми глазами следит за каждым шагом архангела, вальяжно расположившись на диване со скрещенными на груди руками.       — Неужели, даже этот твой дьявольский образ не смог сломать его выдержку? — Хосок и Намджун одновременно бросают на Люцифера предупреждающие взгляды, но он их просто игнорирует, как Тэхен Чонгука.       Однако сам архангел ничего не замечает, так погруженный в мысли об отношениях с Тэхеном, в которых он бережет Чона, который желает, чтобы его грубо и несдержанно любили! Надоели нежности! Чонгук ждал семьсот тысяч лет не ради радужных единорожков!       — Нет! — восклицает архангел и начинает свой забег по новой, еще и хаотично руками жестикулирует, когда вещает для публики, часть которой от всего этого в неописуемом восторге. — Неужели, это не возбуждает? — Чонгук явно не думает о своих словах, когда останавливается посреди кабинета, в упор глядя на Люцифера, все еще одетый в полупрозрачную водолазку.       Падший зрелищем, честно, наслаждается. А что ему добродетель играть?! Он владыка Ада!       — Возбуждает, — отвечает Люцифер, за что получает еще одну пару гневных взглядов от рядом сидящих, но ему по-прежнему на них наплевать. — Может, в следующий раз наденешь рубашку с неприлично открытым вырезом?! — с улыбкой плотоядной предлагает Люцифер, и вот тут у Хосока сдают нервы:       — Хватит!       — Что?! — наигранно возмущается падший. — Я помогаю племяшке завоевать своего рыцаря!       — Чонгук, — Намджун смотрит на архангела, привлекая его внимание к себе, — может, ты, и правда, спешишь? — Ману поднимает брови, предлагая Чону хорошенько подумать обо всем. — Он ведь недавно вернулся, ему многое надо вспомнить и многое переосмыслить, да, он сказал, что любит тебя, но ведь он может просто бояться сделать что-то не так и тебя потерять.       Намджун здесь самый рассудительный, он не черпает проблему по верхушкам, он бесстрашно бросается в ее глубь, видя намного больше каждого здесь. К тому же, знает он брата своего достаточно неплохо, чтобы понимать, какого размера тараканы всегда жили в его голове. Гадес был вспыльчивым и жестким, все решал хитростью и силой, но когда дело касалось чувств, в игру вступал Тэхен, который любой свой поступок взвешивал по сотне раз, чтобы не ранить кого-нибудь, ведь его самого ранили настолько, что душу разорвали на две части: Тэхен и Гадес. Чонгук же спешил всегда, и тогда спешил, не давая Хаосу даже толком ни о чем подумать, и сейчас, только сейчас он столкнулся с одной единственной его личиной — Тэхен, и Тэхен не желал делать больно архангелу нисколько, он предпочитал медленно и долго все раскручивать, медленно и долго смаковать их отношения, прежде чем решиться хоть на какой-нибудь отчаянный шаг.       Чонгук хмурит брови, кусая себя за губу. Когда он сталкивается с проблемой, то чаще всего ищет ее причины только в себе, не думая, что в любом конфликте, споре, проблеме, виноваты двое. Не только Чон может быть тормозной системой в этот раз, не только он может оказаться каким-то не таким, нежеланным, сам Тэхен в этот раз другой. Он ведь, и правда, только вернулся, и правда, может сильно бояться потерять Чонгука каким-нибудь не таким поступком. Архангел дурак, который просто не додумался даже о таком, эгоистично думая только о себе!       — Я боюсь, что больше ему не нравлюсь, — честно выдыхает Чон, делясь своими страхами тоже. Это ведь другой Тэхен, именно что Тэхен, а не Гадес, его вкусы могли совсем поменяться, он мог больше уже не испытывать той любви, которую испытывал раньше. Чонгук ждал семьсот тысяч лет, он бы просто не пережил, если бы все оказалось напрасным.       — Глупости, — фыркает Люцифер, снова привлекая к себе всеобщее внимание, — мой племяш самый красивый, он не может не нравиться! — Падший задорно подмигивает Чонгуку, но тому от этих слов не слишком-то спокойно. Все-таки страх не растворяется просто так, он сидит глубоко в подкорке, ожидая своего часа. — А про рубашку-то подумай, мне нравится твой новый стиль! — Чонгук закатывает на это глаза, садясь на край своего стола, чтобы хоть немного расслабиться.       — А где Тэхен сейчас? — Хосок вопросительно поднимает бровь.       — Ушел в лимбо, — Чонгук снова вздыхает, вспоминая, как тащил Тэхена по берегу моря, заставляя вымокнуть до нитки — забавно! Правда, потом Хаос сделал так, что все брызги попадали на Чона, так что победитель этой игры остался до сих пор неизвестен.       — Ему там, конечно же, безопасно, — с ноткой зависти говорит Люцифер, закидывая ногу на ногу. — Даже если в реку влезет с ним ничего не станется, а я там когда в последний раз был, Суа собиралась искупать меня в Лете.       — Уж если речь об этом зашла, то стоит отметить, что даже я не могу приблизиться к Стиксу или Лете, — говорит Намджун, смотря в ярко-голубые глаза падшего. — Эти реки древнее, чем я или Тьма, они есть в любом измерении, в абсолютно любом, даже там, где мы не можем увидеть, они есть. — Чонгук знает, что этими речами они стараются его успокоить, но, к удивлению, он, и правда, успокаивается, а еще в нем рождается чистый интерес. Первородные всегда рассказывают много удивительного и интересного. — Воды Леты золотые, если вам когда-нибудь удосужится это увидеть — слезы Тэхена тоже золотые.       Хосок даже обмякает весь, смотря на Намджуна огромными глазами, ровно такими же, как и Чонгук, только Люцифер и остается невозмутимым, но внутренне ошарашенным.       — В свой самый первый цикл, когда он очнулся, то оказался один абсолютно во всей Вселенной, вокруг не было ничего и никого. Он ощутил тогда вкус одиночества, почти боль от него, с его глаза сорвалась первая слезинка, и она превратилась в Лету. — Намджун несколько печально улыбается. — Я видел это все его глазами, нас тогда с Тьмой не было, мы появимся позже, гораздо позже, но до того момента я видел, как Тэхен обратно уходил в духовное состояние после своей неудачной первой попытки. Он был так опечален, что снова умирает, снова становится никем, что его печаль превратилась в Стикс. Потому эти реки есть во всех мирах, в каждом, они ведь старше Вселенной.       Чонгук не знает даже, что и сказать, как на это на все отреагировать?! Да, он знает, что Тэхен это Хаос — важнейшая и главнейшая часть мира, сам мир, Вселенная вся, без остатка. Но слышать о таком, отчего-то было странным, наверное, потому что архангел вдруг так понимал, что сила Тэхена абсолютно безгранична. Он может все, он сам Хаос.       — Они для него не угроза, потому что они — это он сам, — кивает головой Люцифер, выдавая мысли всех здесь разом. — Но ведь он должен слышать, как души зовут его, несмотря ни на что, он должен ощущать этот зов.       — И ощущает, — кивает Намджун, — только с ним ничего не может произойти, ему не туманит рассудок все это, воды рек не могут отобрать память или убить, потому он так спокойно гуляет по лимбо.       — Насчет угрозы, — прерывает всех Хосок, становясь мрачным, — я хотел сразу начать, но сначала Чонгук, — архангел упорно делает вид, что это не он носился обиженным зверем совсем недавно, — а теперь еще и это. Но у нас есть настоящая проблема.       — Какая? — Чонгук снова хмурится, осознавая, что ни к чему хорошему все это не ведет.       Ангел головой кивает на кипу бумаг, так неожиданно выросшую в кабинете Чона, но которую он даже не заметил.       — Это все прошения союзных с нами миров, чтобы ты открыл Рай, чтобы они могли лично удостовериться, что Гадеса здесь нет. — В кабинете воцаряется сплошная тишина. — Почти в каждом письме написано «для предотвращения угрозы возвращения Гадеса».       Чонгук уже успел забыть и даже не думать о том инциденте с драгсом, он все это время наивно отклонял любые прошения посетить Рай, не думая, что такое резкое закрытие границ могло привести к множеству подозрений. Как бы Чон не любил Тэхена, и какой бы он для него милый не был, для всех остальных он все еще Дьявол, сильное и загадочное существо, способное поставить на колени любое измерение по щелчку пальцев. Гадес, от одного имени которого многие до сих пор в страхе дрожали.       — Они поставили его в ранг угрозы. — Намджун хмурится, отлично понимая, что ничего хорошего их не ждет от такого «дружеского» посещения Рая.       — Мы не можем их игнорировать. — Отвечает Хосок, и все знают, что он прав.        Союз между мирами и держался для того, чтобы вместе справляться с угрозами, с актами попыток начать войны и для многого другого. Чонгук ведь выступил инициатором этой идеи, и сейчас он просто не мог отказать своим же союзникам. Быть лидером не легко, свои чувства приходится бросать в жертвенный котел. Но бросать туда Тэхена Чон был не готов.       — Но и показывать Тэхена тоже. — Архангел мрачно сводит брови, коротко пальцами, отчасти нервно, барабаня по гладкой поверхности стола. — Это может плохо закончиться для всех. — Чонгук не говорит очевидного, но его и так понимают — Тэхен запросто может взбелениться, если увидит, что гости Чону делают некомфортно, или эти самые гости могут что-то сделать Тэхену, могут потребовать его суда или заключения или чего еще. Вариантов, на самом деле, огромная куча.       — Кто-нибудь его все равно рано или поздно увидит. — Замечает Намджун, намекая, что в свои путешествия по миру Тэхен мог бы кому-нибудь попасться на глаза, но, видимо, пока его никто, кроме того драгса, не видел, иначе в Рай бы так не ломились.       — Если бы это был Гадес, они бы хвосты прижали, не смея ничего тявкнуть. — Усмехается Люцифер, получая в ответ тяжелый взгляд Чонгука. — Я просто озвучиваю факты. — И архангел с этим поспорить не может, но именно это и являлось проблемой сейчас. Другие миры боялись, что тиран снова воскрес, ведь если это так, то получается, что убить его, вообще, нельзя. И нельзя на самом деле, только этого никому не нужно знать.       — Они боятся, что мы будем использовать его как оружие, — говорит Хосок, одной фразой привлекая к себе всеобщее внимание.       И все знают, что ангел прав, нет смысла в Раю скрывать тирана, Дьявола, вообще-то, кроме как, желая использовать его в своих целях. Если иметь у себя такую мощь, то можно победить саму смерть.       — Мы должны их убедить, что это не так, но при этом не выдавать его потерю памяти, кто-нибудь захочет воспользоваться его слабостью, чтобы свести счеты. — Чонгук жует губу, сам понимая, что осуществить свой же план будет нелегко.       — То есть, кого-нибудь в Рай ты пустишь? — Намджун вопросительно смотрит на архангела, а за ним и все остальные ждут его решения. Он здесь главный и только он, Люцифер с Ману, вообще, только гости.       — Мы не можем пустить всех, — подмечает Чонгук, который не слишком-то любил посторонних, которые вечно пытались здесь что-то исправить. Тэхену было просто можно! — Нужно тщательно выбрать хотя бы делегаций пять, чтобы успокоить остальных.       *****       Красиво! Млечный путь, раскрашенный другими звездами, мягким розовым цветом это красиво. Неизведанное полотно далекое и невероятно притягательное отражало настоящие звезды, не те мертвые сигналы света, которые за сотни лет только дошли до нашего взора, а настоящие, реальные, живые. Парадокс, но именно в царстве мертвых и можно было увидеть живую картинку огромной галактики.       Тэхен долго на небо смотрит, ему нравится оно, его сила и красота, ему все кажется, что он с ним неразрывно связан. Не так, как с Чонгуком, по-другому. Без архангела внутри разливалась пустота, а без этих прекрасных звезд тоска, он словно должен был быть и там, и здесь. Но выбирал по итогу Чонгука, потому что не врал — архангела он любит. Каким бы сложным не было это чувство, как бы долго и тщательно в нем не пытался разобраться Тэхен, а у него не получалось. Похоже, что любовь нельзя описать словами, но ее можно ощутить зато, потому что сила ее огромна и величава, она ставила Тэхена на колени перед Чонгуком и дразнила его во снах образами далекими архангела, забытыми образами, в которых Хаос ясно ощущал, что любит Чона. Сильно любит, запретно сильно, по-настоящему.       Архангел рядом с Тэхеном стоит, почти прилип к нему, вдыхая аромат чарующий лилий, не слушая шепот сотен душ, призывающих его пуститься вдаль — исследовать огромный и запутанный мир лимбо. С того разговора у Чона в кабинете, архангел везде ходил с Тэхеном, не смея его оставлять одного, пока вопрос «о Гадесе» не уляжется. Не уляжется, конечно, Хосок с Намджуном тщательно выбирали, кого в Рай пригласить, готовились, Люцифер в Аду порядок наводил, чтобы что-то вдруг не случилось. Все опасались неблагоприятного исхода, а потому и старались создать почву для разруливания всей ситуации мягче. Сам же Чонгук, к радости Тэхена, ходил везде за ним, удивляясь количеству мест и красоте, несомненно, которые Хаос посещает. Архангел даже понимает, почему его так никто и не увидел, он первым делом направлялся в лимбо, а оттуда сразу в другой мир, создавая искривленный портал, который нельзя было ни ощутить, ни услышать, ни воссоздать, потому что такой магией владел только Тэхен.       — Куда сегодня? — Чонгук со спины обнимает Хаос крепко, почти душит его этими объятиями, и здесь есть на то сразу две причины. Первая — архангел Тэхена просто любит, ему нравится его трогать, обнимать, дышать лилиями. А вторая мрачная — души лимбо звали архангела к себе, отпусти он Тэхена и точно убежит куда-нибудь на чарующий зов.       — Здесь потерялись души, я хотел их найти, — отвечает Хаос, переплетая свои пальцы с пальцами Чонгука крепко-крепко. Ему, честно, очень нравится, что архангел, наконец-то, нашел время и путешествует с ним, хотя и выглядело все несколько странно. — Но боюсь, что тебе здесь не безопасно.       Конечно, не безопасно, оно и понятно даже Чону, но тот слишком упрям в желании защитить Тэхена от всего, даже осознавая, что защита ему не нужна. Просто архангел его слишком любит, чтобы потерять вот так просто, даже не поборовшись это было бы верхом жестокого предательства — просто сидеть и ждать, когда Тэхена у него отнимут.       — Держи меня за руку и ничего не произойдет, — улыбается на ухо Хаосу Чонгук, слушая короткий хохот Тэхена. Мягкий такой и непринужденный, красивый.       — Отличная стратегия! — Хвалит он архангела, оборачиваясь, но руку его в своей ладони держит, потому что потерять Чонгука, правда, не хочет. И в черные глаза смотрит, с маленькими, но такими очаровательными звездами в них. Тэхену не нужны эти чарующие его голоса душ лимбо, у него есть архангел, который один ему и нужен, один и очаровал.       — Я просто так не сдамся, — честно выдает Чонгук, склоняя голову к плечу, глядя на Хаос с улыбкой.       Как тогда, так ровно и сейчас готов доказать, что не надо бояться быть с Чоном, не надо бояться сделать ему больно, только умопомрачительно любить. Чонгук душу Тэхена хранит вот уже семьсот тысяч лет, и сам свою и душу, и сердце готов ему отдать и все вынести, любые испытания вынести. Только сам Хаос не готов так рисковать, потому что он видит на архангеле печать, старую, ветхую, но невероятно прочную печать — она означает, что эта душа уже раз вернулась с той стороны, а это значит, что как бы Тэхен не был силен, а воскресить Чонгука не сможет даже задействовав энергию всей Вселенной. Да и не только такой конец Хаос пугает, он до банального сильно боится, что сделает Чону больно своим, если и не сдержанным желанием с ним быть, так чем-то еще, просто не оправдает надежд, просто будет не тем, кого Чонгук ждал семьсот тысяч лет.       — Будешь меня соблазнять снова? — улыбается Тэхен, рассматривая черную, неаккуратно, но невероятно сладко распахнутую на груди рубашку, которую Чон сегодня надел.       Верхом сдержанности было не опускать глаза ниже, потому что там были сильные бедра, утянутые в кожаные узкие штаны. И Тэхен, вообще-то, мужчина, он не импотент совсем, не хотеть архангела было просто невозможно, но он крепко держал свои желания в узде, потому что для начала решил все вспомнить, нарубить сгоряча дров всегда можно.       — Буду, — улыбается ответно Чонгук, — всегда буду!       — Отлично! — Тэхен их переплетенные пальцы на уровень лица поднимает, криво усмехается Чону и говорит сладко-сладко: — Буду держать тебя, чтобы не потерялся. — Подмигивает возмущенному архангелу и начинает путь глубже в лимбо, куда смеют ступить лишь дураки или такие сильные существа, как Тэхен.       Вокруг туман густой, очень сильный туман, Чонгуку приходится чуть ли не в затылок дышать Тэхену, чтобы не потерять его, хоть их руки и крепко сцеплены. С обеих сторон громко плещется вода в бурных реках, а под ногами архангел явственно ощущает, как ходит туда-сюда почва, как на болотах. Страх неприятно кольнул прямо в сердце, заставляя глаза шире распахнуть, бесполезно рассматривая, что там, под ногами, но в тумане не видно ничего. Зато Тэхен идет спокойно, для него никогда не существовало такого страха, как потеряться где-то, увязнуть в болоте или утонуть, погибнуть в кровожадных лапах сильного монстра. Для него есть один страх — потерять Чонгука, потому он и не хотел, чтобы тот шел за ним, но и прогнать его просто не мог. Лишь крепко сплести их руки и идти вперед, становясь для архангела маяком в этом море, спасительным кругом.       Чонгук дышит медленно, стараясь отделять лживую лилию от настоящей, которой так прекрасно пах Тэхен. Но голоса все запутать пытаются, они шепчут тихо на ухо, ласково очень, нежно, предлагают отпустить руку Хаоса, лично войти в туман и увидеть все секреты, которые он от Чона прячет, увидеть настоящее лимбо. Ведь лимбо это сам Тэхен, так неужели архангелу совсем неинтересно узнать его получше?! Чонгук, честно, сам себя сдерживает, только сильнее сминая ладонь Тэхена в своей, он не может его отпустить, это же станет почти самой огромнейшей глупостью, непростительной и непоправимой. Зачем ему тот, незримый, иллюзорный Тэхен, когда рядом идет настоящий?       А настоящий ли? — противно на ухо хохочут духи, и Чонгук от этого вздрагивает, ближе прижимаясь к Тэхену.       Лимбо — место только для сильных, не для таких, как архангел, он это понимает почти сразу, всего через несколько минут хождения по шаткой почве. Потому что этот бред духов в голове оседает подзуживаемым ото всех сторон фактом: а что если настоящий Тэхен здесь потерялся, а к Чонгуку пришла тень? Что если сейчас его уводят вглубь лимбо специально, ведь настоящий Хаос не стал бы тянуть его на такую опасную прогулку!?       Чонгук мысленно бьет себя по щеке, очень сильно бьет, так, что даже в ушах слышит метафизический хлопок от удара. Надо выбросить весь этот бред из головы, не верить всем этим змеиным голосам, это его Тэхен, был бы не его, уже давно бы это понял!       Да, ну?! Уже семьсот тысяч лет прошло! А он ведь даже к тебе не прикасается!       Архангел ото всех мыслей и шепотов отмахивается, свободной рукой хватается за рубашку Тэхена, даже не думая его отпускать. Никогда! Если отпустит, то по-настоящему потеряет, — он это ощущает очень сильно.       А Хаос уверенно идет вперед, туман ему не помеха, хоть и не позволяет нормально ничего разглядеть. Но здесь приходится положиться вовсе не на свое зрение или слух, потому что они обманывают очень сильно. Здесь же все создано с такой концентрацией силы, чтобы из ловушки этой никто и никогда не выбрался. Тэхен это сразу ощутил здесь, в лимбо, когда спустился за одним единственным голосом, который его позвал, он его все это время отчаянно здесь искал, но сколько бы не находился в этом странном месте, а ловил лишь пустой туман. Тэхен идет по срединному миру, используя свои чувства, свои магические чувства, благодаря которым чувствует души, затерявшиеся где-то среди высокий зарослей болотного тростника, или вот здесь, прямо у моста, боясь его перейти, или где-нибудь глубже, где даже духи оживали в своих неприглядных формах, стараясь утянуть тебя в Стикс. Этот мир полон ловушек, тайн, которые как не пытайся, а не разгадать, а еще здесь живет этот голос, который манит Тэхена сюда из раза в раз, но который он, как ни крути, а найти до сих пор не смог.       — Под ногами вода хлюпает, — вслух говорит Чонгук, но шепотом, однако в этой тишине, нарушаемой лишь далеким журчанием рек, его отлично слышно. А еще слышно, как в голосе проскальзывает страх. Мало того, что шли они по заболоченной местности, так еще и единственным источниками здесь воды были две реки, попасть ни в одну из которых не хотелось.       — Это Стикс, — спокойно отвечает Тэхен, продолжая путь вперед, а Чонгука примораживает просто. У него сердце бешено скачет в груди, а голоса разжигают страх ярче — Тэхен тянет его на дно, хочет его здесь бросить. Это не его Тэхен, фантом, он сейчас хватается за фантом! — В этот раз голос зовет отсюда, кажется, он заблудился, да, вот только и я не могу его найти.       Чонгук трясет головой, выкидывая из нее все лживые мысли, желающие обратиться в правду. Что за голос зовет Тэхена? Он из-за него идет по самому краю Стикса, не боясь упасть в реку? Или же просто врет, и сейчас бросит архангела здесь на произвол судьбы, растворяясь в воздухе видением?!       — Ты боишься? — Тэхен резко останавливается, оборачиваясь к Чонгуку, заглядывая прямо в черные расширенные до предела зрачки.       Еще и ладонь его крепче перехватывает и тянет архангела на себя, обвивая тонкую талию одной рукой крепко. Он не знает, из-за чего Чона так колотит страх, но Тэхен его предельно точно ощущает, потому и прижимает Гука к себе, чтобы доказать ему, что бояться здесь нечего, он сотни раз был в лимбо и спокойно их отсюда выведет.       Архангел больно сглатывает, отчаянно отмахивается от назойливых голосов, которые его травят буквально и все смотрит и смотрит в огромные черные глаза спокойные, в глаза, в которых космос и подделать его нельзя. Фантом не смог бы быть настолько реалистичным, не смог бы скопировать целую галактику, которую даже не видел, лишь часть ее, отражающуюся далеко над лимбо.       — Мне здесь тяжело, — признается Чонгук, судорожно сжимая ладонь Тэхена в своей, — эти голоса слишком глубоко заползают мне в мозги.       — Тогда, может, я отведу тебя обратно? — предлагает Хаос, обеспокоенно глядя на бледного архангела, который остро реагировал даже на удар воды где-то в тумане о камни прибрежные.       Конечно, Чону здесь страшно, даже после того, что рассказал Намджун, страшно, эти реки старше всей Вселенной, они точно таят немало опасностей особенно для маленького и жалкого по силе архангела. Если бы не Тэхен, он бы даже так далеко не зашел, да он бы даже не рискнул сюда сунуться! Никто, кроме Хаоса отсюда целым и невредимым не выходил, никто, вообще, отсюда не выходил.       — Нет, — Чонгук отрицательно качает головой, смотря в черные глаза, в космические. Это его Тэхен, не фантом, а настоящий и его Тэхен, за которым можно идти даже по зыбучему болоту. Он выведет, спасет, если будет надо, нужно только не давать этим голосам в себе ни зернышка сомнения посеять! Да, это страшное, пугающее место, но Тэхен-то рядом! А ему Чонгук полностью доверяет, он точно в беде не бросит, просто так не бросит, Чон в это верит! — Я пойду с тобой, — уверенно отвечает архангел, смотря в космические глаза, дыша настоящей лилией, самой настоящей, ее нельзя подделать так же, как и всего Тэхена. — Ты кого-то ищешь, так давай искать вместе? — предлагает Чонгук с улыбкой. — Это еще одна заблудшая душа?       Тэхен улыбается мягко, убирает непослушную прядь волос с лица архангела. Такая прелесть! Он ведь по-настоящему боится здесь находиться, но упрямо идет за Тэхеном, наступая на горло своему страху. Упрямый очень, а еще несгибаемый.       — Из-за этой души я постоянно сюда спускаюсь, — поясняет Хаос, — но, сколько бы ни искал ее, не могу найти, — Тэхен печально выдыхает, устремляя взгляд на далекое звездное небо над головой. Красивое, а главное неповторимое, как и в любом другом измерении.       — Может, это просто души тебя пытаются запутать? — предполагает Чонгук, мягко поглаживая внешнюю сторону ладони Тэхена в своей руке.       — Нет, — Хаос снова голову опускает, заглядывая в эти невероятно добрые, донельзя влюбленные черные глаза. — Души никогда не называют своих имен, когда пытаются затянуть в ловушку. А эта назвала.       — И как ее зовут? — Чонгук ощущает, что сейчас что-то будет. Знает, что что-то глобальное надвигается, но все равно спрашивает, потому что от судьбы убежать еще никому не удалось.       — Его, — поправляет Тэхен. — Юнги.       У Чонгука с болезненным ударом замирает в груди сердце. Это должно было произойти, так или иначе, но все это должно было случиться, тянуть долго с такой правдой было нельзя, скрывать ее не получилось бы никогда. На шее у архангела висит цепочка с маленьким пером, в котором заключена душа Тэхена, но его настоящая душа, та, которая его звала все это время покоилась в дендрариуме в окружении огромного количества разноцветных цветков лилий. Та его душа, которую он так отчаянно искал, была мертва, оставила от себя только воздушный след, множество красивых, но болезненных воспоминаний, рану, которая все никак не затягивалась. Тэхен здесь тоже ловил фантом, но не тот, который искали остальные, он искал настолько важную часть себя, насколько она стремительно от него убегала, потому что где-то на подсознательном он знал, что как только душу поймает, будет нестерпимо больно.       — Кто такой Юнги? — Тэхен в упор смотрит на Чонгука, он знает, что архангел знает. Его реакция более чем все объясняет.       — Я… — Чона обрывает, хотя он даже не начинает.       У него в горле ком от недосказанности и слез встает, и даже весь страх перед этим местом уходит куда-то на задворки сознания. Есть вещи намного материальнее, которые могут сделать намного больнее. Имя одного маленького, но такого важного демона, без которого даже у Чонгука внутри постоянно растекалось ядовитое ощущение пустоты. Ведь он тоже мог жить, он тоже мог быть счастлив с Тэхеном, не архангел, а он, он, который все это заслужил, ведь это он вытащил Гадеса из ямы, он его спас и оберегал все это время, которое архангел просто наслаждался беззаботной жизнью, он пожертвовал собой, отдал свою жизнь ради счастья других. Анализируя его поступок сейчас Чонгук ясно осознает, что никогда не заслуживал, и не будет заслуживать такой жертвы, хотя сделана она была не ради него, а ради того, кто так отчаянно все это время искал часть себя, которая уже давно умерла, добровольно умерла. Чонгук должен все рассказать, он обещал подождать и дать Тэхену самому все вспомнить, но про Юнги он должен, должен…       — Ты его любил, — выдыхает архангел, бесполезно глотая слезы, которые все рвутся и рвутся наружу яростным водопадом. — Он вот здесь, — Чонгук сам с собой борется, не хочет сейчас расклеиться, но и держать себя становится невероятно сложно, когда архангел свободную руку поднимает и прикладывает ее прямо к груди Тэхена, к его сердцу, которое медленно-медленно, размеренно колотилось под ребрами, ощущая, но, еще не осознавая всей боли, всего навалившегося на его плечи снова. — А еще… еще хочешь, я отведу тебя к нему? — Чонгук бесполезно стирает с глаза проступившую слезинку, чтобы не выдавала его, но другие тут же стремятся занять ее место.       Тэхен видит, что архангелу нелегко, он ощущает его боль, как свою, чувствует горечь слез, и как бы самому не хотелось все узнать, как бы внутри все не горело ощущением, что он близко, невероятно близко подобрался к правде о себе, а делать Чонгуку еще больнее, не хотелось. Он его ближе к себе прижимает, кутает теплыми объятиями, наполненными всеми невысказанными словами и чувствами, которые он так и не смог описать. Он дает ему побыть маленьким и слабым, выплакать все слезы, которые так отчаянно в себе сдерживал на протяжении семисот тысяч лет, дает ему то, чего уставшему сердцу не хватало — поддержки, ощущения, что больше не один, что не надо долго смотреть в небо и ждать, вот он рядом.       Тэхен рядом.       Просто обними и не отпускай.       *****       В преддверии посещения Рая важными, пожалуй, даже несколько более, чем «важными» гостями из других миров, все стояли на ушах. Даже те, к кому напрямую все это не относилось, знали, что сегодня прибудут гости, для обсуждения с главным архангелом каких-то неотложных дел. Душам было любопытно посмотреть на гостей, а вот ангелы и архангелы были взволнованны. Не напуганы вовсе, ведь сам Чонгук показывал невероятную выдержку в этом вопросе, почти железную уверенность, что все пройдет хорошо. Да и к тому же на встрече будет присутствовать Намджун с Тьмой и Люцифер — это многих успокаивало, хотя местные жители и ощущали, что встреча заранее будет не легкой. Некое напряжение в воздухе витало, и сбить его не мог никто, и ничто не могло, потому что вопрос на кону стоял невероятно важный. Пойдет что не так, и все миры восстанут против Рая, обвинив его в укрытии врага, потому что Гадес был для всех врагом. Даже не так — он был ночным кошмаром, богом, восставшим из пепла, грозящимся погрести под слоем своего гнева каждого, кто когда-то против него восстал. Чонгуку же надо было убедить всех, что Тэхен не опасен, да, ему придется его показать, потому что скрывать нет смысла, но он будет до последнего гнуть линию — Гадеса больше нет, только Тэхен. И это было чистой правдой — Хаос так и не вспомнил все, он тогда Чонгука обратно домой вернул, лежал с ним на кровати в обнимку, пока тот не успокоился, но в дендрариум не пошел, ведь знал, что архангел не в состоянии, не хотел делать ему больнее, потому и просто молча его утешал, кутая в своих объятиях.       Тэхен всегда Чонгука спасал. Теперь настала очередь архангела вернуть этот долг. Сегодня. Сегодня он должен защитить свою любовь, Тэхена, от жаждущих утащить его и расквитаться с ним. Он применит все свои дипломатические способности для этого, но не позволит из Тэхена повторно сделать монстра, как тогда. Станет его личным ангелом-хранителем.       — Происходит что-то плохое? — Хаос голову на бок склоняет, заинтересованно глядя на архангела, который тщательно выбирал, какую из сотен белых рубашек надеть ему на этот раунд. Все должно быть просто идеально, чтобы ничто не испортило эту встречу.       Чонгук закрывает шкаф, вытаскивая очередной белый костюм, который летит на кровать, к Тэхену, к горе таких же костюмов.       — Нет, — мотает головой архангел, даже умудряясь улыбнуться при том. В любом случае, он надеется, что плохого ничего не произойдет. — С чего ты решил?       — Ты несколько нервный, — подмечает Тэхен, лениво перебирая белые рубашки, которые выбрал Чонгук. — Да и все здесь.       Конечно, от его внимания ничего не может ускользнуть. Даже если и не видит, то просто чувствует, что что-то грядет. Чонгук ему все это время не рассказывал о том, что придут другие существа, которые будут пытаться его если и не убить, то изолировать от других миров. Все-таки очень многое пришлось бы объяснять. Но объяснять по факту придется все равно.       — Сегодня прибудет несколько делегаций из разных миров, — Чонгук выдыхает, смотря в спокойные черные глаза. Архангелу бы сейчас такое спокойствие, только он не может себе позволить расслабиться, не сейчас, когда на кону — Тэхен. — Они будут решать, что им делать с твоим появлением.       — Это из-за того случая с драгсом? — как и ожидается даже такую информацию Тэхен принимает очень легко. Его просто так ничего не может сломать, а может, потому что он не помнит, что был тираном, и другие готовы сейчас сделать все, что угодно лишь бы избавиться от угрозы в его лице заранее.       — Не только, — кивает Чонгук. — Я обязательно потом тебе все расскажу, а сейчас… — архангел вздыхает, глядя на гору рубашек, из которой даже не знал, что надеть.       Он должен выглядеть величественно, но не вызывающе. Правда, сам Гадес на переговоры одевался так, как хотел, хотя он никогда и не боялся, что кто-то против него выступит — только глупец или сумасшедший.       — Эту возьми, — Тэхен кивает и протягивает архангелу достаточно плотную, строгую рубашку, которую еще до этого отложил в сторону от основной горы одежды. — Она выглядит достаточно официально.       — Спасибо, — улыбается архангел, без стеснения стягивая с себя предыдущий выбор.       Нечего стесняться, не сейчас уж точно! Нужно скопить побольше энергии к предстоящему раунду. Чон уже ощущает, как открылись врата в Рай, а это значит, что Намджун и Хосок прямо сейчас принимали гостей из делегаций. Чонгуку следовало поспешить, но он все оттягивал свой выход в переговорный зал, наверное, потому что дико нервничал, не зная, как все пройдет, сможет ли он убедить остальных, что Тэхен абсолютно не опасен ни для кого, что не стоит разводить панику на ровном месте. А еще Чону дико не хотелось оставлять Тэхена здесь одного, ему не хотелось этого признавать, но складывалось ощущение, что если сейчас уйдет, то может больше никогда его не увидеть. Тяжелое ощущение, навеянное предстоящими очень трудными переговорами.       — Это надолго? — интересуется Тэхен, без какого-либо подтекста глядя на то, как архангел переодевается, обнажая красивое подтянутое тело. Просто смотрел и все, без намеков, без провокаций, хотя не мог не согласиться, что выглядело все более чем желанно.       — Я не знаю, — честно отвечает Чонгук, зачесывая назад волосы, чтобы выглядеть по-деловому строго. — Но явно не быстро, — выдыхает он, — все очень сложно.       Тэхен просто кивает, не стремится ни поторопить архангела, ни дать ему ложную надежду, этого всего не нужно. Он ведь прекрасно ощущает, что Чону нелегко сейчас, на нем тяжелый груз, и связан он с самим Тэхеном.       — Как я выгляжу? — Чонгук оборачивается к Хаосу.       Он весь в белом, пара ослепительно ярких крыльев красиво сложенных покоится позади него, волосы идеально убраны назад, маленькое перо спрятано под ворот рубашки, его и не видно даже за плотной тканью. Идеальный архангел, строгий, но красивый.       — Отлично! — улыбается Тэхен. — Хотя твои развратные наряды мне больше нравятся!       — Эй! — наигранно возмущается Чонгук. — Они не развратные! — а сам улыбается, потому что знает, что провокационные очень, он ведь намеренно их надевал, чтобы выяснить, насколько выдержка Тэхена сильна. — Может только немножко! — сдается, и побольше воздуха, наполненного ароматом лилии, в грудь набирает. Пора. Тянуть дальше просто нет смысла.       — Просто, возвращайся ко мне, — в след Чонгуку говорит Тэхен, не желает удачи, не пытается подбодрить — любой исход, кажется, готов принять, только бы Чон снова вернулся к нему. Большего и желать не надо.       Архангел оборачивается на мгновение, заглядывает в эти огромные, космические глаза и отвечает:       — Обязательно.       А затем двери закрываются, и Тэхен оказывается в абсолютной тишине, один на один со своими мыслями, как это часто с ним бывает. Но теперь все по-другому, после того признания Чонгука: «Ты его любил», все по-другому. Раньше Тэхен думал, что любил только Чона, да, ощущал в груди непонятную пустоту и тоску по кому-то еще, с такими удивительными лисьими глазами, нереально похожими на его собственные и глаза архангела. Но думал, что это может оказаться еще один его брат или друг или кто-то еще очень важный, но уж точно не тот, кого он любил. И, кажется, так же сильно, как и Чонгука. Но где Юнги сейчас? Почему его здесь нет? Чон предлагал Тэхену отвести его к нему, значит, где-то он есть… где-то… а живой? В сердце больно колет, отвратительно больно колет.       Все это время Тэхен слышал голос Юнги, который звал его в срединном мире, в мире мертвых. Это ли не ответ на вопрос о том, что произошло с ним? Тэхен должен вспомнить, он обязательно должен вспомнить того, кто был настолько важным, что сердце по нему дико скучало, почти обливалось ядом. Он должен вспомнить и Чонгука, тот ведь так этого хочет, а Тэхен так его любит. Но отчего-то воспоминания об архангеле более или менее сохранились в голове Хаоса, разве что он не знал достоверно ничего о них, не знал, что он Хаос, что отдал душу за Чонгука, не помнил, что у них с Джином произошло. Лишь в сердце хранил любовь к архангелу и еще одно пустое, наполненное ядом место, где дико не хватало Юнги.       Тэхен должен все узнать, все вспомнить, в конечном итоге, это не только вернет ему память, это может прямо сейчас ему помочь, помочь Чонгуку, что бы архангел сейчас не делал. Виноват во всем был Тэхен, он тогда без спросу ворвался в тот кабинет, где Чон вел переговоры с драгсом. Что ж, он все и исправит.       «Где ты, Юнги?». — Мысленно зовет Тэхен, поднимаясь с кровати на ноги, легким щелчком пальцев открывая портал в лимбо, где голос души слышал отчетливее, сильнее, рядом же Стикс.       «Я всегда здесь, ждал тебя», — немедленно прилетает ответ, хотя Тэхен еще не успевает даже границу миров пересечь. — «Хаос».       *****       Напряжение пылает в каждом сантиметре воздуха, забирается в каждую частицу, в каждый угол, чтобы собой все пропитать, чтобы каждому показать, что оно здесь не ради шутки расправило огромные свои крылья, выискивая будущую жертву. Одна ошибка и все может полететь не просто в Ад, а в небытие, в самое страшное слово во Вселенной — Война.       Посреди огромного светлого кабинета стоит большой круглый стол, намеренно круглый, чтобы не выделять отдельно ничей статус, они здесь все равны, все союзники, хоть и готовы забыть об этом слове из-за своих страхов и обид. Представители пяти делегаций сидят за столом, все серьезные и уверенные только в той правде, в которую сами и уверовали. Позади своих лидеров их советники и стражи молчаливыми воинами стоят, способные показать, на что они способны, когда это будет необходимо. Здесь военачальник драгсов, из-за которого все и началось, он за столом сидит, он здесь как посол в этот раз и со стражей, официально, хоть все так же и подло в попытке развязать войну.       Чонгук сидит спиной к главному входу, почти во главе стола, хоть он и круглый, позади него в полном боевом вооружении стоит Хосок, положив руку на эфес своего меча. Здесь не только он один такой, стражи всех лидеров были вооружены до зубов, показывая свою серьезность. Намджун с Тьмой сидят по правую сторону, они в Раю гости, и сколько бы Чонгуку не помогали, а на официальном совете не могли быть его советниками или даже стражами — это выглядело бы слишком уж угрожающе, архангелу этого было не нужно, он собирался вопрос урегулировать мирно. С левой стороны от Чона сидел Люцифер, вальяжно раскинув свои огромные крылья на большую часть зала — вот чью силу здесь, и правда, не стоило недооценивать.       Атмосфера здесь хоть и должна была быть легкой, дружелюбной, ведь они все союзники, но таковой явно не была, потому что о слове «дружба» забывают почти все, когда страх ледяными клешнями сковывает сердце. А Гадес мог родить своим внезапным появлением только страх. Чонгуку нужно было доказать всем этим существам, что Тэхен не опасен, что незачем поднимать такую панику. Архангел искренне надеялся, что у него все получится.       Чонгук крепко руки под столом сцепляет, чтобы никто не видел, как он нервничает на деле, тянет широкую доброжелательную улыбку, задействует все свои дипломатические навыки, которые приобрел за долгое время и начинает, смотря поочередно на каждого лидера:       — Надеюсь, что вы хорошо добрались?       — Не надо всех этих любезностей, Чонгук, — драгс архангела резко прерывает, не давая высказаться никому.       В нем явственно полыхал огонь теперь не просто войны, которую он жаждал, а еще желания расквитаться с теми, из-за кого он стоял на коленях. Ему пришлось о милости в прошлый раз просить, унижаться, и сейчас он готов был к реваншу!       — Нас волнует лишь тот вопрос, ради которого мы все здесь и собрались! — драгс ровно, как и архангел смотрит на других лидеров нахмурено, старается донести до них всю серьезность ситуации, старается склонить их в свою сторону.       Чонгуку не нравится, как все начинается, он даже жалеет, что драгсов позвал, но, как и сказал Намджун, было правильно, чтобы тот, кто Тэхена увидел, здесь присутствовал — это снимало часть напряжения, но именно его же и нагнетало, ведь драгс явно молчать был не намерен.       — Гадес! — кричит он, и со всех сторон сразу шепот доносится. Этого имени боялись все бессмертные, которые его помнили, а если и не помнили, всегда находились те, кто готов был рассказать о бывшем владыке Ада. — Я собственными глазами видел этого Дьявола! — Рычит драгс, смотря прямо в замерзшие глаза Чонгука, который ни одной эмоцией не смел показать, что ситуация явно сейчас складывается не в его пользу.       — И это странно, — лидер ваннов, в образе молодой девушки брови хмурит, смотря на драгса, — ведь никто больше не видел! — Она с сомнением относится к словам военачальника, отлично понимая, что драгсы жаждут войны. Ванны — относительно новый народ, они недавно влились в систему девяти миров и войну жутко презирали, а заодно и драгсов, которые к ней стремились. — Он ведь сгинул тогда, в Аду, разве нет? — Девушка смотрит на архангела, ожидая от него ответа. Но тот даже рта открыть не успевает, как драгс рычит с усмешкой:       — От Чонгука пахнет лилиями.       Новая волна перешептываний накрывает зал, но резко обрывается, когда падший поднимает черные крылья, затыкая всех разом:       — Весь Рай пахнет лилиями! — огрызается Люцифер, не смея молчать в такой ситуации, они здесь все и были, чтобы помогать Чонгуку. Они старые существа, архангел, по сравнению с ними, совсем молодой, потянуть эти переговоры в одиночку явно бы не смог.       — И все же, что нам ответит Чонгук? Гадес жив? — Лидер ваннов смотрит на Чона, и все разом затыкаются, обращаясь к архангелу, ожидая, что тот скажет. Драгс при том противно усмехается, он знает, что соврать Чон не сможет.       А Чонгуку этого было и не надо. Намджун был снова прав, кто-то в скором времени увидит Тэхена, и вот тогда проблем будет не избежать, этот вопрос нужно решить прямо сейчас, для того ведь совет и был организован. Архангел всеми силами должен убедить здесь собравшихся, и даже если не всех, то большинство, что Тэхен не опасен, что он не собирается никому не мстить, никого не убивать и ничего в этом духе. Чонгук опустит момент с тем, что он потерял память. Но лично будет готов отвечать за свои слова, возьмет на себя всю ответственность, если что-то произойдет, потому что Тэхену доверяет. И надеется, что его слова окажется более чем достаточно.       — Да. — Выдыхает Чонгук, и в этот самый момент зал просто взрывается гулом десятков голос, каждый из которых стремился, чтобы слышно было только его. Глаза полыхают в сторону Чона, рты просто не желают закрываться, но ведущим остается страх. Страх, перед созданием, личность которого до сих пор была для всех загадкой, перед созданием, способным на сильную и древнюю магию, которая никому была не подвластна и не понятна.       — Немыслимо!       — Как такое могло произойти?..       — Где он был все это время?..       — Ангелы его скрывали?..       Намджун и Тьма молчат, им лучше не вмешиваться пока, они почти чужаки, их слова могут привести к еще большим проблемам. Хотя Ману готов в любой момент встать на защиту брата и Чонгука.       У Люцифера недобро сверкают голубые глаза, он в основном думал, что будет молчать, потому что стоило ему рот открыть, и все летело в Ад, откуда он только что и пришел. Но здесь явно что-то надо сказать, потому что в таком хаосе было реально быстро потерять нить того, чего Чонгук собирался связать. У падшего недобро дрожат крылья, совсем недобро, архангел это видит, а потому резко из-за стола поднимается:       — Давайте все успокоимся! — громко вещает Чонгук, чувствуя, что ситуация накалилась до предела, еще немного и просто рванет. — Мы ведь и собрались, чтобы обсудить этот вопрос.       — Чего обсуждать?! — Рычит драгс, тоже поднимаясь из-за стола. Он горит буквально своей грядущей победой, для которой будет пользоваться страхом, который живет в сердцах всех здесь перед Гадесом. — Он угроза для всех нас! И всегда ею был! — Драгс вещает громко и четко, на каждого лидера смотрит, чтобы донести до них свои слова, чтобы они приняли его позицию. — Так неожиданно исчез, и вот снова объявился в Раю! — В спокойные глаза Чонгука смотрит, пытается его сломать и сломает. У драгса военный опыт за плечами, а этот сосунок не способен даже себя защитить! — Такое ощущение, что вы специально скрывали тот факт, что он жив. — Между лидерами прошелся тихий шепот на этих словах, ведь драгс вещал вполне реальные вещи. — Может, он ослабел и набирал силы, а? — Он с усмешкой смотрит на Чонгука, стараясь сломать его на эмоции. — А теперь прибежал обратно, скрываясь в Раю, выжидая удобный момент, чтобы снова занять свой трон! Хочу напомнить вам всем, что об отношениях Чонгука и Гадеса мы все наслышаны. — Лидеры зашептались активнее, взгляды косые бросая на архангела. Тому же было что возразить и что сказать, но Чон просто не желал, чтобы все звучало, как оправдание, необходимо было подобрать нужные слова.       — За языком следи, — предупреждающе рычит Люцифер, по крыльям которого резко прошла дрожь, еще немного и он будет готов пустить их острые концы в ход! — Это все-таки мой племянник! — Драгс хмыкает только, но временно затыкается, бодаться с Люцифером совсем не то, что тягаться с неопытным архангелом.       — В этом есть доля смысла, — говорит лидер ваннов. Девушка молодая, но спокойная и рассудительная, предпочитающая перепроверить все факты, а уже потом выносить вердикт. Все здесь как-то негласно ее уважали. — Но если он хотел неожиданно начать войну, то должен был бы убить вас, чтобы вы не рассказали о том, что он жив. — Девушка на драгса смотрит вопросительно, давая всем новую порцию для размышлений. Только вот военачальнику не нужно было, чтобы все думали, он собирался и дальше играть на всеобщем страхе.       — Может, это такой ход? — Драгс уверенно смотрит на всех, снова заводя свою пластинку. Он выиграет, он точно в этом уверен. — Может, он специально подогревает наш страх, ждет, когда мы покажем, на что способны, чтобы потом нас уничтожить! Не забывайте, что одну расу — межизмеренческих демонов — он уже уничтожил!       Чонгуку сдерживать себя становится все сложнее и сложнее, хочется драгса заткнуть, но нельзя, нельзя давать ему еще больше поводов для атак, потому все, что архангел может, это яростно выкрикнуть:       — Их убило то, что они шли за Суа!       — Как и вы, между прочим! — Люцифер снова голос подает, предупреждающе смотрит на драгса, дает ему прочувствовать, как он взбешен. Но тот решает в этот раз рискнуть всем — Рай, это те, кто сдерживает его расу от попыток начать новую войну. Если смести их с дороги, то уже никто не помешает.       — Это в прошлом, мы просто хотели избавиться от тирании Гадеса и все! — Уверенно заявляет драгс, и выпрямляется, начиная свою основную операцию: — Сами посудите, — предлагает он лидерам, — он исчез на семьсот тысяч лет, но при этом Намджун, который был его правой рукой, — драгс указывает на Ману, который молча все выслушивал, не стремясь вмешаться, — и Тьма, которая ему тоже во всем помогала, — девушка хрустит под столом пальцами, но получает незаметный отрицательный моток головой от Хосока, — никуда не делись, все это время ошивались в Раю!       Чонгук рот открывает, собирается пояснить, собирается слово взять, но драгс ему этого не дает.       — А Люцифер просто делал вид, что занял трон Ада!       Чонгук пробует снова, видит, как контроль над ситуацией медленно утекает у него из рук, а ухватить он его обратно не может. Драгс намеренно не дает ему высказаться.       — Как по мне, так это идеальный спектакль, чтобы запудрить всем нам мозги, пока Тэхен не наберется силы и не вернется. — Лидеры согласно закивали — страх делал свое дело. А Чонгук ощутил, как отчаяние крепко обхватывает его руками за плечи, он пытается начать, взять слово, но драгс его прерывает, он так громко вещает, что жалких попыток Чона даже и не слышно. — Как вы помните, в прошлый раз вся война началась с Рая, в этот раз может все идеально повториться.       «Послу…» — пытается докричаться до всех Чонгук, даже отчаянный взгляд на Намджуна бросает, но драгс быстрее и злее. Он жаждет войны.       — Нас истребят, пока мы просто сидим и бесполезно обсуждаем то, что не требует долгих обсуждений! — А большинство лидеров с ним согласно, проблему надо решать сразу, а не ждать, когда она решит что-то с тобой! Лидеры почти единогласно кричат слова поддержки драгсу, а Чонгук вдруг ощущает, что ровно сейчас он проигрывает очень крупную битву, но бессилен в ней, как и был всегда. — Предлагаю просто потребовать у Рая сдать нам Гадеса! — Кричит драгс, победителем смотря на Чона, вот и все, это конец! А лидеры так его поддерживают, так кричат, и сомнений нет в том, кто победил! — А потом запереть его в клетке и…       — А у тебя есть клетка, которая сможет меня удержать? — вкрадчивый голос раздается совсем рядом с драгсом, и тот резко подскакивает от неожиданности, огромными, наполненными страхом глазами смотря на свой кошмар.       Все представители и даже охрана делегаций других миров синхронно делает большой шаг назад, они все резко вскакивают со своих мест, предпочитая от эпицентра действий оказаться подальше. А Чонгук смотрит и не верит, он смотрит, а у самого сердце бешено скачет в груди — прямо перед ним Гадес, не Тэхен, а Гадес. Этот взгляд трудно с чем-то спутать.       Хаос вальяжно развалился на свободном стуле, ноги, в грубых ботинках, закинув на стол. Он был во всем черном, как обычно и предпочитал, крыльев нет, но, честно, этого и не надо, аура опасности, которая расходилась от него во все стороны, делала свое дело лучше всего, заставляя страх ядовитыми клещами обвить каждое сердце.       Чонгук смотрит и смотрит, даже на стул опускается, не смея поверить тому, что видит. Тэхен все вспомнил — понимает архангел сразу. Он черным, идеально закипающим взглядом смотрел на лидеров других измерений, взглядом, который примораживал к полу, который приказывал встать на колени и просить пощады! Архангелу очень хочется узнать, как он вспомнил, что произошло за время его отсутствия, но сейчас явно не время.       Тьма на брата смотрит предвкушающе, еще и она выдает то, что это Гадес, она с ним была все полмиллиона лет, что он правил Адом, она видела все его вспышки гнева и порой, очень часто, помогала карать всех непокорных. Она брата ощущала даже сильнее, чем Намджун, хотя и тот легко понял, что это Гадес, как и Хосок, и Люцифер, понявший, что драгсу пришел конец!       — Что это вы все замолчали? — Тэхен голос даже не поднимает, говорит тихо, но в этой идеальной тишине его слышно очень хорошо. — Сначала не давали Чонгуку ни слова вставить, а теперь молчите, как в рот воды набравши! — усмехается Тэхен и сразу же мрачнеет, а во взгляде черном проскальзывает голодный цепной зверь. Не пропал, лишь спал все это время, теперь пришло время взяться за работу. — Садитесь! — приказывает Тэхен.       И все разом усаживаются по своим местам, не смея Гадесу даже перечить, только близко к нему не придвигаются — боятся. И драгс тоже подчиняется, он мог бодаться с кем угодно, только не с Гадесом. Он наивно полагал, что раз тогда его Тэхен отпустил, более того, даже не пытался пригрозить или еще что, то силы у него не так уж и много, растратил всю в ту войну. Но телепортироваться в Раю без единого звука не могли даже архангелы, а Тэхен выпрыгнул из портала в разгар совета, как самый настоящий черт!       Чонгук на Гадеса смотрит, не скрывая своего удивления, ему на деле сейчас о многом его спросить хочется, а лучше подбежать и обнять, чтобы удостовериться, что все это не иллюзия! Но он остается сидеть на месте, проблему, которую не мог решить архангел, сейчас будет решать Гадес, против которого никто и слова не смел пикнуть. Только Намджун следил за братом внимательно, готовый его остановить, если того вдруг понесет.       Тэхен из-за стола медленно поднимается, красиво, грациозно, с такой убийственной дозой опасности в движениях, что вздрагивают все. Как известно — выводить Гадеса из себя не лучшее решение, а сейчас он был именно что взбешен. Когда дело касалось Чонгука, в нем просыпался настоящий зверь, требующий много крови. Если бы Тэхен себя не держал сейчас, то точно бы кого-то убил!       — И вот мы встретились вновь, разве не очаровательно? — Гадес тянет оскал, медленно плывя за спинами сидящих, заставляя их из-за этого дико нервничать, почти дергаться, не зная, что ожидает их впереди. — И почему все молчат? До этого были такими разговорчивыми!       — Я не желаю перед тобой снова пресмыкаться! — драгс дрожит, знает, что поступает опрометчиво, но надеется, что все вместе они все-таки смогут Гадеса победить! Нужно только поднять боевой дух всех лидеров.       — А я разве кого-то заставлял? — вкрадчиво интересуется Тэхен и останавливается прямо за спиной драгса.       А с ним словно и само время замирает, никто голов не смеет поднять, но мысленно явно радуется, что опасность пришла на ту голову, которая ее больше всего и искала. Тэхен намеренно громко кладет руки на спину стула, заставляя драгса крупно вздрогнуть, ломая свою маску перед всеми, на деле он готов снова молить Гадеса о пощаде к себе, но услышит ли он в этот раз — все еще вопрос.       — Разве я кого-то когда-то заставлял ползать передо мной на коленях? — Тэхен взглядом пылающим обжигает головы всех разом, хотя ни на кого конкретно не смотрит. — Разве я приходил в ваши дома и угрожал вам войной? Не припомню, чтобы такое происходило хоть раз, — низко рычит Тэхен, все еще стоя позади драгса, которого била крупная дрожь до сих пор. — Зато помню, как маниакально вы хотели прибрать к рукам мои земли, как в Ад вторгались без спроса, как войны пытались развязать, — Гадес нагибается к уху драгса и тихо, но слышимо для всех шепчет, — как прямо сейчас ваши войска стоят у ворот Рая, ожидая, когда можно будет начать свою омерзительную войну!       Чонгук пораженно глаза на Тэхена поднимает, ровно, как и все здесь, кто не ожидал такого услышать. А драгс со стула соскальзывает, на пол падает, низко кланяясь Гадесу, чуть ли не плачет, когда молит:       — Пощадите, господин, пожалуйста, пощадите! — Идти против Тэхена было провальным решением, думать, что он лишился своей силы — просто идиотизмом, а тащить к Раю войска — прямым актом объявления войны!       Драгс надеялся, что никто не узнает, ангелы бы не ощутили всего этого, не выгорело бы с попыткой Тэхена посадить в клетку, можно было просто раствориться в воздухе и подождать лучшего момента для осады. Но Гадес, вернувшийся, портил все, от его цепкого взгляда не могло ускользнуть ничего!       — Так вы собирались начать войну?! — Лидер ваннов возмущенно поднимается из-за стола, глядя на драгса, который по-прежнему валялся у Тэхена в ногах, прося милости, прося, чтобы тот сохранил ему жизнь.       — Именно так, — Гадес криво усмехается, презрительно обходя драгса стороной, — он использовал вас всех, чтобы начать войну против Рая, ах, да, еще и меня! — Тэхен усмехается и рукой взмахивает, открывая прямо над столом картинку огромного, молчаливого войска драгсов, стоящих прямо у ворот Рая. — Как по мне, так это прямая угроза войны, включая, что в данный момент в Раю находятся для совета лидеры пяти миров — идеальный план, чтобы убрать с дороги сразу стольких неугодных!       — Господин Гадес, господин Гадес!.. — драгс отчаянно в ногах у Тэхена ползает, от его былой уверенности и следа не осталось. Он с позором проиграл, показывая всю свою жалкую натуру по сравнению с самым сильным и загадочным существом во всей Вселенной.       — Это преступление против нашего союза, — вещает лидер ваннов, — схватите его! — приказывает она своим стражам. — Будем судить его так, как велит закон! — А драгс даже не сопротивляется, он готов с кем угодно пойти, лишь бы не остаться с Тэхеном, лишь бы не получить самое жуткое наказание от руки могущественного существа. — Однако вопрос открыт, — продолжает девушка, даже не смотря, как ванны и ангелы уводят драгса в темницу, — нам стоит ожидать от вас каких-либо сюрпризов? — Она в упор смотрит на Тэхена, единственная его, кажется, и не боится. И Гадес даже знает почему — она поняла.       — Я беру за него всю ответственность на себя! — Чонгук впервые за долгое время подает голос, уверенно смотрит на Тэхена, а затем на лидера ваннов. Он его защитит, защитит свою любовь!       — Возможно, — честно улыбается Гадес, получая от архангела хмурый взгляд из разряда: «Помолчи!». — Я никогда не претендую на чужие территории, но свои защищать буду.       — Если вы э-м-м… выйдете из себя, — лидер сарворов на Тэхена тоже смотрит, уже не пряча взгляд в стол, — мы это уже остановить не сможем, так ведь?       — Может, так и не нужно испытывать мое терпение? — сдержанно улыбается Гадес, но оскал не тянет, стараясь урегулировать все мирно. Он настоящий дипломат и воитель, он Хаос, Чонгуку никогда таким сильным — морально — не стать.       — В любом случае, я готова признать, что Тэхен, он же Гадес, не несет нам опасности, — заключает лидер ваннов, кивая Хаосу, зная, что он Хаос, та стихия, которой они поклонялись, но, не смея никому об этом говорить. Пусть все так и останется в тайне.       — Я по-прежнему господину Гадесу не доверяю, — лидер сарворов вдыхает, тут же даря Тэхену низкий поклон, прося прощение. — Но не думаю, что хоть одна наша клетка его остановит.       — Попытаетесь посадить меня в клетку, и вот тогда затикают часики моего терпения, — с улыбкой отвечает Гадес. — Я не трогаю вас, вы меня — все счастливы. — Заключает Тэхен. — А теперь я вынужден откланяться, у меня куча нерешенных дел. — Хаос тянет кривой оскал и без лишних слов хватает Чонгука за руку, выводя его из зала. А архангел идет, словно в трансе следует за ароматом лилий, плавится от прикосновения этих горячих рук к себе и все еще не может поверить, что вспомнил… это же… это же… архангел не знает, что сказать, не знает даже, что думать.       Тэхен резко вдруг останавливается, прямо рядом с красивым окном, составленным из мозаики, прямо в него вжимает Чонгука, грозясь тонкое стекло просто выломать, но идеально рассчитывая свою силу, как и всегда. В глаза черные смотрит, тянет кривую улыбку и прямо в губы Чону шепчет:       — Здравствуй, мой ангел!       *****       Время имеет свойство двигаться, безостановочно идти никого не дожидаясь, никуда не спеша. Оно не имеет чувств и эмоций, оно просто выдуманное нами слово, но оттого все равно словно реальное, безграничное, властное и неподвластное никому абсолютно. Никто не сможет его ход замедлить или остановить, уничтожить даже его действие невозможно — это сломает саму природу, и тогда цепная реакция превратит в прах все вокруг. Время — сам Хаос, его безграничное и удивительно мощное влияние на все и вся. Сила, которая не поддаётся анализу или вмешательству в ее систему, единое целое с каждым живым организмом, с каждой частицей, со всем вокруг. Сложная система этот Хаос, а уж созданное им время абсолютно неабсолютная единица, в которой и с погрешностью мир не измерить.       Чонгук впервые за долгое время пришел в дендрариум прекрасный, где в двух сотканных из цветов самих гробах, покоятся двое, чьи души навсегда останутся там, где замерло само время. Рядом с Чимином снова целая гора цветков вишни — Хосок недавно приносил, не забыл потому что. А около Юнги ярко-алые лилии распустились, огромные их головки несколько пугающе спускаются на его руки, мягко покачиваясь. Чон уверен, что самому бы демону это понравилось, его было тяжело испугать, а испугаться им проще простого. А рядом с самим гробом Тэхен сидит, раскинул свои крылья беспорядочно, руки сложил на бортике прозрачного купола, под которым лежал тот, кого он так сильно, до опьянения, любил.       Гадес сюда каждый день приходит с того самого момента, вот уже почти неделю как все вспомнил, а все равно приходил. Это ведь Юнги, маленький демон, который так отчаянно все это время звал его к себе, желая снова увидеть. Маленький демон, который и помог вспомнить все.       Чонгук тихо проходит вперед, руки кладет на плечи Тэхену и рядом с ним опускается в объятия лилий. Когда они приходят сюда, то часто так сидят, могут даже не разговаривать, просто молча сидеть у могилы Юнги и слушать его голос, отдающийся эхом от разрушенных стен, несущий всю чепуху, которую демон только хотел, ровно, как он и любил это делать. Это была не та третья сторона, как думал Чонгук, это было все еще то же влияние этого дендрариума, в котором время замерло, Тэхен сказал, что здесь душа может бесконечно покоиться, не исчезая, так как за жизнь демона Юнги был лишен возможности переродиться, его душу ждало забвение. Потому Гадес и попросил принести Мина именно сюда, чтобы он не растворился пылью, а был здесь, чтобы его вечно помнили и любили. Да все равно любили, что бы не случилось, а Тэхен все еще ясно ощущал, как кусок сердца был вырван из груди и похоронен прямо здесь, где лежал Юнги.       Сколько бы времени ни прошло, а Чонгук никогда не сможет заслужить этой жертвы маленького демона. И даже сейчас, находящегося в духовном состоянии, но сумевшего помочь в таком нелегком деле. Это ведь именно он помог Тэхену вспомнить, именно он знал способ, самый легкий и до банального простой, о котором не подумал никто, хотя он постоянно маячил перед глазами. Нужно было позвать Гадеса по его настоящему имени, просто попросить, чтобы Хаос вернулся и все. Так просто и так невероятно эффективно.       Чонгук ближе прижимается к Тэхену, вдыхая аромат мягкий лилий. Он до сих пор не может поверить, что все наладилось, что наступили времена, когда можно ни о чем не переживать, обнимая Тэхена, кутаясь в его огромных крыльях. И все благодаря Юнги, Юнги и отчасти самому Гадесу, появление которого пришлось так вовремя, чтобы предотвратить новую войну. Драгсы теперь под постоянным контролем, чтобы не вздумали снова воду мутить, к Тэхену многие относятся с диким подозрением, все знают, что при случае он может рвануть хуже, чем атомная звезда! Но может, потому что Гадес неожиданно появился, все, кто жаждал войны или каких-либо экстренных действий, утихли, не смея навлекать на себя его гнев или хотя бы привлекать к себе его внимание. Дьявол по-прежнему носил дьявольскую репутацию, хотя был невероятно прав — он никогда не жаждал войны, к ней стремились остальные, желавшие у него отобрать то, что он возвел или добился невероятным трудом.       — Я должен кое в чем тебе признаться, — тихо шепчет Чонгук, крепче руками обхватывая Тэхена, словно боясь его потерять. Боялся, вот именно что потерять его очень боялся. У архангела можно было отнять все вплоть до его разума, но только не Тэхена, только не его.       — И в чем? — Гадес набирает полную грудь воздуха, пропитанного ароматом глицинии, таким вечно наркотическим ароматом, которого постоянно мало.       Он еще и своими руками накрывает руки архангела на своей груди, призывая его продолжить. Он не из тех, кто будет судить за какой-то проступок, в его жизни их столько, что в пору ему было никогда бы в Раю не появиться, прозябая еще одну жизнь в Аду.       Чонгук больно сглатывает, ему, честно, тяжело такое говорить и признавать, но он себе слово дал, что как только Тэхен все вспомнит, то он обязательно все ему выложит, так будет правильно.       — Я обещал ждать тебя, — Чон лбом утыкается в спину Гадесу, лицо почти прячет в перьях пушистых, — но не смог. Мне нужно было подождать еще немного, но я тогда сдался, когда пришел к той пещере, на самом деле я сдался тогда.       Чонгук больно себя за губу кусает, чтобы ни капелька слезинки не сорвалась с глаз, и крепче в Тэхена вцепляется. Эта правда у него тяжелым грузом давно на сердце лежала. У него тогда был срыв большой, сразу перед возвращением Тэхена, он продолжительное время не то, чтобы к пещере не приходил, он пару дней не вставал даже с кровати, Хосок с Намджуном его насильно поднимали и заставляли функционировать. Но Чонгук об этом не станет рассказывать, он не хочет себя жалеть, в конечном итоге, это он нарушил обещание, которое дал Тэхену, это он в конце пришел к пещере и сказал: «Больше не могу!».       — Но ты все равно здесь, со мной, все равно не бросил меня, — Гадес легко улыбается, позволяя Чонгуку до хруста сжимать свои же пальцы, которыми ладони Чона накрыл. Архангел всегда был сентиментальным и откровенным, не забывая ни об одной своей ошибке. Но Тэхену не за что его винить, попросить его помнить себя семьсот тысяч лет, было слишком жестоко.       — Я не должен был сдаваться! — шепчет Чонгук, кусая и кусая свою губу, чтобы хоть немного было не так противно на душе, почти равно предательству. Да, именно так, предателем Чон себя и ощущал.       Тэхен мотает головой, хотя по-прежнему продолжает улыбаться. Он ловко Чонгука, за руки держа, вытягивает вперед, заставляя его упасть прямо в свои объятия, чтобы в черные глаза смотреть, чтобы доносить до них всю правду было легче, да просто, чтобы любоваться архангелом было легче.       — А я тебе благодарен, — Тэхен с улыбкой убирает с лица Чона волосы, зачесывая их пятерней назад. — Я не ощущал себя здесь лишним благодаря тебе, ты заботился обо мне, пока я ничего не помнил.       Чонгук сглатывает, смотрит в черные глаза, в те самые глаза, хотя космос в них так и сохраняется, но появляется кое-что еще. Кое-что свойственное только Гадесу, только он смотрел на Чонгука так каждый раз, словно видел впервые, словно запоминал по новому кругу все черты лица — жадно смотрел.       — Но я ничего не сделал.       — Это ты так считаешь, — улыбается Тэхен, — я уже второй раз попадаю в Рай без памяти. Тогда я был очень несчастен там, все были недоброжелательны и эгоистичны, а сейчас нет. — Тэхен взмахивает рукой, открывая портал. — Рай расцвел, благодаря тебе, — Гадес на ноги поднимается, утягивая архангела за собой на ту сторону, — меня изначально и боялись, но даже так помогали, когда я обращался с просьбами, меня не пытались прогнать или отдать совету, все очень дружны сейчас и свободны при том.       Чонгук просто моргает, слушая Тэхена с широко раскрытыми глазами. Он не знал этого, но ему было важно услышать, что он все сделал правильно, что все его труды такие долгие окупились, что он создал тот лучший мир, который мечтал.       — Так что, я должен сказать тебе спасибо за это, а еще за то, что дождался меня. — Тэхен ближе Чонгука к себе притягивает и без лишних слов накрывает его губы своими в мягком, легком поцелуе, почти детском, но наполненном настоящей, неподдельной любовью, которая за место кислорода теперь в легкие поступает, и пусть архангелу совсем не обязательно дышать.       Чонгук сам Тэхена к себе притягивает, сам поцелуй углубляет, почти настойчиво, его сердце желает большего, жаждет ощутить все то, о чем так долго мечтало. Архангел за нижнюю губу кусает Тэхена, игриво ему улыбается, раскованнее, чем сам от себя ожидал, у него еще и глаза блестят черные, зовут к себе, там чертята пляшут, с вызовом поглядывая на Гадеса.       — Вау, жду продолжения! — рядом раздается радостный, знакомый голос, заставляя Чонгука разом вздрогнуть, отходя от Тэхена на несколько шагов. Но этого уже и не надо, Люцифер все интересное уже успел узреть собственными глазами!       — Как ты и сказал, он твой племянник, — Гадес смотрит без грамма стеснения на падшего, крепко к себе прижимая Чонгука, никуда ему не позволяя от себя отойти, — попахивает извращенством смотреть на то, как мы целуемся.       Люцифер коротко хохочет, подбирая с травы изумрудной свои крылья. А Чон вот смущенно глаза прячет, краснея, он никак не ожидал, что кто-то их увидит.       — Я не смотрю, случайно на вас наткнулся, — падший улыбается по-змеиному, толкая язык за щеку, — к тому же, он мой племянник, мне нужно знать, с кем это он встречается и обнимается. Развелись в последнее время хулиганы!       Чонгуку хочется в воздухе просто раствориться, а лучше спрятаться Тэхену за спину и краснеть там столько, сколько душе угодно. Но он ничего из этого сделать не может, потому что слабым выглядеть не хочет, но и ответить ничего Люциферу не может. Однако этого и не надо, потому что Гадес отлично оборону умеет держать, архангел уже почти и забыл, но в словесных поединках выиграть у Тэхена было невозможно.       — Я тот самый хулиган, с которым он встречается и обнимается, — Чонгук на этих словах все-таки не выдерживает и прячет лицо в черной рубашке у Гадеса на груди, чтобы его алых щек и полыхающих ушей не было видно. — Готов выяснить, подхожу ли я ему? — Как вызов звучит, самый настоящий вызов, только архангел не спешит в него вмешаться, потому что знает, что до настоящей драки не дойдет. Они всегда на словах цапаются, а потом довольные расходятся, чтобы потом при встрече снова закуситься. Странная дружба.       Люцифер складывает руки на груди, у него крылья мощные и внушительные позади него небо ясное закрывают, но тягаться с черными красавцами Тэхена никто и никогда не сможет, это то, что не доступно никому, кроме старого бога, который не может умереть.       — Я бы с удовольствием, но не думаю, что в Раю уместно устраивать битвы, — улыбается Люцифер, не желая проигрывать Тэхену.       — Не уместно! — отвечает Чонгук, но так и не оборачивается, чтобы лица его было не видно. Зато вызывает улыбки на лицах обоих мужчин!       — Спустимся в Ад? — Тэхен вопросительно поднимает бровь.       — За что я тебя ненавижу, — рычит Люцифер, выдыхая, потому что проиграл без битвы даже, — выиграть у тебя просто нереально!       — Так уж вышло, — улыбается Гадес, обвивая показательно Чонгука одной рукой. Его архангел, только его, навсегда его.       Люцифер только фыркает на это:       — Ладно, идите, мое благословение вам совсем не нужно!       — Поздно как-то, — усмехается Тэхен, — мы уже с Чонгуком… — но не договаривает, потому архангел его рукой по крылу бьет, чтобы не сказал того, из-за чего потухающие щеки Чона снова вспыхнули красным.       Люцифер смеется, искренне смеется на это, уходя по своим делам, оставляя их наедине, он уже, в любом случае, день начал с интересного. Зато Чонгук даже не представляет, как после этого будет смотреть падшему в глаза, нужно было что-то ему ответить сейчас, а не прятаться. Но уж вышло то, что вышло.       — Ушел? — Чонгук поднимает голову и в глаза черные с весело прыгающими искорками смотрит. Тэхен улыбается, красиво так. И чего Чон так переживал, что он снова станет пугающим и мрачным? Да, иногда был, но что тогда, что сейчас рядом с архангелом улыбался, крепко прижимая его к себе.       — Ушел, — отвечает Тэхен, легко Чона на руки подхватывая, как пушинку. За бедра держит крепко, вынуждая архангела ногами его за талию обвить и снова краснеть, нещадно смущаясь.       — А вдруг кто увидит, — Чонгук рукой бьет Тэхена по плечу, игриво почти бьет, легко, не серьезно, потому что ему нравилось так проводить время. Такой Тэхен ему нравился, серьезный, но игривый одновременно. Жгучая смесь, сводящая с ума.       — Надо же, как покраснел, — улыбается Гадес, толкая язык за щеку, оглядывая всего архангела в своих руках с не скрытым интересом, — а когда пытался меня соблазнить, даже андеркат подстриг, и почти всю одежду с себя снял, ни грамма стеснения.       Чонгук краснеет еще больше, смущенно прячет лицо в ладонях и невнятно бормочет, хотя Тэхен его отлично слышит:       — Не было такого!       Гадес смеется коротко, резко руки разжимает и ловит удивленного архангела в жалких сантиметрах от земли, крепко к себе прижимая, вынуждая обвить его руками за шею, глядя в глаза с такого близкого расстояния, что у Чонгука прямое впечатление сложилось — он в черных зрачках тонет.       — Неужели? — в губы Чону выдыхает Тэхен, слушая, как сердце архангела дико вбивается в его грудную клетку, пробуждая и его дремлющий орган к жизни, предлагая жить, дышать, резвиться, как в детстве, которого не было, и просто получать от всего этого удовольствие.       — Я просто решил сменить имидж.       — А-а-а, — кивает Тэхен и резко от Чона отстраняется, улыбаясь довольно, — тогда пойдем, я тебе еще пару нарядов подберу. — И тянет его за собой, за куст богатых ярко-алых розовых цветов, за которыми открывалась прямая дорога к Белому замку.       — Нет! — Чонгук ярко протестует, упираясь ногами в землю. — У меня еще сегодня есть дела!       Тэхен оборачивается к нему, смотря на архангела с широченной, довольной, как у кота улыбкой.       — Но ты же сменил имидж! — напоминает Гадес, склоняя голову на бок, глядя как Чонгук только что попался в собственную ловушку.       Да, Чон уже давно не играл в словесный поединок с таким гениальным игроком — форы у него здесь не было и не будет даже за семьсот тысяч лет. Тэхен был таким сильным, что морально, что физически, а вот архангел был нежным цветком с шипами, правда, острыми, но не достаточно, чтобы превратиться и за миллионы лет в сам Хаос.       — Ты прав! — Чонгук наигранно дует губы, складывая руки на груди. — Я хотел тебя соблазнить, потому что ты не обращал на меня внимания! — Архангел подбородок гордо поднимает, хотя видит, что Тэхена все это заставляет только шире улыбаться. — И сейчас не обращаешь!       — Какой я плохой! — трясет головой Гадес, делая всего один шаг к архангелу, один, но такой медленный, такой предупреждающе медленный, который точно принадлежал хищнику, который подкрадывается к своей добыче.       Чонгук всегда ощущал себя жертвой охоты невероятно опытного и красивого охотника, каждой клеточкой тела ощущал. А сейчас так, вообще, предвкушающе дрожал от этого, ему не хватало этой дикости и страсти. У него даже сердце радостно в груди запрыгало, разгоняя кровь по венам с невероятной скоростью, заставляя гореть тело от этого сладкого и запретного.       — Не заметил даже, что мой ангел не застегнул наглухо свою белую рубашку, — и еще один шаг, взмах огромных черных крыльев, и упоительно дразнящее движение красивой руки совсем рядом с распахнутым воротом белой рубашки, показывающим слишком много, как для Чонгука. Но намеренно не застёгнутый до конца, чтобы Тэхен наконец-то обратил внимание! Гадес все видит, все замечает, но прикасаться к архангелу отчего-то до сих пор страшно, словно он растворится, если Тэхен сделает что-то не так. Потому он еще ближе к Чону подходит, улыбается туманно, так, что у архангела колени подкашиваются и… ловко застегивает рубашку Чонгука до конца, подмигивает ему и говорит весело: — А-то вдруг простудишься!       Чону хочется кричать, хочется ударить Тэхена хорошенько, а не идти за ним послушно, ощущая, как внутри все выкипает от недостатка внимания! Ну, хватит уже считать архангела слабым и хрупким, он не такой! И не выглядит таким! И, вообще, он жаждет от Тэхена некой грубости, пожалуй, даже властности, которая тоннами плескалась в черных глазах. Только Гадес абсолютно со всеми несгибаемый, неподвластный и жесткий, а рядом с Чоном становится мягким, насколько может, и игривым!       Тэхен без лишних слов залетает в спальню Чонгука, бросает архангела на кровать и с самым серьезным видом открывает шкаф, принимаясь перебирать там горы белой одежды, чтобы найти что-то подходящее своему вкусу. Чон просто на краю кровати сидит, недовольно стучит носком ботинка о пол, глядя на спину широкую, на крылья, которые постепенно втягивались, чтобы не мешаться. Тэхен не мог не знать, чего архангел хотел, но намеренно то ли его подогревал, то ли изводил, играя «святую» невинность!       — Тэхен, — зовет Чонгук, губу кусает, глядя на руки невероятно красивые, постоянно мелькающие на свету и тут же скрывающиеся в шкафу. — Гадес! — У архангела сегодня не так уж и много терпения, играть совсем не хотелось, только вот не Тэхену! — Хаос! — Требовательно рычит Чонгук и на него оборачиваются. Черные глаза с немым вопросом смотрят, а архангелу вдруг интересно становится — кажется, Тэхен не может не откликнуться, когда называют его настоящее имя, но проверять это было слишком жестоким. Чонгук в черные глаза смотрит, в самую их глубину, хватает себя за край рубашки и резко тянет его в сторону, заставляя пуговицы жемчужным водопадом разлететься в разные стороны, замирая на полу радужным перезвоном колоколов.       Архангел очень решительно настроен, у него тяжело и медленно при том вздымается молочная грудь, мышцы, в меру накачанные, ходят под кожей красиво, а тонкая талия выглядит слишком уж заманчиво на общем фоне. Чонгук смотрит на Тэхена, а сам буквально ощущает, в каких местах касаются его горячие руки, даже на расстоянии. По шее длинной, вниз на ключицы острые, сильно выпирающие и еще ниже к темным ореолам сосков, которые призывно стоят, ожидая от Тэхена ответных действий. А он смотрит, тянет улыбку такую, от которой у Чонгука внизу живота резкий груз оседает, лижет губы пухлые своим юрким язычком и выдает:       — Отлично, я как раз подобрал тебе новую рубашку! — И отворачивается, продолжая капаться в шкафу.       Чонгук, по ощущениям, сейчас просто взорвется! Тэхен издевается — по-другому этого и не назовешь! Он ведь точно знает, на что архангел ему так красиво намекает! Ну, красиво же, с этим нельзя поспорить, ведь Чонгук сам весь красивый, и это вовсе не его мнение, хотя сейчас он готов с ним согласиться, чтобы привлечь внимание Тэхена, который его жестко динамит!       — Гадес! — рычит архангел, и видит, что спина-то Тэхена смеется, потому что ему дико забавно наблюдать за таким архангелом! Он ведь не рассчитывал, что они когда-нибудь еще встретятся, он думал, что Чонгук его по итогу не дождется, так долго ждать никто, кроме самого Тэхена не умел. И это, в принципе, было нормально даже, ведь Гадес сразу сказал Чону, что тот может создать и новую пару в итоге, не ждать его — это жестоко столько лет быть одному. Только сам архангел себя одним никогда не ощущал, да, без Тэхена, да, ему было больно и пусто без него, но рядом были родные, те, кто неожиданно ими стал — Хосок и Тьма, Намджун, Люцифер. И они все ему помогали и поддерживали его, наверное, потому он и смог так долго продержаться, не погружаясь в свое собственное отчаяние.       — Да, мой ангел! — Гадес в этот раз его не игнорирует, сразу отвечает, но и не оборачивается, хотя очень хочется. Архангел сейчас невероятно красивый, запретно притягательный и коснуться его очень хочется, провести по молочной коже руками, собирая дрожь тела — такое искушение!       — Я приказываю тебе обернуться и смотреть на меня! — Чонгук никогда не приказывает, он обычно просит, но с Тэхеном, кажется, по-другому просто нельзя! А Гадес неожиданно послушный, он, и правда, оборачивается, смотрит туманно-черными глазами на архангела, такими, что у того и сомнений не остается — он его хочет, и держится, кажется, на честном слове. — Я приказываю… — а у самого Чона голос неожиданно дрожит, он сглатывает болезненно и глубже дышит лилиями, только больше в зависимость от них впадая.       — Что? — Тэхен криво усмехается, склоняя голову на бок, а у Чонгука от этого незамысловатого движения внизу все еще хуже становится — горит в огне, полыхает, и ноги дрожат, хотя архангел на кровати сидит, но ему отчего-то хочется несколько фривольно колени развести в разные стороны и на спину откинуться на мягкий матрац, приглашая Тэхена владеть своим телом. — Хочешь, чтобы я ближе подошел?       Гадес тянет оскал, и делает несколько шагов в сторону Чона, а у того сердце в такт этим шагам в груди бьется и замирает, ожидает. Ожидает сам архангел, огромными глазами глядя на Тэхена, смотря в его черные глаза, в которых можно было лишь тонуть и тонуть в сладкой темноте, но главное, чтобы рядом с самим Тэхеном.       — Хочешь, чтобы поцеловал? — Гадес подходит еще ближе, а Чонгука дрожью нездоровой прошибает. К нему идет хищник, из лап которого не выбраться, а Чон, в общем-то, и не собирается — выбираться не собирается, как и куда-то убегать тоже. Он сам готов в эти руки отдаться, главное, быть с Тэхеном. — Или хочешь сладкого, — Гадес резко на Чонгука налетает, роняет его на одеяло, нависая сверху. В черные глаза смотрит, улыбается криво, а у архангела от всего этого во рту пересыхает, он дрожит и не от страха. Он так предвкушает дальнейшее, что сам ножки в стороны разводит, позволяя Тэхену сократить разделяющее их расстояние еще сильнее. — Сладкого и долгого соития двух тел? — На ухо Чону шепчет Гадес, а архангела ведет, его так дико ведет, что он глаза закрывает, обхватывает лицо Тэхена руками и вверх поддается, к его губам, к поцелую, после которого станет новой дозой сладких лилий отравлен, но добровольно, сам.       Гадес целует мягко, не так, как требует архангел, за губы кусая Тэхена, глубже языком проникая к нему в рот, чтобы все границы разом перейти, чтобы приказать — любить горячо и долго, а главное, без нежности! Чонгуку в Гадесе не нежность вовсе нравится, а та властность, с которой он сейчас уложил его на кровать.       У Чона кровь закипает, у него нестерпимо все внизу живота горит, болит почти от ощущения близости Тэхена, он пальцами ему под рубашку скользит, руками жадными обжигает медовую кожу, но останавливаться даже не планирует. Лишь ближе к себе притягивает Тэхена, ногами талию оплетает и стонет впервые в сомкнутые губы, когда Гадес грубо имитирует толчок, нещадно раздразнивая возбужденную плоть Чонгука даже через плотную ткань штанов.       Тэхен себя еле сдерживает, он, на самом деле, на цепях себя держит, рычит утробно, готов кучу ошибок наделать, готов сорвать последние остатки одежды с Чонгука и любить его долго, красиво, а главное сладко. Связать и трахать всю ночь, слушая уставшие, но довольные стоны. Так заманчиво, но Тэхен ничего себе из этого не позволяет, потому что с архангелом нужно быть аккуратным, нужно не сделать больно.       Чонгук не согласен нисколько с этим, он торопится ярко, он хочет ошибок, несдержанности и грубости, пожалуй. Архангел стонет протяжно и поцелуй углубляет, за плечи к себе притягивает Тэхена, показывает, что он не забыл, он помнит, как с помощью одного поцелуя заставить их задыхаться этой любовью, требуя еще.       Гадес улыбается в сомкнутые губы, не может не улыбнуться на это, но позволяет Чону делать все, что тот хочет, и сам наслаждается тем, как голодно его целуют, как открыто отдают всего себя на жертвенник богу, вставшему на колени перед маленьким архангелом. Тэхен рукой скользит по красивому, а главное, обнаженному телу, дрожь собирает, стонами ласковыми наслаждается, вкушая запретный поцелуй. У архангела на шее даже сейчас на цепочке покоится перо — душа Тэхена, и это так значимо на самом деле, Гадеса это заставляет в их сомкнутые губы рычать, по-хозяйски сминая тонкую талию красивыми пальцами.       Чонгук пахом о пах Тэхена трется, их поцелуй разрывает, глотая воздух жадно, и не важно, что ему не нужно дышать — аромат лилий как наркотик теперь. Архангел провоцирует, играет почти грязно, в особенности, когда осознает, что у Гадеса на него стоит, железно стоит. Чонгука самого от этого осознания трясет нездорово, но руки уверенно рвут рубашку на Тэхене, потому что он пойдет сегодня до конца. Как и всегда, лишь с Гадесом до конца.       Грудь медовая очень красивая, идеальная. Хаос весь такой идеальный, на него, сколько не смотришь, а насмотреться никак не можешь, мало, каждый раз мало безумно. Чонгук слюну вязкую глотает, лижет опухшие, алые от поцелуя губы, и жадно руками скользит по гладкой коже, утопая во взгляде черном, предупреждающем почти. Чона уже ничто не остановит, он жаждет быть разорванным этим диким зверем!       А у Тэхена терпение не такое уж и прочное, особенно, когда под ним сладкий архангел, пахнущий упоительной глицинией, призывающий делать с ним все, что Гадесу вздумается. А делать хочется много всего, но в основном любить сладко-сладко, до убийственной дозы, но Тэхен себе, конечно же, этого не позволяет, архангелу страшно сделать больно. А если сорвется, то Гадес сделает больно и кучу ошибок наделает. Но вот Чонгук готов играть с огнем и в нем сгореть. Он настойчиво ладонью упирается Тэхену в грудь и заставляет уже его лечь на спину, позволяя Чону быть сверху. Гадес и не против, но в момент, когда на него сверху загорелись черные, туманно-жаждущие глаза, отчетливо услышал, как одна очень толстая цепь в голове с позором лопнула; если архангел продолжит, то Тэхен явно не сдержится. Да и кого он обманывает? Гадес хочет, чтобы Чонгук не останавливался, он сам хочет его любить, боится лишь не сдержаться.       Архангел губы лижет, удобнее на сильных бедрах устраивается, и делает то, из-за чего в голове Тэхена лопается еще одна толстая цепь с позорным звоном. Чонгук красиво бедрами трется о пах Гадеса, раскачивается плавно, слишком сексуально для архангела, слишком призывно, сам стонет, голову вверх закидывает, дышит прерывисто, держась руками за плечи Тэхена, но мучает их обоих, изводит, с радостью отмечая, как сильно пальцы Гадеса вонзились в его бока. Отлично! Чонгук готов порвать все цепи, на которых себя держит Тэхен. Но при этом и сам себя дразнит, у самого член больно вжат в ткань брюк, а внизу живота тяжесть невероятная скапливается, и все равно Чон останавливаться, не намерен. Каждый раз, когда они с Гадесом занимались сексом, то наслаждение в основном доставалось Чонгуку, Тэхен его целовал, ласкал и дарил такие незабываемые эмоции, от воспоминаний о которых архангел и сейчас дрожит. Теперь Чон хочет свой небольшой долг вернуть, включая, что роль его сверху Тэхен принимал очень легко.       Архангел свои покачивания бедрами останавливает, снова лижет губы, которые пересохли опять, в черных глазах тонет, видит, что его ждет, если прямо сейчас не отступит — и не отступит. Чонгук вдыхает аромат пленяющий лилий и нагибается к Тэхену, коротко целуя его в губы, путая пальцы в каштановых, густых волосах. У архангела кровь пенится на самом деле, он хочет уже сорвать с них одежду и без прелюдий приступить к тому, что затягивало узел внизу живота еще туже, заставляя с дрожью, почти болезненно стонать в алые губы своего партнера, отдавая ему всего себя и разделяя его голод на новом уровне, который Чонгук еще никогда не вкушал.       Тэхен в руках сжимает тонкие бока, сдерживает себя, хотя пальцами ниже спускается, сминая сочные ягодицы, вот только чертова ткань мешала ими полностью насладиться. Хочется порвать и проклятые брюки, но Чонгук с улыбкой дьявольской разрывает их поцелуй, сверкает своими черными, абсолютно невменяемыми глазами и ниже стекает, прокладывая дорожку поцелуев от острых ключиц Тэхена и ниже. Языком дразняще лижет возбужденные бусины сосков, с наслаждением слушает, как Гадес сцеживает воздух сквозь плотно стиснутые зубы и стремится ниже, явно выдавая все свои желания.       Чонгук никогда и никому не делал минет, что, в общем-то, и ясно. Но сейчас в нем запретное горит, у него член ноет, а кровь пенится и выгорает, остается только лилия, и вот вкусить ее еще хочется до жути. Чонгук просто хочет сделать Тэхену приятно, хотя, честно признаться, ему страшно, ведь что делать, он абсолютно не знает. Но продолжает медленно выцеловывать плоский живот, приближаясь к поясу брюк.       Тэхен в руках сминает одеяло, а хочется Чонгука. Он точно знает, что маленький дьявол задумал и ему бы его остановить, потому что дальше уже сам Гадес себя не остановит. Но он ничего не делает, только дышит тяжело, медленно, ощущая горячие губы на своей коже, смотря, как черная макушка аккуратно приближается к его разведенным ногам.       Чонгук языком лижет кожу рядом с поясом брюк, сам себя успокаивает перед тем, на что решился. Глаза поднимает и смотрит в черные омуты, в которых мгновенно тонет — опрометчивое решение, сопротивляться глазам Тэхена он никогда не мог. Но зато и сладкое, ведь пока Гадесу все нравится, у него грудь тяжело вздымается, и на дне черных глаз не осталось, кажется, ни одной цепи, которая его бы удерживала.       Чонгук вязкую слюну сглатывает, лижет коротко выемку пупка, заставляя Тэхена низко зарычать на это. Он только стремится держать себя в руках, но это вовсе не значит, что ему все равно на ласки и прикосновения к себе архангела, он их с удовольствием вкушает, тонет, захлебывается, а хочется еще и еще.       Чон выдыхает и сразу же полную грудь аромата лилий набирает, начиная дрожащими от запретного, пальцами расстегивать ремень на брюках Тэхена, а потом сразу и молнию, не смея в этом медлить. Архангел отчасти слишком тороплив, неуклюж, может быть, зато для Гадеса идеальный. Он с диким нетерпением смотрит на Чона сверху вниз, даже помогает ему с себя брюки вместе с бельем стянуть, чтобы утробно прорычать высоко в потолок, когда головка члена больно упирается в живот, наконец, получая свободу.       Чонгук дрожит, покрывается липкой дрожью, глядя на немалых размеров орган Тэхена, но во рту скапливается слюна, потому что архангел хочет. Дрожит и хочет, не знает, что делать, но хочет. У него у самого член ноет в штанах, но в этот раз он будет дарить удовольствие, потому что сам этого хочет. Чонгук пальчиками аккуратно прикасается к горячей плоти, несмело ведет ладонью вверх, в деталях помнит, как Тэхен впервые касался его, и на Гадеса смотрит, у которого кадык, кажется, сейчас горло вспорет, так высоко Тэхен голову задрал, чтобы сдержать себя, иначе, смотря на архангела у своих разведенных ног, он их точно утопит в диком наслаждении, взяв от хрупкого тела столько, сколько оно не сможет сразу дать.       Чонгук пока точно не знает — нравится ли Тэхену, но продолжает, откидывая все свои сомнения. Медленно наклоняется к возбужденному органу и аккуратно касается горячими губами головки члена, слушая, как дико шипит Тэхен, как одеяло рвется под его руками. Наверное, пока Чон делает все правильно, потому уже более уверенно он языком слизывает выступившую капельку смазки, глаза прикрывает и медленно лижет весь ствол, обводя каждую выпирающую вену. Архангела самого дико коротит от этого, он сам одной рукой сжимает одеяло, а второй кольцом обхватывает член Тэхена и ведет им снизу вверх, ощущая, как Гадес под ним весь напрягся, медленно выдыхая сквозь плотно стиснутые зубы. Чонгуку такая реакция и самому нравится, ему нравится, глаза распахнув, встретиться с черными, огненно-черными глазами, в которых сгореть не стоило ничего.       У Чона челка на глаза падает неаккуратно отчасти, он исподлобья смотрит на Тэхена, когда берет головку члена в рот и начинает ее с наслаждением посасывать, сразу закрывая глаза. Гадес думает, что этот момент у него в памяти надолго останется — архангел, искушающий, утонувший в своих же искушениях архангел.       Чонгук урчит и сразу стонет, потому что наслаждение в мозг нездоровой дозой бьет, потому что свой собственный член требовал к себе внимания, потому что делать минет Тэхену было хоть и волнительно, но невероятно затягивающе. Архангел себе рукой помогает, широко водит ею по стволу и сосет головку члена, полностью его не решается в рот взять, потому что опыта в этом у него нет. Да и Тэхену, кажется, и так нравится, он сдержанно рычит, высоко голову закинув, руками сжимает одеяло под собой, хотя хочется схватить архангела за волосы и грубо оттрахать в рот, но Тэхен свои желания в клетке запирает, позволяя Чонгуку делать именно то, что тот хочет и как хочет.       А архангел хочет доставить массу наслаждений, он хочет не только сам получать, но и отдавать. Раньше он об этом не задумывался, но сейчас все иначе. Чонгук языком проводит по возбужденной красной головке, слизывает еще смазку и свою же слюну. У него в черных глазах ни грамма здравой мысли, зато море желаний. Он сам себя через штаны за член хватает, хоть часть облегчения стремится так доставить, потому что терпеть становилось совсем невозможным, но губами снова припадает к головке члена, с легким причмокиванием доводя Тэхена до слепого желания архангела связать и оттрахать так, как он сейчас это делал в своих мечтах под закрытыми веками, напитывая себя морем удовольствий, чтобы ни за что не сорваться, а сорваться очень хотелось.       Чонгук сильнее свой же член сжимает, желает хоть долю чертовой легкости получить от этого, но только громче стонет, пуская волны вибрации по члену Тэхена, заставляя того глаза открыть, устремляя взор на архангела, по-настоящему готового довести Гадеса до оргазма своим милым ротиком.       Ну, нет! Так уж точно не пойдет!       — Ангел мой! — зовет хриплым, низким до чертиков, поджигающих желание и так в горящем теле архангела, голосом и все смотрит и смотрит, не смея оторваться от зрелища Чонгука самозабвенно посасывающего член Гадеса. Картина, которую следует запечатлеть на холсте.       Чон на мгновение плоть Тэхена изо рта выпускает, улыбается ему пьяно, облизывая влажные губы, а Гадес рычит, не может терпеть больше, слушая, как последняя цепь рвется, выпуская все желания наружу. Он Чонгука за плечи к себе подтягивает, обвивает его крепко руками за талию, топя в несдержанном поцелуе, и резко их тасует местами, подминая архангела под себя.       Чонгук не против, он с радостью на поцелуй отвечает, стонет красиво, заливисто, когда Тэхен его за губы кусает, грозясь вскоре одну вспороть, чтобы насладиться чистотой архангельской крови. Руками грубо разводит ножки Чона в стороны, сокращая между ними расстояние и с неудовольствием отмечает, что на Чонгуке все еще надеты штаны! Тэхен поцелуй разрывает, богом возвышается над архангелом, который дышит тяжело открытым ртом, и ловко скользит вниз, без лишних церемоний стаскивая с Чона штаны вместе с бельем.       Архангел стонет, когда прохладный воздух лижет головку возбужденной, ноющей плоти, он стонет, не заботясь даже о том, что его могут услышать. Да он даже и не думает об этом, все, чем мозги заняты — образом Тэхена, возвышающимся над ним голодным, диким хищником. Наверное, Чон безумец, если хочет быть им разорванным. Но кто бы устоял? Гадес как бог, и даже лучше, он живой и реальный, он идеальный, самый красивый и желанный.       Чонгук без стеснения разводит ноги в стороны, приглашая Тэхена ближе, приглашая к самому сладкому и запретному. А у Гадеса глаза еще темнее из-за этого становятся, он Чона за лодыжку хватает и грубо к себе подтягивает несопротивляющееся тело. Архангелу эта властность нравится, он готов отдаться ей полностью, отдаваться каждый раз без остатка. Он лижет губы, тяжело дыша, вдыхая только убийственную концентрацию лилий и смотрит, как Тэхен медленно опускается к его разведенным ногам, глядя на архангела полыхающими глазами из-под густой челки. Пугающий взгляд, абсолютно пугающий и заставляющий в страхе дрожать сердце, но для Чонгука самый прекрасный, тот от которого он не от страха дрожит, а от сладкого предвкушения.       Тэхен носом тянет аромат глицинии, закрывает блаженно глаза, чтобы потом, открыв их, намеренно высоко задрать ногу Чона, глядя как от желания дрожат звезды в черных глазах. Гадес манерно медленно пихает в рот себе палец, обильно его слюной смачивает и все смотрит Чонгуку в глаза, слушая его прерывистые вздохи зарождающихся стонов и бешеный барабанный ритм сердца, которое не могло остаться безучастным. Архангел готов вверх поддаться и сам в диком наслаждении обсосать каждый палец Тэхена, умирая от концентрации наслаждения, но Гадес, словно все это видит, он криво усмехается, очень провокационно, вынимает свой блестящий от слюны палец изо рта и очень аккуратно, любовно проводит им по сжавшемуся колечку мышц, заставляя Чонгука просто выпасть из реальности на пару секунд.       Доза наслаждения в крови становится убийственно опасной и прекрасной одновременно, настолько прекрасной, что архангел голову вверх задирает, судорожно пальцами вцепляется в одеяло у себя над головой и стонет открыто и громко, ощущая, как волна сладкой дрожи проходится по телу. Тэхен доволен, он свободной рукой мягко скользит по сильно выпирающим ребрам и ниже к предельно вжатому от наслаждения животу, проталкивая в архангела палец на всю длину, который удивительно легко в него вошел.       Гадес низко рычит. Ближе к себе подтягивает Чонгука, больно впиваясь пальцами ему в бедро, явно оставляя синяки, и в глаза смотрит с опасным огоньком на дне черных колодцев.       — Я сам… — Чон губы лижет, тихо выстанывая, — я взрослый, здоровый мужчина, я хочу… я сам...       Маленький развратный архангел!       Тэхен снова рычит, более несдержанно даже, чем в первый раз, и резко ныряет прямо к Чонгуку, безжалостно вгрызаясь в его губы требовательным поцелуем. Значит, он играл здесь добродетель святую, а архангел втайне от него баловался игрушками! Тэхена это не злит вовсе, но заставляет кровь пениться еще сильнее, заставляет быть диким и необузданным. Он сразу два пальца в Чонгука пихает, глотает его стоны, мягко проходясь по ребристым, очень чувствительным стеночкам. Архангел за плечи держит Тэхена, кожу ему легко вспарывает маленькими ноготками и сам поддается навстречу его рукам, желая ощутить это наслаждение глубже, запретнее. Да, он баловался наедине с собой, но все это ни в какое сравнение не шло с тем, что с ним мог сделать Тэхен.       Гадес рычит утробно, за губы сладкие кусает Чонгука, алые капли крови собирает, выпивая их вместо вина, чтобы опьянеть сильнее, чтобы все тормоза сорвало, хотя их не стало в тот момент, когда Чон прошептал: «Я сам». Развратный архангел!       Тэхен пальцы из Чонгука вынимает раньше положенного, толком и не играется с ним, совсем его не растягивает, потому что, видимо, всего этого не надо, можно отбросить аккуратность, которая так бесила Чона. Можно просто отдаться своим желаниям, впервые с Чонгуком Тэхен решается отдаться полностью своим желаниям, ничего не боясь.       А архангел это ощущает, он выше ноги поверх бедер Гадеса закидывает, расслабляется до предела, хотя сердце все равно предвкушающе дрожит, ожидая того, что будет дальше. А дальше Тэхен поцелуй разрывает, жадно слизывает проступившую капельку крови со сладких губ, в глаза черные пьяные смотрит и приставляет головку члена прямо к сжавшемуся колечку мышц. Как бы Чонгук не готовился, а отчего-то каждый раз, как новый.       Тэхен резко двигает бедрами и полностью входит в тугую дырочку, с рыком замирая, давая архангелу просто привыкнуть, потому что игрушки его явно были не большие и повторить размеры члена Тэхена не могли. Чонгук с явным привкусом боли разодрал кожу на спине Гадеса, медленно, размеренно дыша.       Больно. Не так, как в первый раз, терпимо больно, да и желание слишком сильной концентрацией в крови гуляет, чтобы архангелу потребовалось много времени, чтобы привыкнуть. И Тэхен такой потрясающе нежный… собственник, он на шее Чонгука оставляет огромные засосы, чтобы за тысячу метров было ясно, чей архангел! Руками его гладит мягко, успокаивающе, и сам тяжело дышит, явно сдерживает себя, чтобы не начать двигаться.       Сердце архангела прямо в грудь Тэхену вбивается, любит, стремится ребра выломать и уже убежать, сколько раз так оно наружу стремилось! И будет, потому что сам Чонгук любит Гадеса очень сильно. Он руками берет его за лицо и к себе притягивает, шепча в губы:       — Не сдерживайся.       Для Тэхена это как красная тряпка для быка. Он Чона за внутреннюю часть бедра хватает и в сторону его отводит, делая упоительно глубокий толчок, болезненный. Но боль улетает на дальний план сразу же, потому что Гадес попадает своей крупной головкой безошибочно по простате, заставляя архангела себя даже за губу укусить от того, как волна дикого наслаждения прострелила его прямо до кончиков пальцев на ногах, заставляя их в судороге поджать, чтобы не развалиться от этого ощущения.       Тэхен реакцией доволен, он знает, как доставить наслаждение, он все-таки Дьявол, совсем не бывший Дьявол. Он ударяет резко бедрами еще раз, вынуждая Чонгука раскрыться до предела, слепо глядя в белый потолок, явно его не замечая, а потом начинает уже безостановочно вбиваться в податливое тело, крепко держа Чона за бедра, не позволяя ему даже на сантиметр сдвинуться, соскальзывая с члена.       А архангел на постели мечется, член Тэхена безошибочно каждый раз бьет по простате, рождая такое наслаждение, что Чонгук не знает — бежать от него или просить еще. Он только стонет громко, несдержанно, слушая утробное рычание Тэхена, и мягким зефиром в летний зной растекается под сильным телом. Член Чонгука еще и между их животами зажат, пресс Гадеса по нему каждый чертов раз проходится при новом движении крепких бедер, сильно раздразнивает чувствительную головку, заставляя архангела буквально сгорать. Он долго не протянет — точно знает.       Тэхен трахает жестко, крепко держит за тазовые косточки нежное тело, натягивая его на себя снова и снова. У Чонгука даже ягодицы горят от того, как резко и сильно вбивается в него Гадес, создавая невероятную симфонию соития двух тел. Но останавливаться никто не спешит. Чонгук почти на подходе, он крепко вцепляется в истерзанные им же плечи Тэхена, голову задирает выше, обнажая манящую длинную шею, и стонет так, что и сомнений не остается — если кто проходил за дверью, явно понял, чем архангел здесь занимался.       Гадес удержать себя не может, он голодно вгрызается в молочную кожу, снова ее помечает, и продолжает грубо с оттенком ярким боли трахать Чонгука, который напору такому только рад, если честно. Это то, что ему было нужно, не нежность, а вот этот несдержанный огонь Тэхена.       Архангел пальчики на ногах поджимает, еще немного и он все. Мягкие волны Млечного пути перед глазами все ближе, а стоны все тоньше из-за охрипшего голоса. Только Гадес кончить Чонгуку не дает, он резко из архангела выходит, улыбается ему криво, нехорошо так, смотря на недовольное пьяное лицо Чона. Он же был так близко!       Тэхен губы облизывает, смотря в черные глаза, и шепчет на ухо томно, но с явно ощутимым бешенством:       — Чтобы не смел без меня с собой играться!       А затем резко на спину падает, тянет Чона за собой, укладывая и его на спину, но уже прямо на свою грудь, вынуждая архангела одну руку за голову Тэхену перекинуть, хватаясь за его плечо, чтобы не соскользнуть. Дьявол! Гадес, и правда, делает то, что хочет! Он одной рукой Чонгука за тазовую косточку держит, чтобы тот не упал, второй грубо его бедра в стороны разводит, сам свои ноги в коленях сгибает и снова входит в узкую дырочку без малейшего предупреждения.       Чонгук кричит. Под таким углом все становится в разы хуже! Нет, лучше! Нет… наслаждения столько, что он в нем захлебывается, крепко держась за Тэхена, который его обеими руками на себя натягивает, грубо вбиваясь в узкую, но уже разработанную дырочку.       Это слишком!       Для архангела всего разом слишком, он голову высоко закидывает, сорвано стонет, почти кричит, стараясь хоть от части наслаждения убежать, потому что, кажется, просто от него умрет. Но Тэхен не дает, он крепко за тазовые косточки Чонгука держит, продолжая его несдержанно любить так, как сам этого хотел. Он еще умудряется языком пару раз пройтись по возбужденному соску Чона, заставляя того просто в губу самому себе впиться, чтобы не заорать громче.       — Тэхен! — шепчет архангел, в бреду почти метается, у него ноги затекли, он их, по ощущениям, даже свести, наверное, не сможет. У него сердце вот-вот близко к банальной остановке, а внутри такая буря, что он ей даже сопротивляться не может, отдавая всего себя, кончая с хриплым, протяжным стоном, выдыхая как на повторе: — Тэхен!       Гадес рычит, по-настоящему, по-звериному рычит и входит максимально глубоко в нежное тело, кончая за архангелом следом, изливаясь прямо в него, как ему нравилось. Внутри удовольствие разливается, почти святая сытость, хотя сытым себя Тэхен ощущает крайне редко, особенно рядом с Чонгуком. Он из архангела выходит, в руках держит уставшее тело, нежно укладывая его в кольцо из своих рук на кровать и мягко в шею целует, собирая еще один букет глицинии, которой всегда будет мало.       Чон из своего мягкого космического моря выплывает медленно, ему даже шевелиться, честно, не хочется, он и может, что только руки запустить в кудрявые волосы Тэхена, медленно их перебирая.       — Впервые занимался сексом в Раю, — с усмешкой шепчет на ухо Чонгуку Гадес, смотря, как архангел медленно, но верно заливается краской. Какая прелесть!       — Мы же любим друг друга, — говорит Чон, фокусируя расплывчатый взгляд на Тэхене. — Значит, в этом нет ничего плохого.       — Я люблю тебя! — уверенно отвечает Гадес, заставляя сердце архангела сделать кульбит, а бабочек в богатом танце взлететь, волнуя нежное тело. И сколько бы это признание не слышал, а каждый раз как первый.       — И я тебя! — улыбается Чонгук, мягко прикладывая пальцы к медовой щеке. — Всегда только тебя!       — Всегда, — отвечает Тэхен, даря архангелу новый, воздушный поцелуй.       *****       Жизнь не стоит на месте, она движется, меняется, развивается во всех своих областях, чтобы дарить каждый раз новое, неизведанное, чтобы не заканчивать свой бесконечный ход, чтобы завтра наступало снова и снова. Солнце восходит и заходит, и в каждом измерении таких солнц разное количество, они сами разные, их функции разные, где-то жизнь, а где-то смерть. Но все это великий круговорот в природе нас, жизни, пугающей старухи смерти, да, просто великого и всевластного Хаоса, который создает, который есть все и ничто одновременно.       — Ну, Хосок-и, Хосок-и! — клянчит Тьма, по-детски надув нижнюю губу. — Ну, пожалуйста, ну, Хосок-и!       — Нет, — ангел устало трясет головой, — мы не пойдем в Ад!       — А было бы забавно! — встревает Люцифер, складывая ноги крестом, развалившись на соседней скамейке в самом вальяжном виде. Хосок бросает на него предупреждающий взгляд, потому что Тьма клянчить у него «поездку мечты» после начала активнее!       — Если она спустится в Ад, то ты останешься без работы, — усмехается Намджун, глядя на Люцифера. Хосок давится хохотом.       Хаос великая единица, словно неизвестная нам, словно бог, которого мы все так отчаянно ищем и если не признаемся в этом сами, то подсознательно этот бог нам нужен, нам нужно и важно знать, что где-то есть тот, кто нас создал, кто продолжает создавать жизнь, кто позаботится, чтобы мир разом не замер, чтобы мы не остались одни.       Старые боги мертвы — есть такое изречение, но живы они всегда будут в нас самих, в мире вокруг, в том камне, который мы видим каждый день или в пролетающих мимо облаках. В морозном дне или в теплом солнце. Всегда, боги живы всегда, потому что они и есть мы, каждая единица в мире, каждый разум и живое, и мертвое.       — Я хотел бы немного отдохнуть и попутешествовать с тобой, — Чонгук укладывает голову Тэхену на плечо, смотря на стайку голубей в безоблачном небе, носящуюся туда-сюда по своим делам.       — В чем проблема? — Гадес улыбается, вдыхая аромат чудесной глицинии.       — Кто-то должен смотреть за Раем, — вздыхает Чонгук.       — Можно попросить Намджуна или Хосока, — предлагает Тэхен, — к тому же, я в любой момент могу вернуть тебя обратно.       Заманчиво.       — И я хочу ребенка.       — Чего?! — Гадес, кажется, впервые так удивлен. Раньше Чону никогда не удавалось его ничем удивить хоть немного, хоть капельку. А тут нате вам! Стоило завести разговора о ребенке раньше!       — Ну, малыш, младенец! — с улыбкой поясняет Чонгук, голову поднимая, смотря прямо в черные, распахнутые удивлённо глаза. — Хочу ребенка!       Тэхена тянет сказать Чону, что тот и сам ребенок, но он себя сдерживает.       — Мы не можем иметь детей, ты же знаешь.       — Но мы можем усыновить! — улыбается ярче архангел.       Тэхен щурит глаза:       — То есть ты хочешь мальчика?       — Не в этом дело, — мотает головой Чонгук. — Просто было бы здорово стать для кого-нибудь папой.       — Папой буду я, а ты станешь мамой, — улыбается Тэхен задорно.       — Да хоть мамой, главное, чтобы ты согласился! — И архангел выжидающе смотрит на Гадеса, ожидая, что тот ответит. Тэхен вздыхает, мотает головой и начинает рассуждать как уже взрослое создание, а не маленький архангел, который, и правда, был еще слишком ребенком сам:       — Давай не будем торопиться, хорошо? Я готов взять ребенка, и двух, если МЫ будем готовы. Скажи честно, ты знаешь, как воспитывать ребенка?       Архангел мрачнеет:       — Нет. — Зато честно.       — Так давай сначала выясним, какие из нас выйдут родители. Потянем ли мы такую важную роль, — Тэхен с улыбкой взъерошивает волосы Чона под его недовольное сопение. — Торопиться в таком деле не следует.       — А что потом? — архангел не отступает. — Ты согласен взять ребенка?       — Да, я согласен, чтобы ты стал мамочкой!       — Эй!       Жизнь это тяжелый и полный нелегких поворотов аттракцион, здесь свои взлеты и падения, свои радости и печали. Судьба изменчива, она и меняет наш аттракцион, заряжая его новыми эмоциями и представлениями. И как бы сложно нам порой не было, а жизнь прекрасна, на самом деле. В ней сотни поводов радоваться, ждать нового дня, просто мы этого не замечаем, погрязли в рутине или жалеем себя. А жизнь-то вот рядом, в нас самих, просто остановись и приглядись! Мы самое прекрасное и самое ужасное творение, в нас столько эмоций, столько поводов для жизни, нужно просто ценить каждый миг, ценить сиюминутное счастье или любовь, которую к нам проявляют — будь то просто друг или вторая половинка, мама или папа, дедушка, бабушка или даже ваш домашний питомец, который непомерно рад просто тому, что вы существуете.       Любовь — самое прекрасное и самое ужасное в мире чувство. Но если мы не любим, мы не живем. А жизнь — это единственный миг, который дан нам на такой ничтожно короткий срок. И кто знает, есть ли другая сторона?